Проклятое солнце (гет)

Теплая ладонь как будто бы ласково касается лба, и Йоко просыпается, продолжая лежать с закрытыми глазами. Тихий смешок разбивается о ее макушку, что-то неприятно пищит и слышался глухие шаги. Ладонь перемещается со лба на висок, падает на ухо и ведет по шее, длинным ногтями царапая тонкую кожу. Йоко жмурится, упрямо не открывая глаза, но папа все равно знает, что она проснулась. Он склоняется над ней так, что Йоко чувствует его дыхание, а потом, коротко усмехаясь, щелкает по лбу.

От яркого света слепит глаза, Йоко пару раз моргает, чтобы привыкнуть, и все равно щурится, обиженно разглядывая отца исподлобья. Он все так же замотан бинтами, светлые волосы топорщатся во все стороны, делая его непохожим на самого себя, но глаза выдают его с головой. Змеиные, такие же, как у Йоко, они смотрят на нее изучающе, сверлят будто насквозь, и кажется, что длинный язык вот-вот коснется узкого вертикального зрачка.

— Ай, — глухо шипит Йоко, запоздало потирая ушибленный лоб, — пап, больно.

— Это твое наказание, — отец усмехается и треплет ее по макушке, — тебе было так интересно?

В этом его вопросе — и искреннее любопытство, и предостережение, и насмешка взрослого над маленьким ребенком, и много чего еще. Йоко втягивает голову в плечи, тихонько угукает и смотрит украдкой. Она знает, что слишком заигралась, а еще переборщила с пилюлями, но не могла же она просто бросить все на самом интересном месте? Йоко дует губы, и отец снова усмехается и сверкает глазами.

— Кабуто жалуется, что Саске-кун прожужжал ему о тебе все уши, — папа оглядывается, будто его вездесущий помощник и сейчас может оказаться у него за спиной, — он хочет с тобой сразиться.

Неприятная горечь в горле подскакивает и проваливается, и Йоко кривит губы и едва не высовывает в отвращении язык. Саске ей совершенно не нравится, она твердит об этом всем вокруг и самой себе, но от яркой искры в глазах отца не укрыться. Если он говорит ей об этом, значит хочет, чтобы Йоко занялась воспитанием упрямых детишек.

— Я не хочу, — тем не менее обиженно бурчит Йоко.

— Я еще, — почти перебивает отец, едва ли обратив внимание на ее слова, — не до конца освоился в этом теле.

Это намек и угроза одновременно, потому что Йоко все еще обязана слушаться его, сколько бы вольностей он ей ни позволял. Но ядовитая желчь поднимается в груди яростью, она вздергивает подбородок и встречается с его пронзительным взглядом.

— Тебе не нужно было!..

Предостерегающее шипение вырывается из его горла, и Йоко застывает, широко распахнув глаза, словно добыча перед змеей. Слова застревают в горле, по коже расползаются липкие мурашки и стынет в основании шеи. Она моргает только когда отец отводит взгляд, вытирает взмокшие ладони о простыню и все равно капризно дуется, обещая себе, что во что бы то ни стало заставит отца прислушиваться к ее словам.

— Кабуто приготовил тебе обед, — отец поднимается, коротко, почти невесомо касается ее плеча, — поешь, а после, будь добра, обучи Саске-куна хорошим манерам.

Йоко медленно кивает, больше не глядя ему в глаза, жмурится и поджимает губы, когда дверь за ним захлопывается. Окружающие ее со всех сторон приборы противно пищат, и Йоко выдирает из себя все провода, опускает на пол босые ступни и исступленно рычит, комкая в пальцах белоснежное покрывало. Обида приливает жаром к щекам, хочется выть и крушить, но Йоко только кусает до крови губы и сжимает до алых пятен перед глазами веки.

Сырой воздух врывается в легкие отрезвляющей прохладой, ощущение теплой ладони на лбу исчезает, и Йоко фыркает, отбрасывает покрывало в сторону и топает в свою комнату, где ее ждут полуостывший невкусный суп и следующее задание.

В коридорах убежища как всегда сырость и полумрак, и Йоко во что бы то ни стало хочет выбраться наружу. Когда-нибудь, думает она, когда она найдет спасение от пожирающей ее изнутри чакры, отцу больше не будут нужны чужие тела. Когда-нибудь, думает Йоко, она станет чуточку полезнее, чем просто провалившийся на середине эксперимент. Шаги отдаются в огрубевшей земле гулким эхом, Йоко вслушивается в едва различимые крики и стоны, копирует отцовскую ухмылку и не сбавляет шаг. Доброта и сострадание — первое, что она вытравила из себя, чтобы остаться в живых.

Тренировочный зал встречает ее прошившим насквозь взглядом кроваво-красных глаз, и Йоко колюче усмехается, сцепляя за спиной ладони. Саске глядит на нее, чуть сощурившись, и кажется, будто он остановился прямо в прыжке. Ухмылка сама собой наползает на лицо, Йоко склоняет голову набок, цокает языком, и время вздрагивает и течет дальше. Дурацкая поза перерастает в натянутую, Саске будто готовится броситься то ли к ней, то ли наоборот. Глаза его больше не красные, такие черные, будто затягивающие все на своем пути черные дыры, и Йоко делает два шага вперед и зачем-то проводит перед ними ладонью.

— Ты хорошо выспался?

Собственный голос кажется расползающимся в коридорах карканьем, и Йоко пытается улыбнуться. Сырой полумрак давит на плечи, так что отчаянно хочется согреться, и она привычно прячет ладони в широких рукавах. Саске склоняет набок голову, почти копируя ее жест, и ладонь его свистит прямо у ее уха. Йоко стирает с лица кривую ненастоящую улыбку, пронзительно свистит и проваливается вниз, делая подсечку.

— Вижу, что хорошо, — она кивает самой себе и уворачивается от нового удара.

Саске бьет быстро и уверенно, но будто на тренировке, а не в реальном бою. В ударе его не хватает хладнокровного желания убить, и Йоко демонстрирует, как это должно выглядеть. На кончиках пальцев запекается кровь, окрашивает воротник Саске красным, и что-то в его взгляде переменяется. Свист вновь вырывается из горла, эхом отражается от стен и кружит стаей стервятников над головой.

Йоко пропускает несколько ударов как будто намеренно, щурится от растекающейся по телу призрачной боли и ухмыляется, когда замах Саске становится слабее. Он не собирается добивать ее, вместо этого замирает на мгновение и ждет, вглядываясь в ее лицо своими отвратительно черными глазами. Внутри них пустота, густая и завораживающая, и Йоко бьет прямо по ней, снова чувствуя, как растекается по предплечьям горячая кровь.

Саске быстр, он уворачивается почти от каждого ее удара, и Йоко снова пронзительно свистит, так, что даже у нее закладывает уши. Полумрак вокруг смешивается с чернотой в глазах Саске, окрашивается алым, словно свежая кровь, и воздух становится густым и горячим. Йоко щурится, проводит ладонями по бедрам и облизывает вмиг пересохшие губы. Их бой напоминает драку младенцев, Йоко подается вперед, и в следующее мгновение Саске спиной врезается в пол, разбивая его на осколки.

Отдающийся эхом в ушах свист затихает, и красное вновь становится черным. Йоко фыркает, оглядывая широко раскрывшего глаза Саске, застывшего посреди тренировочного зала в нелепой позе, и прячет ладони в рукавах. Что бы отец ни говорил, а она тоже еще недостаточно восстановилась, чтобы всерьез драться с не в меру упрямым мальчишкой.

— Ты ведь Учиха, — она смеется, сдувает с лица упавшие на щеки пряди, — а с гендзюцу у тебя явно не очень.

Саске хмурится, ощупывает мгновение назад раненую шею и подбитый глаз, оглядывается на совершенно целый пол, и Йоко не выдерживает, запрокидывает голову и громко хохочет.

— Мы здесь ничего не ломаем, — говорит она, отсмеявшись, слушает приближающиеся шаги и улыбается еще шире.

Пламя на стенах дрожит и тянется к высокому потолку, играют на лице Саске отсветы, и выглядит он все больше нахохлившимся птенцом в змеином логове. Йоко это кажется забавным, но она давит порыв потрепать его по волосам, склоняет голову набок и прислушивается к охватившим тело ощущениям.

— Ты использовала чакру, — журит отец, глядя на нее сквозь скрывающие лицо бинты.

— Я же сказала, что не хочу, — пожимает плечами Йоко, вздергивая подбородок.

Руки отца тоже спрятаны в широких рукавах, он медленно переводит взгляд с нее на Саске, и с каждым его движением Йоко все больше хмурится. В сверкающих желтизной глазах его скрытый алчностью страх, нетерпение мешается с тусклой искрой азарта и лениво поднимает голову выцветшая усталость. Йоко знает его слишком хорошо, лучше, чем саму себя, и оттого ей тоже чуточку страшно. Она неловко смеется, и отец обрывает ее взмахом руки.

— Для тебя есть задание, — говорит он, и явившийся словно из ниоткуда Кабуто протягивает ей свиток в раскрытых ладонях, — заодно проведи Саске-куну небольшую экскурсию.

Ровный убористый почерк дайме страны Рисовых полей стелется по пергаменту шипящими реками, приказывает и в то же время просит, и Йоко от пробирающего ее смеха закусывает губу. Она всегда знает, когда этот человек пишет самостоятельно, не поручая бумажную волокиту бесконечным помощникам, и оттого становится еще забавнее.

Отец смотрит на нее, чуть склонив голову, в ярких глазах его отражаются отблески пламени, а Йоко чувствует, как поднимается такое же пламя в груди. Она перечитывает суть миссии снова и снова, комкает свиток в ладонях и небрежно засовывает в карман.

— Когда я могу приступить? — она переводит взгляд на стоящего истуканом Саске, глотает смешок.

— Когда пожелаешь, — милостиво машет рукой отец, и после длительной паузы добавляет: — за вознаграждением можешь сходить сама.

Волна пламени подкатывает к животу и устремляется выше, Йоко протяжно свистит и едва не хлопает в ладоши. О, она никогда в жизни не откажется навестить этого обложившегося золотом, как дракон в пещере, червя.

— Давай, Саске-кун, — машет рукой Йоко, насвистывая только что сочиненную мелодию, — отправимся в полдень.

Она выскакивает из тренировочного зала, не успев услышать ответ, мчится по пустым полутемным коридорам в сторону комнаты и уже там остервенело забрасывает вещи в походный рюкзак. Рюкзак исчезает в печати на запястье, Йоко бегло оглядывает знакомую до сущей мелочи комнату и засовывает в карман баночку с лекарством. Теперь, отправляясь на задание не в одиночестве, Йоко может делать вид, что не боится нового приступа.

Кривая ухмылка расползается на лице, когда встреченный в коридоре Кабуто велит ей быть осторожней, и Йоко хрипло смеется, показывая ему средний палец. Слова его клеймом выгорают в груди, и Кабуто добавляет, тоже растягивая в улыбке тонкие бледные губы:

— Я лишь беспокоюсь о том, как бы собственность Орочимару-сама не сломалась.

В глазах его ярко пляшут отблески пламени, лицо кажется призрачным, неестественно белым, словно у ожившего трупа. Йоко хмыкает себе под нос, разворачивается и отвечает только тогда, когда впереди наконец брезжит слабый уличный свет:

— Тебе же чинить.

Горькая слюна ядом скапливается на языке, и Йоко натужно глотает, чувствуя, как прокатывается внутри вязкий клубок. Баночка с лекарством неприятно оттягивает карман, отвыкшие от яркого света глаза на мгновение слепнут, и ветер треплет волосы, заботливо набрасывая ей на глаза кроваво-алые на солнце пряди. Йоко щурится, дышит чистым воздухом и скашивает глаза на сидящего на камне Саске. Он, поджав под себя ногу, лениво оглядывается, то и дело поправляет явно непривычную для него одежду и смотрит на Йоко так, будто она просто-напросто выросла у него из-под носа.

— Не боишься оставлять меня одного? — спрашивает он, переводя взгляд на шелестящие у них над головами деревья. — Что, если я шпион, а в кустах ждет команда ликвидации? Орочимару разыскиваемый преступник.

Последнюю фразу он добавляет как будто бы между прочим, переводит на Йоко взгляд красных, как свежая кровь, глаз и медленно моргает. Мгновение спустя глаза его черные, а Йоко вдруг думает, что он просто хвастается обретенным полноценным шаринганом.

— Нет, — она отвечает коротко, машет рукой и разворачивается в сторону цели.

Полуденное солнце печет макушку и путается в волосах, целует щеки и лоб и теряется в витиеватых узорах зеленой листвы. Приятное тепло накрывает плечи, Йоко больше не мерзнет, но все равно прячет ладони в рукавах, насвистывает себе под нос и бредет медленно, совершенно неспешно. Саске провожает ее пронзительным взглядом в спину, что-то бурчит себе под нос (Йоко уже слишком далеко, чтобы услышать) и наконец поднимается, когда она почти полностью скрывается в низких кронах. Йоко любит этот лес, потому что здесь легко прятаться, а еще за приятное ощущение тихого одиночества, скрывающегося в угловатых ветвях.

Тишина прерывается лиричным напевом и хрустящими под ногами Саске ветками. Он топает будто специально, громко сопит Йоко в спину, но не говорит ничего, молча требуя объяснений. Йоко этот мальчишка совершенно не нравится, и потому она молчит тоже, шагает беззвучно, и только тихонько свистит, вторя переливчатым птичьим трелям.

Первым не выдерживает Саске, он обгоняет ее, останавливается у Йоко перед носом и не позволяет себя обойти. Йоко вопросительно склоняет голову набок, прерывая пение, прячет ладони в широких рукавах и демонстративно шагает в сторону.

— В чем заключается миссия?

— Устранение, — выдыхает Йоко, продолжая играть с Саске в вопрос-ответ.

Впрочем, дальнейших вопросов не следует, Саске разворачивается и идет вперед, словно знает, куда. Йоко тихонько хихикает себе под нос, делает глубокий вдох и срывается на бег.

Небольшой городок вырисовывается впереди уже спустя полчаса, Йоко предвкушающе жмурится, замедляет шаг, вовсе не обращая на Саске внимания, и проглатывает пилюлю. Горечь растекается на языке и соскальзывает в горло, покалывание в животе исчезает, и только теперь Йоко смотрит на пристально следящего за каждым ее движением Саске. Они входят в город вместе и так же молча, тут же теряются в переулках, и только потом Йоко резко останавливается, вытаскивает из кармана смятый свиток и швыряет Саске в лицо.

Выражение его лица на мгновение меняется на обескураженное, а после снова делается беспристрастным, едва ли не безразличным. Йоко щурится, прикладывая ладонь козырьком ко лбу, и глядит на солнце, лениво покачивающееся над крышами. Длинная густая тень от домов накрывает их и весь переулок, и Йоко отчего-то снова зябнет, ведет плечами и бросает на Саске короткий взгляд. Задорная мелодия разбивает застоявшуюся тишину, мальчишка смотрит на нее и закатывает глаза, комкает свиток в ладони и подбрасывает в воздух, выплевывая крошечный сгусток пламени.

— Ауч, — кривит губы Йоко, когда мерцающая искорка падает ей на плечо, — люди с основной стихией огня такие эмоциональные.

С лица ее не спадает улыбка, и Саске снова закатывает глаза, ничего не отвечает и разворачивается, выходя из переулка и сливаясь с толпой снующих по улице людей. Йоко нагоняет его секунду спустя, продолжает насвистывать себе под нос и прячет ладони в рукавах.

— Тебе уже доводилось убивать?

— Орочимару сказал, ты проведешь мне экскурсию, — перебивает Саске, продолжая шагать в неизвестном Йоко направлении.

Впрочем, пока он идет правильно, и Йоко не спешит одергивать его, поджимает губы и задумчиво склоняет голову набок. Красная пелена накрывает половину обзора, и идущий впереди Саске тоже становится красным. Послеполуденное солнце жарко печет макушку, а снующие по дороге люди бросают на них заинтересованные взгляды. Йоко машет кому-то рукой, свистит громче и идет быстрее, нагоняя уверенно шагающего вперед компаньона.

— Ну да, — она пожимает плечами, хватает его за рукав и тянет в сторону веселящихся в кабаке мужчин, — мы в стране Рисовых полей, эта деревня — как перевалочный пункт между ней и страной Огня. Здесь часто проходят фестивали.

Йоко снова громко свистит, привлекая к себе внимание, и мужчины приветствуют ее хлопками и взмахами ладоней. Саске отчетливо кривится ей в спину, но молчит и не пытается освободиться. Мужчины, шиноби с разнообразными протекторами-повязками, смотрят на них заинтересованно, смеются между собой и задорно подмигивают, перемежая одобрительные выкрики с ругательными. Среди них нет никого из Конохи, и потому Йоко свистит снова и принимается покачивать в такт бедрами.

— Она, никак, хвастается! — один из них хлопает ладонью по столу так, что стоящие рядком пустые кружки забавно подскакивают.

— Мой новый парень, — загадочно улыбается Йоко, закидывая руку Саске на плечо.

Иллюзия действует потрясающе, она и сама на мгновение пугается стоящего рядом с ней юноши. Шиноби с рисунком глыбы на повязке громко хохочет, заглушая звон от упавшей на пол кружки, а остальные внимательно смотрят, пытаясь распознать подвох.

Йоко не знает имен никого из них, продолжает растягивать губы в улыбке и то и дело поглядывает на хмурого Саске. Никто из собравшихся не знает, как мальчишка должен выглядеть на самом деле, вот только красные, почти светящиеся глаза непрозрачно намекают о его небезызвестном происхождении.

— Новая подопытная игрушка Орочимару, — говорит кто-то, хлопая Саске по плечу.

— Крепись там, парень, — добавляет другой, и все помещение взрывается громким хохотом.

Шум на мгновение глушит другие звуки, и Йоко кривит губы, ругается себе под нос и косит глаза. Саске стоит точно по стойке смирно, смотрит презрительно, но не на нее, а вперед, на разношерстное сборище совершенно трезвых разведчиков и информаторов. Лицо его белое и гладкое, словно фарфоровая маска, и в таком виде, старше самого себя лет на пять, он даже кажется привлекательным. Нет, Йоко не спорит с тем, что Саске красавчик, но ему тринадцать, а она на три года старше, так что о какой настоящей привлекательности может идти речь?

— Учиха Саске, — тянет Йоко, и в наступившей разом тишине слышит натягивающиеся струнами мышцы.

Саске переводит на нее взгляд, выражение его лица меняется с презрительного на насмешливое, и Йоко снова думает, что в таком возрасте он чертовски красивый. Она наконец убирает руку с его плеча, хлопает в ладоши, разбивая звенящую тишину, и разворачивается на каблуках. Расстелившиеся по полу белые змеи неспешно покачивают головами, а Йоко в два шага достигает выхода, слышит, как цокает языком оставшийся позади Саске и подставляет лицо теплым солнечным лучикам.

Она громко хохочет, прибавляет шаг и скрывается в очередном переулке, выныривает на другой, полной всевозможных лавочек улице и только тогда останавливается. Саске, растерявший иллюзорное очарование, выныривает мгновением спустя, смотрит на нее пристально, щурясь от бьющего в глаза солнца, и молчаливо требует объяснений. Йоко лишь пожимает плечами, прячет ладони в широких рукавах и идет дальше, заглядывая едва ли не в каждый прилавок.

— Спрошу еще раз, — говорит она, не оборачиваясь, — тебе уже доводилось убивать?

Саске не отвечает довольно долго, но Йоко чувствует, что он все еще идет следом. Она останавливается, так что он едва не врезается в ее плечо, протягивает продавцу пару монет и просит две порции жареного кальмара. Одну протягивает молчаливому Саске, коротко глядит на его гладкое белое лицо и идет дальше.

— Терпеть не могу готовку Кабуто, — бросает она как бы между прочим, оборачиваясь через плечо и едва не влетая в высокую одетую в юката женщину, — ты вот умеешь готовить?

— Нет, — быстро отвечает Саске, и Йоко проглатывает смешок.

— А я могу, — она пожимает плечами, медленно пережевывает слишком резинового кальмара, — но не люблю. Лучше буду торчать весь день в лаборатории, чем на кухне.

Палочка летит в ближайшую урну, со звоном стукается о металлические стенки и падает на дно. Йоко фыркает, задирает голову, разглядывая громаду выросшего впереди здания с закругленной крышей, и причмокивает, слизывая с губ остатки кальмарного сока.

— Дом Благовоний, — читает вывеску Саске, и Йоко хмыкает, потому что именно так было написано в свитке.

— Уйдем отсюда прежде, чем догорит одна палочка, — Йоко вскидывает руку, закрывая ладонью солнце, и растягивает в широкой улыбке губы.

Их пропускают легко, словно долгожданных гостей, и Йоко приветливо цокает, покачивая головой. Лестница на второй этаж кажется бесконечной, крошечные ступеньки скрипят под ногами, а из-за тонких стен слышится смех. Шагов Саске почти не слышно, Йоко топает специально, громко говорит, разводя руками и то и дело поправляет задирающиеся широкие рукава.

— Деревня, скрытая в Звуке — это, в общем-то, сеть убежищ и лабораторий в разных концах страны, а еще в некоторых других странах, которые о них, конечно, не знают, — Йоко тараторит, словно боится что-то забыть, и голос ее сливается с доносящимся со всех сторон хохотом. — Как и другие скрытые деревни, мы сотрудничаем с правительством, выполняем миссии и получаем за это деньги. Страна без скрытой деревни — как голая женщина в мужской бане, так что сотрудничество взаимовыгодное.

Она останавливается перед большими резными дверями, чувствует невесомое дыхание позади, тянет в улыбке губы и проглатывает срывающиеся с языка слова. Йоко считает секунды, дышит глубоко и размеренно и чувствует, как наполняет изнутри бушующее пламя.

— И ты ведь уже догадался, что прямо сейчас мы выполняем подобную миссию, — добавляет она, отбрасывая с лица растрепавшиеся на улице волосы.

Двери распахиваются от легкого толчка, смех внутри на мгновение затихает, а после гремит снова. Йоко морщится и ведет подбородком, смотрит на щерящегося мужчину в распахнутом кимоно, оголяющем торс с длинным разветвляющимся шрамом, и приторно улыбается, пряча ладони в широких рукавах. Она проходит внутрь под одобрительный взгляд, оставляет Саске за спиной и шипит почти по-змеиному, склоняя голову набок и позволяя волосам скрыть хищный блеск ее глаз.

Перед ней Аота Харута — глава местной группировки, разросшейся настолько, чтобы позволять себе ставить условия дайме. И ставить палки в колеса отцу.

А уж члены его банды представляют собой по-настоящему отвратительно никчемные экспериментальные образцы.

— Неужто Орочимару наконец-то внял моим словам? — он будто задает вопрос, кивает сам себе и сцепляет пальцы на животе. — Славно, славно. Верное решение, я слышал, после сражения с Третьим Хокаге он сильно ослаб.

На лице его, широком и остром, расплывается улыбка, и Йоко презрительно цокает, закатывая глаза. Аоба в ее рукаве щекотно копошится, вызывая улыбку, и она смотрит на длинный шрам и думает, что хорошо бы заштопать его, как разорванное полотно.

— Саске-кун, — Йоко свистяще тянет звуки, перебирает спрятанные в рукавах пальцы, — зря ты сжег то письмо. Я ведь уже забыла, сколько мне дадут за его голову.

Она протяжно вздыхает, прикрывая глаза, и в то же мгновение выражение лица Харуты меняется с наигранно доброжелательного на разгневанное. Он подается вперед, хлопает ладонью по покрывающим пол татами, а потом снова и снова, но так ничего и не происходит. Йоко жмурится, щелкает пальцами и призванные змеи, все, кроме прячущегося в рукаве Аобы, исчезают в облачках белесого дыма.

— Тебе стоило и дальше проворачивать свои делишки в самом низу, — шипит Йоко, покачивая головой.

Она терпеть не может разводить долгие беседы, но в свитке были однозначно указаны условия, и их во что бы то ни стало следует соблюсти.

Харута бросается вперед, и она вскидывает руку, слышит стрекотание птиц за спиной и не может сдержать улыбку. Скользящая по коже теплая змеиная кожа вызывает на загривке мурашки, надрывный хрип сменяется гулким стуком и тишиной, и она удовлетворенно жмурится, чувствуя, как обвивается вокруг рукава упругое тело. Аоба ворчит себе под нос, и Йоко гладит его кончиками пальцев, шум за спиной стихает, и только кто-то заполошно дышит, выдавая свое присутствие с головой.

— Одна палочка благовоний! — Йоко щелкает пальцами и разворачивается на каблуках, когда струящаяся у самого окна сизая струйка свивается в колечко и исчезает.

Упирается в застывшего посреди прохода Саске, который почему-то тоже улыбается всего мгновение, а потом снова смотрит безразличными, черными как кровь в лунном свете глазами и делает шаг в сторону. Аоба недовольно бурчит что-то про эксплуатацию и исчезает, а Йоко сбегает по лестнице вниз, приветливо машет рукой посетителям в общем зале и выныривает на улицу, где яркое солнце все еще ослепительно светит, а толпа на улицах не кажется ничуть меньше.

Она предпочитает оставаться в одиночестве, и потому шагающий за спиной Саске тяготит до тугого комка в горле и колючего оцепенения в кончиках пальцев. И все-таки Йоко хватает Саске за руку, тянет в сторону знакомой забегаловки и силой усаживает за стол.

— А теперь, Саске-кун, давай перекусим, — затягивает слова она, насвистывая пришедшую на ум мелодию, — а после продолжим нашу с тобой экскурсию.

Безвкусная пилюля хрустит на зубах, и щекотное ощущение внутри проходит, Йоко подает знак, и официант понятливо кивает.

— Ты только что убила того парня, — голос Саске кажется пробивающей череп насквозь сосулькой, — а теперь обедаешь по соседству?

Мальчишка сидит напротив, подперев щеку сжатой в кулак ладонью, сверлит Йоко непроницаемым взглядом, и от этого взгляда к горлу подкатывает смешок.

— Ну да, — она разводит руками, криво ухмыляется, — и кто мне что сделает?

Саске выплевывает смешок, подтягивает к себе тарелку и многозначительно кивает, наверняка тоже чувствуя скрестившиеся на них взгляды.