Чаша полная огня (гет)

Только когда перед ней поставили тарелку ароматного горячего супа, Роуз поняла, насколько была голодна. Тарелку Роуз опустошила быстрее всех остальных, не глядя расправилась с куском мяса и, когда последний кусочек был проглочен, поняла, что даже не почувствовала вкуса всего съеденного. Бабушку Молли, уже едва ли не бежавшую к внучке с новой порцией еды, остановила Гермиона.

— Доктор Белл, конечно, посоветовал ей плотное питание, но переедать не стоит. Тем более вечером нас ждет настоящий пир. А Тедди и Виктуар обещали принести эклеры.

Бабушка поникла и, что-то проворчав, вернулась к разделочному столу, на котором были разложены продукты, готовые превратиться в праздничный ужин для Виктуар.

— Если готовил Тедди, — Роуз потянулась за ломтиком ржаного хлеба, — то я скажу, что мне нельзя мучное.

— Я думаю, уже можно простить ему ту оплошность, — миролюбиво сказал дядя Гарри. — Уже год прошел. Да, Джинни?

— Простить можно, — кивнула тетя Джинни, не отрываясь от перелистывания свежего выпуска «Пророка», — но забыть — вряд ли. Для меня его бисквитный торт с соленым кремом стал одним из ярчайших событий года. Пожалуй, на втором месте в рейтинге.

Лили весело захохотала, и Роуз с облегчением отметила, что все немного расслабились. Даже мама бросила, наконец, уже измятую донельзя салфетку.

— А что на первом месте? — поинтересовался Джеймс, отставляя от себя пустую тарелку.

— Уход Вуда из квиддича, естественно. Я думала, его с поля только вперед ногами унесут.

— Вуд, конечно, выдал, — Рон покачал головой. — За год до Чемпионата завершить карьеру. Он ведь в отличной форме!

— Физической, — хмыкнула Джинни и перелистнула страницу, — но не психологической. От него ушла жена, его ненавидят собственные дети и так далее. Профессор МакГонагалл пригласила его в Хогвартс на место тренера гриффиндорской команды. Это нечестно, потому что у других факультетов тренеров нет, но МакГонагалл говорит, что такие люди, как Оливер, не должны сидеть без дела.

— Она права, — едва слышно ответила Гермиона.

— Да, — согласилась Джинни, — но Вуд сейчас — это сплошная агрессия и депрессия. Не думаю, что его можно подпускать к детям.

— Ты, кажется, забыла, что речь о Хогвартсе, — с ухмылкой произнес Гарри и заставил всех улыбнуться, даже Лили, Роуз и Джеймса, хотя они уже не застали в свое пребывание в школе совсем уж плохих учителей.

На плите пронзительно засвистел закипевший чайник, и от этого мерзкого звука у Роуз зазвенело в ушах.

— Я займусь, — Гермиона вырвала свою руку из руки Рона, поднялась из-за стола, взмахом палочки потушила огонь под чайником и достала из шкафа сервиз. Рон сжал опустевшую ладонь в кулак и глухо стукнул по столу.

— Джинни, — наконец-то заговорил дедушка Артур, — есть новости о Чемпионате?

— Все, что есть, пап, я печатаю в своей колонке.

— Неужели всё настолько сухо и скупо, как ты об этом пишешь? Такое событие, а вокруг него ни единого скандала или сенсации, а? — удивился дедушка и озорно стрельнул в дочь глазами. Джинни закатила глаза так же, как это делала Лили.

«Точнее, наоборот, — подумала Роуз, — Лили делает это так же, как её мама»

— Есть кое-что, — начала Джинни с явной неохотой, — но это на уровне слухов, я не хочу пускать это в печать. Спасибо, Гермиона.

Гермиона с палочкой в руках, как дирижер, командовала строем фарфоровых чашек, в которых плескался ароматный имбирный чай. Чашки левитировали над столом и, не проронив ни капли, мягко приземлялись прямо у едоков. За ними следовали беспокойные стайки крекеров в форме птичек. Они бились друг о друга, клевались мучными клювиками и падали рядом с чашками. Когда все получили чай и печенье, Гермиона опустила палочку, и Роуз захотелось ей даже зааплодировать: до того мастерски все было исполнено. Но, кажется, никто, кроме неё, не обратил на это внимания. Мама села на своё место и, глядя пустыми глазами в стол, начала крошить в руках крекер. Роуз начала цедить чай и наблюдать, как между мамиными пальцами, как песок, ссыпались на скатерть золотистые крошки. Это было интереснее разговоров о квиддиче.

— Быть не может, Джинни! — воскликнул Гарри, откинувшись на спинку стула. — Чемпионат на носу. Сейчас не то, что слухи, даже полунамеки и догадки на вес золота!

— Я не из таких журналистов, которые готовы врать читателям и дуть из мух слонов ради пустого шума. Возможно, поэтому у меня проблемы с редакцией.

— И все-таки, мам, — с интересом отозвался Джеймс, — что за слухи?

Джинни снова закатила глаза, отхлебнула из чашки и начала тараторить:

— Наш младший редактор, Джим Диппер, знаком с двоюродным братом Эйдана Соньера, который личный секретарь Оливии Донован, ну той, что сейчас глава департамента магических игр и спорта, и он (когда я говорю «он», я имею в виду двоюродного брата) сказал Джиму, что жена Эйдана… как её зовут-то?... Мередит ездила в Штаты вместе с комиссией, проверяющей готовность стадионов. Там она познакомилась с ребятами из делегации из Юго-Восточной Европы и спросила, почему среди нет ни одного серба. И вроде бы ей кто-то из них сказал, что сербы, возможно, вообще не выставят свою сборную на Чемпионат. Но официально никто ничего не заявлял. Фух, — Джинни шумно выдохнула и сделала еще один глоток чая. — Вы же понимаете, что я просто не могу пустить такой материал в номер! Это и материалом-то не назовешь. Болтовня в буфете.

— Значит, сербы вышли из игры, — не поднимая глаз на сестру, глухо отозвался Рон. Гермиона наоборот выпрямилась и вперилась ненавидящим взглядом в Гарри. Но тот на неё даже не посмотрел.

— И когда ты собиралась мне об этом рассказать? — он обратился к жене. Та пожала плечами и криво улыбнулась.

— Я вообще не видела смысла об этом говорить. И мне не хочется грузить тебя такой ерундой.

— Джинни… — начал он, но она его перебила и полушепотом проговорила:

— Нет, Гарри, я не думаю, что это связано с тем самым делом. Разделяй спорт и политику.

Гарри вдруг рассмеялся громко, но невесело.

Говорила Джинни полушепотом, но слышали все. Особенно хорошо слышала Роуз, напрягшаяся уже после первого упоминания сербов. Она вся превратилась в слух и теперь впитывала каждое слово, но глаз не поднимала. Она все еще притворялась, что ей нет дела до разговоров о квиддиче.

— Ничего не ново под луной, — вдруг раздался сиплый голос Гермионы, и все взгляды обратились на неё. — Сначала болгары, теперь сербы…

— Вспомнила тоже! — фыркнула Джинни и отставила пустую чашку. Роуз с неудовольствием заметила, что и её чашка опустела. — Болгарская сборная уже двадцать шесть лет не собиралась.

— Вот именно, — отчеканила Гермиона, и Гарри наконец-то взглянул на неё.

— Я думаю, Джинни права, и сваливать в одну кучу дела сегодняшние и то, что было почти тридцать лет назад, просто глупо.

— А что было почти тридцать лет назад? — влезла в разговор Лили.

— Ничего, о чем стоило бы говорить за обеденным столом! — строго заявила бабушка Молли, до этого как будто невидимая, и от её голоса, похожего на громовой раскат, у Роуз побежали мурашки по спине. — Вы с ума сошли! — всплеснула Молли руками и заклинанием отлевитировала в раковину грязные тарелки и пустые чайные чашки. — В такой день вспоминать эти ужасы, которые к вам и отношения никакого не имеют! Только посмейте завести этот разговор за ужином!

— Да, действительно, — робко поддакнул дедушка Артур, — при Виктуар лучше не стоит. Все-таки праздник.

— А что все-таки случилось? — не унималась Лили.

— В нашей прессе об этом не писали, — буркнула Джинни, а Гермиона резко выпалила:

— Чёрный сентябрь случился, вот что!

— Понятнее не стало, но спасибо, — криво усмехнулась Лили и хитро зыркнула на Роуз своими карими глазами-бусинками. — Может быть, когда-нибудь и узнаем.

На несколько секунд повисла неловкая, тягучая тишина, и Роуз показалось, что воздух в Норе стал густым и вязким, как желе. Все, кроме загадочно улыбавшейся Лили, которая самозабвенно накручивала на палец прядь волос, и безучастного скучающего Джеймса, были напряжены и сидели с такими мрачными лицами, будто на столе перед ними был не обед, а труп. Роуз хотелось сказать что-нибудь, чтобы нарушить это тяжелое молчание, но не находила слов и даже звука из себя выдавить не могла, словно на неё снова напал паралич. Она понимала, что не просто так зашел разговор о сербах и болгарах, и, хотя ни разу её имя в разговоре не упоминалось, она чувствовала, что спорят взрослые о ней, что именно из-за неё отец мрачнее тучи, а мать, кажется, готова кинуться на дядю Гарри и разорвать его в клочья.

— А между прочим даже жаль, — вдруг негромко заговорил Джеймс, и Роуз с благодарностью на него посмотрела. — У болгар же была отличная команда. В девяносто восьмом году кубок взяли, французов победили.

— Ха! — оживился дедушка Артур. — Победили? В пух и прах разодрали, вот что они сделали! Счет разгромный!

— Двести семьдесят у болгар против тридцати у французов, — подтвердил дядя Гарри. — Двенадцать квоффлов забили, и девять из них — безответные.

— А как мастерски Крам поймал снитч буквально перед носом у французского ловца! У того лицо было такое, будто он живьем жабу проглотил, — засмеялась тётя Джинни.

— И вы всё это наблюдали прямо со стадиона? — восхитился Джеймс. Роуз была уверена, что он уже сотни раз слышал про тот матч, но ему, как заядлому квиддичисту, эти истории никогда не надоедали, и он был готов выслушивать их снова и снова.

— Из вип-ложи, — уголки губ дяди Гарри приподнялись в легкой улыбке. — Дождь стеной, стадион посреди Финского залива, а в заливе шторм, холод собачий! Крыши на стадионе нет и быть не может, а от высушивающих и согревающих чар в такую погоду толку никакого. Но ничего, выдержали. Четыре часа матч шел, четыре часа и отстояли. Потом, после пресс-конференции нас болгары к себе пригласили. Греться.

— Ракией, — едва слышно гоготнула Джинни, и все взрослые невольно заулыбались.

— Чем? — переспросила Роуз.

— Ракией, — громче повторила тетя. — Водка такая.

Лили прыснула от смеха:

— Неспортивное поведение. Разве спортивный кодекс позволяет алкогольные вечеринки, а?

— Какие там вечеринки, Лили? — отмахнулся Гарри. — Все уставшие, замерзшие. После первой стопки всех размазало.

— Зато нас встречали, как дорогих гостей, — вспомнила Джинни. — Спать уложили, разули, одеялом накрыли. Крам больше всех о нас пёкся.

— Это он перед тетей Гермионой так старался, — съязвил Джеймс и подмигнул Гермионе. Та с улыбкой от него отмахнулась.

— Ну-ну, Джеймс, — насмешливо начала Джинни, — не заставляй дядю Рона ревновать.

Рон беззаботно осклабился и снова накрыл руку Гермионы своей рукой, и их пальцы переплелись.

— Если бы я её все эти годы ревновал к тени Крама, я бы уже сошел с ума.

— Как будто была эта тень, — она подперла усталую голову рукой. — Он мне после того самого случая и не писал, и на письма не отвечал. Как в воду канул. Даже не знаю, жив ли он.

— А это не от него сова? — спросил Джеймс, кивая в сторону окна.

По серому Девонширскому небу прямо в окно Норы стремительно летела крупная тёмная птица с привязанным к лапе прямоугольным конвертом.

— Вряд ли, — отозвалась Гермиона.

— А то мало ли, вдруг вспомнил, — пожал плечами Джеймс. — Старая любовь не ржавеет.

— Прекрати, — Лили пихнула его в бок локтем, — уже не смешно.

Дядя Гарри взмахнул палочкой, и створка окна приоткрылась, впуская в кухню холодный майский ветер, запах прибитой дождем пыли и, наконец, большую пеструю неясыть. Она сделала круг над столом, сбросила конверт прямо на колени Лили и, схватив с блюда кусочек мяса, скрылась за окном.

— Бесстыжая птица, — недовольно заворчала бабушка Молли, — интересно, чья?

Все действительно с интересом уставились на Лили. Конверт в её руках был не очень большим, но явно дорогим, из плотной бумаги. На нём не было никаких подписей, только круглая печать из бордового сургуча, похожая на густую каплю крови. Все внимательно и при этом совершенно бестактно наблюдали за тем, как Лили, немного смущенная всеобщими взглядами, срывает печать и разворачивает письмо. Но стоило ей пробежаться глазами по первым строкам, как смущение и волнение сменились разочарованием. Она недовольно фыркнула:

— Птица всё перепутала, — и протянула письмо Роуз. — Это тебе от твоей блондиночки.

Уголки губ Роуз дрогнули, но она сдержалась и не улыбнулась. Когда она только коснулась письма, то поразилась тому, на какой нежной бумаге оно было написано. Настолько кремовой, что казалось, она растает даже от слабого тепла рук Роуз и стечет между её пальцами. Скорпиус превзошел самого себя.

«Здравствуй, мой прекрасный цветок» — гласила первая строчка письма, и здесь Роуз уже не смогла удержаться от широкой улыбки. Посмотрев на Лили, она увидела, как та, всеми силами пытаясь сделать вид, что ей скучно и неинтересно, снова наматывала волосы на палец.

«Спешу тебе сообщить, что я, наконец, вернулся в родные края с огромным чемоданом сувениров и новых впечатлений, которыми мне не терпится поделиться с тобой, твоей не менее прекрасной и не менее цветочной кузиной и твоим неугомонным братом. Хочу так же услышать, как ты тут без меня не скучала. Буду ждать вас в 15:00 у церкви в Оттери-Сент-Кэчпоул. Клянусь, что украду вас совсем ненадолго.

Твоя драгоценная рептилия,

Скорпиус Малфой»

Оторвавшись от письма, Роуз поняла, что теперь все заинтересованные взгляды направлены на неё.

— Скорпиус, наконец-то, приехал, — ответила она на немой вопрос домочадцев и сложила письмо обратно в конверт.

— А где он был? — дежурно поинтересовался дядя Гарри.

— В Испании, — пожала плечами Роуз, — наводил межнациональные культурные мосты, так сказать.

— В переводе на человеческий язык — две недели пил с маггловскими музыкантами в Барселоне, — вставил Джеймс.

— Ничего не могу на этот счёт сказать. Он зовёт нас сегодня к трём часам к церкви в деревне. Вот у него и спросишь, что он две недели делал с музыкантами в Барселоне.

— О, — с ухмылкой покачал головой Джеймс, — боюсь, я не хочу знать ответ на этот вопрос. Ну, знаешь, учитывая его наклонности… Он ведь у нас такой нежный, женственный. А Испания — страна свободная…

— Джеймс Сириус Поттер! — Роуз попыталась повторить строгие интонации тети Джинни, из-за чего та задрожала от едва сдерживаемого смеха. — Прекрати это немедленно!

— А что? — он состроил невинное лицо. — Я не осуждаю, лишь предполагаю.

— Нет, Скорпиус не из таких, если ты имеешь это в виду! — не выдержав, вспыхнула Лили. Роуз даже показалось, что её апельсиново-рыжие локоны зашевелились, как змеи на голове у мифической Горгоны.

— А ты откуда знаешь? — фыркнул Джеймс. Роуз потупила взгляд: игра её кузенов приобретала опасные формы, и ей никак не хотелось в ней участвовать.

— У него девушка есть! — уверенно бросила Лили. Джеймс повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Брат и сестра Поттеры были мало похожи друг на друга: Лили маленькая, конопатая и рыжая, Джеймс — высокий, немного бледный, с русыми кудрями, но глаза у них были абсолютно одинаковые — маленькие кофейные бусины в рамках коротких бесцветных ресниц. Они вперились друг в друга взглядами и, кажется, были готовы друг друга убить, но Роуз наблюдала эти игры слишком часто, чтобы воспринимать их всерьез.

— Да? — Джеймс якобы удивленно вскинул брови. — А ты её видела?

— Да, — едва выдавила из себя Лили.

— А я вот про эту девушку только слышу, — он приложился к чашке с остатками уже остывшего чая. — Может, он так прикрывается, а? Одни разговоры про эту мифическую леди. И хоть бы раз его увидеть в жизни с какой-нибудь юной прелестницей.

— Можно подумать, тебе самому сильно нравятся юные прелестницы, — парировала Лили, и в этот раз Джеймс действительно чуть не взорвался. Роуз видела, как от злости подрагивали его губы, и то, как победно на него взирала Лили. Спас положение Рон.

— Сын Малфоя — музыкант! — то ли восхищенно, то ли пораженно выдохнул он. — Да еще и водится с магглами! Если б мне лет пятнадцать назад такое сказали, я бы в жизни не поверил.

— Мне кажется, Малфои-старшие сами до сих пор не верят, — усмехнулась Роуз.

— Так вы пойдете к нему? — спросил у неё папа.

— Почему нет? Мы давно не виделись. И он обещал украсть нас ненадолго. Сколько сейчас времени?

— Пятнадцать минут четвертого! — отозвалась с кухни бабушка.

— Ого! Он нас уже давно ждет! Ничего, если я так пойду? — спросила Роуз, пригладив воротник своего простенького платья. — И в плаще, конечно.

— Там очень холодно, — нахмурился отец. — Надень еще хотя бы свитер.

— И к плащу обязательно шляпу и шарф, — добавила мама.

— Вас, — тетя Джинни бросила строгие взгляды на Лили и Джеймса, — это тоже касается. И, Джеймс, если почувствую запах сигарет, то…

— Оставишь без карманных денег? — усмехнулся Джеймс, выходя из-за стола. Вместе с ним поднялись Роуз, Лили и, неожиданно, Рон.

— Я вас провожу до деревни, — объяснил он, увидев удивленный взгляд дочери. — Передам из рук в руки, так сказать. Мне так будет спокойнее. Джеймс, ты за главного!

Роуз чмокнула отца в щеку и ушла переодеваться, уже в коридоре краем уха услышав обрывок разговора с кухни:

— Джинни, ему двадцать три года, а ты с ним, как с малым дитём обращаешься, — проворчал дядя Гарри.

— Да, и ему это, видимо, нравится, — буркнула тетя.

— Я думаю, он сам с этим разберется.

Роуз бросила многозначительный взгляд на Джеймса. Тот молча пожал плечами.

* * *

Погода в Девоншире была, действительно, премерзкая. Небо было затянуто темно-серыми тучами, и через них едва просматривался бледный диск обманчивого весеннего солнца. С востока дул порывистый холодный ветер, который своими колючими плетьми хлестал Роуз по щекам. Все уже вышли во двор Норы, готовые трансгрессировать, когда на порог выбежала Гермиона с парой кожаных перчаток в руках.

— Ты забыла, — протянула она перчатки Роуз.

— Спасибо, мам.

— Джеймс, следи, чтобы она не выходила на холод раздетая, — наказала Гермиона. Джеймс встал по стойке «Смирно» и отсалютовал тетке, как солдат:

— Есть, мэм!

— И чтобы к семи были дома! Ну и погодка! — цокнула она языком, глядя на пасмурное небо, готовое вот-вот разразиться дождем. — Малфой, конечно, выбрал день для прогулок. Жалко кошку на улицу выпустить, а вы — гулять. Тебя только позови куда-нибудь, и ты сразу бежишь, не разбирая дороги, — Гермиона неодобрительно посмотрела на Роуз. — Была бы моя воля, я бы тебя никуда не выпустила!

— Я уже поняла, мам, — доброжелательно улыбнулась Роуз и поцеловала её в щеку. — Увидимся вечером.

Все взялись за руку Рона и с громким хлопком трансгрессировали.

В деревеньке Оттери-Сент-Кэчпоул, которая находилась недалеко от Норы, было довольно безлюдно. Роуз боялась, что трансгрессия перенесет их в место скопления магглов, но в такой хмурый выходной день мало кто хотел покидать дом. Старинные мощеные улочки, умытые недавним дождем, каменные дома с красными черепичными крышами, изумрудно-зеленые лужайки и вековые дубы, гордо раскинувшие ветки с молодой листвой — вся деревня как будто спала, одурманенная злой ведьмой, и ждала тёплый поцелуй солнца, который бы пробудил её к жизни. Но солнца не было. Роуз взглянула на небо и отметила про себя, что оно было такое же беспросветно-серое, как и её длинный двубортный плащ.

Они подошли к маленькой деревенской церквушке и увидели у забора Скорпиуса. Он стоял к ним спиной, окутанный серебристым облачком табачного дыма. Длинные платиновые волосы спадали на его узкие плечи, худые ноги, затянутые в узкие джинсы, были скрещены, промеж длинных музыкальных пальцев была зажата тлеющая сигарета. Со спины Скорпиуса Малфоя было легко спутать с девушкой, и он эту свою черту только подчеркивал экстравагантными нарядами, чем вводил своих стариков в ярость.

— Кхм, — прочистила горло Роуз и позвала, — рептилия!

Скорпиус обернулся и лучезарно улыбнулся, блеснув белоснежными зубами. Он щелкнул пальцами, и сигарета в его руках превратилась в пыль.

— Привет-привет! — радостно поприветствовал он их и тут же заключил Роуз в объятия, крепкие, но осторожные.

— Здравствуй-здравствуй! — смеясь, ответила она.

Он отпустил её и осмотрел с ног до головы.

— Выглядишь, — Скорпиус замялся, подбирая слова. Явно слово «прекрасно» было бы слишком очевидной лестью, — потрясающе эстетично.

— Конечно, — засмеялась Роуз, — если ты эстетизируешь смерть.

Скорпиус бросил на неё скептичный взгляд, и кривая ухмылка немного исказила его лицо.

— Шутки шутишь? Значит, до смерти тебе еще далеко.

— Ты загорел! — восхищенно отметила Роуз. Кожа Скорпиуса, обычно по-малфоевски бледная, приобрела темный горчичный оттенок, и его бирюзовые глаза выглядели на её фоне особенно яркими и сверкали, как два драгоценных камня.

— Да-а, — протянул он.

— И на тебе женская блузка! — заметила она, опустив глаза. Под почти скромной черной кожаной курткой Скорпиуса обнаружилась широкая летящая рубашка из нежно-розового шифона.

— Не-ет, — снова протянул он, на этот раз, качая головой. — На ней нигде не написано, что она женская. И, вообще, разделение одежды на мужскую и женскую — это стереотип. Магглы от этого давно избавляются.

— Может, и с нами поздороваешься? — напомнил о себе Джеймс. Скорпиус отошёл от Роуз, ударил по рукам с Джеймсом, коротко пожал ладошку Лили и протянул руку Рону.

— Здравствуйте, мистер Уизли!

Рон вытащил руку из кармана и, сомневаясь, будто боясь, что Скорпиус сейчас его укусит, обменялся с ним крепким рукопожатием.

— Здравствуйте, мистер Малфой. Приятно с вами, наконец, познакомиться.

Роуз заметила, что отцу было явно не по себе, но он держался молодцом. Роуз ему подбадривающе подмигнула.

— Мне кажется, мы встречались на нашем выпускном. Разве нет? — озадачился Скорпиус. Рон закивал, как китайский болванчик.

— Да, но тогда нам не удалось пообщаться.

— Да-а-а, — смутился Скорпиус и пальцами левой руки потёр костяшки на правой, — я был очень занят.

— Это я помню, — отметил Рон. Скорпиус не знал, куда девать глаза, и Роуз видела, как сквозь слой загара на его щеках проступил стыдливый румянец. — Я в той суматохе и не заметил, что вы так похожи на своего дедушку.

Красивое лицо Скорпиуса исказилось еще больше то ли в улыбке, то ли в нервной судороге, и он, наконец, сказал:

— В этой рубашке — особенно.

Роуз и Лили громко рассмеялись, Джеймс закрыл лицо рукой, и даже Рон, кажется, едва удерживался от хохота. Он махнул рукой:

— Всё, ребята, идите. Джеймс, если что случится, спрашивать будем с тебя.

Джеймс снова по-солдатски отсалютовал, и Рон, отступив от них на шаг и напоследок подмигнув своей Рози, с громким хлопком исчез.

— Мда-а-а, — Скорпиус поёжился, как от холода, и потёр руки, — не думал, что знакомство с твоим отцом будет настолько неловким.

Роуз ободрительно похлопала его по плечу.

— Это ты еще с отцом Лили не знакомился!

— Гмг, — нечленораздельно что-то промямлил Скорпиус, и в его глазах блеснули искорки то ли безумия, то ли страха, то ли того и другого одновременно.

Лили, стоявшая за спиной Скорпиуса, скрестила руки на груди и высоко подняла голову. Скорпиус повернулся к ней и окинул снисходительным взглядом:

— Ну и кто притащил сюда эту малявку?

— Ах ты, гаденыш! — вспыхнула Лили. С громогласным смехом Скорпиус раскрыл свои объятия, и Лили бросилась на него, как дикая птица, обхватила ногами и начала клевать своими поцелуями в макушку, в лицо, наконец, нашла его губы, и они присосались друг к другу так, будто кто-то стравил между собой двух дементоров. Роуз смущенно опустила глаза, Джеймс с деланной гримасой отвращения отвернулся:

— Ребятки, может, вы снимете себе номер, а мы домой пойдем?

— Не завидуй, Джеймс, — мягко улыбнулась Роуз и хлопнула его руке.

— Да, не завидуй, Джеймс, — повторил Скорпиус, оторвавшись от Лили. — Мы прекрасно понимаем, что миссис Рэйвенвуд не может вот так кинуться на тебя посреди улицы.

Джеймс смолчал, но Роуз видела, как он был раздражен, и предпочла больше ничего об этом не говорить.

— Куда пойдем? — беззаботно спросила она. — Предлагаю абсолютно любое место, где есть крыша над головой, отопление и тёплые напитки.

— Присоединяюсь! — звонко отозвалась Лили, не выпуская Скорпиуса из объятий. Джеймс сунул руки в карманы и равнодушно пожал плечами.

— Посидим, и ты нам расскажешь про Испанию. Только не в Косой Переулок: меньше всего сейчас хочется встречать знакомых.

Скорпиус, прикинув что-то в голове и осторожным движением убрав руку Лили из-под своей куртки, предложил:

— Я знаю одно место. Маггловский район, вежливый персонал, отличный грог и глинтвейн. Вряд ли мы там кого-то встретим.

— Грог и глинтвейн? — засомневался Джеймс и вопросительно взглянул на Роуз. — Тебе можно алкоголь?

— Уверена, стаканчик хорошего глинтвейна меня не убьёт, — она взяла Джеймса под руку, а другую руку протянула Скорпиусу. Тот крепко сжал её холодную ладонь в своей.

— Перчатки для слабаков, а, Роуз? — подмигнул он ей, и она с шутливым укором сузила глаза. — Кстати, забыл упомянуть, что это кафе находится в Кардиффе.

— Где?! — в три голоса воскликнули Лили, Джеймс и Роуз, но ответа не услышали: водоворот трансгрессии мгновенно затянул их, и перед глазами побежали странные мутные картинки. Длилось это несколько мгновений, но для Роуз они растянулись в вечность. Её как будто протащило сквозь узкую-узкую трубу, все внутренние органы сжались, и Роуз показалось, что бабушкин куриный суп вот-вот полезет обратно. Когда, наконец, она почувствовала под ногами твёрдую землю, то чуть не упала на тротуарную плитку, но Джеймс её удержал.

— Ты как? — участливо спросил он, заглянув ей в лицо. Роуз жестом показала ему, что всё в порядке, и он, всем телом дрожа от негодования, повернулся к Скорпиусу:

— Ты с ума сошёл?! — взорвался Джеймс. — Через полстраны трансгрессировать! А если бы ты нас не дотащил?

— Мне кажется, я неплохо справляюсь, — невозмутимо ответил Скорпиус. — Один я бы и до Ливерпуля добрался без проблем.

— Один хоть в Патагонию лети, и пусть тебя собирают по кускам, как паззл! — Джеймс рвал и метал, размахивал руками и, очевидно, едва-едва сдерживал поток тех слов, которые его джентельменская натура не давала ему произносить в присутствии дам. — А нас не трогай!

Роуз снова взяла его под руку и втянула носом прохладный кардиффский воздух. Пахло морем.

— Не могу поверить, Скорпиус, что ты притащил нас в Кардифф ради глинтвейна.

Лили, все еще обнимавшая Скорпиуса за шею, насупилась, поджала губы и посмотрела на него, как на нашкодившее дитя.

— А я не могу поверить в то, что ты на две недели смотался в Испанию без меня!

— Так я же по работе ездил, а не отдыхать, — начал оправдываться он. — Из студии не выходил.

— И это в студии у вас так солнце жарило, что ты аж коричневый? — Лили пальчиком нажала на кончик его загорелого носа.

— Одного дня на пляже хватило, чтобы кожа полностью слезла. Непривычные мы к такому климату. Нам еще наколдовали щиты, усиливающие силу солнечных лучей. Меня потом солнечным зельем лечили. Боль невыносимая, будто кипящим маслом поливают! — вздрогнул от нахлынувших воспоминаний Скорпиус. Роуз скептически на него посмотрела:

— Прямо-таки за один день кожа слезла?

Скорпиус её скепсис не оценил.

— Там такое солнце, что ты, мой маленький вампир, сгорела бы до пепла.

— Не такой уж и маленький, — фыркнула Роуз. Ростом она пошла в отца — выросла долговязой, несмотря на все болезни.

— По весу, — Скорпиус окинул её пренебрежительно-оценивающим взглядом, — не больше кролика.

Роуз нахмурилась и показала Скорпиусу кончик языка. Его глаза смеялись.

— Ничего, еще, может, будет шанс проверить её огнестойкость, — загадочно сказала Лили и снова поцеловала Скорпиуса. Джеймс снова тяжело вздохнул.

— Где мы вообще?

Они стояли, зажатые в узком проходе между двумя высокими старинными зданиями из серого камня. По левую сторону от Роуз был заложенный кирпичом тупик, по правую, на расстоянии пары метров — выход на оживленный тротуар. По нему шагали магглы, все, как один в куртках и пальто, придерживая над головами зонтики, невдалеке слышался гул автомобильной дороги, где-то играла музыка.

— Мне кажется, — начала Роуз почти мечтательно, — я слышу море.

— Тебе кажется, — безрадостно буркнул Джеймс.

— Здесь недалеко залив, — сказал Скорпиус. — Можно пешком дойти до Миллениум-центра, а там и вода. Но вряд ли её можно отсюда услышать.

— У слабовидящих острый слух, или ты забыл? — рассмеялась Роуз, поправив очки. — Веди нас в своё место с глинтвейном.

Они вышли из прохода, и Роуз с интересом огляделась. В обе стороны простиралась не слишком широкая улица с красивыми серыми зданиями, серой плиткой на тротуарах, темно-серым полотном асфальта на дороге. В Кардиффе Роуз не бывала ни разу, и в данный момент не жалела. Если весь он представлял собой такую серость, то ей хватало и Лондона. Но, с другой стороны, ей было приятно оказаться в незнакомом месте впервые за долгие годы. Она редко уезжала куда-то далеко от дома, из-за болезни и из-за того, что была привязана сначала к школе, а затем к Академии. Её свободное от учебы и тренировок время занимали в основном бесконечные обследования и процедуры, а когда и из не было, Роуз лежала дома, обложенная одеялами, микстурами и книгами. Она много читала, потому что это был один из тех немногих видов досуга, ради которых не надо было выходить из комнаты. Два раза она покидала пределы Великобритании: в первый раз её вывезли со всей семьёй на финал Чемпионата по квиддичу в Катар. Квиддич она никогда не любила и потому откровенно скучала, а по возвращении домой слегла с тяжелой формой арабской песочницы — не очень понятного заболевания, при котором кожа больного начинает превращаться в песок. Роуз пролечили, кожу восстановили, и в тринадцать лет на свой страх и риск отправили к маггловским бабушке и дедушке в Австралию, надеясь, что там она никаких волшебных болезней не подцепит. Вторую неделю своих австралийских каникул Роуз начала в одной из не волшебных мельбурнских больниц со стремительно развивающейся маггловской пневмонией. Больше Роуз никуда не отпускали. А вот неугомонный Скорпиус после школы исколесил всю Британию и затем стал бросаться из одной страны в другую.

— Правила дорожного движения все знают? — смешливо спросил Скорпиус. — Дорогу переходим по зебре на зелёный свет.

Встречный поток пешеходов едва не сбил Роуз с ног. Она цеплялась за рукав куртки Джеймса, как за спасательный круг, который должен был вытянуть её из этого людского омута на берег-тротуар, но все равно спотыкалась и еле-еле доплелась до противоположной стороны улицы. Скорпиус как глава их глинтвейновой экспедиции шёл впереди, к нему, как колючка, прицепилась Лили, широко шагал Джеймс, и Роуз за ними не поспевала. Уже через минуту быстрой ходьбы у неё заныли колени и начало тянуть в пояснице. Джеймс, увидев, что она отстала, развернулся и воскликнул:

— Вот так будет быстрее! — поднял её на руки и под смех Лили, Скорпиуса и самой Роуз и удивленные взгляды прохожих понёс вперед и донёс до самого входа в то кафе, о котором говорил Скорпиус. Это было самое обычное маггловское кафе с уютными жёлтыми светильниками, приятными аппетитными запахами, деревянной мебелью, работниками в клетчатых передничках. Милое, но вряд ли стоящее сил, затраченных Скорпиусом на трансгрессию. Они уселись в самом тёмном углу, и Скорпиус, как пригласивший их сюда, вызвался сам принести им напитки, а Лили, конечно, увязалась за ним.

— Так по нему соскучилась, — начала Роуз, развязывая шарф. Скорпиус и Лили стояли у стойки и о чем-то мило переговаривались, — не может оторваться.

— Боится, что он начнет флиртовать с барменшей, — мрачно бросил Джеймс.

— Какой ты все-таки пессимист!

— Это не пессимизм. Я просто знаю свою сестру. И Скорпиуса неплохо.

— И они тебя тоже знают прекрасно.

Джеймс взъерошил свои непослушные русые кудри и откинулся на спинку стула. Желтый свет лампы вырвал его усталое лицо из полумрака. В этот момент Роуз заметила, как же на самом деле Джеймс похож на своего отца, хотя обычно это сходство было совсем неочевидно.

— Родители уже тоже, кажется, в курсе, — он потёр глаза. — Конспиратор из меня оказался не очень.

— Может, хватит в прятки играть и пора просто закончить это всё? — предположила Роуз. Джеймс усмехнулся.

— Думаешь, это так просто? Я в курсе, что это все неправильно, что она старше меня, давно замужем, что у неё двое детей, и что её муж мне при встрече руки жмет, а я ему лицемерно улыбаюсь. Я знаю. Но это как западня какая-то. Токсичные отношения, или как это называется?

— Я бы вообще не назвала это отношениями, — тихо сказала Роуз. Джеймс мгновенно вспыхнул и зло посмотрел на неё:

— Только не строй из себя эксперта, Роуз, и не лечи меня! Не то чтобы у тебя был какой-то большой опыт. Что? Тупая влюблённость в профессора Александера? Два позорных перепихона с Белби?

Воздух в легких Роуз спёрло, как от удара под дых, внутри всё похолодело. Она вздрогнула и втянула голову в плечи, губы её задрожали.

— Жестоко, Джеймс, — процедила она сквозь зубы и отвела от него глаза. Чувство у неё было такое, будто ей дали пощечину.

— Джеймс! — раздался над их головами мягкий, но строгий голос Скорпиуса. — Я думал, тебе известно слово «такт». Ты ведь так стараешься быть джентльменом.

Джеймс пристыженно смотрел на свои руки.

— К тому же, — Скорпиус поставил на стол перед ними по кружке с красным пряным напитком и сел. Подоспевшая Лили принесла еще две, — мы, кажется, не упоминаем в разговоре фамилию Белби.

— Слава Мерлину, — цокнула Лили, усаживаясь на свое место, — есть хоть кто-то, способный поставить моего брата на место. А ты чего съежилась? — она глянула на Роуз. — Я бы ему за такие слова промеж глаз зарядила!

— Заряжать у нас Скорпиус мастак, — сказала Роуз, с трудом выдавив из себя подобие улыбки.

— Кстати, не думал, что твой отец до сих пор об этом помнит, — немного смутился Скорпиус.

— Вряд ли хоть кто-то забудет ваш выпускной, — хихикнула Лили и отпила глинтвейна. — Не знаю, были ли еще в Хогвартсе выпускные, где самого хорошего мальчика с Рейвенкло увозили в Мунго со сломанным лицом.

— Я не горжусь тем, что превратил наш бал в мордобой. Просто то, что он говорил, было настолько мерзко, что я не выдержал. Даже про палочку забыл.

— Ты все правильно сделал, — не поднимая глаз, сказал Джеймс. — Белби это заслужил. А я идиот, не знаю, что говорю, Роуз, извини меня.

Она нашла под столом руку Джеймса и сжала её. На губах Джеймса появилась легкая полуулыбка.

— Так, — деловито обратилась она к Скорпиусу, — ты нам обещал чемодан историй и сувениров!

Он снова лучезарно улыбнулся. Лили вцепилась в его ладонь, тыльная сторона которой была расчерчена белой тонкой полосой.

— Что это за шрам? Раньше его не было.

— Это струна на гитаре порвалась. Мы повздорили на репетиции, и у меня случился выброс магии, и вот…

Скорпиус взахлеб рассказывал об Испании, и Роуз с жадностью слушала, даже не перебивая и не задавая вопросов. В Австралии она услышала песни одного испанского певца, влюбилась в музыку, в язык, в темноглазого маггла с обложки альбома, который ей купила бабушка, впоследствии влюбилась в саму страну, и с тринадцати лет лелеяла мечту её посетить. Теперь она, семь лет спустя, сидела в промозглом Кардиффе, хлебала крепкий глинтвейн и слушала кучу историй о студиях звукозаписи, о том самом певце, в которого она когда-то влюбилась и который работал со Скорпиусом на студии, о теплом ласковом море, о жарком солнце, о восхитительной барселонской архитектуре, о чудном маггловском спорте под названием «футбол». Роуз слушала истории о том, как кто-то другой исполнял её мечты.

— Я вам вот что привез, — закончив рассказ, Скорпиус полез в карман куртки, на который, конечно, было наложено заклятие невидимого расширения. — Это Джеймсу!

Скорпиус протянул ему складной нож из серебра, чья рукоятка была украшена мелкой цветочной резьбой.

— Разрежет все, что угодно, — сказал Скорпиус и тут же снова полез в карман. — Это для Роуз.

Прямо в руки он передал ей сложенный веер и открытку, самую обычную, не волшебную, с видами Барселоны. Роуз раскрыла веер и поразилась его необыкновенной красоте. Он был зачарован, и нарисованные на нём девушки, сидевшие в розовых кустах, о чем-то говорили между собой и поправляли прически, а бутоны роз на кустах то распускались, то снова закрывались.

— Потрясающе! — восхищенно выдохнула Роуз. Настала очередь подарка для Лили. Скорпиус долго шарил руками по карманам, делая вид, что не может найти нужное. Наконец, он выудил из кармана джинсов серебряное колечко с маленькой черной жемчужиной.

— А! — взвизгнула Лили и тут же закрыла рот рукой. Все присутствовавшие в кафе магглы повернулись к ним.

— Ну-ка подожди! — завёлся Джеймс. — Ты же не собираешься сейчас сделать моей сестре предложение?

Скорпиус испуганно забегал глазами по кафе. Публика напряженно ждала. Роуз едва не подавилась смехом.

— Не-е-ет, — выдавил Скорпиус, — это просто кольцо.

Лили убрала руку от рта, а магглы, разочарованно ворча, вернулись к своим делам.

— То есть не просто, — зашептал Скорпиус, — оно заколдовано так, чтобы Лили всегда могла определить, не произошло ли чего. В нормальном состоянии жемчужина чёрная, если что-то плохое происходит, то она краснеет, а если что-то хорошее, то зеленеет. И чем ярче цвет, тем серьезнее событие.

— Чудесные подарки, Скорпиус, спасибо, — сказала Роуз, улыбаясь. От глинтвейна ей стало тепло, даже немного жарко, и она начала обмахиваться подаренным веером. Девушки на нем, потревоженные неожиданной тряской, с немым укором посмотрели на Роуз, но она не обратила на них никакого внимания.

— Веер классный, да, — согласился он. — Но ты же еще открытку не посмотрела.

Роуз удивленно вскинула брови, отложила веер и взялась за открытку. Она была очень красивая, яркая, с изображением великолепной горы Монтжуик и скромной надписью «Barcelona».

— Всегда хотела там побывать, — прошептала Роуз, не отрывая глаз от открытки.

— Переверни её, мечтательница! — смеясь, воскликнул Скорпиус.

Роуз немедленно повиновалась и тут же ахнула, подняла полные неверия глаза на друга, поймала его веселую улыбку и снова вернулась к открытке. На ней красивым почерком черными чернилами из обычной маггловской ручки были выведены следующие слова:

«Дорогая мисс Роуз,

Ваш друг Скорпиус, которого и я теперь могу называть другом, рассказал мне о Вас и о том, что именно Вы когда-то познакомили его с испанской культурой, языком и моей музыкой. Благодаря Вам нам удалось познакомиться и продуктивно потрудиться над моим альбомом, который выйдет уже летом и который мы посвящаем Вам, мисс Роуз. Без Вас бы ничего этого не случилось, и мне остается только сердечно Вас за это благодарить. Я наслышан о Ваших проблемах со здоровьем, из-за которых Вы не можете приехать в Испанию, и надеюсь, что все-таки Вы победите болезни и исполните все свои мечты!

С огромной благодарностью и уважением,

Альваро Солер»

Теперь уже радостно взвизгнула Роуз и прижала открытку к сердцу.

— Альваро Солер! — воскликнула она и вновь почувствовала себя тринадцатилетней девочкой. — Скорпиус! Альваро Солер!

Скорпиус только широко улыбался и кивал.

— Да, Альваро Солер.

— Черт возьми, Скорпиус, дай я тебя расцелую!

Она встала, потянулась через весь стол, запечатлела на макушке Скорпиуса поцелуй и затем вернулась на свое место.

— Это же тот маггл, которого ты слушала, когда мелкая была? — удивился Джеймс. — Ты ведь уже это забросила!

— Ну и что! — воскликнула Роуз. — Это все равно чертовски мило! Мне как будто снова тринадцать, когда самая моя большая проблема — оценки и эта доставучая Ширли Никсон с Рейвенкло.

Роуз, конечно, приврала. Оценки и школьные соперники никогда не были для неё самыми главными проблемами. Наоборот, они плелись где-то в конце рейтинга. Но Роуз нравилось думать, что у неё было беззаботное детство с обычными детскими бедами, влюбленностями в певцов и ссорами с младшим братом из-за сладостей. Все пропустили эту маленькую ложь мимо ушей.

— За Ширли Никсон! — Скорпиус поднял свою кружку глинтвейна.

— За Ширли Никсон! — хором повторили остальные, чокнулись и осушили бокалы.

После кафе Скорпиус, до глубины души возмущенный тем, что его друзья никогда не видели Миллениум-центр, повёл их туда. Там они застыли на несколько мгновений перед громадной надписью «В этих камнях горизонты поют», восхищенно вздохнули и пошли к заливу. Был уже вечер, солнце, клонившееся к закату, выглянуло из-за туч и окрасило берег залива в розово-желтые тона. По воде шла рябь и прыгали блики неверного солнечного света. Дул приятный влажный ветер, которому Роуз с удовольствием подставила лицо, небо, расчистившееся от туч, было похоже на светлый купол какого-нибудь храма и отражалось в заливе, как в кривом зеркале, в некоторых зданиях загорелись первые огни, в воздухе витал какой-то едва уловимый пьянящий аромат. Впервые за долгие месяцы Роуз осознала, что на дворе — весна. И до лета рукой подать. Все плохие мысли на время отступили.

— После Испании здесь всё кажется таким бедным и унылым, — Скорпиус, кажется, не разделял её восторга, который был написан у неё на лице.

— Тогда я рада, что мне пока не с чем сравнивать.

— Пока? Рванешь в Испанию к своему Солеру? — хохотнул Джеймс.

— Нет, не в Испанию. И точно не к Солеру. Кумиры прекрасны на расстоянии, — ответила Роуз. — Но, думаю, в Болгарии тоже будет неплохо.

Лили пораженно ахнула, вся встрепенулась и округлила глаза:

— Откуда ты знаешь про Болгарию?! Джеймс, ты рассказал?

— Я ничего не знала, Лили, — Роуз отрицательно покачала головой. — Только догадывалась. Но теперь знаю точно.

Лили опешила, не зная, что сказать, она начала хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Джеймс же сложился пополам от хохота.

— Это нечестно! — наконец, нашлась Лили. — Это должен был быть сюрприз!

— Тогда мы сделаем вид, что я до сих пор ничего не знаю, и позволим дяде Гарри сделать сюрприз, — Роуз попыталась успокоить кузину, а сама подумала, что главным для неё сюрпризом является то, что Лили вообще имеет хоть какое-то отношение к этому делу. Но ей не хотелось сейчас об этом думать. В её голове гулял прохладный майский ветер.

— Кхм, — подал голос Джеймс, — я сейчас посмотрел на часы и понял, что мы вообще-то уже опоздали к началу ужина. Уже на пятнадцать минут. Если трансгрессируем прямо сейчас, то твоя мать, — он обратился к Роуз, — возможно, меня не четвертует. О, нет, четвертует. Ты на ветру без шляпы и шарфа!

Роуз усмехнулась:

— Она не узнает.

— Сляжешь опять с пневмонией — узнает. Всё, Скорпиус, увидимся, — они снова ударили по рукам, как при встрече. — Лили, отпусти его, не последний раз видитесь. Роуз, заматывай шарф обратно, давай хотя бы попытаемся скрыть следы преступления.

Лили и Скорпиус слились в прощальном поцелуе с такой жадностью и страстью, будто прощались на веки вечные, Роуз наскоро повязала шарф поверх своего серого плаща, хотя раньше он был под ним, нахлобучила на голову шляпу и взялась за Джеймса.

— Лили! — раздраженно воскликнул он. — Давай быстрее!

Наконец-то она оторвалась от Скорпиуса и тоже взяла брата за руку. Скорпиус подошел к Роуз и на прощание чмокнул её в щеку.

— Пока, рептилия! — улыбнулась она, и Джеймс трансгрессировал.

Их снова протащило через узкие трубы, снова сжало до головокружения и тошноты, но в этот раз Роуз это ни капли не расстроило. Они приземлились прямо посреди огромной лужи у входа в Нору, а с темного, будто заложенного каменными плитами неба, лил холодный ливень, вода в лужах шла пузырями, и втроем они мгновенно промокли до нитки и побежали домой.

Веселой гурьбой они завалились в теплую прихожую Норы, сбросили сырую верхнюю одежду и хлюпающие ботинки и тут же стихли, поняв, что в доме подозрительно тихо.

— Не слышу радостных криков и взрывов петард, — нахмурился Джеймс.

— Мои крики тебя устроят, Поттер? — донесся до них из гостиной рыдающий голос Виктуар. Джеймс немедленно бросил все свои вещи и кинулся туда. Роуз пошла за ним.

— Ну-ка, что это у нас тут за водопад? Виктуар, двадцать шесть — не та цифра, над которой стоит рыдать.

Виктуар в голубом шелковом платье, с идеальной укладкой на голове, сидела на диване, поджав ноги, обнимала миску с эклерами, открытую бутылку шампанского и рыдала навзрыд. Джеймс сел рядом и обнял её за плечо. Как старшие дети в поколении, Джеймс и Виктуар удивительно хорошо понимали друг друга, между ними, кузенами, прослеживалась такая связь, которую не всегда можно было увидеть и у родных братьев и сестер.

— Что случилось, Викки?

— Спроси у своих родителей, что случилось! — выпалила она, икнула и начала вытаскивать из прически шпильки. Золотые локоны рассыпались по белоснежным плечам. — Они превратили мой день рождения в скандал! Не жмись в углу, Роуз, твои тоже к этому причастны! Твоя мать крышей поехала, её надо от людей изолировать! Орали друг на друга с твоим отцом, — она ткнула Джеймса в грудь, — руками махали. Дядя Гарри ей «На твои условия согласился, что тебе еще надо?!», а она ему «Это потому что ты в своем аврорате остатки совести и милосердия растерял!». И, главное, я понятия не имею, о чем они! Влезть в разговор не могу. Мне, — Виктуар ударила себя кулаком в грудь, — на моём собственном дне рождения и поскандалить нельзя!

— А где они сейчас? — дрожащим голосом спросила Роуз, но её проигнорировали. От хорошего настроения не осталось и следа, его будто смыло волной слёз Виктуар. Ей самой захотелось сесть рядом и разрыдаться от обиды и злобы.

— Хватит пить, — Джеймс отнял у Виктуар шампанское, — тебе и так уже хорошо.

— Мне плохо, Джеймс! — взвыла она. — Впервые за несколько лет решила отметить день рождения, только ребенка от груди отняла, захотела расслабиться. И вот, пожалуйста!

— А где твой муж?

— Тедди маленького укладывает. Мы его решили здесь оставить, потому что я сегодня не в себе! — Виктуар снова потянулась к бутылке, но Джеймс хлопнул её по руке.

— Где они, Викки? — Роуз громче повторила свой вопрос. Виктуар подняла на неё заплаканные пьяные глаза.

—В старой детской, обложились заглушающими чарами и продолжают орать. Может, уже поубивали друг друга.

Роуз, сморгнув слёзы, пошла к лестнице. Джеймс остался с Виктуар.

— Не плачь, тушь потечет, — услышала Роуз его голос.

— Она водостойкая, — шмыгнула носом Викки. — Какой же ты хороший все-таки, Джеймс. Не то, что твой брат Альбус.

— А он мне неродной брат. Он подкидыш. Ты думаешь, родного сына бы назвали Альбус Северус?

В другой момент Роуз бы посмеялась над этой шуткой, но сейчас её все злило. Она сглотнула подкативший к горлу комок и едва сдержала то ли рыдания, то ли яростный рык. Роуз быстро, не обращая внимания на боль в коленях, поднялась на третий этаж и повернула ручку двери в детскую. Она поддалась безо всякой Алохоморы и со протяжным скрипом отворилась. На Роуз уставились несколько пар удивленных и внимательных глаз. Она увидела родителей (мать заплаканная, отец — злой), донельзя раздраженного дядю Гарри и дрожащую от гнева тетю Джинни, задумчивых дядю Джорджа и дядю Билла.

Гермиона что-то сказала Роуз, но её голоса не было слышно. Было видно только то, как она шевелит губами. Не было слышно даже ничьих шагов или дыхания. Дядя Гарри взмахнул палочкой, и заглушающие чары пали. Глубоко вдохнув, Роуз закрыла за собой дверь, уверенно сделала шаг вперед и окинула всех присутствующих презрительным взглядом:

— Вам должно быть стыдно, что вы испоганили праздник. И Виктуар, и всем остальным! Другого времени для разборок не нашлось?

— Роуз…, — умоляющим тоном начала мама, но Роуз жестом заставила её замолчать. Молчание хранили и все остальные.

— И от ваших споров нет толку, потому что я все равно поеду. Я так решила.

Первым с места сдвинулся Рон. Он быстро пересек комнату и встал рядом с Роуз.

— Я на твоей стороне, Рози.

— Я думала, ты против, — пролепетала она.

— Если у нас есть шанс тебя вылечить, то мы не имеем права им не воспользоваться.

— Я согласен с Роном, — отозвался дядя Джордж. — Надо рискнуть.

Дядя Билл только неопределенно покачал головой.

— Не знаю, что сказать, всё очень спорно. Это, правда, опасно.

— Чем выставлять свои «за» и «против», — снова вступила Роуз, — лучше скажите, причем здесь Лили?

— Твоя мама так захотела, — с мрачным выражением на лице ответил Рон. Роуз перевела глаза на Гермиону. Она утерла глаза платком и сиплым голосом сказала:

— Я не могу пустить тебя одну!

—Да? — гневно воскликнул дядя Гарри. — А вчера это звучало по-другому. Скажи так, как вчера говорила!

Гермиона потупила взгляд в пол, облизала сухие губы и смолчала. Гарри сказал за неё:

— Она сказала, что, если я хочу рискнуть её дочерью, то должен рискнуть и своей.

— Что? — Роуз отшатнулась и удержалась на ногах только потому, что вцепилась в руку отца. Во все глаза она смотрела на мать. — Мама, это жестоко! Нет, это не жестоко, — Роуз замешкалась, пытаясь подобрать достаточно сильное слово, которое бы описало то, что она в данный момент чувствует, но ничего не находила, — это отвратительно!

— Вот именно! — поддакнула тетя Джинни, кипящая от гнева, и повернулась к мужу. — И ты на это согласился!

— Да, потому что я детей на своих и чужих не делю! — закричал дядя Гарри, и Роуз вздрогнула, будто в неё попала молния. — Для меня Роуз дорога не меньше, чем Лили, и потеря Роуз для меня горем будет не меньшим.

— И поэтому ты решил убить обеих! — закричала в ответ тетя Джинни. — Не смей даже подходить ко мне после этого, Поттер!

Она выскочила из комнаты, ощутимо задев плечом Роуз, и трансгрессировала прямо с лестницы. Дядя Гарри взмахнул руками и воскликнул:

— Так, всё! Поздно уже что-то менять! Роуз, ты и Лили отправляетесь в Огнец. Лили полностью со всем согласна, так что я уже уведомил о наших намерениях болгарскую сторону и готовлю ваши документы. Поедете под чужими фамилиями.

— И ты даже не спросил нашего согласия! — подняла голову Гермиона.

— У меня есть согласие самой Роуз, мне этого достаточно, — бросил он и тут же повернулся обратно к Роуз. — Когда будет какой-то результат, я все сообщу. Я думаю, уже к следующим выходным все решится. А ты пока иди к доктору Беллу, собери с него все рекомендации и справки, какие он только может дать. Поняла? — Роуз кивнула. — Тогда всё, расходимся. Мне ещё нужно извиниться перед Виктуар.

Дядя Гарри пулей вылетел в коридор и спустился вниз. Все остальные тоже начали выходить. Отец крепко держал её руку, дядя Джордж перед выходом ободряюще хлопнул её по плечу, а мать даже не подняла глаз. Когда они с Роном остались в детской одни, он тихо сказал:

— Ты не думай, Роуз, что мне самому не страшно. Очень страшно. И маме нашей страшно, поэтому ты на неё не обижайся. Она тебя очень любит. Но я думаю, ты уже очень-очень взрослая, и держать тебя в клетке мы больше не имеем права. Ты должна жить на полную катушку, как и положено молодым и красивым. А в таком состоянии это вряд ли возможно. И фраза «Она, возможно, доживет до сорока» меня не устраивает. Мне нужно, чтобы ты жила до ста сорока, до двухсот сорока. И чтобы счастливо жила! Чтоб у тебя было любимое дело, любимый человек, семья настоящая, чтобы ты занималась всем, чем хочется, а не сидела целыми днями над книжками. Я же вижу, что тебя от них тошнит! И всего этого ради этого стоит рискнуть, да? — Рон улыбнулся и погладил её пальцем по щеке, смахивая слезинку. Роуз не выдержала, кинулась ему на шею, уткнулась в плечо и начала рыдать в голос.