Нарния или Англия? (гет)

— Бумагу и чернила мне, срочно-срочно-срочно…

Беатрис влетела в кабинет как в свой собственный. Сиэль передо мной сразу же заметно напряг плечи от вида мечущейся по всей комнате как ураган женщины; я ничего за спиной у себя не видела, но слышала цокот каблуков и постоянное передвигание каких-то предметов по комнате.

— Будьте так добры, не ройтесь в моей комнате!

Жница явно проигнорировала этот запрос и метнулась теперь уже за стол Сиэля, вытаскивая из него ящички с документами.

— Эй!..

Зрелище было не самое забавное, но всё же сдержать фырканья я не смогла: она настолько настырная, что Сиэль даже противопоставить ей ничего не может. Он каждый раз будто теряется перед ней, как терялся перед своей тётушкой Фрэнсис в аниме.

Вообще с плеч камень упал от звука её каблуков ещё в коридоре: она пришла. Она вернулась, и она ничего мне пока что не сказала, а значит, наверное, срочных плохих новостей пока что нет…

Я так разволновалась, что что-то пойдёт не так, что расплакалась в саду. И надо же было от этих слёз, как после грибного дождя, передо мной вырасти людям, никак не могущим оставить меня в покое: сначала Финни, потом Сиэль… Ну, перед последним хотя бы не надо было притворяться, что мне становится лучше от болтовни.

Хотя его способ «успокоить» был довольно странным — начал претензии мне кидать, что я не рассказываю ему всё как на духу. Да и вообще он в последнее время как на иголках весь ходит, от любого тычка в свою сторону возгорается, будто облитый бензином. Вроде ничего, что могло его так встряхнуть, не происходило за последнее время… Может, это он так из-за появления Беатрис нервничает? Волнуется из-за того, что скоро попадёт в другой мир?

В любом случае, я замёрзла, и мы сошлись на том, что как всегда сыграем в шахматы. И тут наконец-то вернулась Беатрис, занимавшая все мои тревоги.

— Так, так, ага… Это же пустая бумажка?

— Да прекратите же вы!

Беатрис поднялась на ноги, рассматривая с одной стороны бумагу: увы, я уже видела, что с обратной стороны что-то написано. Сиэль смотрел на неё глазами, полными ужаса, будто она на пороге раскрытия военной тайны. Это документ такой важный?..

— А это что такое?

Беатрис нахмурилась и подняла что-то маленькое и квадратное с документов.

— Анна, у тебя что, близняшка есть?

— Дайте сюда!

Сиэль подскочил и выхватил у неё эту бумажку, кинул в комод и звонко захлопнул его.

— Что значит «близняшка»? — в полном недоумении спросила я.

— Близняшка — это сестра, которая выглядит как ты.

Сиэль накрыл лоб ладонью: он выглядел так, будто Беатрис — ребёнок, только что опозоривший его как родителя.

— Себастьян, подай Беатрис бумагу и чернила с ручкой…

— Да, я знаю, что значит слово «близняшка»! Что вы имели в виду?

— Прекратите этот разговор сейчас же!

Теперь это Беатрис глянула на него, словно на лепечущего малыша, и пожала плечами:

— Тебя две на фотографии.

В дверь вошел Себастьян со всеми нужными принадлежностями, так что я ничего не успела уточнить: она просто выхватила канцелярию у него из рук и убежала.

Я ничего не поняла. Меня? Две? На какой фотографии? Я не фотографировалась здесь ни разу…

— Сиэль, покажи мне её ещё раз, пожалуйста.

Сиэль почему-то был пунцовым. А ещё смотрел непонимающе.

— Показать тебе что?

— Фотографию.

— Ту, о которой она говорила?

— А какую ещё?

Я чувствовала, что трачу время на бессмысленный разговор и уже начинала разгораться от нетерпения.

— Я без понятия, о чём она говорила. Это просто пустая бумажка. Какие-то штучки жнецов, наверное, — он махнул рукой, — Давай лучше доиграем.

Жнецы могут видеть на бумаге то, чего нет?.. Может то, что могло быть раньше на этой бумаге? Нет, бумагу ведь ещё не перерабатывают, да и причём тут я? В чём смысл? Может, если я взгляну, то смогу что-то понять?

— Дай посмотреть на бумажку.

Он нахмурился.

— Зачем тебе?

— Я хочу понять, что не так. Фраза «тебя тут две» настораживает.

— Тц, я тебя умоляю. Она, наверное, по-дурацки пошутила или ещё что.

Я так устала после собственной истерики, что сил с ним препираться совсем не было. Хотя я искренне не понимала, в чём проблема дать мне эту грёбаную бумажку, обращать на его мелочное поведение внимания не было смысла, — у многих людей в моём мире происходили затупы на пустом месте, вот и он, наверное, бывает таким же странным.

— Ладно, давай закончим партию… — пробубнила я, переставляя коня.

Я заметила, что взгляд Сиэля больше не устремлён на доску, и подняла голову. Он пристально рассматривал дверь позади меня, оперев голову о тыльную сторону ладони, и дул губы.

— В любом случае, что ей там понадобилось писать?.. — пробормотал он, обращаясь явно не ко мне: Сиэль даже не замечал моего взгляда.

— Может, заметки какие-то. Что ты пристал к ней? Моими же не озабочен.

Он посмотрел на меня исподлобья; в комнате внезапно стало прохладно.

— Да, мой промах…

— Прости?

Я в напрасной попытке избавиться от мурашек провела рукой по предплечью. От одной мысли о том, что мои записи могут начать смотреть, к ушам поднимался жар: периодически я выплёскивала на бумагу свои эмоции и могла написать всякого… Не хотела бы я, чтобы Себастьян воочию это видел.

Увидев моё выражение лица, Сиэль вздохнул и махнул рукой:

— Я шучу.

Я их сожгу сегодня же.

— Но серьёзно, ты слишком сильно ей доверяешь. Она того вовсе не стоит.

Опять он за своё. Мне захотелось закатить глаза, но я вовремя остановила себя, чтобы не раздражать его ещё сильнее.

— Да что она может замыслить?! Беатрис — просто жнец. У неё нет ни мотивов, ни средств.

Сиэль опустил подбородок, сузив глаза, будто хищник, собравшийся наброситься; взгляд сразу помрачнел. Мне стало ещё холоднее.

— А тебе не кажется подозрительным, что мы ничего не знаем? Ни где она вечно находится, ни её методов работы… Она может подловить на этом и обмануть нас в любой момент.

Он наклонился вперёд; настал мой черёд отклониться от него назад — Сиэль внезапно начал нагонять жути:

— Я, как глава семьи Фантомхайв, не могу позволить себе пропустить ни одного удара. Ни спереди, ни в спину.

Я забарабанила пальцами по столу, не зная, пытаться ли выдержать его взгляд или позорно сдаться и потупить взгляд в пол. Он смотрел очень, очень пристально: сверлил дырку у меня во лбу.

— Как скажешь… — промямлила я.

Сиэль внезапно расслабился, будто наконец осознал, какое впечатление создаёт; а может, я его просто успокоила тем, что перестала спорить.

— Себастьян! Проследи, что там пишет Беатрис.

За спиной в очередной раз без предупреждения, без хлопанья дверями и без шума шагов заговорили. Я подпрыгнула — каждый раз пугает до икоты:

— Боюсь, её больше нет в поместье, юный господин: Беатрис ещё несколько минут назад вышла за его пределы.

Сиэль в ответ на это только закатил глаза, опираясь щекой о собственную ладонь; он не выглядел впечатлённым этой новостью, будто только и ждал этого.

А меня вот эта новость слегка удивила. Зачем, если она буквально только что вернулась из леса? Забыла, может, что-то? Или уже проводит ритуалы по призыву этого шкафа, или что ей там нужно сделать?..

— Ну так найди её и проследи, кому она это письмо пишет.

О Господи, грёбаный Шерлок. Это может быть что угодно помимо письма, и можно иметь сто причин делать это за пределами имения, включая простое желание развеяться.

— Разумеется, юный господин.

— Так, вы оба, стойте. Ты, — я повернулась к Себастьяну, — Входи нормально. Как человек. По-человечески. Я, в отличие от Сиэля, к такому не привыкла.

— Как прикажете, юная леди.

— А ты, — я повернулась к Сиэлю, — С чего взял, что это письмо?

И снова он закатил глаза:

— Если бы я отправлял подозрительные письма, то делал бы это за пределами вражеского поместья, а если бы был жнецом, то делал бы это своим ходом.

— Проще «своим ходом» лично что-то сказать.

Сиэль только отмахнулся, переставляя, наконец, свою фигуру с места на место:

— Вот и увидим, кто из нас прав.

— Шах и мат, кстати.

— Как?! — он только сейчас опустил взгляд на доску, — Чёрт…

* * *

Бери с собой столько секретных бумаг, сколько сможешь съесть, пока к тебе приближается демон. Не то что бы это часто происходило с Беатрис. Не то что бы сейчас она ждала, что услышит этот еле слышный шорох у себя за спиной; его вообще можно было принять за игры воображения.

Но Беатрис сама сглупила, на виду у всех достав бумагу для своего письма. Она закатила глаза: и почему все в этом поместье такие подозрительные и закрытые? Разве тот факт, что она жнец, должен ставить её по ту сторону шахматной доски?

Она вообще хочет как лучше. Она, как любая нормальная женщина, любит детей и желает им добра! Но дети на то и дети, что не понимают, какое благо им приносят взрослые люди, даже когда кажется, что они настроены против них. Как и корова не понимает, что инъекции ей вводят чтобы она не сдохла. Как и человек не понимает, что страдания Бог даёт для его же блага…

Правда вряд ли пожирание чернил пойдёт Беатрис во благо. Она смяла бумажку, укусила, а потом и вовсе засунула в рот. Даже смоченная слюной, во рту она оставалась слишком твёрдой и режущей; чернила добавляли прогорклости и маслянистого ощущения, разливающегося по всему рту.

Омерзительно. Она поморщилась и замедлила шаг, давая себе время проглотить это.

Сзади послышались «аплодисменты». Беатрис чуть не споткнулась от этого резкого звука и обернулась, глядя на вышедшего из тени демона с возмущённым недоумением.

— Не думал, что вы пойдёте на такое ради сохранения своей тайны Я поражён.

— Нечего нечистому знать засекреченную департаментом информацию.

Это была ложь: она хотела отправить письмо. Но это письмо должно было быть адресовано такому человеку и содержать в нём такую информацию, что Беатрис бы наверняка попытались четвертовать на месте, увидь они хоть строчку оттуда.

А потому совесть её от этой наглой лжи не мучила ни капли. Почём ему знать, для чего предназначалась бумага?

— Так что было в письме?

Беатрис выгнула бровь:

— Я, кажется, сказала, что это секретная информация.

Себастьян построил бровки домиком и всплеснул руками:

— Ну не могу же я вернуться к господину с пустыми руками.

Её глаз предательски дёрнулся. Кого он из себя строит, театрала? Почему не может просто нормально разговаривать? Ещё и говорит с ней так, будто она должна ему сейчас по дружбе всю информацию на блюдечке преподнести.

— Почему с пустыми? Скажи, «секретная информация, отчёт для департамента жнецов». Мне бы твои мелочные демонические проблемы: сразу видно, что ты никогда не писал отчётов с нулевой подотчётной информацией.

Она развернулась и пошла прочь, подальше от поместья. Ей всё ещё нужно написать письмо, но теперь уже в городе, и всё время быть настороже, лишь бы эту тварь на хвост не подцепить.

— Я бы советовал вам вести себя аккуратнее, — послышался сзади уже более ровный, холодный голос Себастьяна, — Мой господин очень аккуратен и проницателен. Если у вас есть, что найти, вам стоит спрятать это поглубже, иначе его цепкие руки до вас дотянутся.

Это он так напугать пытался. Как забавно.

— То, что у меня можно найти, вас не касается, поэтому я спокойна.

* * *

У Сиэля руки чесались объяснить Ане, как же она заблуждается насчёт Беатрис, поэтому он готов был нести каждое, даже самое маленькое доказательство к ней, вновь и вновь пытаясь убедить её в том, что доверять этой женщине нельзя: она разобьёт ей сердце своим «предательством». В кавычках, потому что она и не присягала никому на верность.

Сейчас он не мог сдержать ухмылки, стучась в дверь её покоев: его аргумент ничем не поколебать. Жница вела себя очень странно: торопилась, убежала из поместья, а потом ещё и съела бумагу с чернилами и сбежала в сторону Лондона. Если это были секретные документы, почему она вела себя так, будто делает что-то преступное?

Аня должна уловить ход его мыслей, должна понять, почему он думает так, как он думает. Сиэль не параноик, а дальновидный человек. И, закрывая глаза, он видит, как весь план рушится у него на глазах. Или как им приходится доводить дело до конца, но Аня остаётся с разбитым сердцем из-за неё.

Сиэль так долго бился над её покоем, что не собирается позволять даже подуть на это хрупкое равновесие. С появлением Беатрис Аня стала жизнерадостнее, но и нервознее: он видел это по тому, как иногда надламывался её голос от эмоций, или как она вертела столовые приборы в руках во время трапез, или чаще выходила в сад (ему казалось, что она выходит в сад, чтобы выпустить пар: она всегда либо долго и неподвижно сидит на скамейке, либо ходит кругами и пинает камни).

— Ага?

На её разрешающий отклик он открыл дверь и сразу наткнулся на фигуру Ани у входа. Тёплый свет от огня камина красиво обрамлял её лицо, играясь с его чертами, и золотил русые волосы. Он засмотрелся на несколько секунд, пока она упорно не смотрела на него и не начинала диалог первой; потом заметил, что Аня елозит кочергой в камине.

— Что ты делаешь?

Она тяжело вздохнула: Сиэль сразу понял, что Аня молчала, потому что ждала этого вопроса, но не хотела заведомо начинать пояснять.

— Записи свои жгу.

Сиэль понял, что, возможно, они с Беатрис всё же одного поля ягоды. Возможно, с ней бесполезно разговаривать на тему подозрительного поедания бумаги.

— …Я ни за что не поверю, что ты пошутил про проверку моих записей, — она начала загибать пальцы, — Ты слишком любопытный, подозрительный…

Сиэль провёл рукой по лицу.

— …и вредный.

— Si seulement j'étais resté silencieux…франц. «если бы я только молчал»

Аня подняла на Сиэля взгляд: её брови были приподняты в полном недоумении, а в широко раскрытых глазах чувствовался ужас:

— Прости, что?

— Не тебе же одной говорить на непонятном языке.

— Тебе может перевести Себастьян! А мне кто переведёт?

Сиэля эта сцена развеселила. На минуту — всего на минуту, — он позволил себе забыть о Беатрис и даже о том, что Аня снова будто нарочно ведёт себя подозрительно, и думал только о том, как забавно она бурно реагирует лишь из-за того, что Сиэль повёл себя зеркально по отношению к ней.

— Весело тебе, да?

Она звучала, будто строгая учительница, придумывающая наказание за ребячьи шалости: хмурилась, не глядя на него, пока продолжала кидать бумагу в камин и подталкивать её кочергой поближе к огню

— В таком случае я потребую у Себастьяна дать мне уроки французского.

Сиэль на секунду остолбенел. Значит, вот как? Значит, она хочет лишить его единственного способа коммуникации без её участия? А сама-то?..

Он расплылся в ухмылке:

— Я попрошу Себастьяна дать мне уроки русского.

— Хм. Удачи.

У Сиэля бы отвисла челюсть, если бы он только умел достаточно сильно удивляться. Она, значит, считает приемлемым всерьёз кидать ему забавные, бессмысленные угрозы с серьёзным лицом, но как только ей говоришь то же самое, она не верит?!

— Что значит «удачи»?

— Ну…

Аня засунула бумаги подмышку и свободной рукой начала накручивать прядь волос на палец.

— У каждого существительного есть как минимум шесть форм в зависимости от того, с каким глаголом и предлогом они используются. А есть ещё формы слова, обозначающие их маленький или большой размеры, отношение к собеседнику и так далее… А глаголы? Тоже разные формы. И у прилагательных…

— Ха! Ну и что? Есть вещи и посложнее, чем слегка изменяющиеся слова. Мне кажется, ты меня недооцениваешь.

— Допустим. Но у тебя нет мотивации, так что вряд ли что-то получится…

И опять-таки, он бы подпрыгнул на месте, если бы был хоть немного более эмоциональным. Как Аня низко о нём думает! Да как она смеет? Чем он такое заслужил? Разве он хоть раз показывал себя низко перед ней?

Он совсем не какой-то лентяй, если поставит перед собой цель, — а он, можно считать, уже её поставил, — он точно достигнет результатов! Блестящих результатов! И он не только не выучит его, но и заставит её пожалеть о том, что она усомнилась в нём.

— Давай заключим спор.

Аня фыркнула, и, прежде чем ответить, кинула все оставшиеся бумаги в огонь:

— Нет, мы не заключим спор. Потому что если заключим, ты точно выучишь русский, просто чтобы утереть мне нос.

Эта женщина…

— Ты порой раздражаешь своей прозорливостью.

— Да тебе просто легко с Себастьяном. Будто я не знаю, что он точно сможет поднатаскать.

Ах, вот оно что. Он уже подумал, что ему почти что комплимент отвесили. Впрочем, от Ани такого лучше не ждать, — она если что хорошее и скажет, то с таким едким подтекстом, что потом от этой язвительности вовек не отмоешься. Сиэлю даже немного обидно стало за то, что он так легко повёлся в этот раз.

— Вообще-то я и без Себастьяна хорош в учёбе!

— Правда? А ты откуда знаешь? У тебя кто-то кроме Себастьяна был в учителях?

Какая же она…

Вообще-то был. И не один человек. Но какая сейчас разница, если она как баран упёрлась в то, что Сиэль якобы ни на что не способный маленький мальчик? Он что, по её мнению, без Себастьяна вообще ничего из себя не представляет?

— Я тебе покажу, как со мной спорить, — процедил он сквозь зубы.

Он больше не мог с ней разговаривать. У него есть гордость, и она не выдерживает таких нападок. Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.