То, что имелось в виду (джен)

Снейпа, эту квинтэссенцию слизеринского гадства, казалось, совсем не волновал тот факт, что Гарри и Драко понимают его истинное отношение к любому вопросу. Он продолжал отчитывать учеников, даже класс Гарри, хотя при этом Драко и Гарри ясно слышали, что он пьет по выходным, что он сам не понимает, как стал преподавателем в Хогвартсе, и что он отчаялся донести до большинства суть своего предмета.

— Вы должны за ним наблюдать, понимаете? — вещал он классу, склоняясь над образцом зелья на своем столе и сосредоточенно прищуриваясь. — Заметить, как пар станет перламутровым. Может ли кто-нибудь сказать, почему это происходит? Поттер?

— Зелье густеет, сэр.

По тому, как Снейп изогнул губы, Гарри понял, что тот в своем типичном стиле его разносит, но смысл его слов был даже обиднее:

— Лишь бы попроще отделаться, да, Поттер? Нашел что-то хоть немного осмысленное — и сразу замолчал и перестал думать. Ты прекрасно сознаешь, что ответ не полон.

Гарри покраснел и опустил голову. Может быть, Снейпа потому и не смущало, что Гарри слышит правду: так ему гораздо лучше удавалось его пронять, чем своим привычным недовольством.

После того, как они сделали обычное количество записей, Снейп прошел по классу, раздавая проверенные контрольные по зельям правды. В них было несколько вопросов по этике, простых фактических, а также схемы приготовления. У Гарри на верхней части работы жгуче-красными чернилами было написано «О». Кое-где в работе встречались комментарии вроде: «странно, что даже подобный личный опыт не в силах преодолеть ваше безразличие к учебе» и «орангутан и то мог бы обосновать лучше». Гарри уже знал, что Снейп говорит неприятные вещи в основном когда разочарован, но все равно почувствовал, как внутри у него разгорелась злость: он правда старательно учил, или… ну, много думал на эту тему.

Снейп взглянул на него с чем-то, похожим на злость, и вслух поинтересовался:

— Тебе действительно безразлично, что с тобой происходит, Поттер, или ты просто считаешь, что Темного Лорда тебе не пережить?

Гарри побелел, застигнутый врасплох — знакомое чувство, которое он уже не раз испытывал в обществе профессора. У Снейпа был настолько иной взгляд на мир, что иногда от этого просто шла кругом голова.

— Я постараюсь быть очень осторожным, — убедительно сказал он.

Снейп чуть улыбнулся и встретил взгляд Гарри, неожиданно разделив с ним шутку:

— Ты не перестаешь это говорить, так что это, должно быть, правда, — пробормотал он. — Так вот, в будущем старайся лучше. Жизнь существовала до него и будет существовать после. Тебе стоит на это рассчитывать.

Гарри кивнул, потрясенный, и снова посмотрел на свою работу. Ему не нужны «отвратительно» за школьные контрольные, потому что однажды у него будет своя жизнь, и кто знает, что ему тогда пригодится. Он понимал это умом, но было трудно вообразить жизнь без Волдеморта, который может все испортить.

И ему пришлось задуматься, что в его собственном словаре на самом деле значило слово «осторожный».

* * *

Всю неделю Малфой был на зельях в паре с Гарри. Они вместе резали и мешали, толкли и выжимали, общаясь в основном выразительными жестами или показывая пальцем. Но только когда Драко просто потянул его за рукав и с чувством показал три пальца: «Нет! Три бубонтюбера!» — Гарри начал что-то подозревать.

— Эй, Гермиона, — спросил он негромко, когда Малфой, обогнав их, ушел на чары, — ты в последнее время слышала, чтобы Малфой что-нибудь говорил?

— Ну разумеется, — ответила Гермиона.

Через минуту к ним присоединился Рон, балансирующий своими учебниками по зельям и чарам и недозакрытой чернильницей.

— Рон, — начал Гарри, как только тот собрал свои пожитки в более-менее аккуратную стопку, — вопрос, может, и странный, но ты в последние дни слышал, чтобы Малфой с кем-нибудь разговаривал?

— Да этого гада не заткнешь, — рассеянно ответил Рон.

Гарри поначалу решил, что это повлияли комментарии Снейпа насчет того, что на галлеоны всего не купишь — так же, как повлияли на Гарри призывы к благородству. Драко больше слушал, казался подавленным и задумчивым. Теперь Гарри начал понимать, что видел не задумчивого Малфоя, а отсутствующего.

Гарри нахмурился. Неужели он один заметил, что Малфой предпочел молчать, лишь бы не говорить то, что имел в виду? Он не знал, то ли это грустнее всего, что он когда-либо слышал, то ли просто умный, стратегический, слизеринский ход.

— Гарри!

Гарри помотал головой.

— Гермиона… извини. Отвлекся на минуту.

— Мы на чары, балда, — тепло сказала она. — Пошли, Рон.

Рон последовал за ними, и они нашли соседние свободные места в конце класса. Гарри, однако, заметил пустое место рядом с проблеском платиновых волос и сел с Малфоем, чтобы проверить свои подозрения.

В класс чар вошла Панси Паркинсон, за ней — пара хихикающих слизеринок. Панси поймала взгляд Драко и с неожиданной застенчивостью улыбнулась. Драко кивнул в ответ, и этом жесте было что-то чуть более душевное и чуть менее величественное. Гарри затруднился бы сказать, что именно.

Урок начался с повторения пройденных в этом месяце чар, влияющих на настроение, а потом они стали проходить Интроспектус — чары, с помощью которых можно было тщательно обдумать новую идею или переработать старую.

— Иногда мы слишком привязываемся к знакомым идеям, — объяснял Флитвик. — Они становятся как старые любимые рубашки. Сентиментальность не дает нам с ними расстаться, даже когда мы вырастаем из них. Интроспектус может помочь разобраться с идеями, убрать те, что утратили значение, сложить на хранение, как памятные мелочи. Я сам применяю это заклинание раз в год… весенняя уборка, — прибавил он, и класс с готовностью засмеялся.

Затем профессор чар попросил их применить все влияющие на настроение чары, начиная с Интроспектуса и заканчивая им же.

Гарри сомневался, что ему подобное необходимо, однако храбро остался работать с Драко и дал тому испытывать на нем чары. Ему показалось странным, что никто из слизеринцев не смотрит на них косо, а Рон и Гермиона даже не попытались с ним объединиться. Он предположил, что все начали привыкать к тому, что он сидит с Драко, еще на зельях, так что теперь не видели в этом ничего необычного. Только вот на зельях их заставил сесть вместе Снейп… поначалу, по крайней мере.

— Интроспектус, — уверенно произнес Драко. Голос у него, однако, звучал тише, чем всегда.

Гарри вдруг понял, что ему, наверное, надо просто с Драко поговорить. В конце концов, тот же не сможет ему соврать. В худшем случае он так и будет молчать дальше.

— Интроспектус, — сказал Гарри.

Драко слегка склонил голову в сторону и посмотрел вопросительно: «Работает?».

— Ты перестал разговаривать. Вообще! Не думай, что я не заметил.

Слизеринец свел брови, побарабанил по столу пальцам, снова вопросительно наклонил голову… и ответил:

— И?

Начало было не хуже прочих.

— Ну… так нельзя. В смысле, ты же не собираешься вообще больше никогда не разговаривать!

Ледяные черты Драко смягчились, и Гарри понял, что тот, наверное, услышал за словами искреннюю тревогу. Малфой снова сделал паузу, прежде чем ответить. Казалось, будто он не говорит на языке Гарри и потому ждет, когда закончат работу некие переводческие чары.

А может быть, он переводил не слова Гарри, а собственный ответ: формулировал его так, чтобы он значил нечто конкретное, не больше и не меньше, чем Драко собирался сказать.

— Разумеется, я буду разговаривать. Я прямо сейчас говорю. С моим горлом все замечательно, оно в восторге. — Он нахмурился. — Полагаю, ты не сознаешь, какая доля твоих слов на самом деле является ложью.

— Я не лжец…

На этот раз ответ последовал сразу же:

— Часто ли ты в последнее время слышал, чтобы люди говорили то, что думают? Мы все лжецы. Я просто собираюсь теперь избавляться от лжи до того, как она прозвучит, — он фыркнул. — Неудивительно, что становится не о чем говорить.

Флитвик прервал их, сказав перейти от Интроспектуса к другим чарам. Хорошо, что он временно прекратил их разговор — Гарри нечего было ответить.

— Может, станет легче, — предположил он. — Привыкнешь, может быть.

— Немного привык, — ответил Малфой и взмахнул палочкой. — Это веселящие чары. Работает?

Гарри почувствовал, как настроение у него резко улучшилось.

— Ага, немножко. Спасибо.

— Не то чтобы я хотел тебя развеселить, Поттер. Они следующие по списку, — сказал Малфой.

А потом чары, наверное, сработали как положено: что-то в невозмутимом ответе Драко заставило Гарри улыбнуться и покачать головой.

— Знаешь, это так странно, — добавил Драко, на этот раз по своему желанию. — У меня теперь есть весь этот собственный внутренний мир, которого раньше не было. Обычно все могли услышать мое мнение по любому вопросу, стоило только спросить. А иногда даже если не спрашивали.

Гарри тоже бросил в него веселящие чары. Драко блаженно улыбнулся.

— Это как стать из проститутки нянькой, — добавил он, и Гарри понял, что тот не сказал бы этого без веселящих чар, сделавших его дружелюбнее и спокойней. — Теперь мне приходится думать, в смысле, по-настоящему думать, прежде чем открывать рот, потому что то, что я думаю на поверхности, может не оказаться правдой в моем представлении, и если это так, я просто стараюсь не говорить, понимаешь? Потому что если скажу, то получится не то, что я имею в виду.

— Понял, — ответил Гарри. — Так, тебе нужна Финита.

Несколько минут они негромко обменивалась веселящими чарами, Кумуло Нимбус, заклинанием памяти и ободряющими чарами.

— Так, класс, довольно, — прервал Флитвик. — Времени осталось совсем мало, так что теперь сосредоточьтесь на Интроспектусе.

Гарри снова наколдовал Интроспектус.

Драко задумчиво свел брови, и его мысли для разнообразия сразу из головы оказались на языке:

— До этого зелья я никогда столько не думал над тем, что хочу сказать. А когда слова уже были сказаны, я просто притворялся, что это все правда, несмотря ни на что. Было ощущение, словно признаться, что я не прав — это поражение. Как будто мои слова меня к этому обязывали. Интроспектус.

— Как будто слова становились общественным достоянием, как будто стоит их сказать, и они уже принадлежат окружающим, — Гарри испытал внезапное озарение.

— Да! Именно. Знаешь, ты иногда просто гений.

Гарри улыбнулся.

— Ничего такого в том, чтобы иногда говорить правду. Я не возражаю, даже если ты иногда грубишь. Интроспектус.

— Ты все еще не понимаешь, — разочарованно возразил Малфой. — Стоит мне заговорить, и я раздаю себя по частям. Интроспектус.

— А разве не со всеми так? Каждый раз, когда что-то говоришь, выдаешь часть себя, неважно, правда это или нет.

Драко скривил губы.

— Нет. В том и состоит смысл лжи, даже если она с благими намерениями, — это отказ выдавать часть себя. Только проклятые вроде меня лишены этого спасения. — Он помедлил. — И сумасшедшие.

Гарри пожевал губу. Ему вдруг пришла в голову важная мысль:

— Столько Интроспектусов, а я только сейчас понял, что мы ни один из них не отменили, — заметил он.

Драко рассмеялся, громко и, наверное, искренне.

— Да уж, — ответил он. — Фините интроспекти.

Гарри тоже применил к себе чары отмены и, моргнув, осознал, что урок подошел к концу. Видимо, одним из побочных эффектов Интроспектуса была неспособность сосредоточиться на чем-либо, кроме рассматриваемого вопроса.

— Извини, — сказал он, — идей получше у меня нет. Просто… — он остановился, думая, как выразить свою тревогу так, чтобы не прозвучало, что он и правда волнуется — и за кого, за Малфоя! — но затем задумчиво потряс головой. Если он переживал, выходов было только два: либо честно об этом сообщить, либо промолчать. Малфой в любом случае услышит настоящий смысл слов.

— Я просто не хочу, чтобы ты вообще перестал разговаривать, — довольно беспомощно заключил Гарри.

Он мог только догадываться, что у него получилось, потому что светлые глаза Драко округлились, и он сглотнул.

— Эм… спасибо, — отозвался Драко с несколько застенчивым видом (очень для него необычным).

Гарри задумался, что же такое он сказал, но нервы у него и так были слишком расстроены, чтобы спросить прямо.

— Ну… вот, — добавил он.

— Извини, — ответил Малфой. Значит, чувства Гарри опять вышли из-под контроля, и то, что срывалось с его языка, больше никак не было связано с поверхностными мыслями.

Это был сигнал, что разговор пора заканчивать. Он вообще не понимал, почему столько времени проводит с Малфоем, если не считать за причину то, что они вместе оказались в этой ситуации.

— Пока, Малфой, — Гарри, с Роном и Гермионой по бокам, помахал в дверях кабинета чар. Драко задержался — казалось, он хотел о чем-то спросить Флитвика.

Драко повернулся к нему; на лице у него было его новое задумчивое выражение, и он помедлил, прежде чем надменно сказать:

— Редко все действительно так плохо, как тебе кажется, Поттер, — и это почему-то утешало.

Гарри пришлось задуматься, когда Малфой успел стать взрослее него.

* * *

Гарри в ту ночь снились странные сны. В них все говорили правду, и каждый раз при этом что-то отдавали — палец, прядь волос, обрезок плоти. Как это бывает в снах, все это не выглядело особенно болезненным, но текло столько крови, что Гарри, казалось, все это должно было бы беспокоить сильнее.

В конце длинного коридора он обнаружил Малфоя и долго шел, прежде чем добрался до него. Наконец, догнав его, он схватил его за плечи — ему почему-то казалось очень важным, чтобы тот обратил на него внимание. Малфой посмотрел ему в глаза и медленно покачал головой.

— Ты пойдешь со мной! — закричал Гарри, как только понял, что Малфой предугадал его просьбу и отказал. Ну и что, это же Малфой — он не согласен, что солнце светит и трава растет. Гарри этого не допустит. — Ты должен пойти со мной, тут опасно!

Драко снова покачал головой и улыбнулся.

— Я не могу, Гарри, — ответил он. — Я сказал слишком много и уже не могу уйти.

Бледной рукой он указал на свои ноги, и Гарри поднял, что темнота коридора скрывает пустоту ниже его бедер…

Он рывком проснулся. В животе было муторно, но Гарри решил, что если немного посидит, то его не стошнит.

Он сел.

Затем встал — осторожно, не доверяя восставшему желудку, — и достал из потайного отдела в своем чемодане Карту Мародеров.

Рон издал сквозь сон какой-то вопросительный звук, но Гарри не обратил на него внимания.

— Чш-ш, Рон, — прошептал он. — Спи дальше.

— Мрм-м-м-м, спа-а-а-ать, — пробормотал в подушку Рон.

Гарри дрожащими руками развернул Карту и стукнул по ней палочкой.

— Торжественно клянусь, что не замышляю ничего хорошего, — произнес он, и по пергаменту от палочки разлетелись чернила, обрисовывая границы классов и коридоров, кабинетов и спален.

Драко Малфоя нигде не было.

Гарри проверил дважды, чтобы убедиться наверняка, но точки с ярлыком «Драко Малфой» не было. Не выпуская Карту, Гарри стал надевать свитер и брюки, в последний раз просматривая ее в надежде, что ошибся или что есть еще какая-то часть замка, о которой он не знает, какой-то тайный проход, известный Малфою… но вряд ли Мародеры пропустили бы хоть какой-то угол.

Затем он нашел Северуса Снейпа. Тот, несмотря на поздний час, был у себя в кабинете. Похоже, он ходил туда-сюда.

Сердце у Гарри гремело прямо в горле, и никакой логикой было не заставить его вернуться, куда положено. Он сунул ноги в кроссовки, прямо без носков, схватил мантию и Карту и побежал в подземелья, перепрыгивая через ступеньку.