Тени прошлого (джен)

Миттельбург, Делькания

12 сентября 373 года со дня основания Андариона

Одиннадцатого числа Родерихи готовились к Вечеру масок. Выяснилось, что он был общегородским праздником, идею которого позаимствовали на Кериссианском весеннем карнавале. Основоположником Вечера выступал герр Риттер, ещё один промышленник, живущий в Миттельбурге. В паре с фрау Аннелизе он захватил почти весь континентальный рынок: герр занимался паромобилями, она — двигателями, как и бывший муж. Оба замахнулись в сторону воздухоплавания, но дальше воздушных шаров пока не зашли.

Как правило, герр Риттер и фрау Родерих в праздник по очереди наносили друг другу визиты вежливости, однако в этом году герр уехал по делам в загадочную Зимею, и фрау осталась одна. Поэтому она и пригласила семью Рэнделлов — решила то ли развлечься, то ли окончательно поделить сферы торговли. Из-за их визита, к слову, готовились Родерихи особо тщательно. Герр Карл-Юрген и вовсе разъезжал по городу и окрестностям, лично доставляя приглашения. Казалось, старик просто-напросто отчаянно скучал.

Когда приглашаемые гости кончились, он пристал к Генри с допросом: почему тот раньше не изобрёл ничего прорывного? почему сэр Бартоломью не знает о летателе? чем Генри руководствовался, выбирая такое строение крыльев?

Генри отмахнулся от первых двух вопросов, а в ответ на третий прочёл интереснейшую лекцию по орнитологии. Крылья у птиц, по его словам, сильно отличались: какие-то позволяли, образно говоря, обогнать ветер, какие-то — парить, какие-то — преодолевать огромные расстояния без особых усилий, какие-то — зависать… Рэнделл выбрал эллиптическую форму крыла в расчёте на наибольшую манёвренность.

На следующий день Генри принёс Джеймсу костюм для Вечера масок. Инженер назвал его одеянием призрака и в чём-то, несомненно, был прав. Костюм состоял из парадной белой рубашки, белых же перчаток, светло-серых жилета и брюк, матовых серых ботинок на чуть завышенной подошве и ярко-красного галстука. Однако это был не печальный призрак, а призрак праздничный, поскольку главными элементами костюма стали длинный белоснежный летящий плащ с серебристой вышивкой по вороту и рукавам, опять же белая широкополая шляпа и улыбающаяся театральная маска с тонкими чёрными бровями.

Каким-то неведомым образом Генри угадал его мысли: призрак Гарретта вылез из привычной темноты. Оставалось лишь дивиться его зоркости: и смысл, и размер костюма подошли идеально.

Сам инженер предпочёл образ благородного разбойника: тёмно-синие брюки, коричневые сапоги и удлинённый жилет из плотной ткани, чёрная рубашка и треуголка с пушистым зелёно-рыжим пером, чёрная тряпичная маска на верхнюю половину лица, приглаженные, но не сбрызнутые лаком волосы. Выбивались из общего стиля лишь парадные белые перчатки. Впрочем, разбойник от этого хуже не стал.

— Вам идёт, — констатировал Джеймс, прислушиваясь к тому, как маска искажает его голос. — Почему именно разбойник?

— Публичный протест! — фыркнул Генри. — Я, наверно, зловредный сын, но такие уж у нас с отцом отношения.

— Смотри, не допротестуйся! А то опять арестуют! — проскрипел Карл-Юрген, появляясь рядом с ними в коридоре.

Герр Родерих нарядился фольклорным персонажем — гномом. Мягкие брюки, длинная свободная рубашка с поясом-верёвкой, лёгкие ботинки — всё ярко-жёлтого цвета, а на голове — полосатый красный колпак. Вместо маски он наклеил на лицо бородку и брови. На взгляд Джеймса, выглядело неприятно, однако пожилого дельканца всё устраивало.

Чуть позже, уже выйдя в просторный холл, украшенный в честь Вечера масок гирляндами и статуэтками птиц, подвешенными под потолком, они увидели фрау Аннелизе в сдержанном бледно-оранжевом платье и лисьей накидке, с высокой короной из кос на голове, чёрно-белой маской и сверкающей парюрой с россыпью мелких бриллиантов. Роскошная женщина, управляющая одной из богатейших промышленных компаний, — истинная лисица. Образ обязан соответствовать.

Часы в гостиной пробили восемь. Одновременно с этим дворецкий Якоб распахнул двери в прихожую, и первые гости вошли в холл. Среди многочисленных костюмов и масок выделялся султан в синем одеянии, вышагивающий под руку с темноволосой женщиной в пурпурном платье, скорее открывавшем, нежели подчёркивавшем её грудь. При этом шляпка с вуалью полностью скрывала лицо женщины.

— Мадам Сенешаль сегодня в образе вампира? — пробормотал Генри. — Как говоряще!

— Вампира? Мальчик мой, это не вампир, это Её Величество Самоуверенность! — хихикнул Карл-Юрген, притопывая ногой. Вероятно, вживался в образ мерзкохарактерного карлика.

— Куртизанка, — прошипела фрау Аннелизе и, натянув на лицо милую улыбку, отправилась здороваться с гостями.

— Приветствую вас на моём Вечере масок, господин Султан, госпожа Вампир, господин Пират! — произнесла она и с лисьим изяществом уплыла к другим гостям.

Джеймс обратил внимание на спутника четы Рэнделлов. Пират, под шляпой которого скрывался Чарльз, тоже выглядел весьма раскованно: рубашка, расстёгнутая почти до середины груди, широкие брюки с алым поясом, высокие сапоги с отворотами, замотанное платком лицо — либо у братьев были схожие предпочтения, либо младший Рэнделл тоже против чего-то протестовал.

После андарцев фрау Лисица (на Вечере масок считалось моветоном называть кого-либо по имени) направилась к элегантному мужчине в костюме чумного доктора. Господин Доктор (разумеется, Шварц), как оказалось, в этом году отвечал за «музыкальный сюрприз» — должен был пригласить артистов с какой-нибудь песней, не принятой в светском обществе, то есть народной, шутливой или даже похабной. Сопровождала его Клоунесса, которая, едва поприветствовав хозяйку, принялась носиться по залу и раздавать присутствующим сиреневые листочки.

Гости смеялись над записочками и ужимками девицы, за неимением лица изворачивавшейся в танце. А Джеймс, получив свою записку, озадачился. В ней говорилось:

«Полночь придёт, и снять маски наступит пора.

Выйди во двор и узри побеждённого рыцаря.

Хочет он правду о деле своём рассказать.

Что ж, вы столкнётесь с противником лицами!»

Помимо этого, листок, полученный от Клоунессы, был не сиреневым, а голубым. Его специально готовили Гарретту? И что это значит? Неужели эла-Виэта замучила совесть, и он действительно решил раскаяться? Нет, это было бы слишком невероятно. Да и откуда он мог взяться здесь, если ему полагалось залечивать раны, полученные у альпов? И вдобавок, почему записка так напоминает загадки Генри?

Тем временем прибыли все приглашённые, фрау завершила приветственный обход гостей и объявила танцы. Её пригласил Генри, ещё человек тридцать тоже разбились по парам, другие же предпочли наблюдать или вести светские беседы.

Герр Карл-Юрген, к примеру, веселил в меру фривольными анекдотами четырёх молодых девушек: блондинку в зелёном облачении русалки, двух карточных дам и восточную танцовщицу. Они смеялись и наверняка краснели под масками, но не имели возможности избавиться от общества хозяина дома.

Рядом с Джеймсом встала некая девушка в летящем платье, сочетающем оранжевый и красный цвета, оголяющем плечи. Вместо рукавов у него были полупрозрачные ленты, полностью скрывавшие опущенные руки. Длинные каштановые волосы девушки ниспадали по плечам и спине, пара прядей была перехвачена алой лентой, а лицо пряталось под шёлковой белой маской восточной невесты. Джеймс оказался к ней слишком близко — игнорировать даму было бы невежливо.

— Леди, — приглушённо произнёс Гарретт на дельканском, кивая ей. — Позвольте представиться. Призрак.

— Любовь, — прошептала девушка.

— Позвольте пригласить вас на следующий танец, — попросил он. Любовь кивнула.

Когда музыканты, сидевшие на галерее второго этажа, на мгновение стихли, чтобы начать новую мелодию, Джеймс протянул ей руку. Тонкая ладонь в короткой персиковой перчатке легла на его пальцы, и пара смешалась с танцующими.

Танцы… Его мать преподавала их и научила сына. Раньше он часто танцевал с ней или с сестрой, но это было так давно… А в Вечер масок он решил вспомнить каково это.

И вот он поворачивается к девушке лицом, его рука на её талии, её — на его плече, другая пара рук легко отведена в сторону. Шаг, шаг обратно, два шага, два — обратно. Музыка медленная, словно оркестр даёт ему время попробовать себя, партнёршу, поймать образ танца. Развернуться из полубъятий снова шаг, шаг — теперь в одном направлении, по кругу. С Любовью. И он также ходил по кругу, не зная, что делать.

Опять рука на талии, рука на плече. Он плавно кружит девушку, или она кружит его, погружая в водоворот. Но он не хочет тонуть и со взрывом музыки отталкивает её, однако не желает отпускать и по-прежнему держит одной рукой, позволяя девушке отклониться и едва ли не повиснуть над полом. Силы держать её долго у него нет, поэтому Джеймс притягивает её обратно и приобнимает.

Шаг, новый шаг. Музыка становится печальной. Девушка переносит свою руку с его плеча на шею и прижимается крепче, но всё ещё в пределах приличия. Рассказывает, будто хочет кого-то задушить, но не может. Она почти стекает на пол от безнадёжности, но он под ускоряющуюся музыку подхватывает её на руки и поворачивается вокруг себя. Движение скорее народного танца, чем светского. В свете не принято отрывать обе ноги от пола. Тяжело, но Любовь того стоит.

Девушка соскальзывает с его рук и, будто обидевшись, что он посмел счесть её слабой, летит по кругу сквозь замершие фигуры. Подол и ленты развеваются в воздухе словно не хотят расставаться с ним, а он легко бежит в другую сторону круга, как свободная птица.

И они сталкиваются одновременно с пронзительным громом ужарных. Отбегают на несколько шагов под настороженную трель скрипки, тянут друг к другу руки, моля о чём-то, и вновь плывут навстречу.

Их правые руки цепляются за запястья друг друга, они кружатся. И внезапно она спотыкается, начинает падать. Скрипки взвизгивают как раненые лебеди, но он успевает поймать её почти у самого пола. Поднимая, бережно отводит в сторону упавшие на лицо волосы, и оба возвращаются к началу.

Рука на плече, рука на талии, две руки сплетены. Шаг, шаг обратно, и под затихающую музыку они просто смотрят друг другу в глаза. Карие и серые глаза за белыми масками.

— Кто ты? — забывшись, шепчет Джеймс на андарском. Хорошо, что из-за маски не слышно.

Минута тишины сменяется громом аплодисментов, и только сейчас они понимают, что все вокруг давно замерли и смотрели на них двоих.

Немного сконфуженно Джеймс берёт её руку, касается маской, изображая поцелуй, мимоходом замечает две родинки на запястье, почти спрятанные под перчаткой, и уходит.

…Генри подошёл к Джеймсу, спрятавшемуся от чужих глаз в тени колонны.

— Это было невероятно! Я бы никогда не подумал, что вы так танцуете! Даже без лиц были видны эмоции! Вы будто полноценную историю любви рассказали!

— Я и рассказал… — устало пробормотал Гарретт, повернув голову. — А в конце увидел родинки на её запястье. Парик и яркий образ скрыли её, но руки выдали…

— Мисс Верити? Не может быть! Что она здесь делает?

— Я счёл возможным пригласить её, — сообщил господин Гном, появляясь рядом. — Ты выбрал друга, а не девушку, вот твой старый дед и распереживался: а всё ли так с его внуком?

Старчески хихикая, он ушаркал к гостям.

— У меня нет девушки! — скривился Генри. — И я не… не!

— Успокойтесь, — хмыкнул Джеймс, — Будь вы одним из них, никогда не поехали бы куда-либо с другом, но не с девушкой. Слишком очевидно для любителей искать двойное дно.

— Вы общались с ними?

— Доводилось. В моей работе с кем только ни встретишься…

С окончанием очередного танца к ним подошёл Пират.

— Как там наша сделка? — поинтересовался Чарльз. Джеймсу показалось, что он затаил дыхание в ожидании ответа.

— У меня всё готово! — оскалился Генри.

— Отлично! — усмехнулся его брат. — Тогда позволь назначить тебе встречу. Надо поговорить.

— Интригующе. Предположим, завтра в два? Здесь.

— Подходит. И вы, сэр, — повернулся Чарльз к Джеймсу. — Мистер Гарретт, верно? Вас я бы хотел кое о чём спросить. Присоединитесь?

— Не вижу причин для отказа, — чуть удивлённо сказал Джеймс. Что ему понадобилось от них обоих разом?

Они болтали ни о чём ещё какое-то время, как и полагалось на светских приёмах, потом Чарльз переместился к отцу. Позже Джеймс танцевал с другими дамами. Неизвестно, узнала ли его мисс Верити, но они весь вечер избегали друг друга. Около одиннадцати приглашённая Доктором провинциальная артистка спела печальную и поучительную балладу о раздоре трёх сестёр, которая, наверно, должна была что-то значить, после чего танцы продолжились.

И вот осталось пять минут до полуночи. Джеймс осторожно осмотрелся. Все, кто мог обратить на него внимание, были заняты: Генри танцевал с Русалкой, Чарльз — с Волшебницей, Карл-Юрген и фрау Аннелизе беседовали с Султаном. Правда, совсем рядом стояли Доктор и Палач, но им не было дела до Призрака. Гарретт незаметно пробрался к выходу из дома и замер на крыльце.

Было абсолютно тихо — ни звука музыки не пробивалось наружу, совершенно темно — окна закрыли шторами, а небо затянули тучи, и очень тревожно. Что сейчас произойдёт? Кто появится? Может, Клоунесса просто пошутила?

Но нет. Через несколько минут за деревьями послышался шорох шагов, и перед крыльцом возник древний рыцарь в порванной кольчуге. Нашлись в нём и другие странности: во-первых, он пришёл безоружным, во-вторых, насколько можно было увидеть под выглянувшей луной, на его белой накидке темнел меч, повёрнутый клинком вниз.

— Полночь, — гулко произнёс рыцарь, замерев перед ступенями.

Джеймс снял маску, шляпу и уставился на него. Рыцарь стащил с головы шлем. Впрочем, напрасно: луна скрылась, а без неё нельзя было разглядеть ничего, кроме белых бинтов на голове.

— Меня зовут Эйн эла-Виэт, мистер Гарретт. Я тот самый грабитель.

— Я уже знаю, — заметил Джеймс. — Вы революционер?

— Я идиот! Возьмите. — Он сунул руку под накидку и достал толстый конверт.

Вдруг среди деревьев хрустнула ветка: кто-то, стоявший там, неосторожно шевельнулся. Рыцарь вздрогнул и убежал так быстро, как позволяла кольчуга. Конверта он так и не отдал.

Джеймс досадливо поморщился и спустился вниз, намереваясь догнать его. Однако из-за деревьев наперерез ему метнулась тень. Он отпрыгнул в сторону, наступил на свой плащ. Не упал, но потерял секунды. Сверху на его голову обрушился тяжёлый удар.