Этюд в зелёных тонах (джен)

Приближаясь к домику-дереву на опушке грозного Леса, я был немало удивлён. По рассказам, древняя чаща подавляла исходящей от неё опасностью даже на окраине, была мрачной и хмурой, напрочь отбивая всякое желание войти под сень тёмных крон… но здесь была яркая зелень, цвели яркие цветы, порхали мотыльки и под весёлый птичий щебет безбоязненно шуршали в высокой траве какие-то мелкие зверюшки. Или же… всё дело в хозяйке этого места?

…Когда наш главред поручил мне эту серию статей, я спросил:

— Но почему именно я? Есть и куда более знаменитые журналисты.

На что старик Оукен Шилд только раздражённо фыркнул в усы и придавил меня к жалобно затрещавшему стулу фирменным «чугуниевым» взглядом из-под грозно насупленных могучих бровей:

— Потому, что Я так сказал! Впрочем… будет лучше, если ты уяснишь заранее. Во-первых, Пирл, ты, в отличие от них, знаешь меру и совесть не потерял… по крайней мере, я об неё в коридоре пока не спотыкался. И видишь живых пони, а не сенсационные строчки в утреннем выпуске. Во-вторых, зная этих конькретных пони… хе-хе, вот именно поэтому нашим дорогим во всех смыслах говнюкам ни бриззи бы не обломилось, зато их бы поломали знатно, уж поверь старому хрычу на слово, — от его зубастой ухмылки мне как-то резко стало неуютно. — Тут никакие родственнички, связи и охмурёж не помогут. И в третьих — мягкое и ненавязчивое пожелание принцесс назначить именно тебя, и никого иного. Переданное с личным курьером Её Солнечного Высочества, сопровождаемым парой Ночных Стражей, закованных в лунфрамовые доспехи и увешанных стрелялками и ковырялками, половины из которых даже я не знаю, по самые кисточки на бронированных ушах. Ясны тебе такие причины? Разжёвывать не надо?

Мне оставалось лишь кивнуть. Да уж, яснее некуда. Столь явно выраженный интерес Короны на корню отсекает все помехи — боком вылезет кому угодно, проверено.

— Ну и чего ты тогда ещё здесь?! Поезд в Понивилль через полчаса. И если тебя на нём не будет… — в меня полетел билет, для веса примотанный шнурком к биту. — Я ОЧЕНЬ разочаруюсь. БЕГОМ!!!

Волной зычного рёва меня вынесло в коридор вместе с мебелью. Кто там говорил, что у земнопони плохо с магией? Ага, ну да, счас. Дальше пришлось уже своим ходом и лётом во весь опор — благо все репортёры «Кантерлотского СкороВестника» уже привыкли к манере исполнения указаний старика: «Срок — вчера!», и к тому, что понидельник у нас всегда начинается в субботу.

Так что осталось лишь всегда готовые седельные сумки, зачарованные на стазис, подхватить по дороге, заскочить домой и сообщить родителям, что уезжаю, и на поезд я в итоге успел даже с запасом. Секунд на тридцать. Впрочем, второй уходил через час — но оплачивать проезд пришлось бы уже из своего кармана. Старик любит пошутить в своей манере, а то. И вот — я на пороге лесного домика и очередной тайны. А ради чего ещё стоит жить? Я резко выдохнул, встряхнулся и решительно дёрнул за шнурок колокольчика.

Флаттершай отворила дверь с приветливой улыбкой.

— О, привет, ты, наверно, тот журналист, о котором говорила Твайлайт? Я Флаттершай.

— Привет, — я отвесил изысканный полупоклон, приподняв крылом шляпу. — Да, я репортёр «Кантерлотского СкороВестника». Если ещё кого из нашей братии сюда ненароком не занесло, то единственный и неповторимый. Моё имя Блэкпирл Спарроу, можно просто Пирл. А тебя невозможно не узнать — Хранительниц Элементов знает вся Эквестрия.

Жёлтая пегаска смущенно потупилась.

— Лучше б не знала… это ужасно неудобно, когда на тебя все пялятся и шушукаются за спиной. Мы же ничего такого не сделали, это всё Твайлайт…

— А она всё сваливает на вас, — усмехнулся я, невольно залюбовавшись застенчиво переминающейся с ноги на ногу порозовевшей пегаской.

— Ну, Твай… Вот сколько раз просила же… — жалобно пробубнила себе под нос Элемент Доброты, не зная, куда девать глаза. Набрела взглядом на коврик для ног, и спохватившись, поспешно отошла от двери:

— Ой, прости. Проходи скорей. Чаю, ещё чего-нибудь?

— Нет, спасибо. — Я покачал головой, осматривая просторную светлую комнату, на удивление подходившую хозяйке, и пояснил:

— Я уже был у Эпплов на ферме.

— А, ну тогда ясно, — улыбнувшаяся пони поставила назад приподнятый было чайник. — От Эйджи ещё никто не уходил… голодным. Присаживайся.

— И не уползал. Мягко говоря, — пробурчал я, садясь на придвинутый к столу стул. Флаттершай устроилась напротив, подперев подбородок лапкой.

— Это тебе ещё повезло, что Семейный Слёт Эпплов был на прошлой неделе — Твайлайт они при первом знакомстве закормили до состояния колобка.

Она тихо засмеялась, что-то вспомнив, а меня передёрнуло. Кажется, яблоки я разлюбил надолго…

— Ладно, так что тебя интересует? — Пегасочка взяла себе ватрушку. Чуть неловко улыбнулась: — Я с утра зверят лечила, завтрак пропустила…

— Я и подождать могу.

— Нет-нет, мне нетрудно, — помотала головой Флаттершай, беря чашку. — Я давно привыкла делать несколько вещей разом, иначе времени ни на что бы не хватило.

— Что ж, приступим, — я раскрыл блокнот и активировал записывающий кристалл на шейной цепочке. — Нашим уважаемым читателям известно, что Лес — одно из немногих мест, не управляемых пони и почти не подвластных даже принцессам. А что думает об этом, пожалуй, единственный знаток этого странного места? Откуда взялся Лес и какие тайны он скрывает?

— Тайны… Тайн там мно-ого, — мечтательно вздохнула пегаска, болтая в чашке ложкой, которой только что выковырнула комочек душистого мёда из банки. — Это не статью, это книгу, наверное, надо, — она ловко сдула упавшую на глаза прядку и осторожно сёрбнула чаю.

— А откуда и как… ну, в самую глубь Леса пройти мешают сплошные заросли древних деревьев. Таких уже нигде нет… а может, нигде больше и не было. Они напитаны странной магией и сердце Леса сплошь окутано ею и скрыто, будто непроглядной мглой. Сверху виден лишь туман да верхушки деревьев поначалу, а дальше — и те пропадают. Эту мглу, говорят, не могут прозреть даже принцессы… или не хотят. И о том, что она скрывает, ходят лишь слухи да сказки. Страшные большей частью. Чаще всего они гласят, что те деревья были кем-то выращены в незапамятные времена для защиты окрестных земель от некоей напасти, уничтожить которую не удалось. Ну, а что это за сила — вариантов великое множество. От развалин замка чёрного мага до врат в иной мир, разлома в реальности, или же ядовитых обломков древнего летучего корабля, что привёз со звёзд то ли предков пони, то ли принцесс, то ли жутких чудовищ или солдат какой-нибудь ксенофобской империи.

Золотистая пони развела крыльями, удерживая лапками полупустую чашку перед лицом.

— А некоторые, наоборот, считают, что там спит необычайно могущественное существо, чьим сном является этот мир, Эквестрия и все мы, а Лес призван хранить его сон, ведь стоит ему или ей пробудиться — и мы просто тихо исчезнем…

Я невольно зябко передёрнул плечами от такой перспективы. Монотонно, словно в некоем трансе говорившая пегаска встрепенулась, словно очнувшись, её глухой голос и невидящие глаза вновь ожили, и она аккуратно допила чай.

— Словом, тут ничего не известно толком, хотя-а-а… я помню, как-то Пинки Пай обмолвилась, ещё когда мы… ну, шли к Замку Двух Сестёр, что это всё чушь и на самом деле в Лесу скрыта некая Терминальная Догма, но что без Чёрной и Белой Луны она уже неопасна, тем более что копьё оттуда, как она выразилась, «давнобородато свистнули», а какие-то «сотворцы» куда-то запропастились. И что это вовсе не та Луна, а зебрам надо меньше сушёных поганок курить, пока розовый дым из ушей не пошёл. Вроде она даже ходила с этим к принцессам, и потом Зекора с посольством ездила в Зебриканию. После чего Пинки закатила бурную вечеринку в честь того, что не станет министром. Тем более, как она заявила, что министром она была бы аховым, и вообще — ей дел хватает и без слежки за всеми, и голова в проветривании не нуждается, а быть деревом — скучно и могут спилить на дрова, если Трикси звезд с неба нахватает.

Флаттершай смущённо улыбнулась, пожав крыльями.

— Ну, это же Пинки… но она ничего не делает без причин, пусть даже мы их не знаем или не понимаем.

— В любом случае, раз принцессы отнеслись к её словам серьёзно, про это лучше не писать, — я покачал головой. Про Пинкамину Пай я был наслышан, хоть лично ещё не встречал, и стронуть неосторожными публикациями спящую лавину, затрагивающую государственные дела, если не что похуже, категорически не хотелось. Да и крупная чуйка, которую я ещё не разучился слушать, прям-таки вопила о том же.

— Наверное, да, — подумав, Флаттершай мило нахмурилась и кивнула. — Насколько я знаю, секрета из этого никто не делал, но всё же не стоит.

Пока я возился с удалением части записи, она собрала посуду, рассеянно вымыла её и расставила на полки. Судя по задумчиво прикушенной губке, взволнованно стригущим ушкам и отдавленной под конец действа лапе выползшего откуда-то белого кролика, нахально потребовавшего было жестами «жрать», в себя она ушла глубоко.

— Я вспомнила! — пегасочка даже подпрыгнула на месте, и продолжавший путаться под ногами наглый кроль заверещал — по нему опять потоптались.

— Ой, прости, Энджел, я нечаянно…

Кролик обиженно фыркнул, задрал нос и гордо удалился, злобно зыркнув в мою сторону. Нашёл причину своих бед, называется. Ладно, если что — и не такую живность обламывали. Прорвёмся… кстати, да.

— И что ты вспомнила?

Огорчённо глядящая, мило прикусив губку, вслед любимцу Флатти встрепенулась.

— Что? Ах, да… Я вспомнила, почему твоё имя показалось мне знакомым. Это ведь ты участвовал в той экспедиции в заколдованную библиотеку, да?

Я вздрогнул. Так и знал, что до этого дойдёт… не самый приятный эпизод, моё первое задание — и я крепко подозреваю, что досталось оно едва оперившимуся жеребчику только потому, что остальным коллегам хвосты и… окрестности были дороже сенсационного репортажа.

— Извини, — отследившая мою реакцию кобылка смутилась. — Я не подумала, что тебе может быть… ну, неприятно об этом вспоминать.

— Но ты-то тут ни при чём, — я вздохнул и потёр бедро. — Не стоит извиняться. Просто это было моё первое задание, как репортёра — да ещё с корабля на бал, как говорится. Едва поздоровался — сумку в зубы и пошёл, сынок, голактего… то бишь тьфу ты, редакция в опасносте, и кроме тебя некому, у того внезапно открылся пероральный понос, у этого радикулит языка, а у вон того аппендикс в ухе воспалился… а я, дурень, и обрадовался. Сразу всем покажу, ага. Прицепили меня к шестёрке гвардов — и полезли мы геройствовать. То есть это они — геройствовать, а я как и подобает учёному ослу по заветам Напоньлеона — в середине с камерой наперевес. Новейшей тогда, дорогущей, и за неё с меня семь шкур обещал спустить лично Старик за каждую царапину. Ну и попёрли…

Я ещё раз вздохнул с некоторой ностальгией, вспоминая мандраж и нервно трясущиеся ноги. Флаттершай вся обратилась в слух с искренним интересом.

— Началось с того, что за дверью оказался туман… а за ним болото. Самое настоящее, с кочками, трясиной, и какими-то камышами или кто они там были. Тоскливо-злобный вой жутью давит и темно, аж зубы скрежещут… причём неизвестно, чьи. Гварды пытались подсветить, но дальше, чем шагов на пяток, кроме тумана с кочками и бочагами, мы ничего не увидели… а может, и хорошо, что не увидели. Там одних смутных теней, что иногда в тумане мелькали вокруг и над головой, хватило, чтоб я порадовался, что пони не носят штанов. А по кочкам ползали те странные тварюшки, которых потом по всему Кантерлоту гвардия днём со словарём отлавливала, и неумолчно стрекотали: «Кррровушки, кррровушки, кррровушки»… ну или нам от этого гама вскоре так чудиться начало, нервы они нам мотали страшно… а когда один гвард не выдержал и дал одному стрекотуну пинка, у него накопытник превратился в хрустальную подкову и отвалился. Беднягу до сих пор спрашивают, не приехал ли за ним прекрасный принц в тыкве, и нет ли у него крёстной тети Аси.

Флаттершай деликатно хихикнула, прикрыв рот лапкой. Я развёл крыльями.

— В общем, кое-как мы продвигались… с час где-то, но коньца-края этому было не видно. Гварды магичили как могли, и только поэтому мы там не завязли в болоте сходу, зато перемазались с ног до головы, дискордова камера становилась неподъёмней с каждым шагом и меня из-за этой бандуры вытаскивать из трясины приходилось постоянно, а проклятые кочки тонули под ногами, стоило задержаться — и дружно увязали все. Думаю, если б не долг, парни с огромадным удовольствием утопили бы тиреков агрегат вместе с навязанным репортером… но именно камера была центром нашей миссии, и мы упрямо ползли и превозмогали, распугивая кровопросцев кантерэтажным матом. Даже вой вроде стих. Мы додумались замораживать болото перед собой, и хоть лёд слишком быстро таял и проламывался, всё же стало полегче. Замыкающий гвардеец как раз с руганью вытаскивал меня из очередного омута, пока остальные пытались заморозить хоть часть пути, и тут я увидел за ним в тумане приближающийся отсвет. Заорал, но поделать мы ничего не успели — из клёпаной кашемути вырвалась страшенная и зубастая огненная рожа и вцепилась гварду в… в район хвоста, в общем.

— Ой-ой… — сочувственно сказала пегасочка. — Это же больно!

— Ещё бы. Жеребец завопил, как в зад укушенный, и отчаянно взбрыкнул, рожа отлетела. Бойцы вдарили по чудищу заклятиями, аж болото вскипело, и оно вроде исчезло, но зато в тумане взвыло с таким злорадством, что стало ясно — это ещё цветочки. Дальше мы застряли окончательно — огненное страшилище с воем кружило вокруг и то и дело наскакивало с разных сторон, начхав на нашу магию — причём явно издевалось, судя по тому, куда оно всякий раз целилось. Спустя десять минут у троих гвардов были глубокие раны на седалищах — ляганная тварь прокусывала доспехи, как мокрую бумагу, а командиру она и вовсе напрочь отхватила хвост. Чарами раны не лечились, с перевязкой были очевидные сложности, нас загнали в глухую оборону на чужом поле, земля из-под ног буквально уходила, и стало ясно — дело труба. Не потопнем, так заедят. Короче, командир, мужественно отринув гордость, активировал амулет экстренной телепортации, который, к счастью, сработал штатно… почти. Вытряхнуло нас аж под потолком, и грохнулись мы знатно… а когда нас распутали, оказалось, что у меня тоже не хватает изрядного куска шкуры на крупе — я и не заметил, когда оно успело меня цапнуть — и что мы всем отрядом рухнули прямо на бесценную видеокамеру.

Флаттершай встрепенулась.

— Вас не ругали?

— Да нет, нам же и так перепало, да и косяк был не наш. Что-то там с сопряжением наложенной реальности… не знаю, я ж не единорог. — Я развёл крыльями. — К тому же записывающие кристаллы из этого дискордова агрегата удалось вынуть целёхонькими. Правда, ни крупа из того не вышло — один туман и наши же перекошенные рожи. А пока нас отпаивали зельями, чаем, и латали, припёрлись вызванные из Мейнхеттена «Охотники за поньвидениями», нам эдак сочувственно свысока покивали, паразиты, посочувствовали, мол, «ничего, орёлики, теперь за дело берутся профи!», и гордо полезли внутрь сами. Мы даже на отдых не сразу ушли, чтобы посмотреть, как у них выйдет…

Я невольно усмехнулся при всё ещё греющих душу воспоминаниях.

— И что? — нетерпеливо заёрзала кобылка, широко распахнув горящие изумрудным любопытством глаза.

— Мы хоть сами отошли, пусть и с потерями. А охотники вылетели оттуда, как пробки, и не только покусанные. Их магопротонные жезлы… ну в общем, целителям их пришлось вынимать из, гм, труднодоступных мест, скажем так.

Флаттершай хихикнула, прикрыв рот лапкой, потом чуть смутилась.

— Ой, прости Селестия, это, наверно, очень… неприятно.

— Смотря кому, — я хмыкнул. — Может, прозвучит цинично, но нам помогло лучше любых чар и эликсиров. Зато начальство приуныло — осталось разве что подорвать библиотеку пустотной чаробомбой. Во-от, а ещё через полчаса примчалась аж сама Джейд Файр с мандатом «Всё, сделанное предъявительницей сего, сделано по моему указанию и на благо государства. Принцесса Луна». Вмиг всех построила, нам подмигнула, и пошла внутрь одна. Мы и переживать-то начать не успели — что-то хлопнуло, будто огроменную книгу резко закрыли, дверь распахнулась, и мы увидели внутри обычный читальный зал и Джейд, которая магией расставляла разбросанные книги по полкам и шкафам. Оглянулась, с улыбкой нам помахала и телепортировалась. На том дело кончилось и мы расползлись по целителям и до хаты. Говорили ещё, всё это пошло от магической лавочки пониксов рядом, по которой во время Кантерлотской Битвы чем-то эдаким прилетело, и которую до сих пор всякие понитаку с днём с фонарём ищут — поди угадай, где она в следующий раз объявится, больно уж её хозяина тогда напугасили… а я по сей день так и не смог взять интервью у этого поганца, между прочим!

В ответ на моё праведное возмущение пегасочка тихонько фыркнула.

— Ой, извини… я не хотела смеяться, но это так прозвучало…

— Будто ничего важнее нет? — я кивнул. — Ну да, кто о чём, а репортёр о репортажах. Профдеформация, а как же. Словом, от той заварухи, кроме покусанного крупа, я получил известность и какую-никакую геройскую репутацию, хоть всё геройство там свелось к барахтанью в болоте, щедро сдобренному народным фольклором. Ну и с ребятами из гвардии мы с тех пор дружим. Зато теперь Старик — наш главред — посылает меня туда, куда Пинки параспрайтов не гоняла, мол, ты ж у нас теперь КРУПный специалист по всяким жо… гм, странностям. А уж страннее Леса — ещё поискать надо.

— Это да… — вздохнула Флаттершай, оглянувшись на окно, за которым виднелась опушка Леса. — Только что бы я ни рассказала, это не передаст и малой доли его странности, и… величественности.

Она вдруг смолкла, задумчиво прикусив губку.

— А может… — нерешительно произнесла затем, — просто сходим туда? Это будет гораздо быстрее, если самому почувствовать, да и описать такое… я не сумею, наверно, даже у Зекоры слов как-то не нашлось. Смогла Пинки, но она изобрела для этого свои собственные слова… и повторить их не может, говорит, они от неё разбежались, потому что она им зарплату после дождичка в четверг забыла выплатить. Ну, это же Пинки, она и не то может… Так что, сходим?

Разумеется, мои раздумья были недолгими… и уж конечно, я не собирался тратить время на изображения оных. С Флаттершай любая манерность казалась несусветной глупостью, и я просто спросил:

— Идём прямо сейчас?

— Ну, до вечера ещё далеко, так что на небольшую прогулку времени хватит, — пожала крыльями пегасочка. — Не будем же мы изучать весь Лес, там и года не хватит… ну то есть, если у тебя не было других планов, то можно и сейчас. Извини, я не хотела…

— Не-не-не, никаких планов, — поспешно заверил я чуть смутившуюся было Флаттершай. — Я ведь специально к тебе приехал, так что и все мои планы зависят от твоего удобства.

— А, ну тогда ладно… наверное, — пробормотала кобылка. — Это так… неловко, — жалобно добавила. — Будто я какая-нибудь примадонна. Нет, я всё-таки поругаюсь с Твайлайт… немножко. Потом… когда-нибудь. Наверно. Так, надо собираться…

Флаттершай, что-то жужжа под нос, жёлтой пчёлкой покружилась по дому, собирая сумку, я свои манатки только обратно на спину забросил, и мы пошли, оставив домик на сердито сопящего кроля. Ей-ей, он меня таки к Флатти ревнует. Встав на крыло, мы за несколько минут добрались до опушки Леса, оказавшись у начала неприметной тропки. Здесь Флаттершай повернулась ко мне и очень серьёзно сказала:

— Пирл, боюсь, мне придётся попросить, чтобы мои указания выполнялись сразу и безоговорочно. Я не хочу никем командовать, не подумай, но… это Лес, и чужих он, ну… не всегда любит.

— А если и любит, то гастрономически, — хмыкнул я. — Чистой и бескорыстной любовью. Никаких проблем, это же не Кантерлот. Вот там я ещё мог бы поработать гидом, а здесь ты за штурвалом. С чего начнём?

— Ну… — Флаттершай на миг задумалась. — Наверно, пока хватит, если ты пойдёшь за мной и не будешь никуда сворачивать и ничего трогать без спросу. Здесь всё может оказаться… не тем, чем выглядит.

В справедливости её слов я убедился на первой же полянке, на которую мы продрались сквозь колючки мужжевельника. Мужество требовалось и впрямь немалое — у иных минотавров рога были меньше. Так что когда я наконец вырвался на полянку, змейкой проскользнувшая вперёд пегасочка уже нашла… что-то. Я напрягся.

— Осторожно, не напугай его. Это тихокрылый шкряб, — сказала Флаттершай, почесывая нечто, похожее на помесь расчески с вентилятором.

— И… что он делает? — я с опаской обошёл шуршащее нечто, пытаясь найти у него хотя бы глаза.

— Тихокрылит и внезапно шкрябает, конечно, — пожала крылышками пегасочка. — Рэрити бедняжку потом чуть не убила за испорченную прическу… и пол-леса распугала. С тех пор те чокнутые земнопони и пегасы из посёлков в чаще боятся единорогов и кидаются в них какими-то зелёными соплями. Хотя лесным единорогам повезло ещё меньше. К ним занесло Пинки Пай, а ингредиентов на вечеринку у неё с собой не хватило и она подошла к вопросу, ну… творчески. Налепила из того, что нашла. С той поры эти единороги боятся перьев, магии и майонеза… и лучше тебе не знать, из кого она его, гхм, надоила и намешала... а пегасы, из которых Пинки эти перья надёргала, до сих пор летать боятся.

— Здесь кто-то живёт? — Вот это и впрямь было внезапно. И даже сенсационно, так что я потянул из сумки блокнот и карандаш.

— Да, но они совсем дикие, — вздохнула Флаттершай. — Выродились. Называют себя Пятым коленом… но и сами не знают, чьим. Дискорд как-то сказал, что от пятой ноги, да. Даже колдовать разучились, приспособили взамен всякую смеханическую, как сказала Пинки, ерунду с разбитой летучей кастрюли, она тут где-то в кустах с незапамятных времен ржавеет… они ещё при Дискорде решили, что настал конец света и спрятались здесь, но у Леса свои чары и свои законы, здесь наша магия работает разве что на окраинах, а уж в глубине чащи… там, кажется, даже деревня чокнутых на метках зомби есть. Эпплблум как-то туда угодила, когда увязалась за Твай к Зекоре, и едва ноги унесла… правда, Твайлайт не уверена, что им обеим не померещилось. Ну, малыш, хватит, лети, и веди себя хорошо, ладно?

Она отпустила млеющего и довольно поскрипывающего шкряба. Странная тварюшка не то каркнула, не то крякнула, вся встопорщилась, и раскрывшись, как зонтик, упорхала в заросли. Спустя миг через поляну пробежала ватага хмуро косящихся на нас ядовито-розовых ёжиков. Я протёр глаза. Ничего не изменилось, только ежи убежали.

— А?.. — я перевёл олошалелый взгляд на Флаттершай. Пегасочка хихикнула.

— Они кочуют за шкрябом. Он же не только шкрябает, но и шкрябит. Ну, ты же знаешь, ежам сложно чесаться и, эм-м… всё остальное.

— Некоторых вещей лучше не знать, — пробормотал я, помотав головой, чтобы унять разгулявшееся воображение. — И тем более не представлять, пока развидин не изобретут…

— Ну, не всё так страшно, — звонко рассмеялась Флатти. — Кстати, развидин Зекора как раз может сварить, главное, не переборщить. А то в школу заново ходить придётся.

— Блеск. Надеюсь, до этого не дойдёт, вряд ли Старику нужны школьные репортажи для стенгазеты, — я весело фыркнул, поправляя сумки. — Ну ладно, куда дальше?

— Во-он туда, мимо того камнедила, — махнула лапкой пегасочка. — Он не голодный, вон, трещинки закрыты.

Я посмотрел на дальний край поляны, но там никого не было, только крупный продолговатый валун лежал у самых зарослей очередных колю… Что?! Да ну, не может быть, это же только детская сказка!

— Это… живой камнедил? В смысле, настоящий?

— Настоящичнее, как говорит Пинки, некуда, — пожала крыльями Флаттершай и мимоходом постучала по булыжнику. Тот отозвался глухим гулом. — Они же вот так на солнышке до-о-олго копят энергию, разогреваются, а потом как добыча появится, очень быстро прыгают. Вот этот весит с тонну, и может свалить ударом хоть мамонта. А потом он просто лежит на туше и ест.

— Но он же каменный! — я сглотнул, представив последствия такого тарана и постарался обойти жутенький валун стороной, примериваясь выдернуть Флаттершай подальше, если что. — Что ему до мяса?

— Ему — ничего, а вот микроорганизмам, которые в нём живут, заменяют мышцы и вырабатывают что-то там магохимическое для скорости движения, очень даже многое, — развела крыльями пегасочка, неспешно подходя ко мне. — Симбионты. Точнее надо спрашивать у Твай с Зекорой, они месяц прыгали вокруг бедной зверушки и алхимически бредили, потом пытались делать доклад в Академии Магии Кантерлота, но им там едва бойкот не устроили «за помыслы о вымышленных домыслах».

— Узнаю дорогих академиков… — я добрался до кустов, обрамляющих прогалину, опасаясь заработать из-за твари косоглазие. — И чем конЬчилось?

— А ничем, — Флаттершай махнула лапкой, легко скользя по прячущейся в высокой траве тропинке. — Дискорд, правда, предложил перекрасить академию в полосатый цвет в свистящий горошек и покусать несуществующим камнедилом существующего академика, уравняв тем самым вероятность их бытия, но Зекора и Твайлайт усмотрели в этом понидокс… в смысле, испугались, что ценная зверушка отравится. Зери махнула лапкой и уехала, а Твайлайт им таки уже с вокзала в сердцах колданула, правда, на нервах какой-то там вектор магистатум попутала и вместо башен академии полосатыми стали некоторые, гхм… детали академиков. В общем, было весело… но вопрос остался открытым.

— А, вот что это был тогда за переполох… Интересно, что ещё здесь «несуществует»? — пробормотал я под нос, следуя за Флаттершай. — Мантикоры? Куролиски? Флатти? Да ладно… ты же не всерьёз?!

Оч-чень красноречиво промолчавшая пегасочка только хвостом на меня махнула.

— Это Лес, Пирл. Осторожно!

— Что? — я застыл на полушаге. Ничего серьёзнее кустов вблизи не наблюдалось, но Флаттершай зря бы не полошилась.

— Страстики. Они… ну, как кустики, но с хотелками. Зекора в эти кусты неудачные зелья как-то слила, и вышло… ну, что вышло.

— И чего они хотят? — подозрительно спросил я.

— Чего-то страшного. — Флаттершай морозно поёжилась. — Этих… Демокрадии и капутализма. Зекора в то зелье старый зебриканский учебник случайно уронила. К ним даже древолки боятся подходить, чтобы им не устроили честные и прозрачные выборы…

— Да уж… — я вздрогнул. Довелось как-то писать статью про отличия существующих и — в данном случае — существовавших и доказавших свою полную бесполезность политических построений. То, что осталось от Зебрики — весьма веское доказательство и повод для ночных кошмаров. Моих так уж точно.

— Ну вот, — обойдя по широкой дуге зазывно шелестящие страстики, под которыми я всё-таки разглядел смутно белеющие кости менее везучего электората, мы вышли на полянку с домиком-деревом. — Мы пришли к Зекоре, мне надо у неё кое-что взять, да и травяные настои у неё вкусные. В любом случае, надолго мы не задержимся. Идём?

Мы подошли к двери и постучали. Потом ещё раз постучали… и ещё раз. Наконец, сквозь странные булькающие звуки из-за двери донеслось недовольное бурчание:

— Кого ещё там принесло? Опять, зараза, уползло!.. Стоять, ежа тебе в… дупло!

Что-то звучно брякнуло, вякнуло и хлюпнуло. Затем к двери протопали, и она распахнулась. На пороге стояла, щурясь, зебра с увесистым половником. Окинув нас хмурым взглядом, она повернулась и нырнула обратно в сумрак, бросив через плечо:

— Коли пришли, живей входите, да двери плотно затворите.

— Эм… если мы не вовремя… — деликатно потопталась у двери, закрыв её за нами, Флаттершай.

В комнате, обвешанной связками трав, зебриканскими масками и амулетами, резко и странно пахло, посередине кипел здоровенный котёл, из которого торчали внушительные щупальца с крючковатыми присосками и чья-то макушка с огромной шишкой. Я опасливо покосился на половник и схватился за нос, чтобы не расчихаться.

— Не то чтобы невовремя… — вздохнула Зекора и почесала половником спину. — Но тут идёт процесс, и коль его нарушить, возможен… гм, эксцесс.

— Какое-то важное зелье? — осторожно прогундосил я, кое-как угомонив свербёж в носу. — Эксперимент?

— Ещё бы нет, — хмыкнула Зекора. — За ним глаз да глаз нужен, а то сбежит — ищи тогда новый ужин.

— Ты собираешься ЭТО съесть?! — изумилась Флаттершай. — А вдруг оно разумное?

— Да какое ни есть, хоть бы и дваумное, — флегматично пожала плечами зебра. — Но оно влезло в мою кладовку и обеспечило мне голодовку. Так что я лишь возвращаю свою провизию после его ревизии.

— Комплексный подход, — пробормотал я.

— Вот-вот, — помешивая вяло шевелящегося обладателя щупалок в котле, кивнула Зекора.

Тот вдруг покраснел и скрючился, зебра молниеносно выхватила его из котла и бухнула в ведро с водой. Оттуда повалил почему-то зелёный пар и громко зашипело.

— Этим лучше не дышите, если глюков не хотите, — посоветовала Зекора, закрыв лицо влажной тряпкой и кинув нам ещё две.

— Многовато хлопот для ужина… — вздохнула Флаттершай, отходя подальше. Я последовал её примеру, пережидая, пока пар исчезнет в дыре мощной вытяжки, проходившей, похоже, сквозь весь ствол дерева-дома дуплом.

— Железы полопались, вышел весь яд. — Зекора продолжала полоскать клубок щупалец в ведре. — Теперь отравиться им можно навряд. Если Octopus Zangastus вовремя промыть, он станет вкусным и не будет горчить.

Она завернула готовую к употреблению тварюгу в кусок ткани и сунула в шкафчик.

— Ладно, раз закончено с моими деяниями, займемся вашими желаниями.

— Нам бы зелье отворота… то есть отвода, — Флаттершай слегка смутилась. — Ну, мы в лес идём, в смысле, а я только от себя отвести могу, и то… не всех. Если мы вдруг повстречаем того же меткоплюя, могут быть проблемы, не говоря о прочих.

— Что ж, ясна мне суть вопроса, посмотрим, что в котёл забросить… — Зекора, нет-нет да и косящаяся на шкафчик с вожделенным сухопутным зангастанским осьминогом, нахмурилась, что-то бормоча себе под нос, пару секунд что-то считала, загибая пряди хвоста, потом кивнула и поволокла к очагу другой котёл, поменьше.

Пока она сновала, обирая полки и ощипывая пучки трав на стенах, я спросил шёпотом:

— А кто такой меткоплюй?

— Не знаю, — Флаттершай пожала крыльями. — Его никто никогда не видел. Да и вообще, по-моему, этого не знает даже он сам. Думаю, он ест ядошутку… он обычно встречается неподалеку от неё. Если услышишь тихое хихиканье — беги со всех ног, может, он не успеет плюнуть или промахнётся.

— А если попадёт?

— По-разному, — вздохнула пегасочка, садясь и аккуратно складывая крылья. — Но ничего хорошего. Иногда у тебя меняется метка… иногда исчезает, иногда накладывается новая поверх старой, иногда метки лезут, как грибы, причём то одинаковые, то разные. Магия идёт вразнос, вылазит боком и летит кувырком, непредсказуемо изменяется, может стать сильнее, а то и вовсе исчезает, даже врождённая. Но он не злой, просто так шутит. Я вот иногда думаю, что Дитзи, когда здесь заблудилась маленькой… кто-то ведь её вывел из Леса… ну ладно, речь не о том. Вот Эпплблум совершенно точно его повстречала, но Зекора тогда вовремя подоспела с зельем.

Дитзи… Дитзи Ду, знаменитая почталётчица ЭКСД?! Вспомнив серую пегаску, которая, что-то напевая, проштопорхала вверх ногами и хвостом вперёд над крышами, когда я шёл через Понивилль к жилищу Флаттершай, я невольно дернул плечами, по спине промчался табун мурашек. Не приведи Селестия так летать, от одного воспоминания даже крылья заломило. Может, ну его, этот Лес, не хочу превратиться незнамо во что… но тогда Старик уж точно меня превратит в безработного, а его магия явно сильнее. Флаттершай тем временем продолжала, не заметив моей рефлексии:

— Да и кроме меткоплюя там много всякого. Не всегда опасного… та же ядошутка живёт в симбиозе с эфирными дракончиками, которые проживают в её цветах, опыляют и восхихительно танцуют на лучах лунного света в полнолуние. Но увидеть это почти невозможно, чужих они чуют и сразу прячутся. Это как, ну… сказка, но Лес рассказывает её сам себе, у неё свои правила, которых пони обычно не знают.

— А ты? — я с интересом следил за жужжащей что-то под нос Зекорой, орудующей у котла.

— А я… — Флаттершай почему-то нахмурилась и прикусила прядку гривы. — Я, наверное, тоже из этой сказки… ну, частично. Что-то я узнала, о чём-то догадываюсь, но многого и я не ведаю… может, оно и к лучшему.

— Зато и расти есть куда.

— Конечно. Это же интереснее всего. — пегасочка оставила гриву в покое и солнечно улыбнулась, отчего мне тут же захотелось побеждать драконов… но таковых поблизости не нашлось, так что пришлось вернуть внимание зебре, пустившейся в речитатив:

Что в Лесу у нас нашлось,

Всё сейчас в котёл пошло.

Зубы Урсы, Трикси хвост,

Наш рецепт не так-то прост…

— Чего? — Я впечатлился. — Ну, зубы Урсы — допустим, но хвост?! Той самой Великой и Могучей Трикси? Она-то здесь что забыла?

— Она как-то, эм-м… неудачно пошутила над Твайлайт… или наоборот, чересчур удачно, — туманно пояснила Флаттершай. — Улетела на ракете и приземлилась здесь — что-то с управлением там заело, и шлёпнулась она в кусты страхополоха, где немалую часть хвоста и оставила. Старлайт в итоге её просто телепортировала, но… не полностью. Ну и вот. Зери ей потом ещё зелье роста волос варила. Трикси сперва хотела попросту на время сменить причёску, но побоялась, что публике не понравится утрата «Великого и Ужасного» образа. А зубы… была тут одна история с потерявшимися носками, знаешь ли… но это надо у Минти Фреш, Минуэтт или Трикси спрашивать, я в ней почти не участвовала.

Зекора продолжала мурлыкать, пританцовывая у котла:

Грозояблоко добавим,

Ядошуткою разбавим,

Вскипятим и размешаем,

Пинки-смеха накидаем…

Что-что? Ядошутка?! Я повернулся, но успел заметить лишь летящий в котёл розовый кристалл, в котором прыгали весёлые пузырьки.

— А разве?..

— Зекора знает, что делает, — пожала плечами Флаттершай, крылом поправляя на стене треснувшую и видимо, очень старую носатую маску. Почему-то с ностальгией вздохнула, глядя на неё.

— Даже мёда захотелось…

— Пчёлниевый мёд хорош, вон там на полке его ты найдёшь, — Зекора махнула хвостом в сторону. — Он ещё помогает, когда железные осы пожалят. Кто шкаф с этой дрянью потерял в Лесу, никак, признаться, я в толк не возьму. Травы на той полянке собирать мешают, чуть что — зверски за круп кусают. Спасибо хоть, не разлетаются, зато ещё и молниями швыряются. Древолки мимокрокодили — чуть их нахуфиг не спалили…

— Спасибо, Зери. А с осами я ещё не договорилась, они очень недоверчивые, говорят, на них напала жуткая огромная пони-медоед, но я постараюсь. Может, получится их переселить.

Флаттершай отправилась шарить на полке, я шагнул было за ней, но под носом оказался горшочек с остро и пряно пахнущим густым едко-зелёным зельем.

— Вот, готово зелье, что ж… А попробовать рискнёшь? — насмешливо спросила Зекора, когда я опасливо отстранился.

— А куда я денусь всё ж… — вздохнул я, покосившись на Флаттершай, с мурчанием опустошающую маленькую баночку с, кажется, светящимся золотистым мёдом. Бр-р-р… Несмотря на вставшие дыбом гриву с хвостом и летящие искры, пегасочка довольно жмурилась.

Потянулся за горшочком, но Зекора с фырканьем его убрала.

— Куда тянешься, балда, это же не для питья. Торбы поживей снимай, шкурку мазью натирай. Хвост и гриву не забудь, а не то их оторвут. И не мешкать попрошу — со вчера я жрать хочу!

Флаттершай долизала баночку, тихонько икнула, и тут же испуганно прикрыла рот лапкой. Я обалдело проследил глазами за вылетевшей небольшой шаровой молнией, которая с жужжанием поплыла по комнате. Зебра, отвернувшаяся к котлу, не глядя рассеянно отмахнулась от неё половником, молния обиделась, и искрящих пониёжиков стало двое.

Зекора зарычала, встряхнулась, рассыпав искры, выхватила у стоящего столбом меня горшочек и пошла ставить точки над «Ё». Через минуту я уже был ароматизирован с ног до головы, Флаттершай, прячущая улыбку и путано извиняющаяся, получила от сердито сопящей зебры ещё одну баночку жутенького неправильного мёда, и нас обоих выставили за дверь под ворчливое напутствие «Доброго вам пути, типа, а мне — приятного аппетита». Я едва успел поймать вылетевшие вдогонку сумки, как дверь захлопнулась.

— М-да, весьма колоритная личность.

— Зекора привыкла жить одна и ей… ну, немного неловко долго общаться. — Флаттершай спрятала баночку, предусмотрительно встряхнула гривой и хвостом, сбросив искрами заряд, и уже потом помогла мне затянуть ремешок. — Да и голод — не тётка…

— Ну да, он дядька, — я понюхал свою лапку. — Вообще-то запах даже приятный.

— Да, но… — Флаттершай лукаво прищурилась. — Скажем так, с некоторыми ингредиентами у обитателей Леса связаны определённые ассоциации, а уж в комплексе…

— Ядошутка, Урса и Пинки Пай в одном флаконе… — до меня дошло. Теперь уже нервно икнул я. — Однако… Не просочиться бы в канализацию.

— Её здесь нет, — рассмеялась серебряным колокольчиком пегаска, — а когда мы вернёмся в Понивилль, действие зелья уже должно кончиться.

— А, ну тогда ладно, — я двинулся за ней к деревьям. — Куда теперь?

— Вон по той тропинке, — Флатти кивнула на уходящую в чащу дорожку. — Она возражать не будет.

— Она в хорошем настроении? — поддержал я шутку.

— Нет, просто не голодная, — серьёзно ответила пегасочка, спокойно ступая на тропинку.

Моё приподнявшееся было настроение рухнуло в пута.

Тропинка вилась, петляла, извивалась, уползая за деревья, а мы стояли и смотрели ей вслед. Флаттершай ещё и помахала на прощание. Наконец чудесатая дорожка исчезла из виду. Пегасочка вздохнула и с сожалением спрятала в сумку пустую баночку из-под мёда.

Возможность вновь добраться до любимого лакомства она нашла быстро — пара ложек перепала тропинке, которая унесла нас от кучки дико расчихавшихся от зелья Зекоры древолков и роя странных железных ос, вылетевших из стоящего почему-то прямо посреди солнечной полянки книжного шкафа, которым зелье оказалось нипочём, одной Флатти угостила стайку нагнавших нас бухбабочек, ещё одну таки рискнул сугубо из профессионализма отведать я, и теперь безуспешно пытался выйти из образа электрического дикобраза, а остальное пегасочка, с простодушным удовольствием жмурясь, долизала в одну мордашку.

— И куда теперь? — спросил я, сердито стряхивая с колючек, в которые слиплись грива и хвост, искры. Ведь знал же, болван, что так будет, но нет же, репортёрская добросовестность и, что греха таить, банальное любокопытство заели… Хотя и взбодрил меня медок зачётно, ради справедливости, тут ничего не скажешь. Перед нами вздымался могучий и почти отвесный утёс, густо поросший кривыми колючими ёлками.

— Ну, наверное… — Флаттершай забавно сморщила нос, размышляя. — Можно направо, к тем посёлкам диких пони пятого колена, но там болото, а в нём та самая летучая супница, только она совсем уже проржавела, и у неё потёк спатиевый ирреактор, продукты распада и всё такое… там уже сформировался свой собственный сомниоценоз, и… ну в общем, я не знаю, что там у них могло насниться за это время. Твайлайт с Пинки и принцессой Луной туда ходили, нашли и выкрутили из супницы спатиевые элементы и сказали, что там вроде как, ну… застрявший кусок сна, но кому он снится, зачем снится, и что там снится, а что нет, трудно сказать. Это как про сон сказать, что это не сон, потому что не сон не бывает сном, но он совсем как сон, только наоборот… короче, я не очень поняла, но кажется, там возник бредовый сон пятой степени, который снится сам себе. В общем, через пару лет оно должно рассеяться, у спатия, в отличие от прочих сомнеталлов из группы лунтаноидов вроде того же лунфрама, совсем малый период распада, и распадается он, к счастью, на лёгкие морфеоны с испусканием мягких глюквантов. А то здесь и своих чудищ хватает.

— Нихвоста не понял, — честно признался я. — Я в морфеонах, увы, не специалист, даже в лёгких. Сон ведь всегда чей-то, как может быть иначе?

— Ну вот как-то так, — развела крыльями пегаска. — Попадёт туда какая-нибудь лягушка, и этот сон станет и её тоже… а дальше как пойдёт. Может, она приснится себе жабодраконом, а может, бриззи, да хоть пурпурным аликорном.

— Нет уж, бриззи я никому сниться не хочу, — решительно сказал я. — Мне дороги моя репутация и, э… достоинство. Жабодраконом не влезу в редакцию, а в аликорны мне рановато, да и цвет не тот. А слева что?

— Ну может, это будет маленький жабодракон с большим, э… достоинством? — засмеялась Флаттершай, потом на миг нахмурилась. — А слева… Там мы пройдём легко, но надо идти тихо. Днём они спят, а ночью тренируются и уходят в набеги. Пошли. Хорошо, что для тыблок не сезон, вон целая роща.

— Яблок, в смысле? И кто — «они»? — тихонько спросил я, следуя за ней по пятам.

— Яблоки ешь ты, а тыблоки едят тебя, — спокойно пояснила кобылка, понизив голос. — А есть ещё выблоки и мыблоки, но те вааще звери, их не то что Эйджи, даже пинкины тигрозайцы косить и обмолачивать боятся… и нет, это в другой раз, Пирл, слишком долго рассказывать, ладно?

Я кивнул. Мы миновали рощу тыблонь с длинными шипастыми ветвями, что неспокойно шевелились, будто принюхиваясь, хотя ветра не было, затем деревья по левое крыло расступились, открывая массивную изрядно ржавую железную стену в обрыве, в которой зиял проход, наполовину закрытый тяжёлой железной дверью-шестерёнкой.

— Ого… Что это за место? — я включил записывающий амулет.

— Тише. Это убежища, в которых те выживальщики надеялись пересидеть нашествие Дискорда, но потом они построили себе посёлки в чаще возле спатиевого болота и теперь считают, что это и есть вся Эквестрия, — шёпотом ответила Флаттершай, легко скользя по песчаному берегу бегущего под обрывом ручейка к старенькому потемневшему бревенчатому мостику. — А сейчас… там-то и прячутся те самые «они». Скутс’таэли.

— Кто-кто?! — я чуть с мостика не рухнул, запнувшись о щель между брёвнами. Флатти поймала меня за ремень и втащила назад, поспешно зажав мне рот крылом.

— Тс-с-с! Если они нас услышат, то возьмут в плен, и придётся ждать, пока нас не обменяют на кексики и пирожки у Пинки. До ночи, в смысле. А мне зверушек вечером кормить надо.

— Они что, бандиты?

— Нет-нет, ну что ты. Они борцы за свободу, — пегасочка как-то странно усмехнулась. — У нас живёт маленькая пегаска Скуталу, оголте… то есть лучшая фанатка и подружка Рейнбоу Дэш, которая очень хотела научиться летать, но у неё долго не получалось. Потом Твайлайт и Луна исправили ей магические каналы, только пришлось ждать, пока дорастёт до нужного возраста, маленьким опасна такая процедура… но она хотела научиться быстро, наклепала своих клонов в Зеркальном Озере, а те вышли из-под контроля и чуть было не разнесли Понивилль. Их потом переловили и расселили по Эквестрии, у нас ведь не так много жеребят рождается, как хотелось бы… но эти спрятались в Лесу. И теперь усиленно учатся пускать с рельс поезд и захватывать телеграф, почту и ещё что-то там… Но динамита у них нет, на почте Дитзи их и так угощает маффинами, а захватывать «Сладкий Уголок» гораздо вкуснее, чем телеграф, которого в Понивилле тоже нет, и Пинки каждую неделю устраивает Особую Захватывающую Вечеринку, после чего скутс’таэли еле уползают обратно в Лес.

— Хм… — я заснял для статьи сколоченный из старых ящиков от апельсинов кособокий «паровоз», стоящий на берегу ручья на «рельсах» из берёзовых жердей. Рядом торчал подпёртый такими же жердями облупленный фанерный щит-домик с криво прорезанной дверью, над которой белой краской было размашисто намалёвано «Тилиграфъ и нимножка почьта», и по сторонам — «Скуталу — дура! Сама ты скуталу! Не портете Риквизит, дуры!», и несколько раз вкривь и вкось — «Ренбау Даш — самая крутая пигаска!». Неподалёку красовалось подобие плетня из веток, обозначенное «Барюкада», а в воде у берега мокла полузатонувшая дырявая лодка с гордой, хотя и малость корявой надписью «Авьроря» и помятой трубой от самовара на носу. — М-да, обстоятельные детишки. А зимой как?

— А зимой мы их забираем на ферму к Эпплджек. До весны. На большее они не согласны, — пегаска грустно вздохнула и развела крыльями. — Клоны Озера, Пирл, они… ну, разные. Эти совсем без принцессы в голове, из школы и вообще отовсюду сбегают… Так лучше. Здесь за ними можно хоть как-то присматривать. А потом мы с Твайлайт сделаем тут летний пониорский лагерь с приключениями, а они будут вожатыми и инструкторами.

— Потрясающая история, — я сменил кристалл в записывающем амулете. — А её можно опубликовать?

— Можно, наверное… Только зачем? — Флаттершай пожала крыльями. — Опять набегут всякие доброжелатели с плачем о несчастных жеребятах, брошенных в лесу, в прошлый раз их набежало столько, что скутс’таэли их потом месяца два выменивали на кексики, цветные карандаши и шерстяные носки, кого-то покусали древолки, а один олух исхитрился влезть в гнездо шлангустов, и его три дня оттуда выпутывали, а шлангусты беднягу ещё и ощипали налысо, он долго потом на понях не показывался…

— Ах вот почему канцлер Нейсей так долго поправлял здоровье на водах… — я вспомнил загадочную улыбку принцессы Селестии, которую я же об этом и спрашивал в интервью, и чуть было не заржал, но пришлось ограничиться сдавленным фырканьем и кашлем, ибо разделить участь невезучего канцлера не хотелось. Флаттершай заботливо постучала меня по спине, и мы пошли дальше. Логово свирепых скутс’таэлей давно уже скрылось за деревьями, под ногами стелился мягкий мох, он же космами свисал с могучих деревьев, мерцая искристыми звёздочками то ли цветов, то ли каких-то насекомых. Здесь безоглядно царила ночь, древняя, как сам Лес.

— Что ж, посмотрим, что скажет Старик, — поразмыслив, решил наконец я. — Уж он-то найдёт тех, кто принесёт скутс’таэлям максимальную пользу за выкуп.

Флаттершай хихикнула и вдруг остановилась.

— Мы пришли, Пирл. Смотри.

Деревья расступились, и мы теперь стояли на берегу огромного озера. Совершенно небывалого озера. Я ощутил, как моя нижняя челюсть загремела об копыта.

— Дальше мы не пойдём, — Флаттершай улыбнулась, забавляясь моей реакцией, которой, несомненно, ожидала.

— Там, дальше, только туман… он становится всё гуще и плотнее, нам там делать нечего. Но, я думаю, хватит и этого.

— О, да, — едва выговорил я, хватаясь за амулет. — Ещё как!

Мы медленно вышли на крутой холм, обрывавшийся вниз, в озеро… на фоне которого блёкла даже огромная, чуть наклонившаяся бронзовая статуя, местами покрытая зелёной патиной, постамент которой утопал в какой-то довольно странной растительности.

— Эм, знаешь, Пирл, ближе лучше не подходить, — Флаттершай пошла в сторону вершины, огибая памятник. — Особенно нечаянно.

— Почему? — хотя куда больше меня интересовало мельком увиденное озеро, но репортёрское нутро ненасытно забурчало, учуяв новую тайну. — Если не ошибаюсь, вон на постаменте букеты лежат… кто-то же подходил, значит?

— Скутс’таэли подходили, да, но чаянно, — кивнула пегасочка, тщательно выбирая дорогу между купами цветов, похожих на… я собрался было понюхать, но меня резко дёрнули назад.

— Не тронь, это же ромашки! Их нельзя нюхать!

— Ромашки?! — всё, что я нечаянно понял — это что я отчаянно чего-то не понял. — Э… Они тут что, ядовитые?

— Они тут алкогольные, — мрачно сказала Флаттершай. — Скутс’таэли из них ром выжимают… неимоверной крепости. Слава Луне, что не пьют, а загоняют грифонам и якам… их в школу Дружбы и так, просто, понаехало даже слишком много. А ещё как топливо… И дух у них такой ромовый, что с одной понюшки валит даже камнедила, начхав на метаболизм. Гарри как-то подсел, еле откачала алкаша мохнатого. У, злыдень, сколько нервов мне извёл… Вот, смотри.

Она достала из сумки длинную костровую спичку, чиркнула о торчащий камень и осторожно, концом вытянутого крыла, поднесла к невинного вида цветочкам. Полыхнуло, как из домны, провощенная спичка облетела пеплом до самых перьев мгновенно.

— Ого… — я постарался обойти коварные рюмашки подальше. — Ядрёные цветики.

— Не то слово… — пегасочка помахала опалёнными перьями, сгоняя слабый дымок. — А памятник… ну, вокруг него растут чайные хентакусы… это такие фикусы, они отчаянно души не чают в чае и хентае, и неизвестно, в чём больше. Но неправильный мёд они любят ещё сильнее, и скутс’таэли их потчуют чаем с таким мёдом до тех пор, пока они не засыпают, и тогда уже… а ещё сюда ходят те чудные пони из пятого колена, тоже с чаем… ну и вот, кладут всякие цветы…

— А кому памятник, кстати? — я прилежно снимал памятник, слушая её рассказ. — И что это вообще за существо? Я тут опознаю только халат и хвост. Хотя пять разных ног, клюв и полосатые щупальца сочетаются с хоботом и ушами коалы довольно гармонично, надо признать.

— Ну… — пегасочка забавно нахмурилась, глядя на громадину монумента. — Говорят, что некоей Неопознанной Квагге. Когда-то она была учёной, и учила студентов, но то ли те оказались слишком непутёвыми, то ли она плохо учила, то ли вообще не тому… словом, эти самые студенты якобы что-то там напутали, изобретая новый источник энергии, и он так криво и косо рванул, что изменил законы природы и тем самым погубил предыдущую цивилизацию, и тогда уже уцелевшие не то сделали поней, чтобы те выжили в новом мире, не то сами в них превратились… ну, такая у них легенда, вот. А выглядит она так, потому что неопознанная. Говорят, она являлась почитателям во множестве обличий. Никто уже не знает, как она выглядела на самом деле… если вообще как-то выглядела.

— Как у них тут интересно, надо же, — я снял Неопознанную Кваггу с ракурса роскошной полосатой кормы. — Пожалуй, хватит на большую статью о культуре диких народностей… а то и на диссер.

— Не такие уж они и дикие, просто, ну… странные, — пожала плечами Флаттершай. — Если прикрыть попоной крылья и не говорить с тамошними единорогами и земнопони о перьях, майонезе и магии, то вполне можно общаться. Ну, и накладной рог, если идёшь к единорогам. А вот Твай и Рэр маскироваться было сложнее, настоящий рог-то поди ещё спрячь… Но ничего особо интересного они там не нашли. Ни интересных нарядов, ни научных открытий… разве что приборы с той летучей супницы, которые они научились делать, и этот… пипконет, кажется. Твай, когда его изучала, чуть в нём с коньцами не потерялась, еле Старлайт вытащила, ужасно перепугалась и велела к ним не ходить и не использовать эти… смурфоны, или как их там. Сказала, что эта зараза может погубить и нашу цивилизацию. Ну, им со Старли виднее. Пинки потом, правда, ещё перекрасила гриву и хвост перекисью водорода, чтобы не узнали, нацепила рог, крылья, одолжила у Старлайт её вилку, и в порядке эксперимента устроила Объединительную Вечеринку на все три лесных города, потом жаловалась, что они там все об угол стукнутые, шуток не понимают, и вообще — хентакусы нехуфиг поливать супом… они от этого звереют. Дальше выяснять я, ну… не рискнула.

— М-да… Пожалуй, эту тему в статье лучше не развивать, — пробормотал я, чувствуя, как горят уши. — Нас и дети читают, и вообще… нелюбители чересчурностей.

— Н-ну… наверное, да, — согласилась Флаттершай, смущённо отводя глаза. — Ну ладно, это неважно, лучше вот, смотри…

Мы вышли на край обрыва, и у меня перехватило дух. Под нами раскинулось… нет, даже не отражённое ночное небо. Под нами лежала сама ночь с бессчётными галактиками и туманостями, мириадами звёзд, искристой пылью сияющих в бездне космоса. И драгоценной жемчужиной в этой чудесной раковине, в самом глубинном сердце звёздного озера, сияла мягким опаловым светом луна.

— Открылась бездна, звёзд полна, звездам числа нет, бездне — дна, — тихонько произнесла Флаттершай, садясь на край и предаваясь созерцанию. — Знаешь, каждый раз, когда я… ну, бываю здесь, я не могу оторваться от этого… это как сказка наяву, правда?

— Да… — я зачарованно любовался фантастическим зрелищем. По лениво распростершейся внизу ночи текли серебристые завитки лёгкой туманной дымки, временами почти скрывая гладь удивительного озера. — Что… Что это за место?

— Это, ну… проще увидеть, чем рассказать. Но… — Флаттершай на миг задумалась, затем вдруг пряднула ушками, будто к чему-то прислушиваясь, потом с на удивление нежной улыбкой покачала головой. — Время здесь течёт по-другому, и время почти настало… а может, она позволила ему настать? Чтобы, ну, чуть-чуть покрасоваться… она любит, чтобы ими любовались и восхищались…

— Кто… — начал было я, но золотистое перо коснулось губ, запечатывая их.

— Тш-ш-ш… — прошептала Флаттершай с улыбкой, затем вытянула крыло. — Они уже пришли к ней. Смотри.

Лес всколыхнулся. Вековые деревья раскачивались и шумели кронами — сквозь чащу двигалось что-то огромное… и не одно. Я потрясённо смотрел, как из Леса выходят гигантские призрачные чудища… но страха почему-то не было. Может, потому, что Флаттершай смотрела на грандиозное зрелище, продолжая мечтательно улыбаться, а может, потому, что выходившим из леса Созвездиям не было до земных мелочей никакого дела, а может, потому что… скользящая над гладью спящей пока Ночи дымка поднялась, окутывая высокий утёс на дальнем берегу, склубилась в смутно знакомый образ, расступилась… Созвёздия склонили головы, приветствуя Владычицу Ночи, чьи глаза на миг ослепительно вспыхнули. Луна величественно кивнула. Огромные звери и какие-то вовсе уж удивительные создания склонились к воде, озеро стремительно начало светлеть, над опускающейся поверхностью проросли скалы… но ненадолго. В темнеющем небе возникли первые звёзды, складываясь в три странных и одинаково правильных созвездия, и пока я соображал, что это могло бы быть, они распахнулись. Из огромных коробов вниз хлынула синева, вновь затопляя озеро, солнце скользнуло вниз. То ли оно мгновенно уменьшилось, то ли озеро стало немыслимо огромным, но светило, на мгновение ослепив нас и обдав вспышкой тепла, оказалось по ту сторону. Теперь и луна, и солнце медленно кружили в озере, словно танцуя в странном приветствии, а тем временем звёздные звери и прочие существа, обступившие озеро и успевшие вырасти так, что Лес уже казался травой под их лапами, разом взмыли ввысь, теряя очертания и врастая знакомыми контурами созвездий в небосклон, и нас накрыла ночь, рассыпая великолепие звёзд и туманностей до горизонта. Луна, прикрыв глаза и вскинув голову, распростёрла искристые крылья — и небо перечеркнула искристая полоса Млечного Пути. Последней, повинуясь движению сияющего рога принцессы, из озера, неохотно расставшись с солнцем, поднялась и взошла гордо воссиявшая луна, словно ставя точку в невероятном представлении. Открыв глаза, принцесса вдруг посмотрела прямо на нас. Я даже не успел сообразить, пугает ли этот взгляд, исполненный мощи, или восхищает… Флаттершай же просто с застенчивой улыбкой помахала лапкой. Луна чуть заметно усмехнулась, кивнула нам и исчезла, оставив залитое солнечным небом озеро с барашками облаков под рябью волн.

— Ну вот, — сказала Флаттершай. — Утром они вернутся в лес… а нам лучше уйти обратно в нашу сказку, потому что сейчас здесь распустятся огнецветы. И прилетят Лунные Шмели за дактаром и крупцой, чтобы сделать неправильный мёд для созвездий на утро, но это уже дело Селестии, которая поднимет солнце с той стороны мира…

— Шмели? Они могут нас ужалить? — слегка встревожился я, спеша за пегасочкой обратно в Лес мимо памятника Неопознанной Квагге. Хентакусы на глазах стремительно сворачивались и втягивались под землю.

— Нет, что ты? — удивилась Флаттершай, огибая приснопамятные ромашки по широкой дуге, хотя зловредные цветики тоже усердно закапывались. Ну что ж, немудрено, что они боятся высоких градусов, учитывая их градусность. — Они миролюбивые… ну, и слишком большие, чтобы кого-то опасаться. Просто цветы очень горячие, у них лепестки из солнечного пламени. Правда, есть одна пегаска, у которой есть талант их красть и есть, но я не думаю, что сейночи мы её встретим, Пинки хотела устроить вечеринку, и… Ох ты ж. Ходу, Пирл, ходу!

Позади появилось мерцающее оранжевое зарево, и нас нагнала волна тепла, быстро переходящего в ощутимый жар. Пришлось срочно встать на крыло и ускориться под нарастающее басовитое жужжание где-то над головами.

— Шмели?.. — упыханно спросил я, уворачивась от коварно выскакивающих из сумерек деревьев. Теперь хоть понятно, почему здесь так прохладно и влажно… и почему ветви с пышными моховыми бородами опускаются, образуя завесы!

— А-агась… Они, — выдохнула пегасочка, ловко петляя между обросшими мхом стволами и проскальзывая под смыкающимися ветками. Впереди посветлело. — Скорее, Пирл, мы уже почти… выбрались!

Мы вылетели на свет, и перед нами вновь оказалось логово скутс’таэлей, а позади плотной, чуть колышущейся мохнатой стеной сошлись заросли, отгораживая одну из удивительных и странных сказок Леса. И над нами вновь было дневное небо.

«Время здесь течёт по-другому… а может, она позволила ему настать?» — вспомнил я, пытаясь перевести дух и унять колотьё в боку, но задаться вопросом, было ли это наяву или не было, и насколько велико могущество ночной Владычицы, не успел.

Плюхнувшаяся рядом ухеканная пегасочка вдруг замерла испуганным сусликом, глядя на оранжевую жеребёнку, которая, зевая и продирая глаза, выползла из Стойла, и… внезапно углядела нас. Пару секунд мы таращились друг на друга, потом мордашка мелкой начала расплываться в хищной ухмылке. Флаттершай отчаянно замотала головой, умоляюще сложив лапки, но пакостная мелочь только злорадно покивала и заорала во всю глотку:

— Народ! Подъём! Свежее мясо на кексики!!! Хватай их!

В пещере радостно взвыли хором, отчего по спине потоком помчались ледяные мурашки, а Флаттершай, схватив меня за шкирку, крикнула:

— Вверх, Пирл, они не летают!

— Эй, ну так нечестно, мы так не играем! — загомонили высыпавшиеся из Стойла жеребёнки, подпрыгивая внизу и пытаясь свинтиться в шаткую пирамиду. — Мы же вас поймали, спускайтесь, трусишки!

— Девочки, девочки, постойте, — поспешно сказала Флаттершай, расстёгивая сумку. — Я согласна, так нечестно, извините нас, но мы опаздываем, мне надо зверят кормить, а Пирла с работы могут уволить, если он опоздает на поезд, и тогда он не сможет написать про вас статью, чтобы к вам приехала новая добыча… а ещё у меня есть кексики, и Пинки просила передать, что устраивает сегодня внеплановую вечеринку.

— Правда? — пирамида на лету сгребла высыпанные из сумки кексики и с чавканьем рассыпалась. — Про нас напишут? Ура! Йей, вечеринка! Мы её леворюционно разграбим! Ладно, гуляйте пока, жертвы, мы вас потом поймаем!

Грозное войско скутс’таэлей рыжим потоком хлынуло по тропинке, как лава из вулкана, отправляясь в новый набег.

— Ф-фух… — я с опаской опустился на землю. — Когда они завыли, я уж было подумал, нас и правда, того… на кексики.

— И не на абы какие кексики, а на лучшие кексики Пинки, — звонко засмеялась Флаттершай, хлопнувшись рядом на травку. — О, смотри-ка, эрегриб… удачно. Зекора просила его прихватить, если попадётся.

— Хм… — я посмотрел на здоровенный гриб, вполне оправдывающий название, пока пегасочка, жужжа что-то неразборчивое под нос, старательно его окапывала и срезала. — И что он делает?

— Лечит от нестоинства достоинства, ессно, — хихикнула Флатти, тщательно заворачивая в тряпицу и пакуя добычу в сумку на место выбывших кексиков. — Ну и если перебрать или спор надышаться, красочные глюки.

— А это… — я оглянулся на чащу. — Мы, случайно, не надышались? А то у меня почему-то странное такое ощущение, что если мы вернёмся, то никакого озера там не найдём.

— Не, озеро существует… — Флаттершай тоже задумчиво огляделась и вздохнула. — Я по нему иногда гуляю… и это очень странно и волшебно, Пирл, но… другое дело, что вместо него мы можем найти что-то ещё. Это же Лес, и магия Луны… здесь многое похоже на сон, и наоборот, сон может стать явью… но лучше этим не заморачиваться, поверь, а то можно так потеряться, что… ну, в общем, не стоит.

— Пусть так, — согласился я. — Тебе виднее. Постой, как так — гуляешь по нему?!

— Ну как? — удивилась пегасочка, шаря в кустиках на предмет других грибов. — Я ведь пегас, Пирл… а пегасы же ходят по облакам, неужели ты не в курсе?

— А причём?.. — начал было я, но осёкся. — Погоди, облака же из воды, тьфу ты… Как-то я не думал об этом в таком ключе. Значит, если…

— Ну да, вода гораздо плотнее облаков, и ходить по ней куда легче, — пожала крыльями Флатти, разглядывая отысканный маленький сморчок в явных сомнениях. — Но почему-то мало кто из пегасов об этом задумывается… или хотя бы знает про такую способность. Вот по радуге ходить гораздо сложнее, она хоть и образуется из капель воды, но это даже не облака… Нет, этот я оставлю, пожалуй, на вырост.

Она выбралась из куста.

— Когда гуляешь над целой бездонной вселенной, в голову приходят странные мысли и удивительные идеи… и это невероятные ощущения. Когда смотришь в манящую бездну и кажется, что оттуда вот-вот что-то посмотрит на тебя… это жутковато и в то же время ужасно интересно. И даже разочаровывает, когда, ну… ничего такого не происходит. А может, она и смотрит, и зовёт, но я просто не умею этого услышать и понять. Кто знает? Когда-нибудь я спрошу об этом у Луны… и может, после этого я уже не буду такой, как прежде…

Пегасочка, задумчиво кусая губку, несколько секунд смотрела куда-то сквозь меня, потом вдруг встрепенулась.

— Ну ладно, это уж точно будет не сегодня. Да, а ещё… ещё здесь бывают другие места. Я как-то видела в огромной пещере луну из сыра, которую Созвездия постепенно съедали, чтобы она становилась месяцем… ну и из молока большой Медведицы Луна потом делала новую… а солнце там было медовым пряником, выпеченным Селестией. И Луна его каждый вечер с тем самым молоком… ужинала. Ну, я даже не знаю, был ли это новый сон Леса, или… Такое это место, Пирл, здесь может быть, что угодно.

— Это я уже понял, — сказал я. — И что пытаться объяснить странности этого места бессмысленно. Оно такое, как есть, жуткое и прекрасное, сказочное и кошмарное, и это надо просто принять.

— Всё правильно, — улыбнулась Флаттершай. — Ты — понял. Значит, мы можем возвращаться. Полетели, нам ещё к Зекоре заскочить надо, гриб отдать, и уже нет нужды бродить по зарослям.

— Полетели, — согласился я, разворачивая отдохнувшие крылья и вслед за ней поднимаясь над деревьями.

Лес стелился внизу мрачным тёмно-зелёным ковром, но страха уже не вызывал, и я, невольно любуясь упругой попкой летящей впереди пегасочки, подумал, что какая-то частица меня здесь теперь тоже останется, став частью жестоких и дивных сказок, скрывающихся в его чаще. И что я непременно вернусь сюда, чтобы проверить это, и конечно же, чтобы опять увидеть Флаттершай, и даже, быть может, погулять вместе с ней по Звёздному Озеру… но это уже будет совсем другая история.