Чувства огонька (гет)

Джинни снились взрывы, падающие обломками башни, смешавшиеся в одну разноцветную массу свои и чужие. Джинни чувствовала на губах едкую пыль, сжимала палочку дрожащими пальцами и шла вперед упрямо, пока еще ноги держали ее уставшее тело. Она знала, что спит, но снова и снова переживала прошедшие моменты, не в силах проснуться. Перед глазами плыло от гари и льющегося пота, язык заплетался, и она уже не замечала, как продолжает колдовать без слов. Хогвартс был разрушен, битва продолжалась, страх тугим узлом сжимал внутренности.

Джинни видела пронесшихся мимо Рона, Гарри и Гермиону, видела мелькающие то там, то сям рыжие макушки братьев, видела яростно размахивающего мечом Невилла и многих других, ни за что не желающих уступать. Джинни видела знакомые лица шести— и семикурсников-слизеринцев, хаффлпаффцев и рейвенкловцев без знаков факультетского отличия и от этого ей почему-то становилось спокойнее.

Стена обрушилась совсем рядом, Джинни едва успела выставить щит и послать наугад атакующее заклинание, когда новая вспышка едва не лишила ее головы. Грязные рыжие пряди упали на пол, но Джинни совсем не обратила на это внимания. Она колдовала одно заклинание за другим, яростно отбивалась от кого-то, скрытого за обломками, и отступала шаг за шагом. Ее враг был силен, гораздо сильнее школьницы-подростка, Джинни не слышала ни единого звука, но может быть это было потому, что в грохоте битвы она была попросту не способна услышать тихие слова заклинания.

Пыль и каменная крошка громко хрустели под ногами, где-то рядом сражался кто-то еще, но Джинни не могла даже повернуть голову. Невидимый враг следил за каждым ее движением, выискивал открытые слабые места и не давал ни мгновения на раздумья. Джинни рыскала глазами в клубах пыли и отбивалась на голых инстинктах. Когда спина врезалась в горячую шершавую стену, Джинни рыкнула, совсем не готовая к такому повороту, и выставила мерцающий, едва держащийся щит. Сил у нее не осталось совсем, ноги подкашивались, и Джинни медленно съехала вниз.

— Ступефай! — выкрикнул кто-то сбоку, и оттуда, где должен был находиться ее враг, послышался глухой стук.

Из-за стены вынырнул Теодор Нотт, слизеринец-семикурсник с забавными каштановыми кудряшками и серьезными светлыми глазами. Он скептически оглядел запыхавшуюся Джинни, сунул ей в руку бутылек с каким-то зельем и скрылся из виду, на ходу выкрикивая:

— Потом поблагодаришь, Уизли!

Джинни послушно выпила врученное зелье, не думая даже, что там может быть что-то нехорошее. В конце концов этот человек только что спас ей жизнь, почему бы не поверить ему хотя бы однажды.

Ноги больше не подкашивались и дышать стало чуточку легче, так что Джинни поднялась, сжала во влажных пальцах палочку, закусила губу, сдерживая наворачивающиеся слезы, и шагнула к лестнице. Вокруг слышались крики и грохот, ночь темным пологом накрывала сражающихся, холодила обожженные пальцы и стирала жаркие слезы.

Внизу тоже было шумно, но шумно совсем по-другому. В Большом зале лежали погибшие, дети и взрослые, они занимали почти все свободное пространство, а вокруг них стояли и сидели родные и друзья. Здесь не было слышно взрывов и заклинаний, помещение наполняли плачь скорбящих и стоны тяжелораненых. Джинни шла вперед медленно, вглядывалась в ряды накрытых простынями тел и отчаянно боялась увидеть не просто едва знакомых школьников, но друзей и одноклассников. Джинни и подумать не могла, что увидит среди погибших родного брата.

Тошнота скрутила внутренности, в горле встал тугой склизкий ком, колени в один миг подкосились. Джинни застыла на мгновение и бросилась вперед, упала на колени и замерла с протянутой рукой. Пальцы едва касались еще теплой белой, покрытой веснушками и кровью кожи, рука Джинни дрожала, оставляя на ней грязные черные пятна. Перед глазами поплыло, так что голова лежащего на полу Фреда слилась в одно мутное рыжее пятно. Джинни всхлипнула, проводя по спутанным волосам брата. Не было больше ни битвы, ни грохота и взрывов, только остывающее тело любимого брата и холодная, засасывающая изнутри пустота.

Джинни вскрикнула, подскакивая на кровати. Холодный пот струился по лбу и спине, пальцы дрожали, а щеки были липкими и горячими. За задернутым бордовым пологом не было видно света, как не было слышно и звуков; полог тишины плотно скрывал почти каждоночные кошмары Джинни. Впрочем, Гермиона все равно знала о них, потому что сама видела во сне почти такие же. Они почти не разговаривали на эту тему, больше проницательно молчали перед камином, когда обе просыпались посреди ночи.

Гермиона уже не спала, сидела на кровати с книгой в руках; висящие над ней светлячки окрашивали и без того осунувшееся лицо в землистый цвет. Джинни оглядела глубокие мешки под глазами подруги и взмахнула палочкой — за прошедший год подобные косметические заклинания она выучила в совершенстве.

— Ты спала вообще? — задала она и без того очевидный вопрос.

— Не смогла уснуть, — вздохнула Гермиона, захлопывая и откладывая книгу в сторону. — А у тебя снова кошмары?

Джинни фыркнула, предпочитая не отвечать, и зашагала в ванную. Сегодня был тот самый день, так что ничего удивительного в кошмарах и бессоннице не было. Ровно год прошел с начала и конца битвы детей с целым миром. Сегодня было второе мая, день праздника и великого траура.

В Большом зале было тихо, непривычно, отвратительно тихо. Джинни захотелось пошутить, сотворить какую-нибудь глупость, и пусть ее даже обругали бы, лишь бы не слышать звенящей, давящей на барабанные перепонки тишины. Четыре стола были сдвинуты вместе, а студенты сливались в черную массу: ни на ком не было ярких нашивок или шарфов, только стандартные черные мантии шелестели от рваных движений. Джинни отыскала по привычке белобрысую макушку и ухватила рассеянную Гермиону за запястье.

Всегда безупречный Малфой сверкал белозубой улыбкой и синяками под глазами, зализанные назад волосы кое-где выбивались торчащими прядями, и одна из манжет мантии была расстегнута. Джинни зачем-то пригладила одну из торчащих прядок, смущенно кашлянула и отвернулась.

— Привет, — никто из них сегодня не сказал бы «доброе утро».

— Ага, — откликнулся Драко, проводя ладонью по волосам.

Гермиона молча кивнула и уткнулась в тарелку. Джинни вздохнула, подавляя желание то ли плакать, то ли смеяться, наложила себе побольше бекона и тихонько попросила заменить тыквенный сок горячим чаем. Кубок сменился дымящейся чашкой с плавающей в ней долькой лимона, Джинни вдохнула свежий запах, сделала глоток и как бы между прочим обратилась к соседу:

— Ты знаешь адрес Теодора Нотта?

Драко вскинул блондинистую бровь и склонил голову, пальцем отводя локоть Джинни в сторону.

— Зачем тебе?

— Я ему благодарность задолжала, — серьезно ответила Джинни.

— О, — откликнулся Малфой заинтересованно, — с каких пор бравые гриффиндорцы благодарят изворотливых слизеринцев?

Джинни смерила его смешливым взглядом, покрутила чашку в пальцах и закусила губу: в груди больно кольнуло.

— С тех пор как изворотливые слизеринцы спасают бравым гриффиндорцам жизнь.

Драко присвистнул едва слышно и заслужил неодобрительные взгляды нескольких сидящих поблизости ребят. Он закатил глаза, махнул им рукой и заметил расстегнутую манжету. Быстро щелкнув запонкой, он смахнул с рукава невидимые пылинки и принял свой самый что ни на есть напыщенный вид. Джинни едва не прыснула, вовремя успев зажать рот рукой, и пихнула его под столом.

— Будет тебе адрес Нотта, — возвращая удар, провозгласил Драко.

Вместо адреса Теодора Нотта Малфой поймал Джинни после обеда и предложил собственную сову, которая этот адрес знала. Джинни как раз направлялась в совятню, чтобы отправить письма Джорджу и Рону, так что просто махнула рукой, позволяя Драко идти с ней. Не то чтобы она была против пользоваться чужой совой (своей-то у нее не было), но передавать письма через посредника было как-то неловко. Кто знает, вдруг Малфой развлекается тем, что тайком читает чужую корреспонденцию. Ответ-то (если он будет) сова принесет хозяину, а не ей лично в руки.

— Тогда я ее тебе подарю, — бросил Малфой, и Джинни даже не сразу поняла, что он говорит о сове.

— С ума сошел? — фыркнула она и ускорила шаг.

Совятня была расположена в одной из башен, и вела к ней узкая каменная лестница, которую, кажется, никто никогда не убирал. Ступени были устланы толстым слоем перьев и засохшего помета, а запах стоял такой, что хотелось на время вовсе перестать дышать. Драко шел за Джинни молча и даже не морщился, только отвечал на ее возмущение и говорил какие-то глупости.

— Можешь считать это подарком на день рождения, — хохотнул Драко, перескакивая через две ступеньки разом, — когда он, кстати?

— Одиннадцатого августа, — отозвалась Джинни на автомате, — и я не нуждаюсь в подарках.

— Да ладно, Уизли, — Драко догнал ее и закинул руку на плечо, — у тебя же нет своей совы?

Джинни окинула его скептическим взглядом, сбросила руку, но все-таки ответила:

— Нет.

— Во-от, — промурлыкал Малфой, — а если я захочу снова поплакаться тебе в жилетку? Как мне тогда с тобой связаться, а, Уизли?

Джинни почувствовала, как краска заливает лицо, и едва не оступилась, поскользнувшись на подстилке из перьев. Драко поймал ее за локоть, сверкнул льдистыми глазами и подмигнул так по-свойски, что у Джинни из горла невольно вырвался гневный рык. Она вырвала руку, резко развернулась, оказываясь на две головы выше Драко, и ткнула в него пальцем.

— Еще одно слово, и я спущу тебя с лестницы.

Уже в спину Джинни услышала насмешливое:

— Ты совершенно очаровательно злишься, Уизли.