Водоем и кости (гет)

Ледяной шок, пронзительный и безжалостный, впился в меня, сотрясая до самых глубин души. Я успела сделать один последний, судорожный вздох — и тут водоворот накрыл меня с головой, утягивая в чёрную, бездонную пучину. Оглушительный рёв потока заполнил уши, а всепроникающий холод впивался в кожу тысячами острых ледяных игл.

Горло сдавила паника.

Я отчаянно пыталась совладать с собственным телом, которое неумолимый поток швырял, крутил и тянул ко дну. Я слепо размахивала руками, судорожно работала ногами, пытаясь вырваться назад, к поверхности. Давление сжимало грудь стальным обручем, а в горле поднимался ком истеричного, непроглотанного ужаса.

На одно мгновение мне удалось глотнуть воздух — ветер резко и больно хлестнул по лицу, — но река уже накрывала меня снова, не желая выпускать из своих цепких объятий.

Я забилась сильнее, из последних сил потянувшись к ускользающему свету.

Пока ослепляющая, острая боль не пронзила плечо. Я попыталась закричать, но в рот и нос хлынула ледяная вода, а потом меня снова потащило, швыряя о подводные валуны. Я захлёбывалась, тонула, переставая бороться…

И вдруг что-то, холоднее самого камня, впилось в меня и рвануло вверх!

Морозный ночной воздух обжёг лёгкие, словно раскалённый металл.

Следом я рухнула на что-то плотное и упругое — казалось, все конечности налились свинцом, а плечи и руки вспыхнули адской болью от рваных ран и ушибов. Горло пылало, когда речная вода хлынула обратно в приступе кашля, и лишь потом я наконец смогла жадно, судорожно глотать воздух, а грудная клетка ходила ходуном.

— Тихо, — послышался успокаивающий голос Карлайла, его руки легли на мои дрожащие плечи. — Всё уже позади, Изабелла.

Тут я и разрыдалась, рыдания вырвались наружу вместе с облегчением, а слёзы обжигали онемевшую кожу.

— Пойдём, я отнесу тебя домой, — тихо сказал он и бережно, как хрустальную вазу, подхватил меня на руки.

Я прижала мокрое лицо к прохладному накрахмаленному воротнику его смокинга, пытаясь укрыться от леденящего ветра. К тому времени, как мы добрались до залитого тёплым, золотистым светом дома, я неконтролируемо дрожала в его крепких объятиях.

Внутри Карлайл отнёс меня наверх, в незнакомую комнату, погружённую в полумрак.

Прямо напротив входа зияли панорамные окна, а за ними виднелась огромная кровать, заваленная подушками в кремовых и тёмно-синих тонах. Карлайл перенёс меня к камину, занимавшему добрую половину стены справа, и усадил на белый бархатный диван.

Смутно я подумала, что он портит прекрасную мебель — теперь она была вся мокрая и быстро покрывалась тёмными пятнами крови.

Меня охватила тошнота, и я зашипела от боли, когда рана на предплечье вновь напомнила о себе пульсирующим огнём.

Моргнув, я увидела Карлайла — он стоял на коленях прямо передо мной и прижимал к моей руке небольшое полотенце, стараясь остановить кровь. Позади, у камина, замерла Розали, и у её ног уже пылал живой, трескучий огонь. Неконтролируемая дрожь пробежала по телу, когда комната начала понемногу прогреваться, и я наконец осознала, как же мне по-настоящему холодно.

Мне отчаянно хотелось броситься в самый центр пламени, чтобы оно растопило последние крупинки льда под кожей. Но я истекала кровью.

Поэтому я просто сидела на месте, чувствуя, как нарастает тошнота, и пытаясь сдержать стук зубов, отчаянно желая скинуть с себя это мокрое, налипшее вторым слоем кожи платье.

— Изабелла.

Резкий, словно удар хлыста, голос Розали вернул меня в настоящее.

Мне потребовалась секунда, чтобы вспомнить, о чём она говорила, и, когда тишина затянулась, она спросила снова, чётко выговаривая слова:

— Можно я сниму с тебя одежду? Всю, до нитки? Тебя нужно согреть.

Только тогда я заметила, что Карлайл исчез, а дверь в спальню была плотно закрыта. Я опустила взгляд и поняла, что это я сама, сковывающей болью, сжимаю полотенце на руке.

— Давай, — прохрипела я, гортань была исцарапана речной водой, и позволила ей поднять себя на ноги.

Она действовала быстро и эффективно, без лишних движений. Всё это время я пыталась вызвать в себе хоть каплю стеснения, хоть искорку былого смущения. Но это было бесполезно. Да, я начала постепенно принимать это новое тело, но в конечном счёте оно едва ли принадлежало мне. Мои старые комплексы оказались не у дел — исчезли растяжки на позвоночнике, оставшиеся с юности; не было уродливого ожога на животе от костра; даже широкие бёдра и полноватые ноги канули в лету. Наблюдать, как Розали срывает с меня промокшее платье и бельё, меня не смущало. Это было похоже на то, будто раздевает она не меня, а какую-то другую, чужую сущность, от которой я в любой момент могу уйти.

Вместо одежды Розали закутала меня в тёплый, мягкий махровый халат, осторожно натянув рукав на повреждённую руку и ловко подвернув ткань, чтобы я могла продолжать давить на рану.

Я снова сидела, пока Розали стаскивала с меня тяжёлые ботинки и отмокшие носки, когда в комнату поспешно вернулся Карлайл с массивным медицинским чемоданчиком в руках.

— Давай посмотрим на это, хорошо? — он мягко улыбнулся, снова опускаясь на колени рядом со мной и осторожно ослабляя мою мёртвую хватку на ране.

Я лишь кивнула, удивляясь, почему в животе внезапно закружилось, а тошнота усилилась, когда он убрал пропитанное кровью полотенце, и в нос ударил резкий, сладковато-металлический запах.

Верно. Это тело тошнит от запаха крови.

Мне пришлось дышать поверхностно, через рот, мелкими глотками, чтобы не вырвало тут же на роскошный ковёр.

Позади я почувствовала, как пальцы Розали осторожно, почти невесомо, распутывают мои волосы из спутанного клубка влажных кос, выбившихся локонов и потерявших форму шпилек.

Я отвела взгляд от кровавого месива на руке как раз в тот момент, когда Карлайл начал втирать в рваную кожу какой-то прохладный, почти ледяной гель. Мой взгляд снова устремился к камину, к танцующим языкам пламени. Вскоре рука онемела, и странное ощущение стягивания кожи, сшивания плоти не причиняло ни малейшей боли. Было куда легче просто потеряться в огне, раствориться в его движении.

— Изабелла?

Я моргнула. Карлайла уже не было, а на его месте стояла Розали. Моя рука больше не была окровавленной и разрезанной — теперь она была аккуратно зашита и перевязана стерильными белыми бинтами.

Я не могла оторвать взгляда от алых разводов, проступивших на безупречной белизне бархатного дивана. Может, если сразу постирать, пятна отойдут? Хотя для тех, чьё зрение острее бритвы, всё могло выглядеть иначе. То, что мне казалось поправимым, для Калленов могло оказаться безнадёжно испорченным.

— Давай приведём тебя в порядок, — предложила Розали, привлекая моё внимание и протягивая руку.

Мне ужасно не хотелось покидать тепло камина, но я позволила её холодным пальцам сомкнуться вокруг моей ладони и подняла меня на ноги. Она провела меня через всю комнату в ванную.

Я совершила ошибку, встретившись взглядом с девушкой в зеркале. Её волосы были полувысушенной растрёпанной массой, а лицо испачкано потёкшей тушью. У меня не было времени разглядывать это разбитое отражение — Розали уже подводила меня к фарфоровой ванне, наполненной ароматной мыльной водой.

— Осторожнее, — тихо сказала она, помогая мне ступить в тёплую воду после того, как с меня сняли халат. — Постарайся не намочить бинты.

Я положила повреждённую руку на край ванны, размышляя, как буду мыться одной рукой, как почувствовала, как холодные пальцы вплетаются в мои волосы, отводя их с лица.

Я сидела недвижно, словно статуя в тёплой воде, пока Розали нежно мыла мне голову. Постепенно изумление улеглось, и я смогла расслабиться под её прикосновениями, не ожидая колкости.

В глубине души я недоумевала, чем заслужила такую доброту от Розали. Разве не логичнее было бы, чтобы мне помогала Эсме или Элис? Я уж точно не была её любимицей.

Но по мере того как она продолжала полоскать и намыливать мои волосы, я не могла не расслабиться хотя бы чуть-чуть.

Я вздрогнула, когда Розали нарушила тишину. Теперь она стояла ко мне лицом и нежно втирала в кожу какое-то жидкое средство — вероятно, очищающее.

— Можно плакать, Изабелла. Полагаю, ты всё ещё не в себе.

Это было трогательно, хоть и сбивало с толку. Раньше она никогда не проявляла ко мне столько участия.

Всё же я не хотела, чтобы она подумала, будто я игнорирую её, и потому слабо кивнула, хотя мне не хотелось снова плакать. Я устала от слёз.

Розали вздохнула.

— У тебя диссоциация.

— Что?

— Это реакция на травму, — добавила она, видя моё недоумение.

Я опустила взгляд.

— А.

Хотя я и слышала раньше это слово, не припоминала, чтобы испытывала нечто подобное. Я не знала, что сказать.

— Закрой глаза и рот, — вдруг велела она.

Я повиновалась, и она нежно сполоснула моё лицо, смывая остатки косметики.

— Всё.

— Спасибо, — хрипло прошептала я, моргая, чтобы стряхнуть с ресниц капли воды. — Почему… почему ты это делаешь?

Розали отклонилась назад, её лицо выражало любопытство.

— Что именно?

Я потупила взгляд и пожала плечами, вздрогнув, когда движение отозвалось болью в ушибах.

— Заботишься обо мне.

— Поверь, Эсме была бы здесь мгновенно, если бы не боялась подвергнуть тебя ещё большей опасности, — улыбнулась она. — Но только у меня достаточно самообладания, чтобы помочь тебе сейчас.

— Верно, — согласилась я, чувствуя себя глупо из-за того, что сама не догадалась. Конечно, никто, кроме Розали, не смог бы сдержаться, раздевая меня, когда я истекала кровью.

С опозданием она добавила:

— И потому что ты моя сестра.

Я резко подняла голову и уставилась на неё с изумлением.

Она фыркнула.

— Не смотри так удивлённо. То, что я не согласна ни с чем из этого, не значит, что я ничего не понимаю. Я не стану делать твою жизнь сложнее, чем она есть. Ты и так через многое прошла.

Я сглотнула ком в горле.

— Спасибо тебе.

— Не стоит.

— …И прости меня, — добавила я. — Я знаю, что в прошлом была недобра к тебе и, возможно, говорила жёсткие вещи, которые не следовало говорить.

К моему удивлению, Розали закатила глаза.

— Не утруждай себя. Я не злюсь и ожидаю, что ты и дальше будешь со мной откровенна, как бы сильно мы ни спорили. Мне было бы стыдно называть тебя сестрой иначе.

Мои губы искривились в слабую улыбку.

— Ты уверена? Я бываю довольно резкой.

— Уверяю тебя, ты никогда не сможешь быть настолько неприятной, насколько способна я. Хотя, полагаю, ты и сама это знаешь.

— Пожалуй, — уступила я с тихим хриплым смешком. — Ты хорошая сестра.

— Да, я знаю, — отмахнулась она и принялась помогать мне подняться, чтобы ополоснуть и вытереть меня.

Тем не менее она не смогла скрыть вспышку гордости, осветившую её лицо.

Когда я вышла из спущенной воды и она вытерла меня полотенцем, Розали помогла мне надеть мягкие спортивные штаны, свитер и толстые носки. Я смотрела на её отражение в зеркале, пока она расчёсывала мои мокрые пряди, и спросила:

— Что там происходит?

Наш разговор помог рассеять туман, сгустившийся в сознании. Внезапно всё перестало казаться таким далёким, и страх сжал грудь, когда я начала осознавать реальные последствия сегодняшней ссоры.

Позади меня Розали промычала.

— Они наводят порядок. Эдвард в ярости, как ты, наверное, понимаешь.

— Он не создаёт проблем? — слабо спросила я.

Несмотря на врезавшийся в память образ диких красных глаз Шарлотты, я знала, что не хочу, чтобы он начинал войну ради меня. Не тогда, когда будущее всё ещё туманно. У нас уже был невидимый враг, блокирующий видения Элис. Нажить вдобавок врага в лице семьи Джаспера… это могло только ухудшить положение.

Она фыркнула.

— Нет. Но он в бешенстве на Питера и Шарлотту. Джаспер и Карлайл делают всё возможное, чтобы их примирить, но Эдвард умеет держать обиду, как никто другой. Не уверена, что кто-то из нас винит его в данном случае.

Я нахмурилась, сбитая с толку.

— А… с Джаспером всё в порядке?

— Конечно. А с чего бы нет…? — глаза Розали внезапно вспыхнули от осознания. — Изабелла, Джаспер не нападал на тебя. Он защищал тебя.

У меня отвисла челюсть.

— …Правда?

— Да, — сказала Розали. — С тех пор как ты поделилась с нами этим возможным будущим, Джаспер был крайне осторожен. Он знал, что тебя могут ранить и другими способами, поэтому был настороже, сохраняя самообладание, какого мы от него никогда не видели.

— О, — прохрипела я. — Это… вау.

Я действительно не знала, что сказать. То, что Джаспер зашёл так далеко ради меня, было… невероятно трогательно. Моё сердце смягчилось и согрелось от нежности.

— Ты удивлена, — с любопытством отметила Розали. — Полагаю, это значит, тебе не рассказали.

— Что именно?

— Не думаю, что мне следует говорить, — пожала она плечами и наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то за дверью. — Эсме готовит для тебя что-то тёплое. Хочешь?

Я улыбнулась.

— Да, пожалуйста.

— Я принесу. Но не устраивайся слишком удобно. Скоро тебя нужно будет отвезти домой, — сказала Розали, кладя расчёску на столешницу.

— Постараюсь, — заверила я её, прежде чем она исчезла.

Мой взгляд снова скользнул к отражению. Я выглядела совершенно иначе, чем когда входила сюда: вымытые лицо и волосы, одетая в тёплую удобную одежду. Лавандовый свитер хорошо скрывал синяки и повязки. Если бы не пульсирующая боль в коже, я могла бы почти убедить себя, что ничего не случилось.

Я повернулась и вышла обратно в спальню, снова потянувшись к теплу камина. На этот раз я села на противоположный от мокрого, залитого кровью края дивана конец, поджала под себя ноги и утонула в мягкой спинке.

Несмотря на уверения Розали, что всё под контролем, я не могла не отчаяться, потому что, конечно же, сегодняшнее торжество закончилось именно так. Я была высокомерна, полагая, что подобное может случиться только на гипотетической вечеринке по случаю дня рождения.

Это делало возможность появления армий новорождённых и вмешательства Вольтури гораздо более реальной. Хотя я предполагала, что все временные рамки теперь нарушены. Элис была уверена, что меня обратят до лета. Сколько же всего этого сюжетного вздора можно втиснуть в следующие два месяца?

Как я ни крутила, будущее виделось мрачным.

Я всё ещё сидела, свернувшись калачиком и наблюдая, как потрескивает огонь, когда заметила Эдварда, застывшего в дверном проёме. Я не была уверена, насколько пострадал его смокинг, но он переоделся в джинсы и чёрную толстовку. В одной руке он сжимал разорванный венок из отсыревших красных цветов, с которых осыпалась половина лепестков, а влажные ленты растрепались.

Я нахмурилась, заметив, что он не может встретиться со мной взглядом. Потому что я узнала этот взгляд. Как он метнулся и загорелся невысказанной яростью — это были те же глаза, что я видела в отражении Беллы в зеркале, когда ещё только пыталась найти своё место в этом странном сказочном мире.

— Ты снова бежишь.

Я не была уверена, хотела ли я произнести эти слова вслух, но они прекрасно справились с задачей привлечь внимание Эдварда. И наконец он посмотрел на меня.

— Нет, — возразил он.

Но виноватый изгиб его губ никуда не делся. Я не отводила от него взгляд.

— Нет. Не прямо сейчас. Но ты хочешь. Я знаю, потому что мы похожи. Мы бежим, когда становится трудно; когда нам страшно.

Даже когда его черты исказились чувством вины, плечи ссутулились, а пальцы сжались в кулаки с побелевшими костяшками, раскалывая мой венок в хватке, я не отводила взгляда.

— Ты должен сказать мне, о чём ты думаешь, Эдвард, — сказала я как можно мягче, мой голос всё ещё был хриплым.

Мне нужно было, всем своим существом, понять, должно ли это стать нашим «Новолунием». Потому что я медленно приходила к осознанию, что, возможно, отдала Эдварду слишком большую часть себя. Я ошибочно предположила, что видение Элис перевешивает все остальные сюжетные точки.

Не имело значения, что, если Эдвард уйдёт, высока вероятность, что он вернётся ко мне. Он был нужен мне сейчас.

А то, в чём я не хотела признаваться, чего боялась произнести в этот шаткий момент, было то, что он будет нужен мне всегда; навсегда.

Чем дольше длилось молчание, тем сильнее сжимался от страха мой живот, перехватывая дыхание, а в горле нарастала мучительная, болезненная опухоль.

— Я не ухожу.

Эти простые слова вновь позволили мне дышать, а облегчение нахлынуло на меня, словно цунами.

— Хорошо, — я выдохнула. — Хорошо.

Наконец он вошёл в комнату, подошёл и сел рядом со мной, бросив разбитый венок на кучу мокрой, изорванной одежды, и нежно обнял меня, притянув к себе.

— Что тебе нужно? — прошептал он в мои волосы.

— Ты, — прошептала я. — Ты нужен мне.