Особое задание (джен)

Истории. Они кружились вокруг головы и забирались под кожу, они копошились в мозгу и застывали на языке, они были даром и проклятием и, кроме того, единственным миром, в котором он по-настоящему жил. Шаги и голоса доносились совсем из другого мира, пустого и черного, как смоль. Но истории приходили оттуда.

Сказитель взял в руки деревянную трубку и осторожно провел пальцами вдоль. Дерево напитано влагой, опиумная чаша без крышки, никаких украшений или рисунков. Скучная вещь, банальная история.

— «Мне нужно лишь немного, чтобы развеять тоску. Я часто тоскую с тех пор, как умерла моя жена, моя драгоценная Куифен. Каждый день я мечтаю о том, чтобы лечь рядом с ее могилой и тихо испустить дух, но я не могу. Я должен улыбаться. Моя дочь, дитя поздней любви, белоснежный цветок лотоса среди темных вод отчаяния. Она смотрит на меня так, будто я самый лучший человек на земле, и я буду таким столько, сколько смогу.

Когда вслед за тоской приходит боль, настоящая, выворачивающая суставы, моя дочь вступает в армию Дракона. Я улыбаюсь ей, я говорю, что она станет офицером, и сам Император однажды призовет ее. Она улыбается мне в ответ. Она верит мне, как всегда верила.

Но когда она приезжает домой через год, она замечает отсутствие дорогих вещей. Она задает вопросы, но я говорю, что справлюсь, и она верит мне. Она привыкла верить.

Еще через год она привозит офицерский меч, кладет его к моим ногам и не может больше не замечать очевидного. Я говорю ей, что руки мои трясутся от волнения и радости. Я говорю, как счастлив видеть ее. Я улыбаюсь, но она больше не улыбается в ответ.

Она оставляет армию Дракона, чтобы вести другую войну. Ту, которую не выиграть. Войну со мной и опиумным дымом. Она не сдается, никогда не сдается, но от этого нам обоим становится только хуже.

Я продал все, что мне принадлежало, но я знаю, что у нее есть офицерский меч… Он стоит довольно дорого, мне этого хватит на неделю или даже на две. Какая разница, если она возненавидит меня еще немного больше, я все равно никогда не буду тем, кого она снова сможет полюбить. Но если я не стану откладывать на завтра, если я позволю себе отмерить так много, чтобы дурман унес меня туда, откуда нет возврата…

Ты сможешь вернуться в армию и продолжить свою жизнь с того места, где прервала ее, чтобы влачить жалкие остатки моей. Моя девочка, моя дорогая Лин…»

— Отвратительно.

Вздрогнув, Тристиан обернулся. Джейтал стояла в двух шагах за его спиной, отводя косу за спину. Тристиан пришел в комнату Сказителя, чтобы выслушать его историю без свидетелей, но инквизитор ступала тихо, как смерть.

— Есть вещи, на которые действительно не стоит проливать свет, — брезгливо добавила она. — Если бы решения принимала я, вы оба умерли бы только за то, что знаете эту историю.

Октавия предположила, что Тристиан забрал трубку, чтобы баронесса не навредила себе и не обратила в ничто его труды, и это хорошая версия. Он обязательно воспользуется ею, когда ему придется оправдываться. И все же Исцеляющий свет подарен Богиней не для того, чтобы его жалеть… Но есть вещи, которые нельзя исцелить с его помощью.

Самое страшное, что происходит с курильщиками опиума — это утрата воли. Той самой силы, что позволяет день за днем двигаться к цели, преодолевать неудачи и не бояться поражения, снова и снова поднимаясь на ноги. Тристиан хорошо это знал, потому что его собственная воля была сломлена уже очень давно.

Но баронесса не сдавалась даже когда смерть стояла в изголовье ее кровати. Она бредила, повторяя одно и то же на своем лающем родном языке.

— Что она говорит? — спросил он у Джубилоста, не отрывая рук от гноящейся раны между шестым и седьмым ребром.

— Что-то о зеленых проститутках и тысяче порезов*, — растирая в ступке рог единорога для очередной порции противоядия, сказал алхимик. — У нее в голове сейчас больше яда, чем мозгов. Я бы на твоем месте не зацикливался.

…что, если у нее получится?

Безумная надежда обрести свободу, едва ли более вероятная, чем бред умирающей женщины — вот что заставило его сутками стоять у кровати Минь Лин и делать больше, гораздо больше, чем должен. Мир сузился лишь до одной цели — баронесса должна выжить. И однажды победить.

Трубка лежала в ящике у кровати, вместе с ремнями, перчатками и обрывками испещренных иероглифами бумаг. Он слишком хорошо знал, что делает с людьми опиум, чтобы долго раздумывать…

Но после разговора с Октавией он понял, что ошибся. Он не врал, когда говорил, что не знает, где трубка — за несколько дней река могла унести ее сколь угодно далеко от места, где он ее выбросил. Просто чудо, что ему удалось ее найти.

— Отец любил ее. Это не то, чего следует стыдиться.

Истории о жертвенной любви — то, что делает людей сильнее, а не слабее. После всего, что сделал для Минь Лин ее отец, и после всего, что она не смогла для него сделать, ее воля становится только крепче с новыми испытаниями. Она не считает себя в праве сдаваться.

— О, я думаю, она знает, — закатила глаза леди инквизитор. — И это единственная причина, почему она до сих пор хранит напоминание о человеке, который не принес ей ничего, кроме разочарования. Глупое дитя. Сейчас эта дыра никому не интересна, но как только к нам прибудут первые гости из Питакса и Мивона, мы все дорого поплатимся за эту сентиментальность. Особенно учитывая, что у каждого первого здесь есть доступ к инструменту по извлечению воспоминаний.

Старый эльф не шевелился и, кажется, даже не дышал. Тристиан бросил на него полный сожаления взгляд. У него просто не было выбора: узнать правду, миновав Сказителя, невозможно.

— История об отце-курильщике опиума — не тот багаж, который стоит нести королеве, — медленно проговорила инквизитор, и Тристиан, наконец, начал понимать, почему они все еще разговаривают здесь, а не в пыточной.

Джейтал считает баронессу своим творением. Она научила ее многому, она вложилась в ее достижения и теперь считает себя в праве распоряжаться ими. И хотя это вся любовь, на которую только способно мертвое сердце, это все равно плохо. Очень плохо. Отвратительно.

У нее тоже есть планы на баронессу. Вот только ее методы — совсем другие.

— Хм, — инквизитор стояла, задумчиво прокручивая трубку в пальцах. — Хранить эту вещь — неоправданно высокий риск…

— Верни это ей, — тихо проговорил Тристиан. — Я согласен понести наказание.

Повисла долгая пауза, Джейтал, казалось, пребывала где-то очень далеко отсюда.

— У меня есть предложение получше, — наконец, сказала она. — Я сделаю вид, что ничего не нашла, а вы сделаете вид, что ничего не видели.

Слепой Сказитель отчетливо фыркнул.

— В широком смысле слова, — криво усмехнувшись, добавила Джейтал.

— Не видели чего? — нахмурился Тристиан и тут же вскинулся, чтобы схватить инквизитора за руку. — Нет!

Но пальцы Джейтал вспыхнули зеленым светом и трубка рассыпалась прахом прежде, чем он успел хоть что-то предпринять.

— Дай мне повод, — инквизитор схватилась за оружие, ее мертвые глаза не отражали света. — Лишь один. Этого будет достаточно.

Тристиан опустил руки и отступил. Жизнь — единственное, что все еще ему по-настоящему принадлежало. Но не желая терять шанс все исправить, он с каждым разом делал только хуже. Джейтал незачем выдавать его, напротив: предоставив на суд баронессы обвиняемого, она потеряет больше, чем если все вокруг так и останутся подозреваемыми. Все, кроме нее.

— Гаденыш, — разочарованно протянула Джейтал. Под ее ресницами, точно гончая, затаилась мгла. — Надеюсь, это не последний шанс тебя прирезать.

* * *

— О, Гротус… — печально вздохнул Харрим, сворачивая поручение, — дай мне сил.

— Я уверена, ты справишься, — не скрывая некоторого злорадства, проговорила баронесса. — Сопровождение фестиваля Весенних Красок в Древнегорске, что может быть проще? Буйство цветов, смех, веселье, море выпивки и всюду радостные лица.

Жрец глубоко вздохнул. За что ему это? Он всего лишь хотел избавить мир от лишних страданий, помогая остальным найти пропажу раньше, чем за дело возьмется инквизитор. Как же этот мир несправедлив и несовершенен! Остается только утешаться мыслью, что скоро всему этому придет конец.

— Я бы отправила Джубилоста, и он наверняка привез бы пару контрактов на поставку семян, но сейчас он слишком занят восстановлением западного крыла после… — не договорив, баронесса обернулась ко входу в тронный зал. Джейтал приближалась неспешно, но неотвратимо, как сама смерть.

— Мне жаль, баронесса, — склонив голову в приветствии, мрачно проговорила она. — Прошло слишком много времени с момента кражи, чтобы расследование могло принести плоды.

— Не все задачи выполнимы, — задумчиво проговорила Минь Лин, ее взгляд был направлен куда-то сквозь инквизитора, — даже для существа столь совершенного, как ты. Но я хочу, чтобы ты знала, как высоко я ценю тебя.

Холодная улыбка осветила лицо инквизитора.