Индивидуалист (джен)

Слухов о тролле ходило много, но учителя пресекали подобные разговоры, так что тема быстро иссякла. Его никто не видел в замке, а слова Квиррелла… Не самый надёжный источник, мало ли, может профессор перестарался, отмечая Самайн, вот и примерещилось всякое?

А в середине ноября мы наконец-то обратили внимание на отсутствие Грейнджер.

— А где грязнокровка? — поинтересовался Малфой на уроке трансфигурации, пользуясь тем, что МакГонагалл вышла из кабинета.

— Её родители забрали, — поморщившись от выбора слов, ответила Браун. А потом не удержалась от ехидного замечания: — Ещё две недели назад, вообще-то.

— Забрали? — выражая общее удивление, протянула Паркинсон, но тут профессор вернулась, и разговор прервался.

Пропажа студентки посреди учебного года не была в порядке вещей, но никому не было дела до магглы Грейнджер, мне в том числе, так что я тоже выбросил её из головы, сосредоточившись на задании.

С новой палочкой колдовать было сплошным удовольствием. Теперь на уроках я не уступал сокурсникам, хотя вообще по-прежнему знал и умел меньше. Лучше всего мне давались чары — все заклинания выходили как надо, хуже — зелья, требующие длительной концентрации, а трансфигурация… вот в превращениях результат всегда получался разный, и понять почему так, мне пока не удавалось.

* * *

Школьный квиддич немного отвлёк от учёбы, у меня даже возникло желание попробоваться в следующей году в команду, но потом я вспомнил, что нормальная метла — недостижимая мечта, так что мне в любом случае ничего не светит, и выбросил глупые идеи из головы: я не гриффиндорец, чтобы придавать большое значение обычной игре. По крайней мере мне хотелось надеяться на это.

Однако во время матча моё мнение переменилось.

Поттер всё же стал ловцом, хотя никто до самого последнего момента в это не верил. Слизерин единодушно возмутился, ведь брать первокурсника в команду — против правил, но наше мнение не имело значения.

— Чёртов Поттер! — процедил под нос Малфой, и я был с ним солидарен.

Мальчик-Который-Выжил может и герой, но какое это имеет отношение к школьному состязанию и квиддичу вообще? Наверное, во мне говорила зависть, но многочисленные поблажки, которые делались Поттеру практически всеми, казались ужасно неправильными, несправедливыми. МакГонагалл закрывала глаза на откровенно слабые знания Поттера и совсем не снимала с него баллов, ученики Хогвартса не смеялись над отсутствием у него манер и пропускали мимо ушей откровенные глупости, порой вылетавшие из его рта. Всё то, за что, к примеру, меня бы унизили, указав на недостаток, для Поттера было чем-то неважным — он всё равно был в глазах общественности героем без недостатков. Единственным, кто не попал под обаяние Мальчика-Который-Выжил, был Снейп, но он, кажется, вообще не был способен на положительные эмоции.

Возможно, я не обратил бы внимания на всё это, не будь сам в положении «обиженного», однако меня шпыняли со всех сторон за малейший недочёт, и тем неприятнее было видеть, как Поттеру всё сходит с рук. Как, впрочем, и расположение близнецов, которые тоже входили в квиддичную команду, не доставляло мне радости.

Значит, родной брат им недостаточно хорош, а чужой мальчик, обладающий даже худшими недостатками — лучший друг?! И почему? Только лишь из-за распределения на правильный факультет и игры ловцом за сборную Гриффиндора?

Захотелось доказать всем, что я могу играть ничуть не хуже… Но я вовремя одумался. Зачем мне это надо? Братья отвернулись только потому, что Шляпа распределила меня не на тот факультет, так чего ради я стану предпринимать какие-то усилия и доказывать им что-то? Не нужен им такой родственник, ну и не надо, пусть с Поттером возятся. А я обойдусь как-нибудь. В конце концов Чарли с Биллом ещё не отказались от брата-слизеринца…

* * *

Ответа от старших братьев пришлось ждать долго. Я уже почти смирился с тем, что и они отвернулись от меня, узнав от родителей о моём распределении, когда пришли письма. Билл, оказывается, теперь работал в египетском отделении Гринготтса, потому и случилась задержка — он был на исследованиях в глубине пирамиды, куда сове хода не было. Самый старший из братьев уверил меня, что всё наладится, и, несмотря на «ошибку Шляпы», я остаюсь членом семьи и его братом, а родители обязательно успокоятся и простят меня…

Я смял пергамент, не став дочитывать. «Простят меня»! За что меня прощать? Разве я сделал что-то неприличное? Разве учёба на факультете, называющемся иначе, чем «Гриффиндор» — преступление?

Стало так противно, что я едва не выбросил и второе письмо. Но два месяца на неправильном факультете отучили меня от глупых скоропалительных поступков, так что теперь я старался сначала думать, а уже потом делать или говорить (пару раз это уже выручало меня в сложных ситуациях и спасало от тумаков). И лучше прочитать слова Чарли, чем совершить ошибку, приняв за истину собственное видение ситуации.

Послание Чарльза начиналось с… поздравлений.

«Братец, поздравляю! Наконец-то кто-то из Уизли будет носить зелёное (прекрасно сочетающееся с цветом наших волос), а не красное (смотрящееся убого)».

Мне пришлось перечитать строки трижды, в попытке понять: искренно ли это поздравление, или же оно — завуалированная издёвка. Однако дальше Чарли писал о том, чтобы я не расстраивался из-за ненормальной реакции родителей или близнецов, которые «наверняка в оборок падают от одной лишь мысли, что их маленький Ронни посмел пойти собственным путём и проявить индивидуальность», и советовал не придавать особого значения общественному мнению, потому что «ты не просто один из Уизли, Рон, ты — самостоятельный человек, личность, и ты не обязан во всём соответствовать чужим взглядам». Было очевидно, что Чарли — единственный из всех — не отвернулся от меня.

Письмо было не слишком длинным, однако брат умудрился не только полностью примирить меня с действительностью, но и пообещал всестороннюю поддержку и даже предложил приехать на лето к нему в Румынию, если дома станет совсем невмоготу.

Нотт дёрнул меня за рукав, напоминая, что занятия вот-вот начнутся, и я спрятал письмо в карман. Что ж, вместо пятерых братьев у меня остался один, но зато теперь я точно знаю, кому могу доверять.

* * *

Приближение Рождественских каникул впервые в жизни меня совершенно не радовало. Хоть я и смирился с абсолютным игнорированием со стороны семьи и старался не думать об этом лишний раз, отворачиваясь, когда близнецы и Перси получали письма и посылки из дома, чтобы не портить себе настроение, вопрос, куда мне деваться на каникулах, был весьма актуален. Я долго думал, как вести себя с родителями и братьями, как они меня встретят, какими словами приветствуют, насколько изменятся отношения в семье из-за того, что я — ученик враждебного Гриффиндору факультета, и так и не смог решиться на то, чтобы поехать домой. Может, это глупо, но я ждал первого шага со стороны родителей. И потому, не дождавшись ничего, едва появились списки для тех, кто остаётся в школе, сразу же вписал своё имя и так и остался в нём единственным учеником. Я ожидал издёвок от однокурсников, но слизеринцы вообще, и Малфой в частности, приятно удивили: никто из них не сказал ни одного обидного слова, хотя над тем же Поттером, которого «никто не ждёт дома», Драко не упускал случая поиздеваться. Я был рад, что меня не трогают, потому что бросаться в драку было бы глупо: несмотря на все мои старания и многочасовые тренировки, я по-прежнему уступал в знаниях и умениях сокурсникам, хотя и намного обогнал того же Поттера…

Но равняться на слабых я не собирался. Раз уж мне приходится проводить каникулы в Хогвартсе, проведу их с пользой, тем более что в моём распоряжении остаётся вся слизеринская гостиная.

После завтрака студенты шумной толпой двинулись к выходу из замка — спешили на станцию в Хогсмиде, — а я спустился в подземелья. Воспользовавшись заклинанием призыва (если бы не получилось, некому было бы смеяться над неудачей), которое по примеру Малфоя и Забини стали тренировать все слизеринские первокурсники, я развалился на диване и стал читать учебник по чарам — следующий семестр не обещал быть лёгким, так что стоило потратить время с толком.

Неприятным сюрпризом стало то, что домой почему-то не уехали и близнецы с Перси, но встречались мы только в Большом зале, так что я снова был предоставлен самому себе.

Почти всё время я проводил на территории факультета с книгой в руках, а когда не читал — отрабатывал заклинания. В тишине, без оценивающих взглядов и риска быть осмеянным всё получалось намного проще и лучше, чем на уроках. Снова мысленно поблагодарив Фарли, которая, несмотря на моё нежелание, достала для меня палочку, я раз за разом отрабатывал трансфигурационные превращения, чары и заклинания из курса Защиты. Если раньше я был лентяем, то теперь мне доставляло удовольствие совершенствование своих навыков.

В канун Рождества я написал два письма: Чарли, с которым поддерживал пусть и нечастую, но регулярную переписку, и Джемме Фарли, оказавшейся единственным человеком во всём магическом мире, которому было дело до отсутствия у меня нормального волшебного инструмента. Денег на подарок у меня, разумеется, не было, но и показаться неблагодарным я не хотел. Долго думал, писать ли родителям, и в результате ограничился открыткой для Джинни — уголок был чуть помят, потому кто-то из слизеринцев её выбросил.

А утром меня ожидал подарок — неаккуратно перевязанный зелёной лентой свёрток. Получить что-то я не рассчитывал, ведь у меня не было ни друзей, ни семьи с недавних пор, и тем приятнее было знать, что хотя бы Чарли меня по-прежнему любит. Чехол для волшебной палочки из кожи дракона я тут же нацепил на руку, прямо в пижаме принявшись тренироваться быстро выхватывать оружие и элегантно прятать его обратно, так, как это делали старшекурсники.

Вдоволь напрыгавшись, я почувствовал, что ноги оледенели, и, не желая разболеться, решил навестить Больничное крыло и принять бодроперцовое зелье в качестве профилактики. Мадам Помфри даже похвалила меня за сознательность, так что в сторону Большого зала я шёл в отличном настроении.

Вот тогда-то я и заметил Поттера с Лонгботтомом, которые крадучись подымались по лестнице на запретный для посещения учеников третий этаж. Зачем я пошёл за ними? Не знаю. Может, от скуки. Может, от любопытства. А может, я хотел подловить чудо-мальчика на неблаговидном поступке, чтобы при случае было чем осадить его геройство. Повторюсь, не знаю, в чём была причина моего поступка, но я двинулся следом.

Громкий шёпот Лонгботтома не позволил бы мне их упустить в любом случае, так что я держал дистанцию и обдумывал, с какой целью два первокурсника решили нарушить директорский запрет.

— Гарри, а ты уверен, что у тебя получится? — прошептал Лонгботтом на полкоридора.

— Т-с-с! Уверен! Я тренировался! — зашипел в ответ Поттер. — Вот, это та самая дверь, что нам нужна.

Они остановились, я, соответственно, тоже. Выглянув из-за угла, я смог увидеть, как Поттер взмахивает палочкой, накладывая на дверь отпирающее заклинание, а потом они с Лонгботтомом синхронно заорали и бросились наутёк, а вслед им нёсся многоголосый оглушающий лай.

Я вжался в стену, боясь, что меня поймают за подглядыванием, но мальчишки пролетели мимо, не глядя по сторонам, и через пару секунд их топот затих где-то вдали. Через минуту-другую лай тоже стих. Некоторое время я потоптался на одном месте, не зная, что предпринять, а потом двинулся к открытой Поттером двери. Раз собаки не выскочили в коридор, значит, они привязаны, так что нет ничего опасного в том, чтобы посмотреть, чего же так испугались героические гриффиндорцы. Ну и заодно узнать, по какой причине коридор объявили запретным.

Притормозив перед дверью, я сделал глубокий вздох и заглянул в помещение. Секунду спустя я с воплем ужаса понёсся к лестнице.