Герой легенды (джен)

Для Сени, конечно, это было бы так себе утешение, но попав в чужие руки, нож его удостоился своего рода чести. Стяжав право на собственную историю — пусть короткую и, возможно, не слишком интересную. Но история эта, как потом оказалось, сыграла немалую роль в судьбе хозяина ножа.

Начало ей положил скупщик краденого, которому обычно и сбывал свои трофеи воришка-недомерок, стащивший нож. Не изменил он своему обыкновению и на сей раз. А скупщик сразу обратил внимание на новый товар. Не мог не обратить уже потому, что человеку невнимательному и нелюбопытному просто нечего делать на этом месте, дабы не подвергать лишнему риску здоровье и кошелек.

Итак, во-первых, материал, из которого был сделан нож, оказался незнаком скупщику. И при этом наощупь казался и тверже, и прочнее привычных меди, бронзы, не говоря уже про серебро и золото. Ну а во-вторых, вещица, изготовленная из того незнакомого и необычно крепкого металла, не могла быть не чем иным, кроме как оружием — судя по виду, по наличию острия и режущей кромки.

Иными словами выходило, что некто разгуливал с оружием, по прочности превосходящим изделия местных мастеров. Новым, незнакомым для города оружием. А это уже выходило за рамки обычной частной сделки купли-продажи — не важно, законной или нет.

Дело было в том, что вся эта подпольная братия воров и якшающихся с ними торгашей могла существовать под боком у городских властей в относительном спокойствии и безопасности… только потому, что власти смогли даже для этой своры крыс в человеческом обличье найти полезное для себя применение. Шныряя по улицам, переулкам и углам, незаметные для глаз большинства обычных горожан, воры, даже сами того не желая, могли между делом узнать о происходящем в городе и окрестностях немало интересного. Не зреет ли где ненароком бунт, например. Не позволяет ли себе некто излишне вольнодумных речей. Не прослыл ли в народе кто-нибудь из казенных людей нечистым на руку хапугой и мздоимцем. А как вариант — не появился ли по эту сторону частокола какой-нибудь подозрительный чужак. Что, к примеру, берется страстно проповедовать, и проповеди его придутся не по нраву жрецам-Свидетелям. Или просто слоняется без дела, косясь по сторонам и что-то высматривая. Да, вдобавок, держит при себе оружие, какое даже не пытались изготовить в этих краях самые искусные из мастеров.

Вот как на этот раз.

Надо сказать, что на щедрость скупщика это никак не повлияло. За Сенин нож воришка получил примерно такое же количество монет, что и обычно за один трофей сопоставимых размеров и массы. Зато скупщик почти сразу же устроил ему настоящий допрос, заставив описать прежнего владельца ножа.

Что вор-недомерок и сделал. Он тоже не был лишен внимательности, плюс обладал цепким взглядом, а еще — хорошей памятью. Тем более, наружность хозяин ножа имел столь необычную для этих мест, что трудно было ее не запомнить. А воришка запомнил и с готовностью выложил. Особенно отметив высокий рост чужака и необычную одежду. В частности синие штаны.

А скупщик с ножом и этими сведениями в придачу поспешил доложиться на самый верх. Не непосредственно, конечно. Нет, простому «купи-продай», греющему руки на темных делишках, в палаты здешнего правителя было соваться, что со свиным рылом в калашный ряд. Для общения с властями в подпольном братстве имелись специальные люди. К одному из таких людей и побежал скупщик, дабы сообщить важные для всего государства вести. Чтоб уже тот расшевелил обитателей палат. Последние в этом мире еще не успели осознать непреходящую ценность волокиты и зашевелились очень быстро.

Хотя была ли в принципе уместна волокита в подобных ситуациях — когда некто заявляется в город пусть не с мечом, но с ножом, причем необычным?

Так или иначе…

— …Огненосный! — обратился по официальному титулу к правителю города один из его приближенных уже поздним вечером того же дня, после заката.

Правитель (чье имя, данное при рождении, было, кстати, Герт) находился в тот момент в оружейной комнате. Где, перетаптываясь босыми ступнями по ковру из звериных шкур, освежал навыки владения огромным бронзовым топором.

Взмах, удар, рассекающий воздух, и шаг в сторону. Снова взмах, блокирующий выпад — а затем правитель чуть пригибался, избегая удара воображаемого противника.

Потревожившего его за этим занятием советника Рэя, кстати, правитель уважал — было за что. За грамотность; за то, что всегда говорит по делу, не льстит и не суетится. А главное: именно к Рэю стекались ручейки сведений, имеющих отношение к безопасности города и лично его, Герта, Огненосного. И если советник Рэй был встревожен, то повод к тому имелся более чем существенный. Вплоть до появления отвратительных Маждулов в небе над городом.

Но, несмотря на это, оторвался Огненосный от занятия своего с неохотой. Тренировки с оружием позволяли правителю прийти в себя. Особенно после визитов Первого Свидетеля. Высокого, подчеркнуто-опрятного старика, род свой ведущего от самого Хуба Премудрого.

Седобородый, с глазами одновременно добродушными и проницательными, Первый Свидетель бодрился, под тяжестью прожитых лет не сгибаясь… почти, хотя с посохом ходил уже не первый год. Но не висел на нем как сопля на носу, а просто слегка опирался, спину стараясь держать прямо. И таким же прямым и непреклонным был в поступках, несмотря на кажущееся мягкосердечие.

Голос Первого Свидетеля Герт про себя сравнил с хорошим пивом. Так же охотно, как пиво в глотку, этот голос вливался в уши. И был столь же чреват не самыми приятными последствиями — мягко говоря.

Явился Первый Свидетель, разумеется, не для того, чтобы справиться о здоровье правителя да передать ему благословение Хаода, как будто благословение это было у него за пазухой. То есть, конечно, и дежурный вопрос о здоровье Герта, и посулы милостей от высших сил имели место. Но подлинная цель визита была совсем иной. Причем далеко не бескорыстной.

С собой Первый Свидетель приволок целый букет свитков с указами — якобы от имени самого Огненосного. Даром, что правитель не приложил к их составлению не то что руки, но даже кончика мизинца. Все свитки аккуратно заполнили письменами сами грамотеи-Свидетели. От Герта даже читать их не требовалось… да он, собственно, и не умел. Все, что осталось на его долю — это заверить указы своей печатью в форме языков пламени.

Добро, хоть (не то из вежливости, не то во избежание лишних вопросов) Первый Свидетель соблаговолил пояснить, на что именно подписывается Огненосный.

Так, первым из указов правителю было предложено не только раскрыть сердце вере, но и казну — ее служителям. Причем не первый раз. Свидетели задумали расширить и надстроить главный городской храм, и без того возвышавшийся над городом и готовый сравняться по высоте с палатами самого правителя, даром, что стоящими на холме. Еще Первый Свидетель задумал открыть в городе школу, чтобы каждый желающий мог обучиться грамоте, одновременно постигая священные тексты, пропуская их не только через уши, но и сквозь голову и сердце.

Надо сказать, что именно затея со школой показалась правителю наиболее глупой и вредной из всех начинаний служителей веры. Ну, зачем, мысленно вопрошал он, простому плотнику или, скажем, землепашцу уметь читать, а тем паче — писать? Известно же, что всякому трудяге требуется одно: прилежно и умело выполнять свою работу, дабы и семью кормить досыта, а заодно и его, Огненосного, со свитой и дружиной. Да и Свидетелей, кстати, тоже. А грамота только от дел отвлекает.

Кроме того, поддержка звонкой монетой требовалась служителям веры, чтобы нести свет ее даже в самые дальние уголки подвластных этому городу земель. Земель, покоренных, кстати, в том числе предками Герта — не ждавшими милостей с небес, но рассчитывавшими, все больше, на остроту своих мечей, копий и стрел. Да на твердость руки. И теперь, когда еще покорять кого-то стало вроде бы ни к чему, Свидетели вознамерились нести свое слово к тем, дальним, рубежам, строя часовни в самых глухих деревушках да проповедуя их жителям.

А дабы обезопасить смиренных слуг Хаода в тех дальних краях да на пути к ним, Первый Свидетель задумал сформировать, ни много ни мало отдельное войско, лично ему подчиняющееся. С красивым как выросшие посреди помойки цветы названием: Витязи Солнца. Право на создание такого воинства давал следующий из поднесенных Огненосному указ.

Про себя Герт подозревал, что охрана странствующих проповедников в данном случае — лишь предлог. Но, скорее всего, витязи, так называемые, нужны были для того, например, чтобы легче было пресекать неугодные Свидетелям речи и настроения. Потому как тот же Рэй время от времени докладывал: нет-нет, а кто-то из горожан при всем честном народе принимался честить служителей Хаода, потомков соратников Шайнмы, то за корыстолюбие, то за чванство. Провозглашая, что нравы и души самих Свидетелей далеко не столь же чисты, как они пытаются показать, рядясь в свои плащи цвета свежевыпавшего снега. А ведь Шайнма жил со своими сподвижниками в пещере, говорили они, питался впроголодь.

Находились даже смельчаки, заявлявшие, что Шайнмы-де не существовало на самом деле, что это лишь красивая легенда. Но и даже такие жуткие предположения находили отклики в сердцах хотя бы некоторых из горожан.

Еще правитель опасался, что собственное войско станет для Первого Свидетеля лишней возможностью давить на него, Огненосного. Впрочем, хотя бы эти опасения Герт достаточно легко смог от себя отогнать.

Во-первых, снявши голову по волосам не плачут — нынешний городской властелин и без того был всецело на стороне Свидетелей, поддерживая своей печатью любые их планы и намерения. Даже слова против не говорил. По крайней мере, в эту встречу. А если бы сказал, если б воспротивился воле старика с добродушным лицом и твердокаменной волей… что ж, дядюшка Герта, занимавший до него трон, так и сделал. За то, собственно, его и отравили. Нынешний правитель был в этом уверен так же твердо, как в том, что ночью темно. Отравили, а прежде смешали с грязью до не отмываемого состояния — в уличных проповедях и просто слухи распуская. Что отпал он от священной длани Хаода, склонившись перед Тьмой, и предался всем мыслимым порокам, на какие способен смертный.

Во-вторых, создание священного воинства тоже требовало участия государственной казны — по крайней мере, первое время. Чтобы вооружить, обучить новоиспеченных витязей. И очень сомнительным Герту казалось, чтобы те стали тыкать мечами и копьями в руку, которая их кормит.

И было еще, «в-третьих». Задавшись вопросом, откуда эти Витязи Солнца возьмутся, кто встанет под их знамена, Огненосный сам же легко на него ответил. Сброд всякий, готовый за миску похлебки и кусок хлеба хоть убивать, хоть рисковать жизнью. Воры — из наименее преуспевающих, попрошайки, поденщики. А бойцы из них, Герт себя утешал, те еще. Против опытных вояк из дружины правителя — как облезлая дворняга против охотничьего волкодава.

А последним указом Первый Свидетель, не иначе, решил проявить заботу о столь щедрой к нему казне — так, как он эту заботу понимал. Указ предусматривал увеличение налогов с торговцев, ремесленников, а также пошлины с крестьян, привозящих излишки урожая на городской рынок. Вернее, не увеличение, а… установление. Именно такая формулировка использовалась в указе. К примеру: «с сегодняшнего дня налог на кожевенников устанавливается в размере» таком-то. Эти слова полагалось выкрикивать глашатаям на площадях и перекрестках. Налог не «увеличился», налог «устанавливался». А насколько менялся, особенно в какую сторону — касаться этого щекотливого вопроса прилюдно не полагалось.

И устанавливается налог, как говорится в указе, «властью и высшей волей правителя города, Огненосного Герта». То есть понятно, кого возблагодарят горожане за такую непрошеную перемену, внесенную в их жизнь.

В заключении Первый Свидетель пообещал, что в случае бунта, в случае недовольства народа выросшими налогами он и вся эта братия в белых плащах будет всецело на стороне Огненосного. Проповедуя на каждом перекрестке, что уж если сам Шайнма не пожалел сил и самой жизни, придя на помощь людям, то и люди не вправе жалеть всего лишь презренный металл на благие дела.

А если к началу бунта удастся набрать более-менее значительное число Витязей Солнца, разливался соловьем Первый Свидетель, то помощь правителю будет выражаться не только в проповедях. Подсластил, что называется, хотя бы одну из какашек, которые Огненосному предстояло проглотить. В очередной раз.

Потому и любил Герт вечерние упражнения с оружием. Тратя телесные силы, он восстанавливал душевный покой. И снова, хоть ненадолго, мог почувствовать себя не игрушкой, не орудием в чужих руках, а мужчиной. Воином. Воплощением силы, которая только и значит что-то в этом суровом мире. Тем, кто одним взмахом меча, топора или копья способен решить, чью угодно судьбу — и кто не позволит никому решать за себя.

Да, предшественники Герта такими и были — сами решающими все и за себя, и за других. Они основали это поселение, разросшееся до города, и железной рукой принудили его к повиновению. Века, нет, тысячелетия поднимали они свой народ против диких соседей, рвавшихся в эти земли, почитаемые легендарным миром для праведников, богатым и безопасным, защищенным даже от отвратительных Маждулов.

Это они, прежние правители города, покоряли окрестности, мало-помалу расширяя подвластные земли, принося на них порядок и безопасность. Они откликались на зов о помощи вчерашних врагов, прозябавших в дикости. Они вели рати в походы, чтобы стрелами сбросить гнусные отродья Тьмы с оскверненных ими небес и уже на земле добить топорами, мечами и палицами. И спасенные, запуганные дикари с благодарностью склонялись перед властью города и его правителей.

Наверное, единственного города в мире. Других, во всяком случае, предшественникам Герта не встречалось даже в самых дальних походах.

А потом, с какого-то не очень давнего времени походы сделались слишком дальними. Уж очень широко город раздвинул границы своих владений — чтобы достичь дальнего рубежа войску понадобится не один месяц. Не один месяц пылить по земле, месить ногами грязь, плутать по лесам. На эти месяцы в городе станет меньше рабочих рук, ведь не дружиной же единой силен город. Большинство участников похода составляли ополченцы из тех же трудяг, завербовавшиеся ради славы и заработка… или загнанные в ряды славного воинства, если правитель объявлял рекрутский набор.

Слишком долго… и слишком дорого. Ведь эту кучу народа в течение всего времени похода нужно кормить, ополченцам платить жалованье, не говоря уж про вооружение.

И потому мало-помалу, без прилюдных заявлений на сей счет, правители города пришли к малоутешительному выводу: расширять границы дальше ни к чему. Некого покорять, незачем тратиться, спеша на выручку очередной Маждуловой сыти — не стоит эта овчинка выделки. И воевать не с кем. Тягаться на равных с городом, находящимся под покровительством Хаода и Шайнмы, в этом мире некому.

Гораздо полезнее торговать и обустраиваться. Прокладывая дороги, распахивая поля, строя дома. Ну и обращать подданных в истинную веру, разумеется. А что правитель? Правитель, чьи предки были воинами? А он… так… просто рука с печатью, опускающаяся на свитки указов, составленных грамотными, умными людьми. Куда как более умными, чем он сам.

Выпад, несложный с виду маневр и снова удар. На миг Герт представил, как опускает топор на голову Первому Свидетелю, как бронзовое лезвие раскраивает этому старикашке череп, мимоходом пронзая мозг — такой мудрый, полный великих знаний… и такой уязвимый. Как все тело Первого Свидетеля от макушки до паха разваливается надвое как полено при колке дров. И падает в лужу собственной крови, заливающей безупречную белизну плаща.

Увы, о таком Огненосному оставалось только мечтать. Подними он руку на любого из тех, чьи предки стояли плечом к плечу с самим Шайнмой — и остальным Свидетелям не придется даже долго увещевать народ, чтобы отвернулся от такого правителя. Да что там народ! Даже собственная дружина готова будет поднять его на копья. Потому что небо и солнце (как и их владыка Хаод) выше любых палат и правителей.

Но даже сам Хаод не мог запретить Герту мечтать. Никто не мог… кроме важных известий, от которых, порой, зависит сама судьба города. А других, неважных, от советника Рэя ждать не приходилось.

— Что такое? — суровым голосом, но до предела подавляя, не давая проскользнуть ноткам недовольства, осведомился правитель, опуская топор. Недовольство, как и любые чувства Герт считал признаком слабости. Любые — кроме ярости боя.

И следующий вопрос, вдогонку:

— Спокойно ли в нашем городе?

— В городе… да. Спокойно, Огненосный, — отвечал советник, немного растерявшийся от столь конкретной формулировки, — но есть две тревожных новости.

— Рассказывай, — велел Герт, внутренне колеблясь. Правила общения с придворными и подданными вообще, требовали от него продолжить разговор в тронном зале, где он мог бы взирать на собеседников сверху вниз. Но сердце правителя осталось неудовлетворенным. Оно жаждало продолжения тренировок с оружием. И Огненосный надеялся, что вопросы, с которыми пожаловал Рэй, удастся разрешить быстро. После чего он сможет снова вернуться к схваткам с воображаемым врагом.

— Ну, во-первых, в предместье новое столкновение между городскими земледельцами и жителями одной из местных деревушек. Чья-то корова нанесла кому-то потраву. За это хозяину коровы по башке настучали, да и сам он в долгу не остался. А у деревенских, как известно, правило… неписаное. Что если одного обижают, остальные встают на его защиту. Зато у земледельца из городских родственников много. Набежали туда… у некоторых даже оружие боевое завалялось — в ополчении наверняка служили.

— Наверняка, — согласился правитель, — до кровопролития не дошло?

— Таких сведений нет, Огненосный, — начал Рэй, но Герт его перебил.

— В любом случае, — изрек он тоном, не допускающим даже тени возражений, — надо послать туда ребят из дружины… с десяток, больше ни к чему. Чтоб надавали деревенщинам по шее и угомонили. Пусть знают, что для нас на первом месте благополучие города. А если кому не нравится, тот может переселиться в город…

«И платить полный налог», — мысленно добавил правитель про себя, все еще находясь под впечатлением от встречи с Первым Свидетелем.

— …и попробовать здесь занять достойное место, — закончил он вслух.

— Будет сделано, Огненосный, — отчеканил Рэй, подкрепляя слова ударом кулака в грудь, — но это, к сожалению не все. Вот. Смотри.

После чего достал из мешочка на поясе и протянул Герту нож, украденный у Сени.

— Оружие? — словно сам у себя спросил правитель, беря нож и рассматривая его, держа на своей широкой ладони, — хм… да, похоже. Но для боя вряд ли сгодится. Клинок тонковат… Хорвуг, да он почти как лист пергамента!

Запоздало сообразив, что нечаянно помянул бога Тьмы, он опасливо покосился в сторону окна, за которым как раз сгущались сумерки.

— Не думаю… что им хотя бы хлеб можно резать, — заключил Герт чуть дрогнувшим голосом.

— Прости, Огненосный, но все не так просто, — позволил себе возразить Рэй, вернее, это ему, скорей, дозволялось возражать самому правителю, — сможешь ли ты сломать или хотя бы согнуть его руками?

Пожав плечами и хмыкнув, Герт схватился за нож обеими руками так, чтобы не касаться режущей кромки, и попробовал сделать то, что предложил советник. Сначала правитель действовал в пол силы, не будучи высокого мнения об этом странном ноже и его прочности. Затем со всей силы надавил — ею отнюдь не обиженный. Но все было тщетно.

— Я показывал его нашему оружейнику, Огненосный, — сообщил Рэй, словно оправдываясь под разочарованным и недовольным взглядом Герта, когда правитель оставил тщетные попытки совладать с ножом и поднял свое вспотевшее и покрасневшее от натуги лицо, — он говорит, что металл ему незнаком. Но по прочности превосходит те металлы, которые используем для изготовления оружия мы. Еще он сказал, что если б была возможность изготовлять из этого металла оружие, оно бы дольше служило. И разило лучше.

— Но такой возможности нет? — Герт нахмурился, — по его словам? Так?

— Именно так, Огненосный, — со вздохом подтвердил советник, — он не проверял, но заявляет, что если металл крепче, то и плавить его должно быть трудней. И, соответственно, придавать нужную форму.

— Однако смотри! Вот, кто-то расплавил и придал, — правитель поднял ладонь с лежащим на ней странным ножом чуть ли не к самому лицу Рэя, — видишь? И откуда этот нож взялся?

— Один из местных воришек стянул его у какого-то чужеземца, Огненосный, — было ему ответом, — пытался продать, но…

— Меня не волнуют планы и надежды какой-то бесхвостой крысы! — рявкнул, перебивая советника, Герт, — чужак пришел в наш город, и у чужака при себе оружие, превосходящее то, которым располагаем мы! Ты понимаешь, что это значит?

— Да, Огненосный, — подтвердил тот с готовностью.

Что и говорить: правитель и его наиболее уважаемый советник понимали друг друга без слов. Наличие чужака с оружием из неизвестного металла значило, что где-то есть много таких чужаков, для которых этот металл так же привычен, как для жителей города медь. А значит, они вооружены лучше, что уже само по себе делает их опасными.

И вот один из этих, лучше вооруженных, пожаловал в город. С какой, интересно, целью? Привыкнув верить в право сильного; в то, что сильный непременно жрет слабого, Герт даже мысли не допускал, что цель эта могла быть доброй, что грозила городу хоть чем-то хорошим.

— Этот вор сможет описать чужака? — осведомился он.

— Да, Огненосный. Уже, — отвечал советник Рэй, предварительно сверившись с принесенным на встречу с правителем свитком, — описание есть.

— Так разыщите его. Переройте город… прежде всего постоялые дворы, — распорядился Герт, — ночь надвигается, так что этот чужак должен как раз искать ночлега. Разыщите и доставьте сюда.

А, уже провожая взглядом советника, отчеканившего «Будет сделано, Огненосный!» и повернувшегося к нему спиной, чтобы покинуть оружейную комнату, правитель подумал, что случившееся ему в некотором смысле на руку. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Да что там «в некотором»! Почти наверняка наличие лучше вооруженного государства по соседству означало скорую войну — не больше и не меньше.

Трудной обещала стать эта война, здесь Герт иллюзий не питал — с таким-то противником! Зато какой прекрасный появился повод снова взять бразды правления в свои руки по-настоящему. А не просто украшать палаты, сидя на троне, с чем справилось бы даже огородное пугало. И метить своей печатью указы, к содержанию которых Огненосный не имел ни малейшего отношения.

Война! Это ведь, помимо прочего, лучший предлог оградить казну от тянущихся к ней чьих-то потных загребущих ручонок. Пусть даже рук самого Первого Свидетеля. А заодно заткнуть рты всем недовольным и норовящим потянуть одеяло на себя.

Кто там считает себя главнее правителя только потому, что понимает смысл значков-закорючек на пергаменте и приходится пра-пра-пра… Хорвуг знает, сколько раз праправнуком легендарных соратников Шайнмы? А кто посягает на казенные монеты ради собственных амбиций? Или, как вариант, не желает делиться монетами с казной? Кто, задумав создать свое отдельное воинство, тем самым может уменьшить количество возможных рекрутов для Огненосного? Кому, наконец, понадобились великие потрясения или столь же великие траты?

Так вот, ребятки, все это подождет. Враг надвигается, война — это не шутки! Тем более что враг этот лучше вооружен, а значит, само существование города поставлено на кон.

Но сила не только в оружии, но и в единстве. Только тогда у города будет шанс устоять — если сплотится народ … вокруг своего правителя.