Экзамен для демиурга (джен)

— Каким был бы мой идеальный мир? — вспомнив экзаменационный вопрос полугодовой давности, Элли горько усмехнулась. — Ха! А какое это теперь имеет значение?

Теперь ничего не имело значения.

Ни-че-го.

И былые проблемы вспоминались исключительно с улыбкой на лице и оттенком ностальгии: Элли скучала. И по запретным зонам, и по дуракам, купившим себе флаеры без малейшего знания о том, как ими управлять, и по институту, и по проваленным экзаменам… Так странно! Раньше она считала, что в ее мире существует целая куча проблем разной степени значимости и опасности, а теперь готова была признать его самым идеальным и единственным, где ей по-настоящему хотелось бы встретить свою старость. Даже если брать в расчет катастрофу, случившуюся сто лет назад и грозящуюся, по мнению пресловутых ученых, новым повторением в ближайшем будущем.

В конце концов, Элли бы многое отдала просто за возможность вернуться обратно.

Но теперь в ее руках была сила создать действительно совершенный мир, только вот сама мысль об этом вызывала отвращение, и становилось тошно.

— Какой смысл в идеальном, если сердце осталось в том, совсем неидеальном, смертельно опасном и откровенно ужасном?

Она всего лишь хотела домой: к родителям, коту и Феде, наверняка уже успевшему забыть о том, что она когда-либо действительно существовала и теряла голову, когда встречалась с ним взглядами.

Помнят ли ее еще? Волнуются ли? Плачут?

Ищут?..

Во власти Элли была безграничная сила множества Вселенных, но отправить хотя бы одну весточку родным оказалось делом попросту невозможным.

Потому что, судя по словам преподавателей в Академии, когда она обратилась к ним с этой просьбой, ее мир — выдумка. Место, не имеющее координат.

Место, которое никто никогда не создавал.

Место, которое не могло существовать.

Место, которого нет в Великой Книге Миров, куда вносятся и регистрируются данные каждого из когда-либо созданных.

Оставалось только… поверить им. И вот уже полгода рьяно штудировать Книгу, надеясь найти в ней хотя бы малейшую зацепку о том, куда делся мир, в котором она родилась и выросла. Правда, куда? Девушка чувствовала, как с каждым днем тщетных поисков ею все сильнее овладевает отчаяние, а надежда таяла, как лед на солнце.

Элли посмотрела на пасмурное небо за окном и раздраженно накрутила на указательный палец прядку волос, сильно потянув ее вниз.

Сегодня ее все раздражало, и не сказать, что на это не было совсем уж никаких причин. Вопросы, вроде «Как я оказалась здесь?» окончательно перестали волновать девушку еще несколько месяцев назад, сменившись главным — «Что теперь делать-то?», ответ на который маячил где-то на горизонте.

Вне пределов ее досягаемости, однозначно.

— Эх, а ведь все так хорошо, даже интересно начиналось, — вздохнула Элли, прижавшись лбом к стеклу, а потом несколько мгновений наблюдала, как на нем тает белое облачко от ее дыхания.

Все действительно начиналось… неплохо.

На улице теперь — ранняя весна, самое ее начало, больше смахивающее на забывшую о смене времен года зиму. В этом году погода вообще казалась… довольно непредсказуемой, но Элли не была уверена, что вполне себе представляет, какая погода характерна для этих мест: то лето, закончившееся как-то чересчур быстро, то осень с неожиданно снежным сентябрем, теперь вот весна… В Академии шептались — тихо, чтобы преподаватели не услышали, — что грядет что-то глобальное и ужасное, и при этом постоянно упоминали имя какого-то Артема, который, как смогла понять Элли, был здесь своеобразной… легендой. Ходили слухи, что он так и не смог пережить провал экзамена и теперь прячется где-то в иных пространствах, составляя план мести всем демиургам вообще и своему отчиму в частности. Особо бесстрашные — по мнению самой Элли, попросту глупые параноики, — предсказывали возвращение катастрофы, которая в этот-то раз уж точно сотрет со света здание Великой Академии — до основания. А преподаватели — Элли уже почти не удивилась, встретив среди них пресловутого Андрея Даниловича, и даже порывалась сдать таки ему свой экзамен, но он, кажется, об этом и думать забыл, — сидели в своих кабинетах и из последних сил отмалчивались, не рискуя давать какую-либо оценку всем этим теориям, и уж тем более отвечать за поступки пропадающего где-то Артема, чья личность казалась Элли все более… интригующей. Кто он такой, что о нем столько говорят? Чем он так знаменит в этом мире?

И, в конце концов, почему Элли вообще оказалась в этом чертовом мире?!

Вадим — друг детства — от подобных слухов пребывал все время в странно возбужденным состоянии, и было совсем несложно догадаться, что происходящее его просто дико веселит и забавляет, только подогревая интерес окружающих: многие считали, что Вадим был как-то причастен к пропаже Артема, и сама Элли склонялась к мысли, что в последнем слухе есть некая доля истины. Вадик лишь качал головой, перелистывая страницу за страницей очередной книги по заклинаниям, которую не оставит в покое, пока до дыр не зачитает, и туманно повторял что-то о том, что Элли «как всегда».

Как всегда — что? Она не спрашивала, да и… Не была уверена, что так уж сильно хочет знать ответ.

А что Элли могла сказать? Она уже сама не представляла… ничего. Вся ее жизнь попросту изменилась в одно мгновение, да и Элли сильно поменялась вместе с ней. «А все как раз-таки Вадим и виноват!» — каверзно шептал внутренний голос, и с этим ей было сложно поспорить. Как ни крути, но два компонента в истории остались неизменны: строгий препод, из-за которого она не смогла сдать последний экзамен, и Вадим, шалопай и бездельник, постоянно находящий кучу неприятностей и на свою голову, и на голову Элли.

Сложно это все было, в общем.

Очень-очень сложно.

И глупо, почти абсурдно. Совсем недавно — всего полгода назад — она была обычной девушкой в мире, пережившим Конец Света и возродившимся вновь — сияющей гордой птицей-хищницей. У нее была учеба, друзья… друг… какие-то увлечения, а потом… Потом Вадим пропал где-то в запретных зонах, и Элли не придумала ничего лучше, как пойти следом за ним, оставив за спиной спокойную, мирную жизнь.

— «Я, Федя и тысяча приключений»! — в сердцах повторила девушка. — Как же! Держи карман шире…

Приключением ее сегодняшнюю жизнь назвать можно было бы с очень большой натяжкой. Точнее, поначалу это все действительно здорово смахивало на одно большое приключение, но со временем первые — самые яркие и головокружительные — впечатления стерлись, оставив после себя… фиг знает что, а не восторг, азарт или хотя бы какое-то подобие бесшабашности. Теперь казалось, что ничего и вовсе не изменилась: она все так же вставала по утрам, так же шла на учебу (только уже не в земной институт, а в таинственную Академию, где, как оказалось, учились те, кто потом… учились боги, к которым Элли себя, разумеется, не причисляла и вообще была порядком удивлена тем, как легко ее здесь приняли «за свою»), слушала лекции, ходила на семинары… Ну, разве что, практика была по-особенному интересной и необычной. И, пожалуй, ради этой практики действительно стоило однажды выйти за Стены, но… Здесь не было ни родителей, ни Федьки, ни рыжего кота по имени Виски, а Вадим — друг детства — пусть и улыбался все так же светло и безмятежно, но на глубине его глаз последние полгода Элли видела то, что никогда не замечала в нем прежде и, честно говоря, боялась, в самом деле боялась когда-либо увидеть: тоску и равнодушие. Словно она для него — чужая, а не девчонка, с которой он с детства вместе строил замки из песка и представлял, как они начнут однажды путешествовать и объедут весь-весь мир.

Что еще хуже — Вадим и ей самой теперь казался чужим, словно совершенно другой человек, отчего-то обладающий теми же внешностью и именем, что и друг детства. Это было… странно. Но Элли уже слишком устала удивляться.

Если вспомнить — создавалось впечатление, что все это случилось давным-давно, — то перемены в ее жизни начались с того, как она узнала об исчезновении Вадима от его мамы. На тот момент он не появлялся дома уже больше двух недель, а сама Элли припомнила, что не встречала его ни разу за почти весь минувший месяц.

А до этого Вадик шутил о том, что хочет в одиночку перебраться через разросшиеся вокруг города джунгли и увидеть наконец собственными глазами — что там, за запретной зоной. Элли тогда еще смеялась над его словами и говорила, что зона потому и запретная, чтобы такие «умники», как он, не совали туда свой нос и не рисковали понапрасну жизнью.

Так что самым логичным предположением было то, что Вадим все-таки решил воплотить в жизнь свои слова и пересек границу города. Не могла же Элли оставить своего любимого идиота на произвол судьбы?

Вот и пошла следом за ним — за Стены с одним только рюкзаком за плечами. Но стоило ей переступить границы джунглей, как мир сначала померк, затем заиграл нестерпимо-яркими красками, и девушке показалось, что в нее врезалось что-то крупное и теплое. А затем куда-то потащило почти со сверхъестественной силой, и… Очнулась она уже перед главным входом в Академию, взлохмаченная, ошарашенная и пребывающая в полубессознательном состоянии. Там ее быстро — видно, что не первая она такая (и вряд ли, последняя)  — привели в чувство и все объяснили в довольно сжатой форме. Мол, потом сама поймешь, что надо, а так сразу всего и не рассказать.

Поняла.

Запомнила.

По крайней мере, настолько, чтобы не выглядеть белой вороной среди других студентов и не вызывать у преподавателей острых приступов плохого настроения одним своим присутствием. Элли всегда умела… приспосабливаться. А здесь, в общем-то, ничего другого от нее и не требовалось: молчи, не задавай глупых вопросов и прилежно учись, чтобы самой Академии не было за тебя стыдно.

Разве сложно?

Сложно. Особенно, если не по своей воле покинул родной дом и совершенно не горел желанием поменять одну недоделанную специальность с дипломом, который так и не защитила, на другую — как чувствовала Элли — не менее бесполезную.

Однако теперь она — демиург. Все-то и променяла одну учебную деятельность на другую, более… специфическую и волшебную. Но сейчас — абсолютно ненужную и нежеланную. Черт знает, конечно, как так вышло, но… Было какое-то странное предчувствие, что скоро она наконец-то получит свои долгожданные объяснения.

Впрочем, Элли уже действительно слишком устала удивляться.

Чему бы то ни было.

Поэтому совсем не удивилась, когда, проснувшись одним солнечным днем в общежитии при Академии, услышала вместо собственных мыслей бодрый мужской голос:

— Ну что, проснулась, соня? А теперь давай думать, что нам делать дальше и как возвращать мне мои же силы!

— А?..

— Вставай, говорю!