Асимметричное шифрование (гет)

— Спасибо, что ты всегда рядом со мной.

— Мне больше никуда и не надо.

Чип крохотным зёрнышком прячется в глубине её позвоночника. Остаётся только ждать, когда это микротехнологичное семечко прорастёт в ноги Фелисити возможностью движения. Слова Оливера, его голос, его руки, ласково обтирающие её трясущееся тело после очередной попытки подняться на ноги, действуют словно вода. Успокаивают, сглаживают острые углы, прячут в себе слезы, полнящиеся то бессилием, то яростью.

Отец появляется в жизни Фелисити неожиданно. В этом есть дурная симметрия: внезапно исчезнув, внезапно же появится. Страшно другое — она практически не удивляется тому, что её отец (да, это всё же он, пусть Фелисити и не произносила слова «папа» долгие годы) оказывается Калькулятором. Так, мелочи жизни, по сравнению с умирающей на руках у брата Теей.

От Малкольма её всё так же трясет. Этот человек безумен, опасен и мстителен. И не собирается жертвовать статусом главы Лиги ради единственной выжившей из своих детей. Он не способен не то чтобы на сопереживание — на базовые эмоции, которые и животные испытывают к собственному потомству. Фелисити с ужасом наблюдает, как Оливер, пошатываясь, выходит от Малкольма. Решить дело переговорами не удалось. Мерлин не соглашается выкупить Лотос ценой титула Рас аль’Гула, а Нисса, озверевшая от жажды крови, и не думает отступать. Тея для неё не живой человек, не сестра Оливера, а убийца Сары и дочь Мерлина, и никак иначе.

На крыше холодно и многолюдно. Малкольм и Нисса замерли, готовые порвать друг друга в клочья с помощью одних только взглядов. Фелисити пытается плотнее запахнуться в пальто, цепляется за плед, прикрывающий беспомощные ноги, и не отрывает взгляда от мужчины, который скоро должен стать её мужем.

Если доживёт до свадьбы.

— В глазах Лиги эта женщина — моя жена. И на правах её мужа, я буду драться от её имени.

Фелисити согласно склоняет голову. Нанда Парбат соединил с Оливером не только её. Пусть мэрия Стар-сити никогда не признает брак между ним и Ниссой аль’Гул действительным, по законам Лиги они всё же муж и жена. И что она, калека, не знающая, как обращаться с пистолетом, может противопоставить Ниссе? Ничего. Фелисити может только смотреть, как между двумя мужчинами, отцом и братом умирающей Теи, разгорается схватка, которая должна закончиться лишь смертью. А всему виной власть, от которой не смог отказаться Малкольм.

Когда отрубленная рука с кольцом владыки демонов падает на бетон, Фелисити едва не выворачивает наизнанку. Она понимает, что выкрутиться подобным образом Линчеватель не смог бы. А вот Зелёная Стрела — смог. От этого её переполняет гордость.

— После расставания с твоим отцом я думала, что нашла того, кто не будет мне лгать!

Фелисити в растерянности разглядывает мишуру и блестки, шары и цветы. Она не знает, как объяснить матери: да, капитан Лэнс тебя обманывает. Ради твоего же блага, мама! Он тебе жизнь спасает, а ты устроила истерику, и теперь мне приходится страдать от того, что в моменты душевных потрясений и без того ускользающее чувство меры отказывает тебе напрочь!

Она только потом поймёт, что правильно промолчала. Когда недомолвки, недоверие, тайны и скрываемый от неё родной сын Оливера обрушатся на Фелисити снежным бураном, погребая мисс Смоук под мёрзлыми завалами. Прекрасно представляя себе прошлую жизнь Оливера Куинна, Фелисити отдаёт себе отчёт, что наличие только одного внебрачного ребёнка опровергает все законы вероятности. Улицы Стар-сити должны наводнять маленькие Оливеры, приближающиеся к подростковому возрасту. Это давно не ранит.

Фелисити не хочет лежать под треснувшими плитами, вопя: «Хэй, парень, дай моей жизни немного смысла!». Она так больше не может. Брак связывает людей, а как быть связанной с тем, кто тебе не доверяет? С тем, искренностью которого так легко манипулировать? Сколько людей знало об Уилльяме-неофициально-Куинне? Тея, точнее, уже тетя Тея. Барри — ни с боку припёку, но как защитник Централ-сити пусть. Но Малкольм! Убийца, безумец и психопат Малкольм был в курсе, в отличие от самой Фелисити, отдавшей Оливеру и его идеям пять лет жизни и здоровые ноги!

Она была так счастлива. Так невозможно счастлива с ним, что это попросту не могло длиться долго. Они сами всё испортили.

Фелисити с трудом стаскивает с безымянного пальца кольцо, кладёт его перед замершим Оливером. Он только что записал видеообращение, которое Саманта покажет сыну по достижению тем совершеннолетия. Привычный мир рушится, пока Фелисити проговаривает обдуманную загодя речь. Оливер практически её не слушает — расширившимися глазами рассматривает кольцо. Его взгляд оживает, когда она, внезапно ощутив, что ноги откликаются на желание оказаться как можно дальше отсюда, медленно встаёт.

Она уходит. А Оливер не делает никакой попытки её удержать.

И это — главное доказательство того, что она права.

Сдавая свадебное платье обратно в прокат, Фелисити задерживается возле стойки с периодическими изданиями. Яркий заголовок «Как пережить разрыв» привлекает внимание, актуальный как никогда. Так что не удивительно, что она вчитывается в тщательно оформленную статью, полную душещипательных фотографий, и пытается примерять на себя советы, которые одни нормальные женщины дают другим нормальным женщинам. Отдать все подарки, чтобы ничего не напоминало о прошлых отношениях? А если бывший не раз и не два спасал вам жизнь? Не встречаться, не иметь общих знакомых, не ходить в те места, которые посещали вместе? Фелисити со смешком думает: чтобы забыть Оливера, нужно уничтожить город.

И не один.

Детектив Билли Мэллоуэн нормален до мозга костей и кончиков волос. Рядовой, симпатичный, неглупый полицейский, не миллионер, не сын миллионера, не чудесно выживший после кораблекрушения или неудачного научного эксперимента. Фелисити спокойно рядом с ним, вот только посвящать Оливера в детали собственной личной жизни не хочется вовсе. Кажется, он пока ничего не подозревает, поэтому Фелисити с чистой (почти) совестью приглашает Билли переехать к ней, в лофт, подаренный Куинном. Имя последнего она не произносит вслух.

Одним ранним утром, когда команда новобранцев разбредается по домам зализывать раны, случается неизбежное. Фелисити не совсем понимает, с чего всё началось. Кажется, она потянулась поправить отошедший от гнезда кабель, а Оливер, маячивший за спиной, её опередил. Почти опередил. Дальше — резкий звук, с которым стол упёрся в металлическое ограждение, его рука берёт штурмом молнию её платья, пока вторая ладонь сбивает на бок идеально завязанный хвост волос, привлекает Фелисити к губам бывшего — настоящего? вечного? — возлюбленного. Они не успевают добраться даже до узкой лежанки, где коротал ночи прятавшийся от людей Улья капитан Лэнс. Ближе, ближе, ещё ближе, отчаянно, до крика, лишь бы ни на секунду не отрываться, лишь бы больше не тосковать по тому, что не сбылось. Тому, что они вдвоём не сумели сберечь.

Лишь бы это благословенное безумие никогда не кончалось.

— Прости, — шепчет Оливер ей на ухо. — Я подвёл тебя. Я подвёл нас. Этого больше не повторится, верно? Верно?

Фелисити молча встаёт с пола. Оливер приподнимает корпус, опираясь на локоть, следит за каждым её движением. По его глазам она понимает, насколько красива сейчас: обнажённая, под голубоватым светом ламп, играющим на множестве металлических, зеркальных и стеклянных поверхностей. Как цветок в оранжерее. Иногда Фелисити кажется, что это убежище Оливер построил именно для неё, как подарок, как второй дом. Поэтому мисс Смоук не отвечает — она не знает, что можно сказать Стреле сейчас. Она просто уходит, подобрав с пола испорченные вещи и натянув на голое тело спортивный костюм.

В лофте стоит тишина, у Билли сегодня ночное дежурство. Как и у неё самой. Только Фелисити уверена, что детектив Мэллоуэн занят делом и не развлекается со своими бывшими.

Она залезает в ванную и долго-долго трётся джутовой мочалкой. До ярких красных полос на теле. Смыть запах Оливера удаётся с огромным трудом. Когда Фелисити это удаётся, она вздыхает с облегчением, надеясь, что это станет последней ошибкой в их с Оливером отсутствующих отношениях.

Прометей доказывает обратное, похитив Билли. Мучительно тянутся часы и, наконец, на мягко сияющей платформе возникает осунувшийся до зелени мужчина. За те секунды, пока длится молчание, Фелисити успевает вознести истовые молитвы всем известным ей божествам, но сломанный, хриплый голос Оливера разносится по убежищу, проникая в каждый закуток, не оставляя возможности надеяться.

— Это я убил Билли.

В глазах Оливера — искры, послужившие запалом для взрыва рудничного газа. В его позе — беспомощность исковерканных чудовищным обвалом горных пород. Убийца её любви. Или — убитый её любовью? И в этот миг, стоя перед лицом Стрелы и его команды, Фелисити в первый и последний раз жалеет о том, что не стала супругой Оливера. Тогда в её жизни не было бы никакого детектива по имени Билли Мэллоуэн. Тогда Билли был бы жив.

Подтянув ноги в груди, она бездумно гладит подаренного детективом игрушечного медвежонка. В то второе свидание в парке аттракционов она всеми силами старалась не думать, сколько банок сбил бы прицельными выстрелами Оливер. И не обязательно из пневматической винтовки. Столовых приборов ему бы тоже было достаточно.

Решать, насколько действия согласуются с моралью — давно гиблое дело, особенно после всех этих воскрешений, исцелений, двойных жизней и сомнительных по здравости решений. Фелисити даёт себе зарок — она пригласит Оливера скорбеть вместе, если сам он не далее чем в десяти кварталах. Но перед тем как предлагать, надо проверить самой. Оливер из сострадания — жалости, чувства вины, желания искупить ошибку, — может солгать. Поэтому Фелисити берёт в руки не телефон, а ноутбук. Мигающая точка, обозначающая местоположение сотового человека по имени Оливер Куинн — всего лишь в трёх кварталах, сигнал проходит через вышку сотовой связи с крыши напротив.

Квартира репортёрши.

Ловким движением Фелисити делает скриншот экрана, отставляет ноутбук на журнальный столик и поднимается с дивана. Открытый всем ветрам балкон встречает девушку прохладой и пустотой.

Теперь жар Оливера Куинна греет целый город, а Фелисити, отдавшая этому пламени весь воздух из лёгких, стоит поодаль, беспомощно опустив руки. И все, что ей остаётся — пепел в хватке обожжённой ладони.