Точки - чёрточки (джен)

— А кто вам сказал, что где-нибудь ещё они не вернулись бы позже? — Ангелинин табак остаётся под потолком зыбким маревом, терпким запахом. И горько-едким повисшим вопросом. Ангелина бросает его каждый раз. Каждый такой раз.

У каждой новой могилы они молчат и сжимают зубы, как будто всё действительно безумно несправедливо и неправильно. Ангелина курит трубку и грустно усмехается: больно? — да, тоскливо? — да, горько? — тысячу раз да. "Но кто вам сказал, что где-нибудь ещё они не вернулись бы позже?"

Среди людей Библиотеки нет тех, кому нужна была бы жизнь ради времени. Среди книгочеев иногда попадаются, в её Библиотеке — нет. Она сказала бы, что это — карма, если бы в неё верила.

Мальчишки и девчонки — живые, разные, яркие. И ни один, ни один, черт бы их побрал, внутри жизнь не ценит. Они просто живут, просто спасают свои шкуры и смеются, когда им это удаётся. Ангелина знает, что когда-нибудь каждый не вернётся. Вопрос — как скоро.

В какой-то момент она устала гадать, что случилось бы раньше. "Смотри, здесь они прожили ещё один день, неплохой результат", — говорит она Соловью, и провожает взглядом на очередное задание.

Гришу, который не сорвался на Памире с маршрута, который последний раз проходили полвека назад.

Зою, которая не поймала по дурацкой случайности подводный камень где-то на Аргуте, решив пройти-таки непроходимый раньше участок узкого ущелья.

Дёму, которого не угробила фанатичка-мать в очередном приступе "просветления".

Матвея, который так и не ухнул со своей крыши, растеряв все мечты и цели.

Антона, который не вылетел на безумной скорости за край дороги по мокрому асфальту какой-то ночью.

Лилю, Ингу, Шуру, Снежану, близнецов, которые не...

Ритиным первым книжным персонажем была гадалка. В узком грязном дворе, где Рита привыкла драться. Странная, непонятно откуда тут взявшаяся, цыганка в цветастой юбке, с аляпым цветком в волосах, в конце зимы, смеясь, схватила её за руку: "Хэй, красавица, всё про тебя расскажу! Позолоти ручку! Голова горячая, а непутёвая, сама из огня, от железа с огнём умрёшь. Долго не плачь — не твоё это ремесло".

Матерящуюся Риту с окровавленной рукой Ангелина забирала сама, убедившись, что Соловей небрежным движением швырнул книжку гадалке под ноги. Циркачка из "Звёздного мальчика" заливисто смеялась им вслед: "Береги её, старая, как сегодня!" А вечером в том дворе забрали два огнестрела, но Ангелина об этом Рите уже не сказала.

На распределении их бригаде достались сказки и "эльфийское" фэнтези.

Ангелина бережёт их всех. Как может. Иногда, наверно, со стороны кажется, что она бросает своих на амбразуру. Да, бросает. Не держит. Но каждый раз заставляет нацепить защиту. И учит. Жестко, быстро и действенно учит выживать и жить.

Жить, зная, что в какой-то момент бесконечного сегодня всё может закончиться, принимать как факт и не замечать, но помнить. Этому либо быстро учатся, либо так же быстро сгорают.

"Я помню тот день, позвонил Саша и сказал: "Сядь, пожалуйста. Влад умер". Я села и плакала всю ночь. И ещё восемь лет".

Ритины тайны настолько же не похожи на неё, насколько самой Рите вообще не характерна привычка такие тайны иметь. Ангелина молча листает потрёпанный пыльный блокнот.

До восьми лет Рита не дожила семь.

"Знаешь, здесь она дожила до встречи с Владей. Пять лет против семи, с одной стороны, — всего два года разницы против двенадцати, с другой. Неплохой результат. И кто вам сказал, что где-нибудь, в другом месте, она не вернулась бы позже?"

Ангелинин табак остаётся под потолком зыбким маревом, терпким запахом. И горько-едким повисшим вопросом.