ГП и Ткач-недоучка (гет)

Мне было чудовищно плохо. Двоилось в глазах, тряслись от слабости ноги, дуднило в голове, хотелось рухнуть мордой в пол, и просто вырубиться, но я знал откуда-то, что нельзя терять сознание, а надо идти вперёд, пока тело способно двигаться.

А мир вокруг расплывался в очертаниях, троился, десятерился, и я одновременно брёл по коридору, бежал по крутому травянистому склону, протискивался сквозь каменную щель, падал в бездну, и отчаянно выгребал к далёкой поверхности, блестящая плёнка которой словно в кривом зеркале отражала мои отчаянные потуги вырваться к свободе и воздуху.

В сердце торчал ледяной кол, горело в мышцах, кишки связывались в тугой колючий узел, и я остатками разума понимал, что надо выбрать правильную Нить, но понятия не имел, какую! Отрезанная заклятием голова Бэкки подкатывалась мне под ноги, и я видел, что это голова Гермионы. Нет, её истерзанное тело корчится там впереди, на зеркальном полу огромного чёрного зала! Нет, это наши с Бэкки дети устроили завал из поваренных книг, что собирает моя жена... Или это Ловчие силки, в которых увязла Лавгуд?!

Жуткие картины возможного будущего и не случившегося прошлого плясали передо мной, вокруг меня, сквозь меня. Варианты событий — рождений и смертей, катастроф и успехов — разрывали мозг, подтачивали ткань мироздания, а я всё никак не мог нащупать спасительную нить, что вырвет меня из хаоса и безумия Страниц и Узлов Гобелена. И поэтому, когда я услышал, а точнее почувствовал не столько даже голос, сколько вибрацию-дрожание Нити, я отчаянно бросился по ней вперёд, сквозь безумный хаос потоков и сил мироздания, вкладывая в это усилие всё своё желание выжить. Я бросился к спасению, как голодный паук бросается на жертву. Только в этот раз я сам был и жертвой, и хищником...

— Что с тобой? Ты можешь говорить? — крепкая женщина средних лет с короткой стрижкой, что совсем не шла к её квадратному подбородку, склонилась надо мной в полумраке коридора.

— Тебя кто-то проклял? Сейчас...

Она выхватила палочку неуловимо быстрым движением, которое можно отработать только долгой практикой, закрутила вокруг меня зелёную спираль диагностического заклятия.

По телу пробежали иголочки, защипало в носу, и я неожиданно для себя оглушительно чихнул, и вместе с этим чихом мир перестал двоиться, мыслям вернулась привычная чёткость, а из тела ушла слабость.

— Благодарю вас, мэм, — прошептал я саднящим горлом, — прошу простить за причинённое беспокойство...

— Ничего, — женщина вставила в глазницу монокль, вынырнувший из глубин мантии ей в руку, уставилась на меня, тут же став похожей на одноглазую сову. По артефакту прошла радуга магических цветов, по моей коже снова пробежались иголочки, и женщина удовлетворённо кивнула головой.

— Что ж, хорошо. Пробоя магической оболочки нет, истощения тоже. Встать можешь?

Я прислушался к внутренним ощущениям, поднялся на ноги, опираясь о стену, Вокруг тянулся пустой министерский коридор, а я, оказывается, свалился за парой здоровенных ваз с синими драконами, которые извивались меж облаков, неодобрительно на меня косились и трясли усами — дескать, они бы мне показали, как перед ними валяться, да защита не пускает. Прямо из ваз поднимались в невысокий потолок исковерканные хитрым образом деревья.

— Бонсай?? — вырвалось у меня. В прошлой жизни было такое время, когда я здорово увлекался бонсаем, икебаной, и прочими суми-э с тяно-ю. Девушка у меня тогдашняя от всей этой экзотики фанатела, а я вместе с ней за компанию. Потом она вышла замуж за настоящего японского мангаку (это который ихние комиксы рисует, а не ругательство, если что), и мне пришлось вернуться на бокс, чтобы скорее выбить из головы память об этой сероглазой дурочке. И хотя чувства погасли давно, ненужная информация в памяти осталась.

Женщина пожала плечами на мой возглас:

— Ну а что с ними делать ещё, с вазами? Подарок от чжунгоских магов — сделаны чуть ли не во времена Восьми Бессмертных, а такой магией от них тянет, что всё дохнет, что ни положи. Сьюзан, племянница, вспомнила про японские деревца, и они почему-то принялись. Вон какие вымахали. Идём.

По мановению палочки рядом с нами растворился в воздухе кусок стены, и полумрак коридора разорвал яркий свет рабочего освещения. Женщина покосилась на меня, шагнула в проём, и я последовал за ней.

На мгновение заложило уши от перепада давления, по коже пробежали мурашки сторожевых заклинаний, в носу защипало от приторно-сладкого запаха, и я услышал:

— Ты снова жжёшь эти палочки?

— Но, госпожа Амелия, они ведь действительно проясняют разум!

В большой комнате за рабочим столом хмурилась обиженно молодая шатенка, глядя с немым укором на мою спасительницу. Та вздохнула, повернулась ко мне:

— Иногда я начинаю думать, что в выражении «китайское коварство» спрятано намного больше смысла, чем кажется на первый взгляд. Уважаемые гости почтили нас своим прибытием ещё в прошлом году, а запах от них до сих пор вывести не удаётся.

— Мэм! — вскинулась девушка. — Зачем вы так?!

— Работаю на публику, — кивнула тётка в мою сторону, — хочу выглядеть строгой начальницей. На пол-часа меня ни для кого нет.

Она двинулась по ковру к большим резным дверям, а девушка, — видимо, секретарша, — махнула мне рукой, типа, чего стоишь,не тупи!

За дверями оказался здоровенный кабинет с портретом какого-то древнего волшебника в мехах и бархате, традиционным камином, и тяжёлой мебелью из старого дерева. Не знаю, что это была за порода, но выглядела она дорого и солидно — в самый раз для серьёзного деятеля Министерства. Панели на стенах соответствовали антуражу, и, в общем, не так чтобы сильно отличались от комнат в Крайтон-мэноре, где мне удалось побывать.

Почти как дома оказался, блин...

Женщина прошла мимо огромного рабочего стола, и опустилась в кресло у журнального столика на львиных ножках, тоже старого и солидного. Уверен, мидсаммеровские антиквары за такою мебель маму родную бы продали. На столике мягко поблескивал в каминном свете хрустальный набор для виски — низкие «шоты», до середины полный тяжёлый графин, фарфоровые блюдца для закусок, и тонкая изящная ваза, в которой притягивала взгляд «звезда Кортеса»: очень редкий, дорогой и красивый цветок, который выращивала у нас в дальних теплицах мадам Спраут. Подружки?

— Садись, — указа рукой женщина. — Рассказывай, что случилось.

— Не знаю, мэм, — осторожно протянул я. Рассказывать незнакомой тётке о своих переживаниях не хотелось совсем. — У меня летом Пожиратели убили родителей, а тут встретил знакомых, и... Разволновался, наверное.

— Убили родителей? — нахмурилась женщина. — Как тебя зовут?

— Колин Крайтон-Криви, — поклонился я перед тем, как садиться. — Вассал по слову рода МакГонагал. Прибыл в Министерство по личному делу.

— Крайтон? Криви? — женщина задумчиво почесала подбородок. — Подожди-ка...

Она махнула волшебной палочкой , одна из боковых настенных панелей отошла в сторону, открыв доступ к полкам с папками, свитками и чуть ли не бамбуковыми дощечками. Из этого хранилища информации пахнуло магией такой мощи, что я невольно прищурился. Из недр выпорхнуло несколько пергаментных свитков, которые зависли перед женщиной, развернувшись во всю свою длину. Та вставила в глаз монокль, каким-то хитрым движением нарисовала непонятный узор, вслед за которым свитки начали проникать друг в друга, сливаться в единую мешанину. Строчки перетекали со страницы на страницу, вспыхивали всеми цветами радуги, менялись почерки и написание букв, пока тексты не соединились окончательно в один не слишком длинный свиток.

Женщина удовлетворённо хмыкнула, прожала глазами полученный текст, и отменила заклинание — свитки распались в первоначальное состояние, упорхнули на полки, панель вернулась на своё место.

— Могу тебя поздравить, Колин, — родовых врагов у тебя нет.

— Благодарю вас, мэм, — осторожно протянул я, — а...

— Близких родственников тоже, если ты об этом. Из дальних есть Брикс-Моуглы, но последнего из них видели не то пять, не то семь лет назад, и был он не в лучшем состоянии. Так что, возможно, к этому времени уже умер.

— О!

— Родовой манор запечатан пару веков назад, но, по слухам, во время последнего гоблинского восстания его разворотили в щебёнку, потому что там укрывались ренегаты-волшебники. Как ты помнишь из лекций Бинкса, их уничтожали с особой настойчивостью.

Она улыбнулась.

— Зато от Гринготтса претензий нет, и на ингредиенты тебя продавать не надо.

Она посмотрела на моё ошарашенное лицо, улыбнулась:

— Не бойся, про ингредиенты я шучу, на территории магических поселений решения гоблинских Тингов силы не имеют.

— Мне говорили, что Крайтоны давно отошли от магического мира, потому что много поколений родились одни только сквибы.

— Бывает, — кивнула женщина, — особенно после сильного, правильно выполненного проклятия на Род. Ты из-за этого в Министерство пришёл ведь?

— Нет, мэм. Я хочу издать книгу.

Брови женщины поползли вверх. Она уставилась на меня с изумлением:

— Книгу? Не рано?

Я вздохнул, положил на столик перед ней папку с фотографиями:

— Во-первых, это не просто книга, а во-вторых, не один, а в соавторстве,.

И пока она перебирала изображения, я раскрыл свою идею сделать справочник нового типа. Женщина слушала мой рассказ, просматривая картинки, благосклонно кивала головой, остановилась на какой-то фотке, затем подняла на меня глаза:

— Так ты тот самый Криви, мальчик с Гриффиндора, что не расстаётся с фотоаппаратом даже в уборной?

Я поперхнулся.

— Ничего, — отмахнулась она, — не обращай внимания. Значит, это твои личные работы...

Собеседница с новым интересом начала просматривать фотографии, негромко бурча что-то вроде:

— Неплохо, неплохо... И здесь... Очень милый кадр...

Потом отложила всё в сторону, внимательно посмотрела на меня:

— А почему ты решил сделать книгу именно для домохозяек?

Я растерялся от столь неожиданного вопроса.

— Я думал, что это может заинтересовать больше таких, как я сам...

— Чистокровные снобы ничего нового не принимают? — понятливо кивнула женщина, и я смущённо опустил глаза.

— На этот раз мне придётся тебя удивить, Колин, — чистокровные тоже интересуются новинками. Мне нравится твоя идея и твой стиль...

Она ещё раз полистала фотографии.

— Но делать мы будем не альбом для молодых хозяек, а полевую методичку для авроров. Я смотрю, вот у тебя здесь «жгучий мох», например, — хоть сейчас в наглядное пособие. «Холодные слёзки» сможешь так же сфотографировать?

В голове лихорадочно закружились мысли — то, что она предлагает, немногим отличается от фуд-фотографии, которой я занимался в прошлой жизни, когда свадьбы обрыдли. Построить бестеневую камеру я сумею, удобный ракурс сделаю, и, пожалуй, в этом переплюну всех здешних мастеров светоживописи, потому что у меня за спиной опыт и знания двадцать первого века, пока они в девятнадцатом прозябают.

— Конечно смогу, — выдохнул я. — Но это ведь зимнее растение, его сезон уже прошёл...

— Я думаю о серии таких руководств, — отмахнулась она, — которые посвящены отдельному годовому сезону, месту работы и так далее. Если ты покажешь, что умеешь работать в команде, даёшь стабильный материал, то многолетний контракт будет у тебя в кармане.

— А с кем контракт, мэм? Я плохо ориентируюсь в Министерстве, простите.

Тётка уставилась на меня с искренним изумлением:

— Ты не знаешь, что это за отдел?

— Понимаю только, что не Невыразимцы. Я их на месте преступления видел, и они совсем на вас не похожи, мэм.

Сквозь дверь просочилась прозрачная лисичка с тремя пушистыми хвостами, пробежала по ковру, разбрасывая серебристые искры на весь кабинет, и вскочила на столик между нами.

— Миссис Амелия, пол-часа закончились. К вам ночной дежурный с суточной сводкой.

— Миссис Амелия... — прошептал я, ощущая, как лихорадочно крутятся шестерёнки в мозгу. — Племянница из «барсуков»...

— Её зовут Сьюзан, — улыбнулась женщина с моноклем. Похоже, её здорово веселила моя растерянность.

— Амелия... Боунс?! Глава Отдела магического правопорядка??

— Бинго, — весело кивнула глава магической полиции. — всё-таки догадался, Колин, поздравляю.

— Прошу прощения за мою тупость, госпожа директор...

В общем, озадачила она меня, после того, как отсмеялась, по самое "не могу". Папка стала толще чуть не в два раза из-за её рекомендаций и моих записок, которые я едва успевал чёркать на подсунутом под руку папирусе (не стесняйся, Колин — египтяне никак не хотят примириться с тем, что их папирус совсем не тот, что был во времена фараонов. Нам вечно приходится потом эти подарки куда-нибудь девать). На выход я пошёл со звенящей головой, а когда увидел ребят в красных аврорских мантиях, остро пожалел, что они не появились раньше, когда мы только заходили. Так опозориться! Фотограф!

К Атриуму я приближался со страхом в душе. Ошеломление от встречи с Амелией Боунс прошло, и стало возвращаться беспокойство. Вроде бы времени утекло достаточно, аврор с Бэкки должны уйти, но вдруг их что-то задержало, и мне опять придётся надрывать сердце? Когда чёрный туннель коридора озарился ярким светом открытого пространства, мне даже захотелось не выходить сразу под волшебный потолок, а прокрасться вдоль стеночки, укрываясь за цветами и осторожно выглянуть, чтобы проверить, свободен ли путь.

Когда я осознал это трусливое желание, то не просто разозлился, а буквально рассвирепел на себя. Бухая гневом, я решительно протопал по пустой площади, кивнул незнакомому аврору, забирая палочку, и двинулся в сторону каминов. Но трусость, хоть и побеждённая, так просто не сдалась — я вдруг вспомнил, что они собирались посидеть «У Этруска». А если я столкнусь со счастливой парочкой на Диагональной аллее? А может, вынуть серьгу, да отправиться восвояси взрослым парнем, которого никто не знает? Но ведь Бэкки меня видела взрослым?..

В общем, пока я думал да решал, ноги свернули в будку лифта, и я вместо Диагональной аллеи оказался в каком-то заброшенном переулке рядом с телефоном-автоматом, где впервые услышал когда-то Бэкки Тэтчер. История завершила круг...

Меня ещё потряхивало после пережитых эмоций, поэтому я не стал топать к автобусной остановке, разбираться, где оказался, и как отсюда доехать до нужной площади. Я просто поймал такси с вечным индусом за рулём, и отправился домой. Водитель оказался на удивление молчалив (несколько раз приходилось ездить в такси с ними, и казалось, что они больше заняты болтовнёй с пассажиром, чем вождением машины), и даже их обычные индийско-пакистанские мелодии в этот раз заменила обычная европейская музыка. По дороге мы тормознули у магазина, чтобы сделать последние покупки в этом году, и небо ещё только начинало темнеть перед вечерними сумерками, когда легковушка остановилась в нужном месте.

Я расплатился с водителем, — деньги у меня были, потому что Крайтон сунул пачку фунтов перед дорогой, — и с удовольствием посмотрел на расстилавшийся вокруг спокойный лондонский вечер. Изо рта прохожих вырывались клубы пара, так что казалось, будто я попал в комикс, потому что все пешеходы выдыхали облачка для текста, — вот только пропадали те слишком быстро, чтобы успеть прочитать, что их хозяин думает или говорит. Я улыбнулся этой неожиданной ассоциации, ещё раз порадовался новогодней иллюминации, и отправился в дом, который настолько устал от тайн и загадок, что начал рассыпаться в прах.

Вошёл я тихо, о вешалку не зацепился, о скомканный половик не споткнулся. С кухни доносились голоса наших дам, звякала посуда, и тянуло ароматом кухонной магии — похоже, Молли проводила мастер-класс для будущих хозяек и хранительниц домашнего очага. Я воспользовался моментом, бесшумно проскользнул на лестницу, и тут же, прямо на площадке перед ступеньками, наткнулся на пьяного Сириуса.

— Колин! — громко сказал он. — Как поездка?

— Прекрасно, — через силу улыбнулся я. — Только давай отойдём подальше. Или говори потише.

— Зачем мне шептать в своём доме? — искренне удивился волшебник. — Кто мне может запретить?

— Никто, — я начал спиной ощущать недовольство, которое распространялось с кухни, — зато могут испортить сюрприз.

Я вытащил из кармана мантии бутылку с характерной головой оленя на стекле, покрутил перед бедолагой.

— Что это? — сразу переключился он на шёпот. — Откуда?

Я потянул его за собой, пока Матриарх и вправду не появилась на шум, тормознул этажом выше, торжественно вручил бутылку:

— С Новым годом!

— Спасибо... — он встряхнул подарок, улыбнулся бульканью. — Маггловский виски, значит. Мундунгус как-то угощал, и скажу тебе, это была редкая дрянь.

— Тот мусор, с которым Мундунгус возится, даже в руки брать противно, не то, что в рот. А у тебя в ладонях «Гленфиддич» пятнадцатилетней выдержки, настоящая шотландская традиция, освящённая временем. Сам не пробовал, но отец и его друзья очень хвалили.

— Составишь компанию? — хитро прищурился волшебник, и я улыбнулся в ответ.

— Куда мне? Хочешь, чтобы Гермиона убила?

Сириус хохотнул.

— Да, она серьёзная девочка. Береги её, Колин.

Он нахмурился, что-то вспомнив, развернулся, и молча потопал наверх с бутылкой в руках. Я проводил его взглядом, вздохнул, и отправился к себе, — мне отчаянно хотелось под душ...

Но подумать о том, что случилось в Министерстве, толком не удалось — я отключился в ванне, едва опустился в тёплую воду. Нервы, переживания, шокирующая встреча с шефиней местных полицейских — слишком много всего произошло за пару часов. Так что я благополучно проспал до самого ужина, и едва не опоздал к раздаче вечерних вкусняшек.

Вопреки ожиданиям, вечером тоже долго ворочаться в постели не пришлось. Я полагал, что не сомкну глаза до утра, но отключился сразу же, как понял, что всё случившееся в Министерстве — результат моих необдуманных действий. Похоже, я подошёл к пределу возможностей, за которым начинается распад меня, как личности. Жуткая катавасия будущих и прошлых развилок и возможностей, что прошла сквозь меня утром, явно доведёт до безумия, если её повторить хотя бы пару раз ещё.

То есть, человек во мне либо сойдёт с ума, либо погибнет, и останется в моём теле один Паук, который без человеческого контроля тут же начнёт резвиться по полной. Затем этого монстра убьют, где-нибудь в семейных хрониках останутся рассказы о победе, и про Колина Криви даже не вспомнят. Нет, я так не хочу!

А на следующий день мы отправились в Хогвартс. Ещё вечером Молли предупредила всех, что завтра наступит время возвращаться в альма матер, И тогда же мы все узнали, что Артур Уизли выписан из больницы.

Когда я спустился к ужину, за накрытым столом сидел официальный глава семейства, а рядом с ним парочка знакомых физиономий, — Наземникус и Грюм, — которые заявились поздравить его с выздоровлением. Правда, мне кажется, что на самом деле эти застарелые холостяки просто припёрлись на халяву пожрать, а всё остальное было только предлогом.

Сириус сидел сам не свой, и когда не пытался улыбаться шуточкам братьев Уизли, выглядел хмуро и озабоченно. Я не выдержал, спросил у Гермионы, рядом с которой на этот раз мне удалось присоседиться.

— Они с профессором Снейпом поругались, — шепнула девушка. — Их с палочками разнимали!

— А чего Тёмный Бэтмэн здесь забыл? — удивился я. — Неужто приходил Артура поздравить?

— Не знаю, он сразу ушёл, как мы появились...

Что там в каноне было-то? Окклюменция, кажется? Это ведь после зимних каникул Снейп начнёт ковыряться в голове Гарри? А под самый конец ужина, на сладкое, нам было объявлено, что мы завтра отправляемся в школу, но для большей безопасности ехать будем не на поезде, а на Ночном рыцаре, и сопровождать в пути нас будут Тонкс с Люпином.

Вещи я практически не распаковывал за ненадобностью, поэтому улёгся спать сразу после водных процедур. Зато остальные мои товарищи по несчастью — не все, конечно, любимая хранила царственное спокойствие, под которым пряталась радостная улыбка, — сидели за утренними блинчиками сонные, и сразу после чая унеслись по спальням, чтобы ещё раз проверить, не забыто ли чего.

Я же взял свой чемодан, вернул печать на дверь ванной, и спустился вниз, чтобы потом не прыгать по ступенькам, догоняя ушедших вперёд. На кухне было тихо и пусто, Молли разогнала посуду по полкам, в камине негромко потрескивали догорающие дрова, и было приятно посидеть в спокойной обстановке, пока над головой топочут слонопотамы, рушатся платяные шкафы и комоды, а на лестнице то и дело раздаются звонкие голоса неудачников:

— Гарри, ты наш пакет с «болотным туманом» не видел?

— Ещё вчера Рону отдал! А как он в мои носки попал?

— На запах шёл!

— Джинни, ночную рубашку мальчикам не показывают!

— Мам, ты сама её в коридор вынесла!

Читать книгу, как я было собирался сделать, оказалось невозможно. Голоса то и дело врывались в кухонную тишину, заставляли вздрагивать, и я даже посочувствовал Кричеру, которому вся наша бестолковая движуха жестоко рвала шаблон. Но ничего, вот уберёмся из этого затхлого оазиса бесконечного разложения, и всё вернётся на круги своя: пыль будет накапливаться, запустение становиться всё более безнадёжным, а Сириус подавленным.

Словно в ответ на мои мысли, в коридоре послышались быстрые шаги, и на кухню ввалился Блэк — на этот раз трезвый. Он приветственно кивнул, уселся напротив, и улыбнулся, когда увидел отложенный в сторону учебник.

— Не грызётся наука?

— Мешают, — я ткнул пальцем в потолок. — Концентрация у меня пока что аховая.

— Но витраж ты сотворил замечательный, все под впечатлением.

Я пожал плечами:

— Хогвартс помог.

Послышался звук катящихся колёсиков, и в дверях появилась Гермиона, полностью одетая для дороги, нахмуренная и какая-то взъерошенная. Она коротко поприветствовала кивком нас обоих, протопала к столу, и уселась рядом со мной.

— Молли? — сочувственно спросил я, и Сириус улыбнулся.

Гермиона фыркнула, молча засопела, но эмоции у девушки явно рвались через край.

— Не сдерживайся, радость моя. Мы все тут взрослые люди.

— Именно! — продолжила девушка. — И мне лучше знать, как надо одеваться, и что следует надевать!

— Неужели она наткнулась на твои кружевные трусики?

Сириус странно хрюкнул, а Гермиона поперхнулась незаконченной тирадой, и уставилась на меня в немом изумлении. И почти сразу же она стала наливаться багровой краснотой. Не дожидаясь, пока моя эмоциональная красавица взорвётся праведным гневом, я торопливо щёлкнул пальцами, и призвал каталог нижнего белья, который прихватил по пути из Министерства.

— Ты современная девушка, Гермиона, и, значит, одеваешься, как принято в нашем мире, а не у этих Джейн Эйров. А сегодня носят то, что мне сунули в магазине. И нет, Гермиона, я не подглядывал тебе под юбку, я просто сделал логический вывод!

— Ты слишком много размышляешь, — ткнула меня кулачком Гермиона, и добавила, успокаиваясь: — философ...

Сириус тем временем перехватил буклет, и начал рассматривать страницы, всё более углубляясь в разглядывание полуобнажёных моделей в бюстгальтерах, трусиках, боди и прочих корсетах. Судя по выражению лица и движению бровей, которые то и дело убегали высоко вверх, многое из показанного он увидел впервые. Потом он вырвался из калейдоскопа фотографий, глянул на нас мутными глазами:

— Откуда это у тебя, Колин?

— В магазине сунули, когда виски покупал. Дескать, алкоголь для джентльмена, а это для его избранницы. Виски, оно чувство красоты развивает, знаешь.

Сириус недоверчиво посмотрел на меня, но тут вмешалась Гермиона:

— Колин не врёт, — вздохнула она, — это действительно самый обычный ассортимент отдела женского белья. В каждом почтовом ящике такой найдёшь.

Сириус изумлённо распахнул глаза, посмотрел на наши равнодушные физиономии, потом ещё раз полистал брошюрку, и встал, бурча под нос: «А где мой почтовый ящик-то?..». Не оборачиваясь, он вышел из кухни, и мы остались одни.

Гермиона озабоченно нахмурилась, провожая взглядом его понурую спину:

— Как думаешь, это ему не навредит?

— Только если он начнёт представлять старшую Уизли в этих нарядах.

— Колин!

А потом мы просто сидели, молчали, и смотрели, как языки пламени скачут по толстым поленьям. Большая часть дров уже успела прогореть, но огонь всё ещё достаточно ярко освещал кухонную пещеру, и было удивительно приятно просто молчать рядом с любимой. Тишину нарушали только потрескивание горящего дерева, я наслаждался загадочной улыбкой моей красавицы, и думал про неё и про Бэкки.

Удивительная в своём физическом совершенстве, воплощённая богиня, возле которой я остро ощущал собственное ничтожество, и обычная девушка, рядом с которой удивительно тепло, и с которой хочется жить. Обе прекрасны, умны, и абсолютно противоположны во всём...

И тогда я неожиданно почувствовал в пальцах что-то мягкое и нежное на ощупь. Я опустил глаза — на ладони белели кружева, которые я получил от Белой Госпожи.

— Что это? — заинтересовалась Гермиона. Она склонилась, пробуя разглядеть получше ажурную полоску.

— Подарок, — улыбнулся я. — Для тебя. Подумал, он хорошо будет смотреться на твоей блузке.

— Спасибо... — она протянула кружева по ладони, подняла ко мне порозовевшее лицо. — Спасибо, Колин! Как приедем, попробую пришить.

— Мне кажется, так долго ждать совершенно не обязательно, — посмотрел я в бесконечно прекрасные глаза. — Позволишь?

Я аккуратно взял подарок, приложил его к воротнику, умилившись завитушкам волос на тонкой девичьей шейке, и послал в пальцы импульс-желание. Артефакт засветился тёплым бежевым светом, облако свечения словно шарф окутало шею, и медленно погасло. Артефакт лежал на воротнике, словно был там всегда.

— Интересно, — Гермиона задумчиво покрутила головой. — С утра в горле першило, даже подумывала, не взять ли Бодроперцовое, а сейчас как будто и не было ничего. Спасибо!

Она обняла меня на мгновение, и тут же вскочила:

— Мне надо к зеркалу!

— Сейчас, — я развёл пальцы, и вход затянула зеркальная плёнка, в которой отразилась сияющая девушка и я, подошедший рядом.

— Здорово, — Гермиона повернулась одним боком, другим, обратила ко мне розовое от смущения лицо. — Знаешь, после того платья на балу, это лучший мой подарок!

Я посмотрел в сияющие глаза, взял в руки тонкие пальчики:

— Гермиона, я...

— Да, Колин?..

На лестнице загрохотали чемоданы, послышался топот множества ног, и мы едва успели отпрыгнуть по разным сторонам стола, как моё импровизированное зеркало разлетелось невесомыми хлопьями, разорванное запыхавшейся Молли. За ней торопились остальные Уизли вместе с Гарри, все, как один, запыханные и всклокоченные. Они там что — в догонялки по коридорам играли?

— Гермиона, Колин, вы уже готовы? Прекрасно!

Её как-то сразу стало слишком много, может, потому что она говорила, совершая при этом массу дел — поправляла воротник у Рона, гладила по голове Поттера, ругала братцев-акробатцев, которых поймала с порцией навозных бомб. Чтобы этот гиперактивный вихрь не втянул в свою орбиту и меня, пришлось отойти подальше за стол, куда она при всём желании не могла дотянуться.

К счастью, весь этот хаос не продолжался слишком долго, потому что на кухню пришли Тонкс и Люпин — наша сегодняшняя охрана, и стало ясно, что пора выходить. К этому времени все причастные были одеты, причёсаны, ещё раз проверены, и на выход рвались, как застоявшиеся лошади.

Наконец, Молли уговорила близнецов надеть варежки, за её спиной хмурый Сириус тайком сунул Гарри какой-то свёрток, Нимфадора «Не называй меня так!»закончила трансформацию, превратившись в высокую седую тётку в твидовом костюме, и мы потопали на улицу.

Первым на морозный воздух шагнул Люпин, за ним нестройной толпой повалили мы с чемоданами, а закрыла дверь за нашими спинами Тонкс, которая нервозность скрыть не могла даже в новой ипостаси. На улице было холодно и свежо — настоящее зимнее утро, которому не хватало только снега, чтобы всё вокруг начало выглядеть, как в сказке.

Но порадоваться новым ощущениям не удалось — Люпин выбросил вперёд руку с волшебной палочкой.

БАХ!!

Прямо перед нами из ничего проявился здоровенный фиолетовый автобус о трёх этажах.

Нас качнуло воздушной волной, и, кажется, вместе с нами покачнулся фонарный столб, в который чуть не врезался волшебный пепелац. Потом распахнулись двери этой чёртовой повозки, и на тротуар спрыгнул парень в фиолетовой униформе — лопоухий и прыщавый. Он набрал воздуха, чтобы порадовать нас какой-то рекламной фразой, но хмурая Тонкс заткнула ему рот, и начала впихивать нас внутрь. На городской улице она явно чувствовала себя не слишком уверенно. И это аврор??

Внутри оказалось полно народа, и ни одной кровати. Я по фильму помнил, что Гарри ездил ночью, и там по автобусу ездили койки со спящими пассажирами, но сейчас салон оказался заполнен разномастными креслами, стульями и чуть ли не табуретами, которые изрядно потрепались временем и людьми, но всё ещё выполняли свою задачу — поддерживать чей-то зад. Почти в каждом из них сидели волшебник или волшебница.

Пассажиры не выглядели особенно богато, одеянием своим и видом гармонируя с потрёпанными атрибутами былой роскоши — занавесочками с френзелями на окнах, вытертым плюшем на сидениях, красным деревом на поручнях и настенных панелях. Видно было, что когда-то данное средство передвижения ошеломляло богатством интерьера, и не удивился бы наличию где-то возле водителя скрытого бара, из которого когда-то угощали пассажиров во время долгого путешествия. Но времена роскоши и богатства остались далеко позади, и сегодня в нём ездили пассажиры далеко не первого класса. Даже на средний класс они не слишком тянули — старенькие мантии, ветхие шляпки и капоры, чуть ли не поеденные молью, и такая же изношенная обувь со сбитыми носками.

К тому же большинство из них, похоже, никогда не слышало про багажное отделение, которое имеется в каждом автобусе — сумки, баулы, торбы и мешки лежали под ногами, торчали в проходах, виднелись на коленях и даже кое-где висели на поручнях, словно доморощенные боксёрские груши. Прямо в проход вывалилось содержимое одного из таких узлов — мерзкая смесь из жабьей икры, сушёных тараканов и какой-то бежевой массы, то ли мозгов, то ли заварного крема. Кто-то из пассажиров, ругаясь, вставал с пола, выброшенный резкой остановкой, кто-то придвигал сидение ближе к окну, а пожилая тётка махала палочкой, собирая разбросанную по полу пакость обратно в баул.

Только она не обратила внимания на наше появление — все остальные, явно не избалованные развлечениями в пути, уставились на нас абсолютно бесцеремонно. Главное внимание привлёк Гарри — пока он волок чемодан к лестнице наверх, мне показалось, что его спина вот-вот начнёт дымиться от заинтересованных взглядов. Но к счастью для героя, мест внизу для всех не хватило, так что здесь оставили только часть Уизли под присмотром Люпина.

Ну а мы отправились на самый верх. Когда наш подъём по удивительно крутой лестнице подошёл к концу, я повернулся к запыхавшейся Гермионе:

— Ездила раньше на нём?

— Нет, — покачала она головой. — Но хотела. Только не ожидала, что здесь всё такое...

— Подержанное?

Она окинула взглядом старые кресла, какие-то рюшечки на занавесках, вытоптанный ковёр на полу, улыбнулась:

— Да, именно оно.

— Позволь дать совет: держись покрепче, в нём бросает.

Мы прошли по салону, опять сопровождаемые глазами, и расселись по свободным местам. Кондуктор, который всё это время не отставал от Гарри, буквально пожирая парня восторженным взглядом, ухватился за поручень, и крикнул:

— Давай, Эрни!

Меня вдавило в кресло, словно бы оно превратилось в центрифугу, улица за окном рванула назад, дыхание перехватило, и я в последний момент успел поймать Гермиону, которая только пискнула в моих объятиях. Рона ловить было некому, и он растянулся в проходе.

— У меня кресло слишком большое! Не могу удержаться! — выдохнула Гермиона.

Я глянул на растерянную девушку, на её сидение, и как только автобус совершил очередной рывок, переместился вместе с любимой в её кресло. Тут было слишком просторно для одного подростка, зато вполне удобно для двоих. Так что мы прижались друг к другу вполне официально, и без каких-то серьёзных последствий для нашей старосты.

Рону так не повезло, держать его было некому, а перебраться поближе к Гарри он не сообразил. Может, и правильно, потому что герой всё больше зеленел от автобусных эволюций, и существовала реальная возможность, что цвет лица его сравнится с цветом глаз, а содержимое желудка выплеснется наружу.

Чтобы самому не проблеваться за компанию, я начал глядеть в окно, точнее, на проносящиеся мимо размазанные пейзажи. Время от времени адская повозка сбрасывала скорость, и тогда можно было узнать то городскую улицу, то железнодорожный мост через реку,то какую-то козью тропку, названную дорогой исключительно шутки ради. Не знаю, как в эту узенькую асфальтовую дорожку, с обеих сторон густо обрамлённую деревьями, вместился наш трёхэтажный монстр, и как его крыша не посносила ветки, что смыкались над дорогой, творя романтичный полог-туннель.

Потом я всё-таки понял, когда нас тряхнуло после очередной трансгрессии, и Гермиона прижалась ко мне упругой грудью, что этот артефакт многоместного пользования работает по тому же принципу, что и Паук — прокалывает Лист, сокращая расстояние от точки до точки. Вот только выполнялась эта операция ужасно небрежно, буквально комкая перед собой пространство-время. Результатом было то, что виделось за окном: недолгая проездка по местности, затем начинает размываться мир вокруг, грохочет хлопок, нас подбрасывает, и мы оказываемся на новом месте.

Пока я занимался всей этой мудрёностью, боролся с неожиданной эрекцией, и покрепче прижимал порозовевшую падругу, наслаждаясь ощущением её тепла, кондуктор что-то объяснял Гарри, совершенно не обращая внимания на творящийся вокруг бедлам. Проверять Истинным зрением парня я не стал, но готов поспорить, что где-то под одеждой у него спрятан артефактик. Или же татуировка, согласно древним заветам?

— Какая татуировка? — повернулась ко мне Гермиона. Её губы оказались так близко, что я едва смог удержать себя от поцелуя.

— Это я про кондуктора. Он единственный в этом бардаке, кому хорошо.

Снизу донеслись звуки чьей-то рвоты, Гарри позеленел ещё больше, но лопоухий проводник, казалось, вообще не заметил этих звуков. Он ещё что-то сказал нашему бедному герою, отправился вниз, и почти сразу автобус затормозил.

Пассажиры прильнули к окнам, и мы увидели, как парень выводит потрёпанную тётку, всё ещё вытирающую рот, а вслед за ней стаскивает дорожный баул. Измученная дорогой, тётка побрела в паб, и размазалась вместе с деревенской улочкой в очередном пространственном прыжке.

— Ребята! — крикнул нам Гарри. — Мы выходим на следующей, давайте спускаться!

— Наконец-то! — буркнул его рыжий, но сильно побледневший друг. — Я уже устал падать и подниматься. Долбаный «Рыцарь»!

Тонкс, а точнее, строгая леди самого бальзаковского возраста, махнула нам рукой, и мы потянулись вниз. Джинни и близнецы успели к выходу первыми, и судорожно хватались за поручни, явно стремясь как можно быстрее оказаться на твёрдой земле.

— Ужас! — шепнула нам Джинни, когда мы остановились рядом. — Там прямо возле нас тётка проблевалась! Как только других пассажиров не забрызгала!

— Здесь какие-то чары, — заметил один из близнецов.

— Над которыми нам стоит поработать, — добавил второй.

Потом они посмотрели друг на друга, многообещающе улыбнулись, и Джинни закатила глаза:

— Ненавижу, когда они так делают. Потом всегда какая-то особая пакость происходит...

БАХ!!

Нас дёрнуло, что-то грохнуло в салоне, по полу покатились гадальные шары и бутылки хереса, а за окнами потянулись улочки Хогсмита. Мелькнула кабанья голова над пабом Аберфорта, какие-то ярко освещённые окна с рождественскими огоньками, старые дома — всё тонуло в снежном вихре, который поднимал «Ночной рыцарь». Лобовое стекло залепил снег, и я совершенно не понимал, что там видит водитель, когда крутит рулём.

Но мучениям нашим в очередной раз пришёл конец. Нас в последний раз подбросило, распахнулись двери, и лопоухий Вергилий громогласно объявил:

— Хогвартс!

На улицу выскочил Люпин, по-волчьи настороженный, а за ним ринулись остальные, торопясь как можно скорее оказаться подальше от дьявольской повозки. Мы выгрузились прямо у главных ворот школы, а вокруг лежал великолепный белый снег.

Последней выпрыгнула Тонкс. Начальница помогла вытащить наше барахло, ещё раз вместе с Люпином попрощалась с каждым, а потом с громким хлопком автобус исчез в скомканном магией пространстве. Мы подхватили сумки и чемоданы, вошли в распахнутые врата. Те закрылись за нашими спинами, и я почувствовал, как охранное поле школы восстановило свою целостность.

Топая по неровной тропинке, слушая чертыхания народа, то и дело спотыкавшегося на корнях деревьев, которые замаскировал свежий снег, я всем своим телом ощущал, что возвращаюсь домой, в тепло, уют и безопасность. Остальные тем временем болтали о предстоящем вечере, о встречах с друзьями, и только раскрасневшаяся после поездки в обнимку Гермиона не переставала лепетать что-то про вязаные носки для школьных эльфов. Сначала я удивился — она давно при мне эту тему не поднимала, но потом увидел её блестящие глаза, припухшие губы, и отчаянно пожалел, что не поцеловал прямо в автобусе — может, она бы тогда стала поспокойнее?

А вокруг расстилался любимый Хогвартс: морозный воздух, который после Лондона хотелось пить большими глотками, густые ели и снежные шапки по сторонам, и тёмная громада замка с тёплыми огоньками окон. Значит, камины горят, а по коридорам расходятся волны тёплого воздуха.

От всех этих мыслей отчаянно захотелось в горячую ванну, пусть не как у Блэков, но свою, со свечами, привычными уступами над и под водой, хвойным запахом и потрескиванием дров в начарованном камине. Мне захотелось домой!

Замок услышал меня — когда близнецы, топавшие впереди всех, свернули направо возле остатков небольшого мостика через невидимый под снегом ручей, я остановился. Перед моими глазами протянулась призрачная стежка, сотворённая магией замка — самая быстрая дорога в замок.

— Ребят! А куда мы вообще-то идём?

Народ тормознул, повернул ко мне уставшие лица — неровные пряди, громкое сопение, пересохшие губы, — и Джинни настороженно протянула:

— В Замок, Колин, в родной факультет. У тебя голова не болит, случаем?

— То есть, на площадь и к главному входу, так?

— Ну да, — Джинни ещё больше нахмурилась. — Эта дорога ведёт именно туда. Колин, ты точно хорошо себя чувствуешь?

— А где находится наш факультет?

— Так, — девушка поставила на попа свой чемодан, достала из кармана мантии волшебную палочку. — Не волнуйся, Колин, я сейчас только проверю твоё состояние, и всё.

— Подожди, сестричка, — один из братцев уставился на разбитый временем каменный фонарь, установленный на песчаной тумбе возле моста. Говорят, когда-то, когда людей в Хогвартсе было больше, а окрестности оживлённей, в этих фонарях каждую ночь загорался волшебный огонь, чтобы ночным путникам было проще найти дорогу в тепло и уют. Но в наше время от всего былого великолепия остались только развалины. Даже воспоминаний толковых не осталось.

— Это ведь «третий фонарь», Фордж?

Второй братец подошёл к камням, махнул палочкой, и на оббитой стороне постамента вспыхнула криво накарябанная рожица Пивза.

— Она, брат.

Оба Уизли повернулись ко мне:

— Значит, Колин...

— Ты тоже знаешь этот короткий...

— Путь домой?..

— В точку, — кивнул я. — Когда-то летал вокруг замка в поисках красивых видов, и заметил, что здешняя тропинка выводит прямо к дверце в нашей башне.

— Но тут же снег! — прервал нас Рон. — Мы же пропустим ужин!

— Это проблема решаемая, — ухмыльнулся я побледневшему от волнения Жрону. — В три палочки мы дорогу быстро пробьём.

И не слушая полные негодования звуки, повернулся к Джинни:

— Однажды у Блэков, миссис Уизли показала нам с Гермионой замечательное очистительно-высушивающее заклинание. Ты как, им владеешь?

Джинни только гордо фыркнула, и посмотрела на Гарри, не удостаивая меня ответа на столь глупый вопрос.

— Вот и здорово. Предлагаю такой вариант: идём цепочкой, друг за другом. Первый пробивает дорогу сквозь снег, остальные топают по его стопам. Так как заклинание для большинства из нас новое, чтобы не отвлекаться и не рассеивать силы, чемодан первого несут другие. Меняемся по усталости. Я пойду первым. Как вам?

Рон опять заныл, что мы не успеем, опоздаем, заблудимся и нас убьёт «снежный гнус», но слушать его никто не стал. Дорогу, по которой мы сейчас шли, обычно проезжали на каретах, и расстояние до замка от ворот как-то не воспринималось большим, особенно когда время проходило в дружеской болтовне. Однако теперь нам всю эту дистанцию предстояло протопать на своих двоих, так что каждый метр давался всё тяжелее.

— Рон, за «снежным гнусом» кентавры следят, по договору со школой территорию вокруг замка основательно зачищают. Поэтому сейчас на окраине леса совершенно безопасно, до февральских оттепелей бояться надо только флору, а не фауну. Так что я начинаю. Гарри, поможешь? — я сунул герою ручку своего чемодана, и, скрипя по снегу, шагнул на нетронутую целину. — Калоре суффусус этэр!!

Струя горячего воздуха ударила в снег передо мной, тут же испаряя всё, что лежало спереди, и растапливая снежный покров по бокам. Получалась сухая дорога, не в пример более удобная для ходьбы, чем главный школьный тракт, потому что открывала всякие невидимые препятствия — толстые корни, камни и бугорки замёрзшей земли. Народ заулыбался домашней магии, оценил результат, и мы пошли по короткой тропе. Я расчищал примерно метровой ширины полосу, и этого хватало, чтобы всем могли передвигаться достаточно удобно. По крайней мере, спотыкаться перестали, потому что глазам открылись все подснежные препятствия. Потом меня сменила Гермиона, её Джинни, а когда снова пришла моя очередь, вмешались близнецы.

— Друзья... — улыбнулся одни.

— Вы ведь не хотите...- продолжил второй.

— Забрать у нас всё веселье? — закончили они хором.

Потом один из них передал второму чемодан, шагнул вперёд на нетронутый снег.

— Вентус Джинкс! — крутнул он палочкой спираль, и вихрь взорвал снежный покров перед нами, сразу очистив метров двадцать дороги.

— Идёмте, — он махнул нам рукой, уверенно двинул вперёд по замёрзшей земле, и пока мы докатили чемоданы, ещё несколько десятков метров впереди оказалось расчищено.

Это же заклинание использовал второй близнец, когда первый устал. Кстати, из-за того, что Ветряной Сглаз концентрируется лишь по направлению, силы на него уходит немало, и долго ребята сдувать снежный полог не могли, хватало их буквально на десяток заклинаний, после чего рука начинала дрожать, а концентрация внимания рассеивалась. Гарри тоже не остался в стороне — он посмотрел, как мы соревнуемся друг перед другом, похмурился чуток, явно размышляя, чтобы ттакое применить, и порадовал нас мощным Ветряным Сглазом.

Но больше всего меня удивил Рон. Его рыжее ленившество тоже не захотело оставаться в стороне от веселья. Когда Гермиона в очередной раз сошла с дистанции, и я собрался сменить девочку, меня опередил Рон.

— Подожди, Колин, — тронул он меня за плечо, — дай мне тоже поработать.

— Рон, а ты сможешь? Я не помню, чтобы ты Ветряной Сглаз тренировал, — сестричка Джинни, как обычно, прилюдно щёлкнула братика по самолюбию.

— А зачем он мне? — буркнул тот, покраснев от смущения. — Я хочу кое-что другое попробовать...

Он стал впереди, чуток ссутулился, и загрёб широким движением здоровенный кусок пространства. Снег перед нами вслед за его палочкой собрался в кучу, превратился в здоровенный снежный шар, очистив сразу несколько метров земли.

— Иди! — он толкнул собранную массу, и та покатилась вперёд, буквально продавливая дорогу в рыхлом снегу. Поощрённый нашими одобрительными и удивлёнными возгласами, он покраснел от удовольствия, и двинул по расчищенной земле, а мы последовали за ним.

— Так ты придумал новое заклинание, брат? — Джинни удивилась так искренне, что ясно было — для неё это такая же неожиданность, как и для нас.

— Это я после той игры в снежки придумал, — буркнул Рон, пряча за нахмуренным лицом довольную улыбку, — когда вы меня снежными пауками в лазарет отправили. Пока там лежал, всё думал, как отвечать на такое. Вот, придумал...

— Да, Рон, — кивнул одобрительно один из близнецов, — это был бы огромный сюрприз для всех. Убегать от такого шара было бы сложно.

В общем, добрались мы до Замка быстро. Конечно, устали, вспотели, запыхались, но у всех одинаково горели глаза, и я только порадовался, что послушался волшебной подсказки. Замаскированная заклятиями, секретная дверь открылась нам после того, как близнецы чуток поколдовали со стеной (я мог, конечно, всё сделать сам, но светиться ещё больше своими возможностями... не дай бог, Джинни решит, что я тоже неплохая пара для семья!).

Когда мы все собрались на лестничной площадке, и народ с тяжёлыми вздохами приготовился карабкаться на самый верх, я царственным жестом остановил утомившихся товарищей по путешествию.

— Подождите, друзья, — вытянул я руку перед ними, — вы действительно собрались переться по ступенькам в дормиториум?

— А ты знаешь лучшее решение? — хитро прищурился один из близнецов.

— Я даже знаю, какое — поддержал его брат. — Вот только Гермионе оно не понравится.

— Почему? — удивилась моя красавица.

— Потому что они имеют в виду скинуть сумки школьным эльфам, и пусть те сами их переносят. — хладнокровно объяснила Джинни. — Разве нет?

— Я думал, — первый близнец улыбнулся сестре, — попроситься эльфу на руки, а чемодан взять самому.

— Нельзя эксплуатировать эльфов! — нахмурилась моя красавица, и я успокаивающе положил ей руку на плечо.

— Гермиона, ребята только шутят. А я предлагаю быстрый подъём вот такой...

Я нажал на первый от входа факел, самый блестящий из всех, а потом провернул его, когда длинный рычаг-стойка вылез из стены, и все услышали громкий щелчок.

Площадка, на которой мы стояли, приподнялась над полом, и от неожиданности народ стал хвататься друг за друга, чтобы не упасть.

— Этаж мы определяем количеством поворотов. Смотрите — раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь... Держитесь крепче!

Каменный квадрат, на котором мы стояли, медленно поплыл вверх над ступенями, набирая скорость, и уже на уровне третьего этажа ветерок стал развивать волосы, а портреты и мутные пятна старых пейзажей проноситься мимо. Но после шестого скорость начала спадать, и на восьмой этаж мы прибыли удивительно плавно.

— Ух ты! — восторженно воскликнул Рон, — Жаль, я раньше этого не знал!

— Оно работает только две недели в году — после зимних каникул, и после летних. Всё остальное время лестница неподвижна, сколько факел ни дёргай.

— А откуда ты про неё узнал? — заинтересовался старший из рыжей семьи. — Мы с братом собираем такие сюрпризы, но даже не догадывались про такое.

— Портреты подсказали, — улыбнулся я. — После матча ко мне отношение здорово изменилось, даже аристократы начали здороваться.

— Ну так люди же, — согласился Рон. — Ты им такое развлечение устроил после многих лет скуки на стенах.

Мы разбрелись по спальням — народ ещё не приехал, тишина в дормиториуме царила удивительная, которую обычно только рано утром можно услышать, и можно было спокойно разложиться, не отвлекаясь на постоянные расспросы и приветственные возгласы. Свой фото-шкаф я сразу же отволок в наш тайный коридор, но задерживаться в нём не стал, потому что интересно было увидеть соседей по комнате после домашних котлет и пудингов.

Проголодаться до приезда поезда мы не успели, только Рон чего-то тихонько бурчал про невыносимый голод. Но эту песню мы слышали все годы обучения, так что никто внимания не обращал. А потом повалил народ, шумный, радостный, полный новостей, эмоций, подарков и гостинцев.

Я погрузился в радостные разговоры, просматривание семейных фотографий, дегустацию домашних вкусностей, обсуждение подарков, и ошеломлённый всем этим заснул, едва голова коснулась подушки.

А утром начались уроки, и по фальшиво-радостным улыбкам преподавателей было видно, что они нас тоже хотели бы ещё с пару недель не видеть и не слышать. Вроде бы длинны каникулы Рождественские, а всё равно заканчиваются слишком быстро.

На Рунах меня встретила насупленная Лиззи. Я не успел поприветствовать девушку, как та вручила мне увесистый пакет, и буркнула:

— С Рождеством!

— Ты меня уже поздравляла, Лиззи.

— То было от меня, а это от нас всех.

Я удивлённо зашуршал бумагой, — народ громко обменивался новостями из дома, так что на нас внимания не обращали, — увидел толстую книгу на немецком. Тоже про Руны?

— Про них, про них. Колин, как ты мог?!

Я обалдело уставился на девушку:

— Ты о чём, Лиззи?

— О подарке, конечно! Со мной даже прадедушка разговаривал! Как ты смог такое сделать?!

— Ещё раз повторю, Лизхен: ты о чём? Не понравился подарок? Извини, старался выбрать самый нейтральный пейзаж по теме.

— Наоборот, понравился! Всем понравился!

Она приблизила горящие глаза, зашептала, обжигая горячим дыханием:

— Ты умудрился сделать настоящий цвет, такого никто ещё не видел! Старшие фотографию послойно разобрали, но так ничего и не поняли! Даже двоюродный дядя-алхимик из Зальцбурга!

Она отодвинулась, внимательно посмотрела на меня, и от этого непривычного взгляда по спине побежали мурашки.

— Колин, ты что — хочешь на мне жениться?

Я поперхнулся, зашелестел бумагой, которая стала почему-то выворачиваться из рук, спрятал глаза — благо, книжка едва не выпала под ноги.

— Нет!

— Странно, а вот мои родственники подумали иначе...

— Ой!

Тёплая девичья ладошка легла на моё плечо:

— Осторожно, Колин, если они решат, что ты — подходящая партия, тебя обязательно женят на ком-то из нашего Рода.

— Даже на тебе?

Девушка отшатнулась, глянула на меня изумлёнными глазами:

— Нет! Наверное... Не знаю! Всё, хватит болтать, пора заниматься!

И мы, розовые от смущения, с огромным облегчением поприветствовали преподавательницу, которая вошла в аудиторию с привычным уже ворохом таблиц и созвездий под мышкой...

А утром я увидел за столом напряжённую Гермиону, подавленного Гарри, озабоченную Джинни и бледного Невила, который не отрываясь смотрел на «Ежедневный пророк».

— Что случилось? — спросил я у рыжей подруги, которая рисовала на утренней овсянке загогулины ложкой вместо того, чтобы есть. — Чего все такие?

Она вздохнула, протянула мне газету. Я развернул утренний выпуск, и замер — на меня смотрела безумная Белла. Пожиратели! Они сбежали из Азкабана!