Поворот не туда (джен)

Примечания:

Снова без участия Annanaz, прости, пожалуйста, ждала тебя, ждала, но не утерпела.

Четыре года спустя

Корусант. Элитная высотка. Сенаторские покои. Выше — только канцлер. Круче тоже. Здесь уже чувствуется некоторая разряженность воздуха. Если кто-то сверзнется вниз отсюда, то в пути до земли, до обычной голой земли… которая в столице на вес чего-то более дорогого, нежели просто «презренный металл»… То в этом не самом коротком пути действительно можно успеть увидеть всю свою жизнь. Хотя сама вероятность размозжиться обо что-то в пути несоизмеримо больше перспективы наслаждения прожитым или же пресыщения стыдом о лихом былом.

В воспоминаниях же стоявшего на балконе человека довольно было и того, и другого… Только вот и человек это был не вполне обычный. Если бы ему вздумалось прыгнуть с этого балкона, он бы почти наверняка приземлился прямо в чей-нибудь флаер.

Ветер трепал и без того не самые послушные волосы Скайуокера. Дамы говорили, что такая прическа идет ему куда больше стрижки ежиком. Да и сам Энакин свою старую шевелюру считал больше мальчишеской. Где-то на подкорке сознания у него отпечатались и солидные длинные волосы мастера Джина, и неуклюжие попытки Оби-Вана прибавить себе статусности за счет этого приема. Однако и сам он не вполне осознанно ступал на тот же путь.

Путь этот был столь темен и тернист, что корусантской ночи, озаряемой светом миллиардов огней, и не снилось. Четыре года назад в его жизнь вновь вошла Падме, и не впустить её Энакин не смог. Всё шло словно по какому-то заранее срежиссированному сценарию. Однако неведомый демиург явно был пьян. Иначе объяснить ту круговерть событий, что приключилась с бывшим джедаем, было нельзя…

Ничто не предвещало… Однако пока он проводил время с Падме, то словно стремясь уравновесить это упавшее на него не иначе как с небес (Ангел же!) счастье, Скайуокера одолели неясные кошмары о матери, в простом и для Татуина почти сказочном счастье которой он был до недавних пор уверен.

Как бы там не было Энакин не стал долго испытывать свои нервы на прочность и поскорее отправил запрос в Мос-Эсли… Разумеется, через каналы, независимые от СРБ. На Татуине той особо не чем было похвастаться, тогда как у него водилась там парочка старых знакомых…

Связь этими знакомыми возбранялось поддерживать джедаю, но никак не вольному гражданину Республики. Впрочем, законного там было мало… Занятно только, что эти четыре года Энакина уже не так сильно волновало, что о нем узнает Орден. Потому как… Ну в самом деле, что они могли сделать? Энакин ведь не ситх какой и меч не использует, по-прежнему служит Республике, только иначе, и может, не всему огромному государству — что больше похоже на распыление и бесконечное задраивание нескончаемых пробоин, — а только её столице. Что логичнее, потому как рыба гниет с головы.

Единственное, он ведь Избранный… Ещё одно слово, занесенное им в список ненавистных. Мысль о том, что его судьбу предопределило непонятное древнее нечто, Энакина не устраивала. Да и как? Как можно верить в то, что и в смерти Оби-Вана был какой-то сакральный смысл? Нет, с верой в иллюзии в реальном мире не выжить.

Именно отсутствие оных и должно было удержать его от опрометчивых поступков. К разряду которых, несомненно, относилась идея покинуть Корусант и потащить охраняемый им объект к ситху на рога.

Однако результатов запроса всё не было, и Скайуокер начал вести себя странно. Ну как — странно… просто каждый час, не обнаружив новых сообщений, он рычал, ломая очередной комлинк. Его поведение заметила Амидала и… Верно, эта сумасшедшая заявила, что ей жизненно необходимо оказаться на Татуине (солнечный удар словить, не иначе!), и он обязан следовать за ней. Отказаться Энакин не смог, а потому, предупредив одного лишь канцлера, отбыл с Амидалой прямиком к хаттам на куличики.

В этот раз эфемерность угрозы не подтвердилась. Сила, похоже, была на него в обиде, раз пыталась предупредить столь нетривиальным способом. Не в медитации — будущее, а точнее, настоящее, не вклинилось в его разум, а вошло в сны, которые могли оказаться просто кошмарами, ни больше ни меньше. Поэтому он внял предупреждению слишком поздно.

Мать похитили тускены. Так бывает. Они считают пустыню своей территорией, а фермеров — захватчиками… Такое случается. Тускены периодически хватают местных женщин, чтобы их боялись и не занимали ещё больше их территорий. Так бывает. Однако отчего это произошло именно с его мамой, Энакин понять не мог.

Он помнил, как нашёл их лагерь. Помнил, как увидел истерзанную мать, однако не помнил, в какой точно момент багровая пелена окончательно устлала разум, а сердце отравилось горечью. Произошло ли это в тот момент, когда он только увидел её, или же когда тело в объятиях странно закостенело, а Сила отозвалась пустотой.

У него не было меча, зато был бластер. Энакин хотел перестрелять их всех, не делая различий между мужчинами и женщинами, как не делали и они, но… в разгар бойни его остановил мучительно знакомый окрик. Когда Скайуокер в ужасе обернулся, позади никого не было, но гнев уже отступил. Постепенно возвращалось смятение.

Смятение и страх. Собственные руки, на которых не было чужой крови — бластер не оставляет таких следов, как эти мясники со своими жертвами, и дарует относительно безболезненную кончину, — вдруг показались ему страшно грязными. Скайуокер попятился. Только Оби-Вана и его нравоучений ему сейчас и не хватало!

Он до сих пор не знал, что это было. Показалось ли ему в его диком болезненном угаре, либо же то домыслило его сердце, но… В тот день жертв могло бы быть больше. Он вернулся к Падме совершенно опустошенным. Похоронил мать и улетел, стараясь не глядеть в глаза «родственникам», потому как вскоре те наверняка узнают о резне… Объяснить которую он был не в силах. Это был срыв, акт отмщения, легче от свершения которого не стало ни на йоту.

Новость о создании армии клонов и начале войны с сепаратистами застанет их на пути к Корусанту. Он даже успеет грешным делом обрадоваться ей. Ведь обстановка была более чем гнетущая. Падме одновременно боялась и его, и за него, а ещё излучала столько эмоций, что Сила вокруг бурлила. А у Скайуокера от этого болела голова. Благодаря же новости Амидала переключилась с него на другую волну.

Несмотря на все эти неудобства, вскоре у Скайуокера не останется сомнений по поводу его чувств к Падме. Однако он понимал, что падаван-отступник — не лучшая пара для сенатора. Зато генерал 501 легиона клонов, единственный не джедай, введенный для охраны столицы и поддержания там порядке, в частности… Такой союз уже никто мезальянсом не назовет.

Звонок канцлера опередил официальные новости буквально на час. Однако Энакин, не раздумывая, согласился. И вот теперь он — генерал 501-го, чье имя не разглашалось по соображениям безопасности, всюду носит ту же маску и доспех, что его солдаты. Для кого-то это смешно. Кто-то презрительно называл его клоном. Однако с каждым новым успехом новоявленного генерала шепотков становилось всё меньше. Нет, с ним и с 501 в столице не наступили мир и процветание, теневая экономика не раскаялась и не вышла в свет, однако стало ощутимо спокойнее.

Всего-то и надо было извернуться и прижучить одну из голов этой гидры… И остальные стали действовать уже не столь нагло, да и война с сепаратистами неплохо отвлекла их внимание.

О его браке с Падме знают единицы, среди которых значатся Палпатин, сенатор Органа и пара неугомонных дроидов. Ни он, ни она не считают нужным делать их отношения достоянием общественности. Довольно и того, что они сами об этом знают и где-то там, в защищенном хранилище Набу, лежит дека с их свидетельством о браке, подписанная самим канцлером, чего уж мелочиться!

Энакин криво улыбается, глядя на город, расстилающийся перед ним… Апартаменты Падме — совсем не его берлога, находящаяся аккурат на базе 501-го на самых нижних уровнях столицы. Порой эта роскошь пугает его, но к хорошему быстро привыкаешь. Только вот не хочет забывать. Не имеет права, а потом такие дни и ночи, как эта — не обыденность для него, а счастливое совпадение в их плотных графиках.

У неё у одной есть код-ключ от его берлоги. И хоть Падме и ворчит на него за беспорядок, за запах машинного масла и пережаренных котлет, она приходит к нему всегда, когда может. Её маршрут выверен годами и проложен (расчищен) лично им, и все-таки его сердце Энакина не становится на место, пока его миниатюрная жена не покажется в дверном проеме. За эти годы случалось только три нападения — пустяк для нижних уровней, но оба раза кончались масштабными чистками. Скайуокер не любил, когда покушались на его собственность. Хотя Амидала и сама неплохо управлялась с бластерами.

Последние же месяцы он не позволял ей приходить к нему. Тому была причина. И довольно серьезная. Падме была беременна. Не то чтобы Энакин был против детей, но… Подсознательное чувство того, что он этого не заслуживает, буравило ему мозг.

Он и свое счастье с женой воспринимал как нечто взятое взаймы. За что придется расплачиваться. Долго, упорно и, возможно, даже всю жизнь. Но он готов был с этим смириться. Все-таки ещё с первой встречи он избрал её как ангела, озаряющую его путь. Но дети… Бесстрашному командиру 501-го и неофициальному лорду трущоб становилось страшно.

Вряд ли он и Амидала могли вложить в их головы хоть что-то дельное. Она помешана на идеализированной демократии, за которой видит реальный мир в искаженном свете. Он не верит в её идеалы. Считает, что Сенат лишь переливает пустое в порожнее и служит ширмой для настоящих действий. Впрочем, в последнее время ширма эта начала разваливаться. Вот уже и Падме обратила внимание, что у канцлера Палпатина сосредоточилось в руках намного больше нитей, чем у его предшественников.

А Энакин чувствует, как вокруг Галактики закручивается страшный штром, в котором он и его беременная жена имеют все шансы оказаться по разные стороны баррикад. Что-то назревает. А их с Падме взгляды на политику канцлера не совпадают. Скайуокера устраивает наличие сильной, авторитарной руки, которая позволила ему действовать, которая дала ему больше, чем Орден Джедаев.

Палпатин — интересный собеседник. И опасный человек. Он почти не может прочесть его в Силе. Раньше Энакин был уверен, что у всех, кто провел на политической арене большую часть жизни, внутри сокрыто не двойное, тройное дно. Однако чем больше ситхского фольклора излагает ему господин канцлер во время традиционных просмотров классических произведений либо же игры в шахматы, тем больше сомнений кружится у Скайуокера в голове.

Он отдает себе отчет в том, что сам отнюдь не глуп, талантлив и обладает многими качествами, которые такой человек, как Палпатин, желает видеть в своем протеже. Однако после каждой такой беседы ему все сильнее кажется, что это не единственное, что привлекает в нем канцлера. Ведь тот обратил на Энакина свой взор в детстве, когда Орден джедаев только нашел его. тогда Скайуокер не продемонстрировал ни ума, ни умения решать сложные дела без особых моральных терзаний — только глубину своей связи с Великой Силой и различными механизмами.

Так что если канцлеру нужен был не просто хороший военный с развитой интуицией и боевыми навыками, а также внештатный разработчик летательных аппаратов? Что если и его интересовал джедай Скайуокер, которым он так и не стал? Или же и вовсе некто другой? Раз уж речь в фольклоре, приводимом Палпатином, зашла о ситхах? Что если канцлеру нужно было пугало, оживший злодей из покрытых пылью веков историй? Тот, кто поможет удержать, всех сомневающихся демократов на коротком поводке?

Однако ситхи вовсе не были сказкой. Один такой убил мастера Джинна. Другой объявился недавно. Граф Дуку или, как он теперь себя называл, Дарт Тиранус. Бывший джедай. Ученик Йоды. Учитель мастера Джина, покинувший Орден вскоре после его смерти. Энакин почти не знал его. Только слышал, как неодобрительно шепчутся в храме, как тревожно смотрит на него Оби-Ван, когда думал, что тот его не видит…

А ведь Скайуокер не хотел повторять его путь. Ничем хорошим это не закончится. Путь Темной стороны обманчиво легок, он манит за собой. Обещает могущество, власть — всё то, что развращает и заставляет постоянно жаждать большего. Искра, страсть, безумие — темная сторона полыхает ярко, но бездумно.

Энакин знает её поступь. Он уже отдавался ей и каждый раз, возвращаясь, ощущал удушливый страх. Страх остаться там, где собственное сознание меняется, реальность кажется иной, и лишь собственные обострившиеся и выползшие наружу чувства кажутся значимыми.

Дуку мертв. Убит. О чем безумный ситх думал, похищая канцлера, Скайуокер не знал. Все это никак не вязалось с мудростью, о которой ранее говорили джедаи и которая, в целом, прослеживалась в его военной тактике. Это было глупо.

Но так как именно его легион базировался на Корусанте, освобождение канцлера было поручено именно Энакину. Его подчиненные не имели возможности налетать столько же часов, сколько их собратья из других легионов. Сам он тоже до позорного мало времени проводил в космосе. Зато он по-прежнему гонял на спидерах, а расслаблялся в кресле симулятора.

Скайуокер не стал подставлять своих людей. Он придумал нечто куда более грандиозное. В истребители оказались посажены… дроиды. Любовно собранные им и нестандартно запрограммированые.

Сепаратисты воевали с помощью дроидов, которых наклепали подозрительно много. Все-таки у союзников графа, Торговой Федерации, были толстые кошельки. У Республики были клоны, к которым многие относились так же, как и к дроидам, только сделанным из мяса, а не железа.

Энакин так не мог. И он верил, что джедаи тоже. Он видел клонов в Силе. Их рисунки не были одинаковы. Он и к дроидам-то относился… Уважительно.

Сейчас его творения отвлекали на себя внимание других, куда более стандартных и глупых железок.

«Республика вас и не вспомнит!» — кисло думал он, ожидая, когда же те выведут из строя сенсоры флагмана. Когда он наконец получил короткое сообщение, движок истребителя был выжат до упора.

Незамеченным Энакин проник внутрь. Это уже потом киборг по имени Гривус постарался его убить, размахивая трофейными световыми мечами. Презрительно усмехнувшись, Скайуокер уклонился от ударов и предпринял тактическое отступление. Этот биоробот его не интересовал. Канцлер, от которого зависело не только финансирование его кампании и крыша от Ордена, сейчас находился в другой части корабля.

Дуку встретил его, как внука, которого у него никогда не было, но который заявил права на квартиру после его смерти. Впрочем, наблюдая за дальнейшими событиями, Энакин был готов признать, что так оно и было.

Канцлер не выглядел тем, кто нуждался в спасении. Прикованный к креслу, он смотрелся так, словно восседал на Галактическом троне. Даже его жалостливые речи в стиле: «Энакин, мальчик мой, спасай меня!» — не произвели на Скайуокера должного впечатления.

Как и широкий жест Дуку, бросившего ему меч убитого сепаратистами джедая. Он уже раз решил, что больше не возьмет в руки это оружие. Его меч был уничтожен. Его душа джедая погибла, и довольно об этом. Он не тренировался долгие годы, в то время как граф, говорили, был мастером клинка.

Победить честно было невозможно. Зато можно было воспользоваться обходным путем. Джедай мог внушить другому живому существу нужную ему мысль. Это факт, но защитники Света порой позволяли себе столь открытое вмешательство в чужую свободу и сознание.

Почему же не пойти дальше? Только сделать внушение более тонким, сильным и поймать в результате в свои сети другого форсюзера. Для этого нужно обладать разумом творца и волей человека, не привыкшего отступать.

Он оттачивал своё мастерство на обитателях корусантской помойки, на продажных сенаторах, элитных шлюхах, оружейных баронах и наркодельцах. Иллюзия становилась особенно совершенна, когда Энакин подыгрывал им, показывая именно то, что те и желали увидеть. Не больше и не меньше.

Дуку был куда опытнее его, но, орудуя мечом, он опустил другую сторону техник форсюзера. Сейчас некогда почтенный джедай, аристократ и лорд ситхов вовсю сражался с воздухом под недоуменным взглядом канцлера.

— Он в моей ловушке. Поймет, что упустил нас, как только отрубит иллюзорному мне голову. — Энакин не сдержал самодовольного хмыкания, освобождая Палпатина не эффектным перерубанием цепей, а правильной командой Арту для взлома.

— Ты и в самом деле удивителен, мальчик мой… — дальнейшие слова канцлера потонули в шумном потоке выстрелов.

Сепаратистский крейсер разваливался на части, а только что освобожденный им Палпатин требовал, не медля, добить графа. Он не слышал этого. Прочитал по губам и по решительному выражению лица своего начальника.

— Это приказ? — спросил он, коротко мазнув взглядом по увлеченно машущему мечом ситху. Кивок не оставлял никаких сомнений, как и пространства для маневра.

Неизвестно, на что рассчитывал господин канцлер, но явно не на то, что Скайуокер закрепит несколько миниатюрных бомб в этом зале и потащит его к выходу.

Вспоминая тот день, Энакин думает, что от него ожидали другого. Возвращения к световому мечу. Честного поединка с графом, который, скорее всего, завершился бы смертью Скайуокера. Либо же произошло что-то ещё, нечто, домыслить которое у него пока не хватало смелости.

Затем он должен был добить графа, как полагается. Мечом или выстрелом. Но он не сделал ни того, ни другого. В момент детонации они с Палпатином были уже далеко. Эхо от смерти ситха лишь легонько мазнуло по ним в Силе.

Канцлер упрямился, не желая покидать крейсер. Говорил, что корабль, на котором прибыл Скайуокер, уничтожен. Причем так уверено, словно сам отдал соответствующее распоряжение.

Возможно, от него хотели геройской посадки развалюхи. Энакин не отрицал, что был способен на подобный подвиг… Вот только втиснуть разваливающуюся громадину на посадочную платформу не выйдет. В столице, вообще-то, нет платформ подходящего размера. Неудивительно, что он предпочел обойтись без разрушения чужой собственности и жертв.

Его корабль и в самом деле оказался разрушен, а капсулы выпущены в открытый космос… Другое дело, зачем вообще нужны спасательные капсулы на крейсере, управляемом дроидами? Куда дешевле создать нового дроида, чем подобную капсулу… Скайуокер не был финансовым гением или казначеем сепаратистов, но он был предусмотрителен. Арту не только прикрывал ему спину, но и угнал для него подходящее транспортное средство. Возможно, даже из личной коллекции графа. Его хотели уничтожить, но астромеханик с арсеналом дроида-убийцы оказался неумолим.

Скайуокер вернул Палпатина в столицу тихо и безо всякой помпы. Впоследствии он не был уверен, что не поучаствовал в грандиозном спектакле, где он упрямо путал слова и импровизировал в действиях, но все равно приходил к запланированному драматургом финалу.

Потому как пресса, немыслимым образом, встречала их у трапа. Энакин едва успел натянуть свой шлем. Журналисты… Они как стервятники. Он не любил их.

Генерал 501-го вскоре стал героем. Падме, ложась с ним рядом в тот день, сказала, чтоб он так сильно не расстраивался из-за собственной возросшей популярности. В конце концов, говорила она, это не такая высокая цена за политическую стабильность в Галактике?

Впрочем, минуло не так много времени, и отношение любимой к его боссу становилось все негативнее. Война продолжалась хоть и без Дуку. Республика затрачивала колоссальные ресурсы, а результата, как такового, все не было. Доставалось на орехи и Ордену. Беременной Падме стала не в меру ворчливой. И раздражительной, словно ей было много-много лет. Порой это вызывало у него легкий смех…

Ах, если бы и дальше все было так легко. Любимая ворчала под боком, силясь найти удобное положение, а его самой большой проблемой был страх отцовства и боязнь случайно удушить одного из докучавших ему журналистов, которые становились все пронырливее и наглее. Вот уже и ниточки его связи с Падме откопали, так скоро и до личности его докопаются…

Он снова видит сны. Ужасные сны, в которых его жена умирает в родах. Прошлый раз подобные сны о матери сбылись. Правда, тогда он видел отражение реальности, простиравшейся от него в миллионах парсеков. Сейчас же Падме была рядом — лишь руку протяни. И она не корчилась в агонии, не билась в муках. Это вызывала у Энакина диссонанс. Да и, в отличие, от того раза эти сны повторялись. Снова и снова, словно прокручиваемый кем-то кусочек киноленты. Поймать бы ещё за лапу режиссера…

После чудесного спасения, канцлер стал больше искать его общества. В результате время, которое снедаемый тревогами Скайуокер уж лучше бы провёл с женой, он коротал с Палпатином. За чашечкой кафа и классическим произведением. В обстановке, о которой раб с Татуина навряд ли мог мечтать. И в компании.

Мир готовился измениться. Он ощущал это везде. В застывшем в ожидании воздухе, в чуть трепещущейся Силе, для которой подобные затишья, предзнаменовали бурю, в водопроводной воде, у которой изменился вкус… Или же это Энакин так себя накручивал.

Мягкие ладони жены легли на плечи… Неужели Падме думала, что ей удастся, подобраться к нему незаметно? Он улыбнулся кончиком губ, переплетая её нежные пальчики со своими огрубевшими ладонями. Любимой пришлось подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до него… Порой он поражался, какая же она у него миниатюрная. И все же надежно спрятать её от смерти Энакин был не в силах. Даже в своих сильных руках. Есть вещи над которыми никто не властен. Даже ситх из сказки канцлера. Потому что сам он давно мертв, а это лучшее доказательство.

— Снова не спится? — голос Падме убаюкивал, но ответить было необходимо. Ей нельзя было беспокоиться. Даже если его кошмарам суждено сбыться, омрачать ей, возможно, последние дни он не станет ни за что.

— Вот всё думаю, что же ждет наших детей в этом мире, — он окинул взглядом ночной город-планету, на другой стороне которого уже зарождалось зарево нового рассвета.

— И почему же ты так уверен, что их именно двое? — легонько толкнула его Падме, пролезая под его руку и устраиваясь у него на груди. — Я ведь запретила дроидам что-либо говорить. Решила, пусть будет сюрприз, а ты взял и со своей Силой все испортил! — она притворно насупилась.

— Прости, — он чуть улыбнулся, легонько касаясь её живота. — Раньше я бы, может быть, и не заметил. Их сияние… Оба отмечены Силой, но одно маленькое солнце сияет гораздо ярче, чем то, что притаилось в его тени. Но слушая Силу часами, надеясь, понять, что же нас всех ждет, я заметил и её мелодию. Ай! За что! — на этот раз Падме треснула ему вполне ощутимо.

— Я ведь просила хотя бы пол не говорить! Энакин, ты невозможен!

— Но, родная…

— Я прощу тебя, но не сейчас! — грозно ответила Падме и отвернулась.

— Не ходи завтра на заседание! — против воли вырвалось у него.

— Что? — незамедлительно обернулась та. — Энакин, я ещё в состоянии…

— Я знаю, просто у меня дурное предчувствие, — нисколько не солгав, ответил он. — Передай полномочия Джа-Джа, он, может, и немного дурной, но проголосует за то, что ты ему скажешь. Можешь ведь созваниваться во время заседания.

— Эни… — Он терпеть не мог, когда та называла его так, но порой ему этого не хватало. — Хорошо, — скрепя сердце, согласилась Амидала. — Я тоже чувствую, что что-то назревает. Нечто темное, как говорит мастер Йода.

— Вот как… Ты общаешься с джедаями? — в слова неожиданно прорвалась ненависть. Скайуокер и сам не ожидал от себя такого, но… — Ты хочешь, чтобы они забрали наших детей? Они могут, Падме, понимаешь? Они это могут. И… Он знает обо мне, да? — на самом деле неприязни к старому магистру он не питал.

— Эни, это вышло случайно.

— Уж не сомневаюсь, — опущенные в пол глаза Падме обмануть его не могли. — Так, что там говорит Йода?

— Что канцлер как-то связан с ситхом, что окутал паутинами своей лжи весь Сенат. Энакин, но ведь и правда, и у Мола, и у Дуку был учитель! Тот, о ком никто до сих пор не знает, но кто имеет большое влияние на всех нас!

— Откуда ты знаешь? — эти мысли не раз приходили и в его голову, но обвинять в таком канцлера… Джедаи, должно быть, выжили из ума, либо же…

— Но ведь и правда, Энакин, что если его так и не нашли из-за того, что тот скрывался на самом виду? — простой вопрос Падме больно кольнул куда-то в районе груди…

— Ещё скажи, что канцлер и есть тот самый ситх-Учитель! — рассмеялся было Скайуокер, как смех резко оборвался. Кусочки головоломки медленно вставали на места. По пальцам пробежала дрожь, а грудь… Ныла от осознания того, что он крепко насажен на крючок.