Этюд в зелёных тонах (джен)

Тропинка вилась, петляла, извивалась, уползая за деревья, а мы стояли и смотрели ей вслед. Флаттершай ещё и помахала на прощание. Наконец чудесатая дорожка исчезла из виду. Пегасочка вздохнула и с сожалением спрятала в сумку пустую баночку из-под мёда.

Возможность вновь добраться до любимого лакомства она нашла быстро — пара ложек перепала тропинке, которая унесла нас от кучки дико расчихавшихся от зелья Зекоры древолков и роя странных железных ос, вылетевших из стоящего почему-то прямо посреди солнечной полянки книжного шкафа, которым зелье оказалось нипочём, одной Флатти угостила стайку нагнавших нас бухбабочек, ещё одну таки рискнул сугубо из профессионализма отведать я, и теперь безуспешно пытался выйти из образа электрического дикобраза, а остальное пегасочка, с простодушным удовольствием жмурясь, долизала в одну мордашку.

— И куда теперь? — спросил я, сердито стряхивая с колючек, в которые слиплись грива и хвост, искры. Ведь знал же, болван, что так будет, но нет же, репортёрская добросовестность и, что греха таить, банальное любокопытство заели… Хотя и взбодрил меня медок зачётно, ради справедливости, тут ничего не скажешь. Перед нами вздымался могучий и почти отвесный утёс, густо поросший кривыми колючими ёлками.

— Ну, наверное… — Флаттершай забавно сморщила нос, размышляя. — Можно направо, к тем посёлкам диких пони пятого колена, но там болото, а в нём та самая летучая супница, только она совсем уже проржавела, и у неё потёк спатиевый ирреактор, продукты распада и всё такое… там уже сформировался свой собственный сомниоценоз, и… ну в общем, я не знаю, что там у них могло насниться за это время. Твайлайт с Пинки и принцессой Луной туда ходили, нашли и выкрутили из супницы спатиевые элементы и сказали, что там вроде как, ну… застрявший кусок сна, но кому он снится, зачем снится, и что там снится, а что нет, трудно сказать. Это как про сон сказать, что это не сон, потому что не сон не бывает сном, но он совсем как сон, только наоборот… короче, я не очень поняла, но кажется, там возник бредовый сон пятой степени, который снится сам себе. В общем, через пару лет оно должно рассеяться, у спатия, в отличие от прочих сомнеталлов из группы лунтаноидов вроде того же лунфрама, совсем малый период распада, и распадается он, к счастью, на лёгкие морфеоны с испусканием мягких глюквантов. А то здесь и своих чудищ хватает.

— Нихвоста не понял, — честно признался я. — Я в морфеонах, увы, не специалист, даже в лёгких. Сон ведь всегда чей-то, как может быть иначе?

— Ну вот как-то так, — развела крыльями пегаска. — Попадёт туда какая-нибудь лягушка, и этот сон станет и её тоже… а дальше как пойдёт. Может, она приснится себе жабодраконом, а может, бриззи, да хоть пурпурным аликорном.

— Нет уж, бриззи я никому сниться не хочу, — решительно сказал я. — Мне дороги моя репутация и, э… достоинство. Жабодраконом не влезу в редакцию, а в аликорны мне рановато, да и цвет не тот. А слева что?

— Ну может, это будет маленький жабодракон с большим, э… достоинством? — засмеялась Флаттершай, потом на миг нахмурилась. — А слева… Там мы пройдём легко, но надо идти тихо. Днём они спят, а ночью тренируются и уходят в набеги. Пошли. Хорошо, что для тыблок не сезон, вон целая роща.

— Яблок, в смысле? И кто — «они»? — тихонько спросил я, следуя за ней по пятам.

— Яблоки ешь ты, а тыблоки едят тебя, — спокойно пояснила кобылка, понизив голос. — А есть ещё выблоки и мыблоки, но те вааще звери, их не то что Эйджи, даже пинкины тигрозайцы косить и обмолачивать боятся… и нет, это в другой раз, Пирл, слишком долго рассказывать, ладно?

Я кивнул. Мы миновали рощу тыблонь с длинными шипастыми ветвями, что неспокойно шевелились, будто принюхиваясь, хотя ветра не было, затем деревья по левое крыло расступились, открывая массивную изрядно ржавую железную стену в обрыве, в которой зиял проход, наполовину закрытый тяжёлой железной дверью-шестерёнкой.

— Ого… Что это за место? — я включил записывающий амулет.

— Тише. Это убежища, в которых те выживальщики надеялись пересидеть нашествие Дискорда, но потом они построили себе посёлки в чаще возле спатиевого болота и теперь считают, что это и есть вся Эквестрия, — шёпотом ответила Флаттершай, легко скользя по песчаному берегу бегущего под обрывом ручейка к старенькому потемневшему бревенчатому мостику. — А сейчас… там-то и прячутся те самые «они». Скутс’таэли.

— Кто-кто?! — я чуть с мостика не рухнул, запнувшись о щель между брёвнами. Флатти поймала меня за ремень и втащила назад, поспешно зажав мне рот крылом.

— Тс-с-с! Если они нас услышат, то возьмут в плен, и придётся ждать, пока нас не обменяют на кексики и пирожки у Пинки. До ночи, в смысле. А мне зверушек вечером кормить надо.

— Они что, бандиты?

— Нет-нет, ну что ты. Они борцы за свободу, — пегасочка как-то странно усмехнулась. — У нас живёт маленькая пегаска Скуталу, оголте… то есть лучшая фанатка и подружка Рейнбоу Дэш, которая очень хотела научиться летать, но у неё долго не получалось. Потом Твайлайт и Луна исправили ей магические каналы, только пришлось ждать, пока дорастёт до нужного возраста, маленьким опасна такая процедура… но она хотела научиться быстро, наклепала своих клонов в Зеркальном Озере, а те вышли из-под контроля и чуть было не разнесли Понивилль. Их потом переловили и расселили по Эквестрии, у нас ведь не так много жеребят рождается, как хотелось бы… но эти спрятались в Лесу. И теперь усиленно учатся пускать с рельс поезд и захватывать телеграф, почту и ещё что-то там… Но динамита у них нет, на почте Дитзи их и так угощает маффинами, а захватывать «Сладкий Уголок» гораздо вкуснее, чем телеграф, которого в Понивилле тоже нет, и Пинки каждую неделю устраивает Особую Захватывающую Вечеринку, после чего скутс’таэли еле уползают обратно в Лес.

— Хм… — я заснял для статьи сколоченный из старых ящиков от апельсинов кособокий «паровоз», стоящий на берегу ручья на «рельсах» из берёзовых жердей. Рядом торчал подпёртый такими же жердями облупленный фанерный щит-домик с криво прорезанной дверью, над которой белой краской было размашисто намалёвано «Тилиграфъ и нимножка почьта», и по сторонам — «Скуталу — дура! Сама ты скуталу! Не портете Риквизит, дуры!», и несколько раз вкривь и вкось — «Ренбау Даш — самая крутая пигаска!». Неподалёку красовалось подобие плетня из веток, обозначенное «Барюкада», а в воде у берега мокла полузатонувшая дырявая лодка с гордой, хотя и малость корявой надписью «Авьроря» и помятой трубой от самовара на носу. — М-да, обстоятельные детишки. А зимой как?

— А зимой мы их забираем на ферму к Эпплджек. До весны. На большее они не согласны, — пегаска грустно вздохнула и развела крыльями. — Клоны Озера, Пирл, они… ну, разные. Эти совсем без принцессы в голове, из школы и вообще отовсюду сбегают… Так лучше. Здесь за ними можно хоть как-то присматривать. А потом мы с Твайлайт сделаем тут летний пониорский лагерь с приключениями, а они будут вожатыми и инструкторами.

— Потрясающая история, — я сменил кристалл в записывающем амулете. — А её можно опубликовать?

— Можно, наверное… Только зачем? — Флаттершай пожала крыльями. — Опять набегут всякие доброжелатели с плачем о несчастных жеребятах, брошенных в лесу, в прошлый раз их набежало столько, что скутс’таэли их потом месяца два выменивали на кексики, цветные карандаши и шерстяные носки, кого-то покусали древолки, а один олух исхитрился влезть в гнездо шлангустов, и его три дня оттуда выпутывали, а шлангусты беднягу ещё и ощипали налысо, он долго потом на понях не показывался…

— Ах вот почему канцлер Нейсей так долго поправлял здоровье на водах… — я вспомнил загадочную улыбку принцессы Селестии, которую я же об этом и спрашивал в интервью, и чуть было не заржал, но пришлось ограничиться сдавленным фырканьем и кашлем, ибо разделить участь невезучего канцлера не хотелось. Флаттершай заботливо постучала меня по спине, и мы пошли дальше. Логово свирепых скутс’таэлей давно уже скрылось за деревьями, под ногами стелился мягкий мох, он же космами свисал с могучих деревьев, мерцая искристыми звёздочками то ли цветов, то ли каких-то насекомых. Здесь безоглядно царила ночь, древняя, как сам Лес.

— Что ж, посмотрим, что скажет Старик, — поразмыслив, решил наконец я. — Уж он-то найдёт тех, кто принесёт скутс’таэлям максимальную пользу за выкуп.

Флаттершай хихикнула и вдруг остановилась.

— Мы пришли, Пирл. Смотри.

Деревья расступились, и мы теперь стояли на берегу огромного озера. Совершенно небывалого озера. Я ощутил, как моя нижняя челюсть загремела об копыта.

— Дальше мы не пойдём, — Флаттершай улыбнулась, забавляясь моей реакцией, которой, несомненно, ожидала.

— Там, дальше, только туман… он становится всё гуще и плотнее, нам там делать нечего. Но, я думаю, хватит и этого.

— О, да, — едва выговорил я, хватаясь за амулет. — Ещё как!