Свобода взаперти (гет)

День не задался с самого начала. В воздухе пахло бурей. К вечеру она обещала настигнуть нас, но сейчас небо было чистое — ни одного облачка. Кроме того, у всех, не считая вечно радостного Аанга было паршивое настроение. Сокка с Катарой как всегда поцапались из-за ерунды и уже второй день ходили надутые. Возможно они все еще злились из-за того странного происшествия в каньоне, или же нашли какую-нибудь новую причину. Я же подхватывала общую тревожную атмосферу. Меня раздражали вечные перепалки брата и сестры, беспристрастность Аанга, соперничество Момо с Аппой. В общем, меня нервировало все, чего касался мой взгляд. К тому же после вчерашнего инцидента моя одежда порвалась в некоторых местах и имела совсем не товарный вид.

— Хинаи? — Аанг подошел неожиданно. Заботливый, мудрый Аанг. Извини, но сегодня ты тоже меня раздражаешь.

Сокка опять рассказал какую-то глупую шутку и засмеялся. Так происходит со вчерашнего дня и меня это уже порядком достало.

— Не злись на него, пожалуйста. — Он встал рядом со мной и посмотрел на Сокку. — Для него это очень странно… хотя и действительно смешно. — Он, не удержавшись, хихикнул, но тут же принял серьезный вид. — Извини.

— Все нормально. — Я отвернулась в сторону леса. Да, это отличная идея. — Пойду, прогуляюсь.

— Только не долго, мы скоро улетаем!

Лес здесь был удивительный. Хотя лес везде удивительный. Как и небо, и вода, и огонь. Огромный, зеленый, казалось, живой массив. В него не проникает много света и прелый запах дурманит голову. Кажется, что он дышит, шепчет листьями, напевает. Слушает и слышит. Лес везде: вокруг, внутри меня. Он понимает, успокаивает, советует. Хочется прислониться спиной к огромному шершавому стволу или завалиться на кучи прелой мягкой ароматной травы. И уснуть. Успокоиться, выкинуть все мысли из головы и просто уснуть. Или сидеть и слушать шум ветра в кронах и шепот листьев. Потрескивание и стрекотание накрывают с головой. Я не слышу ничего кроме звуков леса, кроме музыки природы.

— …Где же ты, где же ты, мое солнышко,

Почему не восходишь опять?

Мой малыш прорастил свое зернышко,

Повернув их движение вспять.

Раз за разом мне снится подруженька,

Малышу моему суждена.

Что же скажешь в ответ ты мне душенька…

— Урони тот цветок из окна.

Сокка, все крутившийся вокруг, похоже не выдержал. Но цветок действительно упал, отчего парень засмеялся пуще прежнего.

День сегодня начинался просто великолепно. Жаль, что только начинался. Я сама не заметила, как начала напевать глупую песенку без особого смысла. Эту песню пела мне мама и других я никаких не знаю. Она пела ее еще до того, как умер отец и она помешалась, и это, возможно, единственное доброе о ней воспоминание.

Наша процессия остановилась. Сокка продолжал хохотать, Катара во всю хихикала, а Аанг, и тот, посмеивался в кулак.

— Урони! — В перерывах между приступами хохота Сокке удавалось что-то сказать. — И он действительно упал!.. Вот умора!

Парень уже готов был свалиться на землю и молотить по ней руками, однако я прервала веселье одной фразой.

— Что здесь смешно?

Аанг начал было оправдываться и извиняться, но Сокка прервал его.

— Ну горшок, — я непонимающе на него посмотрела. — Он же упал.

— Хватит, Сокка! — Катара, мне иногда кажется, прирожденный командир. Заткнула брата и обратилась ко мне. — Извини его, он не имел в виду ничего плохого. Ну, это же Сокка.

— Но это же смешно! — Парень принялся ходить вокруг горшка, чуть ли не брызжа слюной. — Вы все смеялись!

— Это действительно было забавно, Сокка. Без обид. — Последняя фраза адресована мне. — Но тебе не следовало прерывать Хинаи. Это было невежливо.

— Но смешно же! — Он повернулся ко мне с видом, словно собирается разгадать сложнейшую загадку. — Почему ты не смеялась?

Я пожала плечами.

— Тебе не было смешно?

Помотала головой.

— Совсем ни капельки?

Снова мотнула.

— Да как же…

С каждым моим ответом парень все больше раскисал и ссутуливался, словно каждый жест ложился на его плечи тяжким грузом. К концу диалога (или монолога?) он сложился чуть ли не пополам, а лицо его выражало страдания и муки. Но уже через секунду он выпрямился, точно придумав что-то.

— А как тебе это?

И Сокка стал засыпать меня различными шутками, смысла которых я не понимала. Он говорил снова и снова, уже сам заходясь хохотом. Аанг и Катара держась друг за друга пытались не упасть от смеха на землю.

Мне же все что он говорил, казалось полной бессмыслицей. Он говорил много и быстро сам уже глотая слова. Еще минута и Сокка упадет на землю и будет молотить ее, заливаясь хохотом и слезами. Но на этом, похоже, запас его шуток иссяк и через некоторое время все твердо стояли на ногах. Правда, изредка раздавались смешки то тут, то там. И смешков было больше, чем от троих человек. Оглянувшись, я поняла, что вокруг нашей компании собралась целая толпа. Некоторые еще смеялись, некоторые уже уходили, а кто-то даже кидал мелкие монетки.

— Тебе совсем не смешно? — Сокка выпрямился и «продолжил вести дело».

Я оглянулась на всех людей, все еще стоящих вокруг, на спутников и отрицательно помотала головой.

— Да она ненормальная! — выкрикнул кто-то из толпы. Люди одобрительно загудели.

Здравую мысль предложил Аанг: сваливать.

Позже меня подвергли жесткому допросу с пристрастием, в ходе которого выяснилось, что чувство юмора у меня отсутствует напрочь. Сокка пытался шутить, но не смешно было уже никому. Катара глядела на меня с откровенной жалостью, ее брат — с непониманием. Аанг таинственно улыбался, разнимал родственников и подбадривал. Подбадривал, как ни странно, всех, даже про Момо с Аппой не забыл.

И суета, суета, суета…

Проснулась я в лесу. Сидя на земле, прижавшись спиной к огромному стволу дерева. Как же приятно сидеть так в лесу среди деревьев и, хотя бы на время, отгородиться от всех забот. Однако этот сон-воспоминание все же отчасти подпортил мое настроение.

Не то, чтобы мне был неприятен этот случай, но вспоминать было досадно. Выкрики о том, что я ненормальная и одобрительное жужжание толпы приводили в смятение. Что плохого в том, что я не гогочу, как животное и не валюсь на пол? Какой вообще смысл в этих шутках?

В памяти всплыл образ Катары, смотрящей на меня с жалостью. На костяшках сжатых кулаков затеплилось пламя, деревья как будто протестующее зашелестели. Как она смеет жалеть меня?

— Как она смеет жалеть меня?!

Звук собственного голоса ошарашил меня. Он скорее был похож на звериный рык, чем на человеческую речь. Руки до самого локтя охватывало пламя. Голоса леса на мгновение стихли, но, поняв что я пришла в себя, снова зашелестели свою песню.

Что так меня разозлило? Сомнения в моей нормальности или жалость? Да, определенно жалость. Всю жизнь люди смотрели на меня либо с жалостью, либо с жестокостью. К жалости часто примешивался страх, а к жестокости отвращение. Или наоборот? Черт, да какая разница! Я ненавидела всех, кто жалостливо смотрел на меня. И я была по-настоящему рада, что эти странные люди приняли меня, пусть и с настороженностью, в свою компанию. А еще учитель никогда не смотрел на меня так. Ни с жалостью, ни с отвращением, ни со страхом — никогда. Он смотрел на меня как на равную ему. Не как на ребенка, но как на взрослого воина: с уважением, гордостью и теплотой.

Так почему же теперь они так смотрят, словно я больная уродка?

— Хинаи! — Из-за одного из деревьев вышел Сокка и уставился на меня. — Как ты можешь здесь сидеть? Жарко и дышать невозможно.

Мы неспешно двинулись в сторону берега — к месту нашей стоянки. Парень все настороженно поглядывал на меня, словно ждал, что я сейчас прокричу «шутка!» и зайдусь хохотом. Вскоре он не выдержал и спросил:

— Ты не злишься? — Я удивленно посмотрела на него. Злюсь ли я? — Ну, что я смеялся. Слушай, в этом нет ничего странного.

— В чем? — задала я вопрос после полуминутной паузы.

— Ну, что тебе не смешно. — Ему явно было неловко говорить это.

— Я не злюсь.

— Правда?

Как будто пчела в одно место ужалила, пронеслось в голове. Я улыбнулась.

— Я рад, — он посмотрел на меня. — К тому же ты улыбнулась. А то весь день хмурая ходила.

Остаток пути мы прошли молча.

Когда рыбак на пристани кричал, что предложит любому, кто пойдет с ним за рыбой двойную плату, я не раздумывая согласилась.

— Ты должно быть шутишь, девочка? — спросила его жена.

— Нет, — ответил Сокка, — она на полном серьезе. У нее совершенно нет чувства юмора.

Он сказал, что тоже пойдет, и они с Катарой снова поссорились. Рыбак согласился, но заявил, что второму платить не будет. На этом все разошлись.

В море нас настигла буря. Честно сказать, я не ожидала, что она будет такой огромной. Мы уже думали, что разобьемся о волны, — Сокка с рыбаком кричали, что не готовы умирать — когда Аппа подхватил нас. Однако следующая же волна захлестнула нас.

Меня отнесло в сторону — я ни за что не держалась. Я видела, как аватар создает воздушную сферу, но была слишком далеко. Помощь ожидать не приходилось. Я не знала, на сколько могу задерживать дыхание, но чувствовала, что на исходе. Придется действовать своими силами.

Я сосредоточилась вызывая бурление воды под ногами, формируя водяные пружины. Это заняло слишком много времени, я выпустила последний воздух. Однако их последних сил оттолкнувшись, я сумела вытолкнуть себя на поверхность. Это мало чем помогло, так как сил совершенно не осталось. Меня снова и снова захлестывали волны, меня крутило и бросало. Последнее, что я слышала были рев Аппы и крики множества людей.