Право на жизнь (гет)

Джинни медленно открыла глаза, ощущая, как тяжесть мира наваливается на её грудь. Её тело болело, но это не было главным. Главная боль шла изнутри, от самой её души, и даже воздух вокруг казался тяжёлым, наполненным невысказанным. Она едва могла поднять голову с подушки, её шея и плечи так же болели, как и вся грудная клетка, будто каждая клетка тела не была готова вернуться к жизни.

Скользнув взглядом по палате, она заметила Джорджа, сидящего рядом с кроватью. Он смотрел на неё как-то странно, с гневом и беспокойством, но его глаза не отпускали её. Джинни сглотнула, пытаясь сделать вдох, но в груди так сжалось, что её дыхание стало ещё более тяжёлым. Каждое движение давалось с огромным усилием, и её пальцы, сжимающие одеяло, дрожали, как если бы они могли в любой момент перестать работать.

Она попыталась немного приподняться, но сразу почувствовала, как её тело протестует. Головокружение накрыло её с головой. Не в силах удержаться, она сжала глаза и попыталась остановить этот водоворот, чтобы хоть немного вернуть контроль.

Джинни почувствовала, как её тело теряет всякую упругость, словно оно стало хрупким и беспомощным. Её грудь вздымалась и опускалась, а на лбу проступил пот. Малейшее движение причиняло такую боль, что ей казалось, она не сможет вынести это. Она снова попыталась приподняться, но тут же почувствовала, как её рука бессильно свисла в сторону.

В этот момент Джордж резко наклонился вперёд, его лицо оказалось рядом с её. Его взгляд был не просто напряжённым — он был наполнен чем-то более глубоким, чем просто гнев. Он видел её слабость, он видел, как она страдает. Но больше всего его беспокоило то, что она пыталась скрыть это.

— Не пытайся встать, ты не в состоянии, — голос Джорджа был не таким, как обычно. Он был почти строгим, но в нём слышалась беспокойная тревога. Он быстро подложил ей под спину несколько подушек, заставляя её немного приподняться, но не заставляя её двигаться больше, чем нужно.

Джинни не могла ответить, её губы едва шевелились. Она лишь стиснула зубы, не желая показать, как сильно она боится, как невыносимо тяжело было даже это простое движение.

— Ты что, совсем с ума сошла? — Джордж не сдерживал эмоций. Его глаза сверкали яростью, но в глубине её отражался и страх. — Ты даже сидеть не можешь, а собиралась… — Он стиснул кулаки, но тут же смягчился. Сел рядом, внимательно смотря на неё. — Джинни, не понимаешь, что ты делала? Ты думаешь, мы все не видим, как ты разрушаешься?

Она не ответила. Всё её внимание было сосредоточено на том, чтобы сдержать дрожь, не расплакаться и не показать, как ей страшно. Внутри её было пусто, как в пустой комнате. Она даже не знала, что делать дальше.

В этот момент Джордж поднялся и прошёл к окну. Его шаги были твёрдыми, но в них чувствовалась нервозность. Он вдруг резко развернулся и вернулся к ней, опустившись на колени рядом с кроватью. Его руки мягко взяли её за плечи, заставив её взглянуть в его глаза. Он был близко — слишком близко, чтобы скрыть, как сильно переживает.

— Ты что, не понимаешь? — его голос был почти шёпотом, но в нём звучал глубокий упрёк. — Ты не одна, Джинни. Мы все с тобой. Ты не можешь просто так исчезнуть. Ты не знаешь, что нам всем было бы, если бы ты... если бы ты...

Джинни почувствовала, как её тело вновь дрожит. Её губы подёргивались, а внутри её горело всё от стыда. Она хотела ответить, но слова не шли.

Её глаза встретились с его взглядом, и на секунду всё вокруг как будто исчезло. Джинни почувствовала, как её сердце сжалось от боли. Она снова ощутила его заботу, его горячее беспокойство. Джордж был таким яростным, но он переживал за неё так, как никто другой.

— Ты даже не можешь понять, что это значит для нас, — продолжил он, чувствуя, как его гнев плавно сменяется на усталость. — Гермиона... она тебя спасла. Тебе не кажется это важным?

Эти слова застали её врасплох. Гермиона? Неужели она спасла её? Как?

— Что? — слабо спросила Джинни, не понимая, как это возможно. Её разум не успел среагировать, и тело вдруг ощутило, как тяжело понять это. Почему именно Гермиона?

Джордж, увидев её непонимание, вздохнул, но в его голосе не было злости — только усталость, от которой он сам не мог избавиться.

— Ты не помнишь, что происходило, да? Но Гермиона была рядом. Она была там, когда ты была на грани. Ты даже не осознаёшь, как сильно она рисковала ради тебя. А ты… ты думала, что это не имеет значения.

Джинни покачала головой, чувствуя, как ей стало трудно дышать. Всё это было так страшно и невообразимо. Она снова закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки, но все её силы ушли.

Джордж не стал её уговаривать больше. Он просто осторожно взял её за руку, немного сжимая её ладонь, как если бы хотел напомнить, что он рядом. Ведь, несмотря на весь гнев и отчаяние, он не мог оставить её в этой тишине и пустоте.

— Ты не одна, Джинни, — прошептал он, словно обещая ей это. — Ты не одна.

Тишина между ними висела тяжёлым, неуютным покрывалом. Джинни сидела, зафиксированная под мягкими подушками, её дыхание становилось всё ровнее. Несмотря на тот шок, который пережила, её тело начинало понемногу адаптироваться к этим новым ощущениям: боли, усталости, но также и безопасности, которую она, возможно, не до конца осознавала. Джордж не отводил глаз от её лица, его рука всё так же нежно держала её бледную ладонь, стараясь дать ей хоть малую часть тепла.

Она ощущала, как его прикосновение наполняет её спокойствием, но она знала, что он не успокоится до тех пор, пока не получит все ответы.

Её глаза начали привыкать к полумраку в комнате, и, казалось, время стало течь медленнее. Она закрыла их на несколько секунд, пытаясь забыться, но в этот момент тишину нарушил голос Джорджа, спокойный, но твёрдый.

— А теперь давай честно, — его слова прозвучали почти как некое заключение, но оно было лишено той решительности, что обычно сопровождала его речь. Этот вопрос казался таким простым, но в нём скрывалась масса незаданных вопросов, которые Джордж в тот момент не мог просто так оставить без ответа. — Кто он, Джинни?

* * *

Утро было тихим, мирным. Возможно, именно поэтому Гермиона чувствовала себя такой уязвимой. За окном не было ни единого облачка, и первые лучи солнечного света мягко пробивались через шторы, наполняя комнату тёплым светом. Время было ещё раннее, но в доме Гарри и Гермионы уже царила атмосфера уюта и привычного спокойствия. В это утро, несмотря на всё, что происходило в их жизни, было что-то умиротворяющее.

Гарри уже был на ногах, аккуратно надевая свои туфли. Он прошёлся по дому в одном из своих старых халатов, поглядывая на Гермиону, которая в это время стояла у плиты, аккуратно помешивая кастрюлю с овсянкой. Она не пользовалась палочкой, как обычно, если ей нужно было что-то сделать на кухне. Сейчас она, как и всегда в последнее время, старалась делать всё руками, так она чувствовала себя более живой. К тому же, она заметила, что с каждым днём ей всё сложнее было использовать магию в обычных, повседневных ситуациях.

— Ты не собираешься использовать палочку? — Гарри с улыбкой подошёл к столу, наблюдая за её движениями. Он знал, что она предпочитала готовить именно так, но всё равно не мог не спросить. Она поморщилась, взглянув на него.

— Иногда мне просто хочется сделать что-то без магии, Гарри, — ответила она, избегая его взгляда. — Это… успокаивает.

Он ничего не сказал в ответ, лишь мягко кивнул, подходя к ней ближе. Гермиона подала ему тарелку с завтраком, аккуратно накрытую маленьким полотенцем. Он сел за стол и принялся за еду, наслаждаясь её вкусом. Это был типичный утренний ритуал. Без излишних слов, без магии, только обыденность, в которой было что-то особенное. Гермиона обычно готовила ему самые простые блюда, но каждый её жест, каждое движение приносили в дом тепло и комфорт. Гарри посмотрел на неё, как она стояла рядом, глядя на него с мягкой, слегка озабоченной улыбкой.

— Ты уверена, что хочешь остаться дома сегодня? — спросил он, собираясь встать, чтобы отправиться на работу. Он был всегда в движении, готовый снова встретиться с реальностью мира, который после войны казался таким сложным и непредсказуемым.

— Да, я просто останусь дома. — Она всё ещё держала полотенце в руках, как будто пытаясь найти в этом какой-то смысл. — У меня есть несколько дел, но в основном мне нужно просто немного времени для себя. Ты же знаешь, как я люблю этот дом, и как важно иногда остановиться.

Гарри кивнул, не сомневаясь в её словах. Он хорошо знал её привычки, её стремление делать всё идеально и в то же время пытаться держаться в тени, избегая лишнего внимания. Но в глубине души он всё равно переживал за неё, особенно после всего, что произошло.

— Хорошо. Тогда я не буду уговаривать, — сказал он, вставая из-за стола и направляясь к вешалке. — Но если тебе нужно что-то, Гермиона, не стесняйся. Я всегда рядом.

Она улыбнулась ему, хотя в её глазах было что-то тяжёлое, невидимое для него, но о чём она не решалась говорить. Повернувшись, она подошла к нему и начала аккуратно завязывать ему галстук. Она обвила его шею этим тонким, почти прозрачным лоскутом ткани, её руки двигались с такой уверенной нежностью, будто она делала это миллион раз.

Гарри почувствовал, как её руки, такие тёплые и мягкие, закрутили его галстук в идеальный узел. Он замер на месте, наблюдая за тем, как она занимается этим, как она полностью сосредоточена на этом простом, но важном действии. Она всегда умела делать такие маленькие моменты значимыми.

— Знаешь, — сказал он тихо, глядя на её волосы, которые чуть касались его плеча, — я часто думаю, как мне повезло, что ты рядом. Ты — настоящий подарок, Гермиона.

Она остановилась на секунду, улыбнулась, но не взглянула на него. Её руки продолжали работать, но она была всё такой же сосредоточенной. Для неё такие моменты были важными — в них она находила какой-то смысл и покой. Маленькие повседневные радости — именно они делали их жизнь настоящей, полной.

— Ты — сам подарок, Гарри, — сказала она, заканчивая завязывать узел. Гермиона улыбнулась. — Не забывай это.

После этого она шагнула назад, наблюдая, как он снова поправляет галстук перед зеркалом. Он выглядел совсем как в те дни, когда они были молодыми, полными надежд и решимости. Он и сейчас был таким, решительным, полным энергии, готовым к любым вызовам. Только теперь, в её глазах, он был ещё более драгоценным.

Он взял свою шляпу и быстро надел её, стараясь избежать её пристального взгляда.

— Надеюсь, тебе не будет скучно без меня, — сказал он, с легкой улыбкой.

— Не переживай, — Гермиона едва заметно усмехнулась, будто её слова были полны скрытого смысла. — Я, знаешь ли, могу развлекать себя сама.

— Хорошо. Но если вдруг тебе чего-то захочется… — Гарри замолчал, так как понимал, что ей сейчас, возможно, нужна просто тишина и спокойствие, а не его беспокойные разговоры.

Он подошёл к двери и остановился.

— Помни, что если что-то нужно, я вернусь как можно быстрее. Не забывай об этом.

Гермиона кивнула и, повернувшись к нему, почти незаметно вздохнула.

— Хорошо, Гарри. Будь осторожен.

Он ушёл, а она осталась стоять в комнате, уставившись на окно. За его стеклом мир выглядел таким же ярким и чистым, как утренний свет, который всё ещё проникал через шторы. Но в её сердце было что-то тяжёлое, неясное. Она знала, что она сильная, и что сможет справиться с любыми трудностями. Но в этот момент, когда она оставалась одна, всё становилось немного сложнее.

Может быть, утро всегда будет таким. Полным маленьких ритуалов, которые дают ощущение порядка в мире, полном неопределённости. И пусть она оставалась дома, сегодня её сердце всё равно было переполнено мыслями, которые ждут своего времени, чтобы быть высказанными.

День тянулся медленно, и Гермиона, как и планировала, решила провести его в тишине и уединении. Погода за окном менялась, свет солнца постепенно уступал место мягкому вечернему туману, но сама она ощущала, что всё вокруг стало чуть спокойнее, как будто её внутренний мир тоже успокаивался.

Она просматривала письма и отчёты, редактировала тексты, думала о будущем и о том, как много ещё предстоит сделать. Но всё равно, несмотря на свою привычную организацию, мысли периодически уносили её в прошлое. В моменты, которые она ещё не могла полностью осмыслить.

Пока Гарри был на работе, Гермиона решила немного расслабиться. Включила на кухне кофемашину и позавтракала остатками овсянки, которую готовила утром для Гарри. Чашка тёплого чая и старый детективный роман, который она начала читать несколько недель назад, стали её спутниками в течение дня.

Часы тянулись медленно. В какой-то момент она засела в кресле у окна, погружённая в книгу. Странное ощущение — когда ты поглощён чем-то, но в то же время в глубине ощущаешь, что что-то не так. Эту неопределённость она ощущала всё сильнее, как бы она ни пыталась от неё избавиться. А теперь, когда она думала о своём состоянии, о своём беременности, о будущем, это чувство стало ещё более заметным.

Солнце уже скрылось за горизонтом, и в доме воцарилась вечерняя тишина. Она подумала, что будет здорово приготовить для Гарри ужин, когда он вернётся, но на кухне оставались только её мысли о том, как она всё-таки будет делать это... без магии. Без палочки. Это было странно, но для неё уже стало неким успокоением.

Поздним вечером, когда дом снова окутал ночной покой, Гермиона устроилась на диване с книжкой в руках. Свет лампы освещал её лицо, но глаза постепенно начали слабо опускаться. Она чувствовала, как тело само просит отдыха. Вот только перед тем как полностью уснуть, она услышала шаги в коридоре.

Гарри вернулся. Он вошёл в дом почти бесшумно, стараясь не нарушить тишины, как всегда, когда возвращался после долгого рабочего дня. Его присутствие было одновременно утешительным и тревожным, как бы он ни пытался скрыть это.

Гермиона, уже полусонная, на интуитивном уровне почувствовала его приближение. В последнее время она стала гораздо более чутко воспринимать его присутствие — возможно, из-за того, что она ждала ребёнка, а, возможно, потому что что-то в её самом сердце изменилось, и она не могла не чувствовать его эмоции, даже когда он не выражал их словами.

Она не стала даже пытаться прикрыться. Осталась сидеть с книжкой в руках, но сердце вдруг начало биться чуть быстрее, как будто её организм сам распознал, что его чувства не совпадают с привычным тоном. Он выглядел напряжённым.

Когда Гарри тихо подошёл к ней, Гермиона положила книгу в сторону, не подняв головы, но всё-таки услышала, как он тихо выдохнул, когда прошёл мимо. Он знал, что она всё равно заметит, и знал, что она почувствует, что с ним что-то не так.

Она потянулась, чтобы встать, и аккуратно погладила живот. Уже седьмой месяц. Это было удивительно — ощущать, как маленькое существо внутри неё растёт, что-то меняется в её теле, но она чувствовала себя по-настоящему живой. И когда её ладонь коснулась живота, всё вокруг будто замерло на секунду.

"Всё будет хорошо", — сказала она себе про себя. Это была не просто фраза, а настоящая утешительная мысль. Она знала, что сейчас многое зависит от неё, но с этим знанием было легко жить. И всё же в её жизни по-прежнему оставались вопросы, которые так и не были окончательно решены.

На Гермионе был лёгкий лиловый сарафан, который как-то особенно подчеркивал её утончённую фигуру и мягкие линии тела. Лёгкий материал слегка колыхался, когда она двигалась, придавая ей воздушный вид, как будто она не совсем из этого мира.

Её волосы были собраны в аккуратную гульку, но несколько прядей, слишком упорных, вырвались и теперь мягкими волнами касались её щёк. Эта легкость, с которой она носила такую прическу, лишь добавляла ей женственности и грации. Её карие глаза были почти темными в тусклом свете, но в них было столько тепла и внимания, что Гарри не мог не заметить, как сильно они искрятся в момент, когда она встретила его взгляд. А алые губы, слегка приоткрытые, как будто пригласили его к себе, вызывали в душе тёплое чувство.

В тот момент, когда она поднимала глаза, чтобы обратиться к Гарри, её улыбка быстро исчезла, заметив, как он стоял в дверном проёме, стиснув челюсти, и с выражением, которое она уже давно научилась распознавать — усталость, нервозность, угрюмость.

Он не двигался, будто не знал, с чего начать.

Гермиона сразу почувствовала, что что-то не так, и быстро встала с места. Подойдя к нему, она нежно положила ладонь на его плечо. Он был напряжён, слишком жесткий. Всё в его теле говорило о том, что внутри он борется с собой.

— Гарри, что случилось? — спросила она мягко, и её голос в этот момент звучал так, будто сама её забота могла утешить его.

Гарри повернулся, но его глаза были холодными. Он сжал губы, немного замешкавшись, как будто с трудом решая, стоит ли открываться или нет. Он отстранился немного, как будто пытаясь собраться с мыслями, но всё равно не мог скрыть того, что его терзало.

— Это… это нечто, что я не мог даже представить, — его голос стал хриплым, почти как если бы он боролся с собой, пытаясь не сказать слишком много. Он замолчал на секунду, собираясь с силами. — Я думал, что справлюсь, что смогу сделать всё правильно, но теперь… теперь всё выглядит иначе.

Гермиона, чувствуя, как его плечи сжимаются, аккуратно подняла руку и коснулась его лица, пытаясь направить его взгляд на себя.

— Гарри… — прошептала она, но он уже продолжил, перебив её.

— Это был Пожиратель смерти, — произнёс он с напряжением. — Кто-то, кого я бы никогда не заподозрил. Он как-то оказался в нашей жизни, и именно он устроил тот… тот инцидент с Джинни.