У Шэнь Юаня новый план (джен)

* Шэнь Юань *

Шэнь Юань мало что ненавидел так, как длительные перелёты на мечах, а другого транспорта тут не придумали, и телепортационная печать недоработана.

Зря Шэнь Юань предвкушал долгий и неспешный шоппинг, выбор тканей, приятный, вдумчивый, неторопливый разговор с портнихами по поводу пошива подушек. У него был готов рисунок дизайна, он надеялся, что профессионалы оценят его идею отказа от жёстких валиков под голову. И этого всего не будет, потому что необъяснимо злой и раздражённый Шэнь Цзю потребовал, чтобы Шэнь Юань летел к Лю Цингэ. Немедленно!

Шэнь Юань как чувствовал, не надо было приходить к такому Шэнь Цзю.

Он пробежал письмо глазами, чтобы ещё раз подтвердить для себя, что местные вообще не могут в логику. Отец Лю Цингэ болеет, и причём тут Шэнь Юань?! Му Цинфан и куча его учеников ждут всех хворых. Полная дурость — звать его, неумеху, на неизвестную смертным лекарям болезнь. И ведь не убедить, Шэнь Цзю только глазами гневно зыркает и чуть не кипит от злости. А он лучше других понимать должен, что на Шэнь Юаня такое не действует, он так же умеет и такие же глазки каждый день в зеркале видит. А намёки брат отказывается понимать, хотя Шэнь Юань яснее ясного говорит, что именно Шэнь Цинцю и должен лететь, в письме однозначно написано, кого ждут. Но Шэнь Цзю хлопнул рукой по столу, прерывая их постоянный спор на эту тему, приказал позвать У Мина и выпихнул Шэнь Юаня из хижины.

Шэнь Юань это ещё припомнит братишке — придёт тот в гости в его прекрасный замок, а он пауков в душ напустит или вообще горячую воду отключит. Приставил к нему соглядатая и думает, что это сойдёт ему с рук.

У Мин вышел из хижины следом через минуту и попросил время, чтобы собраться.

Шэнь Юань продолжал злиться и себя накручивать. Раз Шэнь Цзю так, то и он не будет сдерживаться. Он, он… Возьмёт ещё духовных камней! И спрашивать разрешения не будет, и на все камни накупит подушек, их будет так много, что Шэнь Цзю никогда не выберется из подушкового царства.

* У Мин *

У Мин привык к эксцентричности второго главы пика Цинцзин. Все, кто близко работали с ними, переставали путать глав уже недели через две. Парень мысленно называл их: старший и младший.

Ему до смерти хотелось узнать, какой именно эксперимент Шэнь Цинцю привёл к такому результату. То, что получилось в итоге, было идеально: один полон идей и проектов, творил, не задумываясь о последствиях; второй был тактиком, стратегом и потрясающим организатором, досконально разбирающимся во всех процессах не только своего пика, но и пика Цюндин, а с недавнего времени и пика Байчжань, он и про лекарский палаточный городок не забывал. Младший же был прагматичен, последователен, невероятно трудолюбив, но увлекающаяся натура заставляла его бросаться из проекта в проект, совершенно забывая обо всём остальном.

Сейчас второго главу явно прервали посередине процесса, он был зол, обижен и не собирался этого скрывать. Что обещало сделать дорогу до дома Лю Цингэ невыносимой.

И он оказался полностью прав. Шэнь Цинцю в нарушение всех приказов полетел не на север, мимо пика Цюндин в сторону столицы⁽¹⁾, а на запад, в сторону ближайшего городка, и там, оставив У Мина сторожить в стороне, пошёл в ближайшую лавку с тканями и исчез так надолго, что парень подумал — Шэнь Цинцю сумел проскользнуть незаметно и давно ушёл. Но нет. Всего-то через два часа (что можно делать в лавке с тканями столько времени, У Мин представить себе не мог) Шэнь Цинцю вышел совершенно спокойно, махнул ему рукой и полетел в сторону столицы. У Мину только и оставалось, что, чертыхаясь, догонять быстро и далеко улетевшего главу.

Теперь он узнал, что обычное тихое нытьё или недовольное бунчание⁽²⁾, характерное для второго главы, это не так уж и плохо. Намного хуже, когда младший глава заходит в каждую лавку с тканью и практически растворяется там. Парня кидало в холодный пот, когда он думал, что с ним сделает старший глава, если он умудрится потерять младшего. Но Шэнь Цинцю не терялся, он мигрировал от лавки к лавке и становился всё довольнее.

Правило «сытый мужчина — добрый мужчина» тоже не сработало. Что бы У Мин ни приносил на пробу, младший глава это не ел. Он брезгливо опускал нос в тарелку и быстро отворачивался. У Мин даже пригласил повара за инструкциями. Изрядно потрепав окружающим нервы, младший глава и вовсе отказался есть приготовленное по его рекомендациям. Обиженными остались оба, и повар, и учитель, а виноватым в неудаче они посчитали его, У Мина.

Ещё младший глава прямо сейчас начал экспериментировать со скоростью полёта на духовном мече. Если вначале его скорость была обычной, даже чуть медленнее, теперь он уносился вперёд с громкой вспышкой, оставляя ученика далеко позади, У Мину приходилось нестись изо всех сил, стараясь нагнать учителя. Хорошо ещё, что лавки встречались в каждом городе, и можно лететь от лавки до лавки.

Перед поместьем семьи Лю младший глава также ускорился и опередил У Мина. Когда запыхавшийся ученик нагнал учителя, тот уже успел произвести незабываемое впечатление на всех. Иногда это очень удивляло. Парень не знал никого, кто производил такое же впечатление, мастер Шэнь был классической иллюстрацией идеального образа бессмертного.

Ему повезло, младшего главу слуги и жильцы поместья успели порядком достать, и теперь учитель был почти рад его видеть.

За всё время, что У Мин следовал своему ученичеству, он отлично выучил этот взгляд в сочетании с идеально ровной спиной и подчёркнуто правильно сложенными перед собой руками. Мастер Шэнь дёрнул подбородком, и У Мин, вздохнув про себя, привычно занял своё место глашатая и распорядителя бессмертного мастера.

Слуг и домочадцев он прогнал, даже Лю Цингэ, подчиняясь повелительному взгляду зелёных глаз, был выставлен вон. У Мину было даже интересно, как Лю Цингэ будет жить в своём доме дальше — по сравнению с поведением мастера Шэня он не производил впечатление бессмертного.

Такое было много раз: сначала все стоят, открыв рот, потрясённые светлым образом учителя, его улыбающимися глазами, свежим запахом бамбука и светящихся колокольчиков, которые сопровождают каждый его шаг. Потом они увидят и остальное: проницательный ум, подмечающий всё взгляд и исцеляющую ауру, и потащат детей для благословения. Мастер только вздохнёт.

Он потребует чаю и проводить его в сад, где будет думать над проблемой, кружа одним и тем же маршрутом. А потом в воздухе разольётся ци мастера, взлетят золотистые ленты расчётов, и мастер Шэнь взлетит в воздух и, паря в ладони над землёй, будет напряжённо думать, а затем, что-то поняв, направится к больному. Сейчас это отец Лю Цингэ.

Люди, что раньше жадно смотрели на бессмертного, как на ярмарочного клоуна, и перешёптывались вполголоса, просто рухнут на колени в благоговении и будут всю жизнь вспоминать эту встречу и детям о ней рассказывать.

* Шэнь Юань *

«Почему в этом мире одни идиоты? — возмущался мысленно Шэнь Юань. У Мин, следуя его недовольному взгляду, распахнул створки. — Они взяли старика, закутали его в тонну одеял, закрыли все окна — и это летом!» Хорошо, что старик вообще не умер. Если бы так оставили Шэнь Юаня, он бы точно помер в муках — дышать в комнате было нечем.

Шэнь Юань понимал в диагностике меньше чем ничего. Из медицинских сериалов он знал, что нужно проверить слизистые, дыхание, проявление на коже, потыкать живот, может, болят конкретные внутренние органы, спросить, что беспокоит.

Из всего того, что можно назвать медицинским арсеналом, у него была его ци, знание некоторых местных ядов и противоядий к ним и то, над чем он думал всю дорогу — духовный чай. Всё это совершенно не должно было помогать смертным. Хотя на чай Шэнь Юань возлагал определённые надежды.

Ах да, секс с небесным демоном в принимающей позиции — супер-лекарство от всего. Шэнь Юань сардонически усмехнулся.

Старика было жалко ровно одно мгновение. Тот так посмотрел хитрыми расчётливыми глазами, что Шэнь Юань сразу вспомнил, что это его не первая жизнь, и вопросов к Лю Цингэ и его семье накопилось множество.

У Мин появился как никогда вовремя: он разогнал толпу слуг у дверей спальни больного, отправил человека организовать чай, снова выставил обоих братьев из спальни и занялся диагностикой. Всем тем, что Шэнь Юань делать не хотел: лез в чужой рот, щупал пульс, осматривал потное тело. А потом, вымыв руки, проводил Шэнь Юаня в местное подобие сада. Крохотный клочок зелени в центре классической для Китая постройки. Четыре здания углами примыкали друг к другу, так что в центре образовывалась квадратная площадь, здесь на усмотрение владельца мог быть обычный двор, а могли разбить и красивый садик, как сделали в этом поместье Лю.

У Мин только взгляд на слуг бросил, а те уже принесли столик, изящные стулья и душистый чай.

«Умеют же некоторые хорошо устраиваться», — с завистью думал Шэнь Юань. Он никогда такому не научится, местные его игнорировали и взглядов его не понимали, только на колени грохались, лишь бы даже чаю не нести.

— Что ты думаешь? — Шэнь Юань задал вопрос первым, он знал за собой такую особенность, аборигены были готовы многозначительно молчать часами, что-то своё понимая в длительных паузах. Шэнь Юань, воспитанный на западной культуре, терял терпение секунд через тридцать, если вести внутренний отсчет — где-то через минуту.

У Мин больше ничем не походил на недавнего бандита, без ветра и постоянного солнца в пеших странствиях кожа побелела, мужчина был тщательно выбрит и причёсан. Высокий, красивый и элегантный — настоящий ученик бессмертного ордена. Он сделал глоток чая, выждал паузу, красиво сложил руки перед собой и размеренно ответил:

— Яд, учитель, и старость. Ничего нельзя сделать. Яд редкий, похож на змеиный, противоядие я ему дал, но слишком много времени прошло, отрава проникла во внутренние органы, он не жилец. Был бы молод…

У Мин сокрушённо покачал головой. Шэнь Юань завидовал. Ему никогда так не выглядеть со своими плебейскими привычками.

Но не время отчаиваться, больного надо было лечить. И хоть он доверял мнению бывшего главного ученика Цяньцяо, тем не менее, он прекрасно помнил их топорные схемы циркуляции ци, может, и с остальными болезнями они обходятся так же.

* У Мин *

У Мин был удивлён. Учитель снова проявил себя с необычной стороны, он потребовал немедленно выяснить, чем именно отравили старика и как попал в тело яд. Откуда вообще взялась змея в императорском дворце и куда она потом делась. Без слуг глава семьи Лю не выходил никуда.

Старика пришлось осматривать повторно, и на ноге действительно нашли пару опухших и сильно покрасневших укусов змеи.

* Лю Цингэ *

Лю Цингэ сам не ожидал, как будет счастлив прибытию шисюна. Тот рухнул с неба, словно падающая звезда, в облаке прекраснейших одежд, и все замерли. Лю Цингэ не стеснялся использовать среди смертных ци, в его доме давно привыкли к появлению бессмертных и их возможностям, но Шэнь Цинцю явил себя так, что даже самые стойкие немедленно склонили головы.

Но бога войны не интересовал внешний вид, он ждал вердикта и всё понял, когда У Мин вышел из комнаты с печальным видом и покачал головой — сердце ухнуло куда-то вниз. Сам Шэнь Цинцю молчал, и только это удерживало бога войны. Надежда то появлялась, то исчезала, и не было никаких сил, чтобы успокоить себя и брата. Рядом суетились лекари, самый главный из них что-то лепетал.

— Хватит! — Шэнь Цинцю властно поднимает руку, и все замолкают.

Лю Цингэ кажется, что он спит или его сознание покидает его, чтобы через секунду вернуться, звуки доносятся словно через толщу воды.

Шэнь Цинцю раздражён, его губы презрительно сжаты, кажется, он что-то говорит, но Лю Цингэ не понимает ни слова. Тогда шисюн хватает его за плечо и тащит в комнату к больному.

Шэнь Цинцю требует, люди вокруг разводят руками и отрицательно качают головами. Он на повышенных тонах спорит с учеником, и тот осмеливается возражать, но и тут Шэнь Цинцю добивается своего.

Ему приносят чашку воды, он сажает Лю Цингэ на стул и, хорошо встряхнув за плечи, требует:

— Смешивай!

Только сейчас Лю Цингэ начинает слышать окружающих нормально: слуги шепчутся около двери, лекари топчутся рядом, он непонимающе смотрит на шисюна.

— Смешивай воду со своей ци! Много воды, мало ци! Давай быстрее! Времени почти нет.

И Лю Цингэ берёт себя в руки, получается не сразу, но после многих обвинений в бездарности он всё же делает это так, как надо Шэнь Цинцю.

— Теперь надо так же делать с кровью, — Шэнь Цинцю смотрит строго, — очень мало ци и много твоей крови.

Шисюн обращается с ним как с куклой, он сажает его над кроватью отца, ученик передаёт крохотный серебряный нож. Один укол в проступившую синюю вену, и по руке отца змеится кровь.

Лю Цингэ снова словно накрывает тяжёлым одеялом, звуки доносятся как будто издалека. Он не может оторвать взгляда от крови отца, медленно стекающей по руке и капающей в таз. Шэнь Цинцю не обращает на него внимания, он делает такие же проколы и на другой руке отца и в районе локтя у самого Лю Цингэ. И соединяет их вены своей ци.

Бог войны в шоке наблюдает, как по светящейся трубке ци течёт его кровь прямо в вену отцу. Но этого мало. Шэнь Цинцю злится, он требует, чтобы кто-то сжимал пальцы отца в кулак. Кровь должна течь быстрее.

Что-то говорит про тромбы, которые должны были образоваться из-за укуса змеи. Много раз повторяет, что кровь можно переливать только от сына к отцу. Лекари молча и ошеломлённо стоят рядом, и только У Мин продолжает задавать вопросы.

О чём это он?

Брат держит отца за руку и сжимает его руку в кулак, кровь стекает от локтя по предплечью, по пальцам и с неприятным звоном ударяет о дно. Лю Цингэ чувствует, как уплывает.

А Шэнь Цинцю рявкает над ухом:

— Контроль, идиот! Держи контроль! Мало ци, много крови.

Даже его ученик недовольно качает головой. Кровь отца гулко капает в металлический таз, Лю Цингэ начинает мутить.

Служанка, раздвигая толпу, заходит в комнату, громко охает и падает в обморок. Брат чертыхается, встаёт, доходит до двери, вытаскивает потерявшую сознание в коридор к другим таким же бледным и испуганным слугам, выталкивает лекарей.

Шэнь Цинцю вслед требует принести горячего чая, пирожных, вина и мяса. Брат передаёт приказ и закрывает дверь.

То, что делает Шэнь Цинцю, это страшно!

Это так близко к демоническим практикам, что хочется вытащить меч и прекратить пытки.

Отец лежит на кровати, еле дышит, прикрыв веки.

Шэнь Цинцю что-то бормочет сквозь зубы и вытаскивает неизменный гуцинь. Первый же удар по струнам срывает болезненное тоскливое оцепенение, и Лю Цингэ видит то, чего не замечал: отцу лучше, он розовеет на глазах, отступает смертельная бледность.

Музыка захватывает комнату, она мешается со свежим воздухом из окна, лёгким запахом бамбука и чем-то иным, обещающим надежду. Даже его измученный брат улыбается. У Мин, подчиняясь команде учителя, останавливает кровь и перевязывает руку, а Шэнь Цинцю аккуратно разъединяет их с отцом вены, на пол падает две капли крови.

Неужели всё закончилось?! Лю Цингэ чувствует, как медленно откидывается назад. Твёрдые пальцы хватают за плечо и встряхивают:

— Небесные боги! Лю Цингэ, приди в себя уже! Зажми здесь.

Шэнь Цинцю аккуратно закрывает прокол кусочком хлопка и заставляет согнуть локоть:

— Не вздумай в обморок упасть, побледнел весь. Ты что, крови не видел?

Шэнь Цинцю издевался и ехидничал в своей обычной манере, и только искреннее беспокойство в голосе выдавало его.

Брат подхватил таз с кровью отца, Шэнь Цинцю повернул вслед голову и велел:

— На камень рода⁽³⁾ вылей! И вели родичам и слугам благодарить предков. Пусть жгут благовония и подносят дары, у вашего отца второе рождение случилось.

Морок болезни окончательно развеялся, отец порозовел, дышал спокойно и спал крепко.

Жуткий таз унесли, и только несколько капель крови напоминали о том, что только что произошло. Шэнь Цинцю отдавал приказы слугам: отца требовалось мыть в лечебных травах, кормить маленькими порциями лёгкой пищей и вывозить гулять в сад раз в день в любую погоду. Постель надо менять ежедневно.

Растерянные слуги пытались всё запомнить, и только ученик Шэнь Цинцю достал свинцовый карандаш, бумагу и записал все распоряжения слово в слово.

Повара расстарались на славу: в спальню вытащили подносы, полные снеди, повеселевшие слуги бегали туда-сюда. Шэнь Цинцю сунул ему в руки кусок мяса и чашку вина:

— Пей, ешь и не вздумай держать инедию после такой потери крови.

Шэнь Цинцю похлопал его по плечу, а сам углубился в разговор с учеником о коагуляции крови, о том, что яд не может копиться в органах, но распространяется по телу с током крови. Он предположил, что защитные артефакты замедляли распространение яда, но стоило их снять, процесс ускорился. Сам Лю Цингэ тоже как огромный живой артефакт, пока он рядом, болезнь замедлялась, стоило уйти — ускорялась. Вроде, всё было ясно и слова знакомые, а смысл ускользал.

Осталось понятным, что всю семью надо обеспечить артефактами и снимать их запретить.

А принцип переливания крови Шэнь Цинцю предлагал обсудить вместе с Му Цинфаном, два таланта быстрее найдут решение. Рисунки шприца — конструкции из металла или стекла с полым наконечником, поршня с пальцевым упором и цилиндра, который надлежит заполнять жидкостью, он им передаст, как только они вернутся в орден. А вот систему для передачи крови им придётся разрабатывать самим.

У Мин удивлялся и восхищённо взмахивал руками, даже Лю Цингэ слышал о недавнем уникальном открытии полой трубки, соединённой с бычьим мочевым пузырём⁽⁴⁾, Шэнь Цинцю же недовольно бурчал про любовь древних к клизме.

Суета разрасталась, родичи, да и слуги, восприняли спасение хозяина как знак богов и теперь радостно улыбались, пытаясь угодить хозяевам и Шэнь Цинцю с учеником. Тот только раздражённо хмурился и гнал от себя всех.

Лю Цингэ знал, что ещё ничего не закончилось, слишком много вопросов осталось между ними. И верно, когда шум поутих, Шэнь Цинцю сделал знак, мол, надо поговорить, и первым прошёл в хозяйский кабинет. Они так никуда и не отходили, всё время провели между отцовской спальней и кабинетом.

Лю Цингэ чувствовал себя так, как будто сам своими ногами должен идти к эшафоту. Шисюн смотрел прямо, не отрывая глаз.

И Лю Цингэ рассказал всё как на духу, про планы императора, про планы отца, матери и даже о роли сестры. И про фракции дворян, которых была не одна и не две, а минимум четыре, и о роли Ци Цинци, которая ловко подкидывала нужную информацию то одной группе, то другой, умело применяя принцип «разделяя, властвуй».

Шэнь Цинцю молча ждал, пришлось упоминать о роли Вэй Цинвэя, который поддержал заговорщиков. Шисюн почернел лицом, но и этого ему было мало. Пришлось звать брата, его рассказ о подковёрных играх императора и его семьи, о связях матери с дворцом Хуаньхуа сделал невозможное, Шэнь Цинцю призвал Сюя. Комната наполнилась ци, стало трудно дышать, с напряжённым звоном закрутились на поясе цветы сливы.

Лю Цингэ был готов ко всему: Шэнь Цинцю был в своём праве, лишь бы наказание понёс только он сам, но не его семья. Шисюн встал, на мгновение он тяжело опёрся о стол:

— Клятва преданности! — жёстко сказал Шэнь Цинцю, посмотрев прямо в глаза, — и сам всё расскажешь второму главе пика Цинцзин, отца взять не забудь. Клятву приносят все!

Тут с извиняющимся звоном исчезла Сюя, а цветы с пояса лентой вылетели в открытое окно. Шэнь Цинцю чертыхнулся и, резко развернувшись, вышел из кабинета.

Лю Цингэ перевёл взгляд на брата. Ему всё ещё казалось, что острый меч Сюя вот-вот со свистом вылетит из ножен и снесёт склонённую голову, заливая дорогой тёмно-зелёный ковёр, лежащий на полу отцовского кабинета, кровью.

Но обошлось. Хотя брат, как и он, понимал, что ожидает их за предательство, решения главы Цинцзин они оба ждали на коленях.

Шэнь Цинцю, старший боевой брат, был милостив, но не забывал ничего. Им придётся заплатить. Позже. А сейчас Бог войны испытал редкое облегчение. Всё разрешилось. Отец спасён. А от своих долгов он никогда не бегал.

Лю Цингэ встал, вышел в коридор и только успел заметить, как Шэнь Цинцю отдаёт распоряжение, готовый немедленно лететь. Только Сюя на поясе нет. Шэнь Цинцю приглушённо ругается, Лю Цингэ встаёт на меч и летит к нему, в этом он может помочь прямо сейчас.

1) Мне кажется, пики должны стоять кругом. Цюндин должен стоять на прямой линии к столице, справа от Цюндина — Цинцзин, слева — Сяньшу, то есть от этих трех трёх пиков ближе всех добираться до императорской столицы, можно считать, что от Цюндина идёт прямая дорога туда. А Шэнь Юань улетел в сторону, вместо того, чтобы лететь кратчайшим путём.

Вернуться к тексту

2) Бунчать — жаловаться, ныть так, что слышится только «бу-бу-бу».

Вернуться к тексту

3) У китайцев нет камня рода, есть камни предков, там жгут благовония и приносят дары, здесь имеется в виду самый старый камень первого предка. Мне, кажется, камень рода — более ёмкое название, поэтому использую именно его.

Вернуться к тексту

4) Это реальный прототип шприца, считается, что его изобрёл Гиппократ. Шприц изобретали несколько раз, окончательно он закрепился в медицине после тёмных веков средневековья, это было вполне логичное продолжение популярного тогда метода лечения — клизмы. По мнению многих, вдохновителем и того, и другого метода была волынка, и отсюда же появилось мнение, что музыка лечит, это не шутка, хотя забавно.

Вернуться к тексту