Я вернусь (гет)

— Папа, папа, холосо, ты плисол! Мона будет петь песенку!

Восторгу Виктуар не было предела. Она схватила за руку Билла, заглянувшего в комнату дочери пожелать спокойной ночи, и настойчиво потянула к креслу. В первые секунды тот даже слегка растерялся — мало того, что Гермиона, оказывается, умеет петь, так ещё и Виктуар неосознанно предложила ему стать слушателем. Такой поворот событий точно не входил в его планы и на время отодвигал необходимый разговор, но отказывать дочери и себе в удовольствии заставить Грейнджер сбросить пресловутую маску невозмутимости и немного понервничать, не хотелось.

— Мона, пой. Ты обещала, — нетерпеливо потребовала малышка, забираясь на колени к отцу.

На удивлённо-вопросительный взгляд Гермионы Билл невозмутимо пожал плечами и обнял дочь, которая ёрзала, устраиваясь поудобнее. Его полуулыбка вполне могла бы сойти за дружескую поддержку, если бы не лукавый прищур глаз, которые даже при свете ламп казались почти чёрными.

— Фсё, я готова, — выдала Виктуар, ожидая обещанного представления.

Стараясь не сводить с неё взгляда, Грейнджер прикусила губу, раздумывая, что же теперь делать, ведь зрителей оказалось гораздо больше, чем она рассчитывала. Затем мельком посмотрела на Билла — его лицо выражало лишь безмятежность и лёгкий интерес. Сложно было поверить, что прошлой ночью именно этот мужчина заставлял её сходить с ума от его ласк. Гермиона ощутила, как жаркая волна невольно прокатилась по телу.

Незаметно стиснуть кулаки... Глубокий вдох... Ну и пусть себе смотрит. В любом случае идти на попятный было уже поздно — она дала слово малышке.

— Только обещай, — то, что её голос не дрожал, уже радовало, — что будешь сидеть тихо как мышка, иначе фея сказок не сможет творить волшебство.

Виктуар с готовностью закивала головой.

Гермиона ещё раз вздохнула, взмахнула волшебной палочкой и зашептала заклинания, погружая комнату в полумрак.

Сначала послышалось, как тихо и неторопливо заиграла лютня. За ней зажурчал невидимый фретель. В следующую секунду то тут, то там начали зажигаться крохотные разноцветные огоньки. Поддерживая нехитрую мелодию, вступили виола и арфа. А количество огоньков всё увеличивалось и увеличивалось, и вот они уже начали кружиться, качаясь на незримых музыкальных волнах. Тихим перезвоном отозвались бубенчики тамбуринов, а затем ритм подхватили невидимые барабанщики.

— Светляськи! — радостно воскликнула Виктуар, сразу же потянув ручки и норовя поймать пролетающий мимо огонёк.

— Давай попробуем вот так, — тепло усмехнулся Билл и, взяв руку дочери в свою, повернул раскрытой ладонью вверх. И крохотный огонёк, увернувшийся от детской ручки, взвился вверх и тут же сам опустился на подставленную ладошку, сияя и переливаясь словно маленькая звёздочка. Счастливая Виктуар почти перестала дышать и даже наклонилась вперёд, восторженно разглядывая волшебный огонёк. А тот, посидев немного на её ладошке, ярко мигнул и снова поднялся вверх, устремляясь к своим сородичам, кружившимся в такт музыке. Малышка радостно взвизгнула, тыча пальцем вслед огоньку, тем самым заставив Билла впервые за этот вечер искренне рассмеяться.

Взгляд Гермионы незамедлительно метнулся к нему, задержавшись всего на пару секунд, но этого хватило, чтобы он застукал её за этим нехитрым действием, словно на месте преступления. Вторая жаркая волна проследовала за первой также от макушки до пят.

"Соберись!" — мысленно приказала себе Гермиона, встретившись с откровенно изучающим взглядом Билла. Он вроде бы только смотрел и сдержанно улыбался одними уголками губ, но той казалось, что он свободно читал все её мысли и просто видел насквозь. Всё её бессмысленное притворство, все бесполезные попытки выкинуть случившееся из головы. То, как она старательно избегала сегодня разговора. И то, как глупо попалась в собственноручно поставленную ловушку.

Гермиона незаметно прочистила горло, тряхнула головой, глубоко вдохнула, прогоняя последние остатки страха, и запела.

Странно. Один лишь твой взгляд — я знаю, тебя всегда будет мало.

Странно. Смеюсь, но мне страшно. Боюсь, но к тебе я бегу.

Сколько бы Билл ни пытался снова перехватить взгляд Гермионы, та неизменно поспешно отводила глаза. Либо для того, чтобы проследить за взмахами рук, хотя в этом не было никакой необходимости, либо чтобы создать очередную волшебную картинку. Ему хотелось, чтобы она взглядом, улыбкой или жестом дала понять, что тоже не против поговорить. Но Грейнджер со свойственным ей упрямством всячески избегала любого контакта с ним. Зато Билл с неменьшим упрямством старался разглядеть хотя бы один-единственный намёк, уловить малейшие перемены в её лице. Вот она поджимает губы и немного хмурится, когда сосредотачивается. Вот наивно, совсем по-детски распахивает глаза, когда задумка удаётся. Вот делает глубокий вдох, чтобы пропеть очередную фразу.

Он с восхищением наблюдал за ней. Гермиона Грейнджер действительно была выдающейся ведьмой. Иллюзии с лёгкостью сменяли друг друга, повинуясь точным взмахам волшебной палочки: то чистейшее голубое озеро в самой гуще дремучего леса, то разбитый деревянный корабль, застрявший посреди песков в жаркой пустыне, то сияющий ледяной замок на вершине горы, окутанный снежными вихрями. Ожившие удивительные сказочные существа и обычные животные, созданные магией Грейнджер, не боясь, подходили или подлетали к зрителям, приводя Виктуар в неописуемый восторг.

Билл видел, как горят гордым ликованием глаза Гермионы. В душе неприятно кольнула досада. Почему-то возникло навязчивое желание, чтобы причиной счастья Грейнджер оказался он сам. Но откуда взялось это необъяснимое чувство, он не понимал. Потому что не было на то никаких видимых причин. Ведь даже прошлая ночь, если, конечно, она не была плодом его воображения, не могла считаться достаточным поводом. Вряд ли ты можешь осчастливить женщину, если переспал с ней по пьяни и даже практически не помнишь об этом.

Гермиона же чувствовала себя неловко под пристальным взглядом Билла, но старалась не позволить эмоциям захватить её. Благо нужно было концентрироваться на создании различных иллюзий, для чего требовалось всё её внимание и воображение. И восторженные возгласы Виктуар свидетельствовали о том, что ей удалось удивить и обрадовать крестницу. Но почему Билл продолжает так откровенно пялиться на неё? Что он хочет увидеть? Как она забывает, что надо дышать, когда он так смотрит? Как краснеет, едва вспоминая, о чём бесстыдно просила, будучи с ним в одной постели? Как у неё подкашиваются ноги и все внутренности сворачиваются тугим узлом только от одного его голоса? Или как она старается всё забыть и сохранить последние остатки гордости, чтобы не чувствовать себя униженной его грёбаным "прости"?

Грейнджер казалось, что песня никогда не закончится. Но одно она рассчитала правильно — вдоволь набегавшись и наигравшись за день, Виктуар уже зевала под конец представления и тёрла кулачками глаза.

— Кажется, принцессам пора спать, — улыбнулась Гермиона, совершая несколько пассов волшебной палочкой, и огоньки, ведомые магией, неторопливо поплыли по направлению к кроватке. — А светлячки проводят Её Высочество до постели...

— И будут до утра охранять твой сон, — добавил Билл, подхватив дочку на руки и бережно укладывая в кровать. — Спокойной ночи, моя принцесса, — с нежностью произнёс он, накрыл сверху одеялом и поцеловал в лобик.

— А Мона не уйдёт? — с опаской поинтересовалась Виктуар, переворачиваясь на бочок. — Посидит со мной?

— Не уйду, — тихо прозвучало за спиной Билла. Он не стал оборачиваться, чтобы Гермиона не увидела благодарную улыбку, расползающуюся на его лице. Он просто ещё раз поцеловал дочь и вышел за дверь, из-за которой вскоре снова зазвучало приглушённое пение.

Не скрывайся за мрачной стеной и холодное сердце открой. Я в тебе вижу свет и любовь. Горит огонь внутри от зари до зари.

Пусть летит лепесток, и в сердце скоро даст любовь росток — самый нежный цветок. Близок он и далёк.

Спи, мой дружок.

Гермиона осторожно прикрыла дверь детской и сразу вздрогнула от неожиданности — Билл поджидал её в коридоре, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди.

— Ты хорошо поёшь.

— Спасибо, — через силу улыбнулась она и попыталась его обойти. Но он словно нарочно выставил вперёд ноги, мешая ей это сделать.

— Странно... — после небольшой паузы изрёк он, массируя двумя пальцами переносицу. — Странную песню ты выбрала для колыбельной.

— Не вижу ничего странного.

Билл усмехнулся и оттолкнулся от стены, полностью загородив собою проход.

— Мне показалось иначе, — добавил он, терпеливо дожидаясь, когда же она решится посмотреть ему в глаза. Но Гермиона по-прежнему избегала его взгляда. К тому же, она явно искала способ обойти его. И снова сбежать, ничего не объяснив. Билл нахмурился. — Будто она имела какой-то скрытый подтекст... Словно ты хотела что-то спросить у меня.

— О чём? — она наконец вскинула голову и с деланным спокойствием встретила его взгляд.

— Ну, не знаю, — он неопределённо пожал плечами, выискивая в её глазах любые проявления эмоций. — Например, помню ли я вчерашний разговор.

Гермиона невольно сглотнула, но постаралась придать своему лицу невозмутимое выражение. Так он ничего не помнит? Или всё-таки... В голове роем закружились мысли — одна бредовее другой.

— Разговор как разговор, — она так же пожала плечами в ответ. — Ну, выпили мы немного...

— Не в этом дело, — Билл почесал переносицу и сделал шаг вперёд. Теперь он стоял очень близко и проницательно смотрел на Гермиону, как бы прикидывая, говорить дальше или нет.

— А что тогда? — дрогнувшим голосом произнесла она.

— Ты уверена, что кроме откровенного разговора ничего не было?

Бу-бух. Это её сердце с оглушающим грохотом рухнуло в пятки.

— Вполне, — собравшись, спокойно подтвердила Гермиона, надеясь, что он не заметит её наигранной уверенности.

— Хм... — Уизли невесело хмыкнул, а Грейнджер ощутила, как у неё засосало под ложечкой. — Дело в том, что я плохо помню вчерашний вечер, точнее, помню, но как-то отрывочно. И это порождает множество глупых, я бы даже сказал, абсурдных вопросов. Но то, что помню... — он сглотнул, — порождает ещё больше. И только ты, похоже, можешь помочь мне во всём разобраться.

— И что именно ты хочешь знать?

Билл даже слегка растерялся, потому что совершенно не ожидал от неё прямого вопроса. Он был готов к тому, что она начнёт всячески увиливать и избегать неприятного разговора. Ладно, попробуем для начала узнать что-нибудь безобидное.

— Почему твой запах кажется мне таким знакомым? — осторожно спросил он.

— Может, потому, что я почти живу в Ракушке уже две недели? — она моментально уцепилась за ускользающую надежду.

— Допустим, — нехотя согласился Билл. — А почему меня преследует видение, в котором мы целуемся? — и проникновенно добавил: — И не только...

Гермиона едва не поперхнулась воздухом. Этот его вопрос был словно удар под дых.

— Могу предположить, что тебе приснилось, — уклончиво ответила она.

— Сон? — Билл с изумлением уставился на неё. Затем сморгнул, снова усмехнулся и покачал головой. — Хорошо, пусть будет сон. Но тогда почему мне приснилась девушка моего брата и подруга жены в одном лице? Было бы куда логичней, если бы я видел во сне Флёр. Ведь это из-за неё я должен переживать. Это Флёр меня бросила...

"Вот чёрт!" — мысленно простонала Гермиона. Слова Билла всколыхнули её память, услужливо предоставившую самые яркие сцены ночных безумств, в которых она принимала самое активное участие.

— Бывшая девушка, — зачем-то вслух произнесла она, поправляя Билла.

— То есть, ты не отрицаешь того факта, что могла присниться мне невесть с чего?

— Что? Да. Нет! То есть... — Гермиона пристыженно покраснела, а потом набрала в грудь побольше воздуха. — Да ты весь вечер нёс какую-то ерунду про вейл, про Флёр и про Виктуар! — не выдержала она, ткнув его в грудь указательным пальцем. — Когда я принесла книги, ты уже был пьян и очень зол. Я понятия не имею, о чём вы говорили с Флёр, но ты был рассержен, что она оставила дочь. Очевидно же, что тебе необходимо было выговориться, — уже спокойнее добавила она, зачем-то оправляя блузку и стряхивая невидимую грязь со штанов. Нужно взять себя в руки. Нельзя поддаваться его провокациям.

Нахмурившись, он проследил за тем, как она нервно приводит себя в порядок после вспышки раздражения.

— Но тебя это ничуть не смутило, — продолжил гнуть своё Билл. — Я же помню, что ты осталась и поддержала разговор. И, кажется, даже выпивала со мной, верно?

Гермиона почувствовала, как у неё задрожали колени, а по спине пополз неприятный холодок, и со страхом поняла, что он не отстанет. И что надо поскорее выпутываться из этой ситуации. И бежать. И желательно подальше. Например, на Южный полюс. Потому что Северный находится недостаточно далеко от Лондона и Билла Уизли в частности.

— Нет, — как можно увереннее заявила она. — Ты мне предлагал, но я отказалась. Просто выслушала твои стенания о том, какой жестокой оказалась судьба в лице твоей жены, — раздражённо добавила Грейнджер, прекрасно осознавая, куда клонит Билл.

— Погоди. Не-е-ет, — он замотал головой и снова шагнул вперёд. — Всё было не так, и ты что-то недоговариваешь...

В тот момент, когда он придвинулся ближе, Гермионе отчаянно захотелось провалиться сквозь землю. А когда он наклонился и прошептал то, что она больше всего на свете боялась сегодня услышать, вся её напускная бравада исчезла без следа:

— Я вспомнил — у тебя веснушки...

— В смысле? — как-то сдавленно пискнула Гермиона и ошарашенно уставилась на него.

Уголки его губ дрогнули в довольной улыбке. Похоже, он на верном пути.

— У тебя веснушки, — медленно повторил он, любуясь замешательством на её лице.

— У Флёр нет веснушек, — едва слышно неожиданно прошептала она, по-прежнему пребывая в состоянии лёгкого шока.

— А у тебя — на носу, на лбу и на щеках... Такие крохотные, золотистые... — тихо добавил Билл. А затем поднял руку и нежно провёл по щеке костяшками пальцев. — Тёплые.

Он внимательно смотрел на девушку, что сейчас неподвижно стояла перед ним. Гермиона упрямо поджала губы, боясь произнести хоть слово и решая для себя, наверное, самую непростую задачу в жизни. Но это её молчание давало ему повод надеяться.

— Гермиона, — Билл тяжело сглотнул. Её взгляд прояснился, и теперь она снова осознанно смотрела ему в глаза. Смотрела выжидательно, будто от его признания зависела вся её будущая жизнь. — Прости, если вчера чем-то обидел тебя. Я не со зла. Поверь, у меня и в мыслях не было причинить тебе боль. И уж точно я не хотел, чтобы всё вышло так... Чёрт! Чувствую себя полным идиотом. В голове такая каша, что даже я сам не понимаю, что правда, а что нет...

— Билл, — сглотнув, наконец, произнесла она, — я чувствую себя виноватой. Перед тобой, перед Флёр, перед Роном... Это неправильно. И то, что произошло...

— Не стоит себя винить. Если кто и виноват в случившемся, так это я.

В ответ на удивлённый взгляд Гермионы он приложил указательный палец к её рту, призывая к молчанию. Затем приподнял подбородок и провёл подушечкой большого пальца по губам.

— Но того, что было — не вернуть. И только нам теперь решать, как к этому относиться.

— И как же? — нахлынувшее смущение вновь заставило её отвести взгляд. Кажется, она даже забыла, как дышать. И была не в силах поднять глаз, иначе Билл бы обязательно увидел, какой шквал эмоций он вызывал в её душе. Но она откликнулась на его проникновенный шёпот, а от нежного касания у неё едва не подкосились ноги. Лишь робкий вздох слетел с губ.

— Так, как тебе хочется...

Гермиона шумно выдохнула.

Нет, ему не показалось — она действительно простила его поведение прошлой ночью.

— Я вспомнил кое-что ещё, — хрипло зашептал Билл, придвинувшись вплотную и притянув её к себе. Теперь она уже и не думала сопротивляться. И его запах, ставший для неё персональным наркотиком за последние два дня, снова окутал тёплым невидимым коконом.

— И что же? — её руки взметнулись вверх, легли на его плечи. Она едва успела сдержать восхищённый вздох — как она могла забыть, что ей до одури понравилось ощущение его тела под ладонями.

— Ты обещала... обещала поцеловать меня, — схитрил Билл, сам не понимая, зачем. — Когда вернёшься...

— А ты обещал больше не уходить, — так же шёпотом ответила Гермиона, принимая правила его игры. — А если всё-таки придётся...

— Я вернусь. Обязательно вернусь, — нетерпеливо перебил её Уизли, накрывая губы долгожданным поцелуем.

Вихрь эмоций закружил словно в водовороте, а внутри предательски заныло от растекающегося жара. В голове непроизвольно возникли сцены прошедшей страстной ночи, и Гермиона задрожала. Она старалась ничем не выдать своего волнения от его непосредственного присутствия, но получалось плохо, слишком плохо.

— Останешься со мной? — требовательно спросил он, опалив шею своим дыханием, а после невесомо целуя места, на которых ночью оставлял засосы.

Ей не нужно было отвечать — он и так знал ответ на свой вопрос. А она не понимала, почему он действовал на неё столь непостижимым образом — завораживал и не позволял сбежать. Но вместе с тем дарил такие ощущения, о которых она практически забыла. Она дрожала в его руках. Волновалась, так же, как и он.

Билл продолжал нежно целовать её в шею, с большим трудом подавляя желание оставить новые метки. Как же хотелось поставить ещё один яркий след на молочно-белой коже, однако их и так достаточно, поэтому он старался держать себя в руках. Осторожно касался губами каждой отметины, а у Грейнджер перехватывало дыхание.

— Раз уж ты не отвечаешь, то я решу сам, — утвердительно произнёс он, поцеловав её в уголок губ.

Но Гермиона подалась вперёд и прижалась вплотную, сократив и без того ничтожное расстояние между ними. Встала на мысочки, коснулась ладонью щеки, а другую руку запустила Биллу в волосы. И поцеловала. Сама. Нежно, томительно, поглаживая кончиком языка нижнюю губу. А затем неожиданно прикусила, чуть потянув на себя. И тут же жадно припала к губам, настойчиво требуя большего и отдавая всю себя.

Какой же сладкий поцелуй...

И тихие стоны сквозь столкновения губ…

Она зажмурилась, когда почувствовала настойчивые руки Билла, задирающие блузку, и залилась краской смущения, словно это происходило в первый раз. Затем глубоко вдохнула и решилась на ответное действие. Под пристальным взглядом его потемневших глаз Гермиона постаралась как можно быстрее избавить его от футболки и снова прильнула к нему. И восхищённо вздохнула — ощущать его кожа к коже, когда затвердевшие соски трутся о его грудь, посылая болезненно-сладкие импульсы в низ живота — было невероятно сладко и пьяняще.

Билл тяжело сглотнул и с жадностью впился в её губы. Его поцелуи становились всё настойчивее, руки с нажимом заскользили по голой спине по обе стороны от позвоночника, пока не добрались до ягодиц. Он сжал их и рванул Гермиону к себе. Затем подхватил под бёдра и направился в ту самую гостевую комнату.

Оказавшись на кровати, Гермиона блаженно выдохнула, придавленная сверху желанной тяжестью его тела. Сейчас она не сопротивлялась нахлынувшим чувствам. Не потому, что устала бороться, просто сегодня всё было иначе: вчера они были пьяны, отчаянно нуждались друг в друге и просто поддались эмоциям. Взяв его лицо обеими руками, она глубокого его поцеловала, смакуя терпкий вкус его губ. Он жарко отвечал на поцелуи, вжимая её в кровать, пока руки расправлялись со штанами. Не осталось вокруг ничего, кроме горячего обоюдного дыхания и торопливых движений.

Гермиона, словно зачарованная, не сводила с него глаз, позволяя избавлять себя от одежды. А когда он снова накрыл её своим телом, то она не смогла сдержать восхищённого вздоха — всё казалось таким естественным, правильным. Билл потянулся к ней и поцеловал тем требовательным, ищущим поцелуем, который обещал нечто большее — всё, что только он сможет ей дать. Её ладони бродили по его спине, ногти слегка царапали кожу. Пальчики нетерпеливо пробрались под резинку его белья, насколько могли, потому что сейчас Гермиона хотела получить всё и сразу.

Кто бы мог подумать, что подобное возможно! Расскажи кто Биллу, что его ждут странные отношения с девушкой младшего брата, он бы в жизни не поверил. Однако это было реально. И сейчас он наслаждался каждой секундой. Неповторимым вкусом её губ, тем, как она инстинктивно выгибалась под ним и в порыве сиюминутной страсти гладила спину. Как прижималась бёдрами и сдавливала его талию коленями. И он получал ни с чем не сравнимое удовольствие лишь от мысли о том, что сейчас она лежит под ним абсолютно голая, готовая принять его. Такая близость просто сводила с ума. Ему так и хотелось войти в неё без прелюдий, просто взять и трахнуть.

Его одежда отправилась туда же, где валялась и её.

Гермиона почувствовала твёрдость его плоти и нетерпеливо заёрзала под ним, подавшись вперёд, но Уизли не спешил дать то, чего она желала.

— Чёрт, — глухо прорычал он, ощущая, какой горячей и влажной была она. — Не двигайся...

Он отстранился, и Гермиона разочарованно застонала. Билл довольно усмехнулся. А после припал поцелуями к шее, постепенно спускаясь ниже и прихватывая зубами мягкую кожу. Обвёл языком затвердевший сосок, немного подул, захватил губами и втянул в рот, слегка прикусив. И удовлетворённо выдохнул, когда Гермиона судорожно втянула в себя воздух и вздрогнула, прогнувшись в спине. Но его следующее действие заставило её задохнуться рваным стоном и стиснуть в руках простынь: его губы оставляли обжигающие следы от поцелуев, спускаясь вниз по животу, чтобы добраться до заветной цели.

Билл раздвинул шире её бёдра, широким мазком языка провёл по набухшим нежным складкам снизу вверх, обвёл несколько раз сокровенный маленький бугорок и захватил губами, нежно посасывая. Грейнджер предсказуемо задрожала и часто задышала, вцепившись ему в волосы. Её практически подбросило вверх от импульсов, прошивших тело от его дерзких ласк. Билл крепче обхватил её бёдра, придвигая ближе.

Он продолжил дразнить, то медленно двигая языком вверх-вниз, слушая, как она томно вздыхает от удовольствия, то часто ударяя кончиком по клитору, удерживая Гермиону, потому что она начинала судорожно извиваться, хрипло выстанывая его имя. Он хотел заставить её изнывать от желания ощутить его в себе. Она была настолько влажной и горячей, что даже немного обжигала…

Гермионе было уже всё равно, чем закончатся эти отношения. Безумные, можно сказать, неправильные. Но сейчас она упивалась моментом и хотела получить от него всё сполна: эмоции, ощущения... Было в этой ласке что-то особенное, личное. Отзывающееся внутри сладкой дрожью. А когда он снова накрыл её своим телом, Гермиона протяжно застонала, с восторгом принимая его и мечтая, чтобы сладостный миг никогда не заканчивался. Ведь на этот раз всё по-другому. Острее. Слаще. И желаннее.

Билл замер, наслаждаясь моментом полного единения, и начал двигаться нарочито медленно, стараясь быть нежным и растягивая острое обоюдное удовольствие. Он толкался с безумной тягой обладать ею, полностью сделать своей, смакуя сладкие ускользающие мгновения. Он знал, что нужно себя сдерживать, но сгорал от желания дать знать ей, что она принадлежит ему.

— Чёрт, — не сдержавшись, простонал он, когда в очередной раз полностью погрузился в неё. Гермиона изогнулась, впилась ногтями в его спину, оставляя багряные следы на коже. Билл не заметил боли, потому что упивался тем, как она реагировала на каждое его движение. Её мышцы идеально сжимались, заставляя двигаться быстрее.

В голове снова звучали эти слова: теперь она моя. Ему показалось, что он даже произнес это "моя" вслух.

— Моя... — как заговорённый повторил Билл.

Он снова называл её своей. И Гермиона тихо вскрикивала, выгибаясь под ним, потому что его слова будто проникали под кожу, в вены, вызывая сладостный отклик в теле.

Медленно, смакуя ощущения... Так невыносимо сладко...

Пьянящим сгустком и огненным желанием по венам...

Именно так, как и надо...

Идеально...

Впитывая его терпкий запах. Сходя с ума от каждого движения, позволяющего полностью прочувствовать его в себе. Задыхаясь от переизбытка эмоций, оставляя на коже следы от ногтей. Нетерпеливо подаваясь ему навстречу и выдыхая со стоном, полностью отдаваясь ему. Но ей было этого мало.

— Билл, сильнее... пожалуйста... — прошептала она, поймав губами его горячее дыхание.

Её жаркий шёпот доводил до исступления. Горячо, тесно, безумно, желанно.

Резкие, частые движения сотрясали её, пока он двигался в жаркой глубине. Хриплые стоны рвались из горла, когда он оставлял новые метки на шее. Когда выполнял её просьбу — яростно, жадно и резко вбиваясь до одуряющей глубины.

Гермиона без стеснения стонала в голос, запрокидывая голову и выгибаясь так, что между ними совсем не оставалось воздуха.

Ещё... и ещё...

Она задыхалась, будто чего-то не хватало. Сладкая судорога скрутила тело, и Гермиона конвульсивно сжалась вокруг его плоти, надрывно простонав его имя.

Билл напрочь позабыл о контроле, поддавшись нахлынувшим эмоциям. Всё же он не железный, ему просто слишком охренительно хорошо. Гермиона достигла пика наслаждения, простонав его имя и чуть ли не до крови расцарапав спину, заставляя его окончательно потерять голову. Два мощных рывка, и он излился горячим семенем... Не должен был. Нельзя же, но так непередаваемо хорошо...

Их тела покрылись испариной, а дыхание вырывалось тяжело и рвано.

Гермиона ни о чём не жалела. Это было то самое чувство, когда знаешь, что ты уже никуда не уйдёшь, не оставишь, не бросишь. И даже в самые сумасшедшие ссоры, когда она будет громко кричать «Уходи!» и плакать навзрыд, Билл её не отпустит.

Потому что — как можно?

Потому что он смотрел так, что в груди надсадно ныло. И былые страхи рассыпались в прах.

— Прости, — виновато прошептал он.

Воспоминания прошлой ночи мгновенно всплыли перед глазами. И только сейчас Гермиона поняла, за что он извинялся и сейчас, и тогда.

Она тепло усмехнулась и мягко коснулась ладонью его плеча. Погладила.

— Кажется, нам обоим теперь нужно в душ. И знаешь,— её губы растянулись в улыбке, пока она, уткнувшись куда-то Биллу в висок, восстанавливала дыхание, — я бы не отказалась от чашки чая и пары блинчиков с джемом.

Он жмурился, с удовольствием вдыхая её запах, который, казалось, стал ещё более насыщенным и сладким, и едва заметно улыбался её словам о душе. О, да, тут даже не душ нужен, а ванная, где можно полежать и понежиться, предаваясь лёгким, незатейливым ласкам. Ощущая на спине ленивые движения рук Гермионы, Билл поднял голову и посмотрел на неё так, будто и всё, и ничего. Вернее, всё и сразу.

— У меня другое предложение — сначала ванная, а потом ужин. Хотя... — он замолчал и легонько прикусил подбородок Гермионы, — можем и совместить. Никогда ещё не ужинал в ванной, — усмехнулся Билл, рывком поднимая себя и Гермиону с кровати, и двинулся к ванной комнате, удерживая свою ношу под бёдрами.

— Что ты задумал? — притворно ужаснулась она, крепко прижавшись к нему. Ощущать себя в его объятиях было так странно и непривычно, но в то же время слишком уютно, чтобы отказаться.

— Потом поедим, я жутко голодный, — неожиданно поведал Уизли, окинув её обнажённую грудь красноречивым взглядом и расплывшись в хищной улыбке. А в следующий момент принялся покрывать поцелуями шею.

Гермиона невольно покраснела, смутившись вдруг своей наготы. Сложно за пару дней привыкнуть к тому, как внутри всё переворачивается и стягивается в тугой узел, когда на тебя смотрят с такой нескрываемой страстью. Но затем, осмелев, едва касаясь, проложила дорожку вдоль его скулы, пробуя на вкус каждый шрам. Ей всё ещё было непривычно, но так сладко ощущать его кожу губами. Билл судорожно сглотнул.

— А ты знала, что холодное мясо под красное вино идёт просто волшебно? — хрипло прорычал он, ногой закрывая за ними дверь в ванную.

Гермиона уже не помнила, что ответила, потому что её слова потонули в жарком головокружительном поцелуе.

А Билл решил, что уже потом в ванной можно будет обсудить, что именно и как она хочет на завтрак. Предпочитает его в постель или всё же по старинке на кухне, а заодно уточнить, не хочет ли Гермиона переехать к нему, всё же они с Виктуар очень-преочень нуждаются в её неустанном внимании и заботе.