Вынужденные перемены (джен)

Вечерний разговор с довольно потирающим руки Коганом настроил на позитивный лад. Адвокат не зря задержался после заседания, своевременно воспользовавшись неожиданным козырем и как следует надавив на прокурора — тот вынужденно смирился с поражением и согласился снять все обвинения: после показаний Вероники шансов на то, что присяжные признают Логана виновным, практически не осталось, а упрямиться и не закрывать дело было не только невыгодно, но и бессмысленно. О вердикте «не виновен» пока ещё рано было говорить, но теперь дело было за разумным судьёй, а не кучкой сложно прогнозируемых предвзятых обывателей.

После вчерашних криков в пустоту и избиения скалы Логан чувствовал себя намного лучше и был почти спокоен. Конечно, волнение присутствовало, в конце концов, решалась его судьба, но ни страха, ни паники, ни желания делать глупости больше не наблюдалось. Он принял реальность и собирался встретить её с высоко поднятой головой.

Журналисты всё так же толпились перед зданием суда и всё так же норовили сунуть микрофон Логану в лицо, но теперь ему уже не хотелось забить каждого из них их же оборудованием до кровавых брызг. Вчера он успел продумать своё поведение и пришёл к выводу, что остро реагировать откровенно глупо. Это была их работа, как говорится, ничего личного. Конечно, они раздражали, как стая комаров, норовящих испортить отдых на природе, но кто в здравом уме станет ненавидеть комаров? Сегодня Логан даже не разозлился. Напомнил себе, что настраивать журналистскую братию против себя не нужно, вздохнул и нашёл в себе силы на то, чтобы встретиться взглядами с несколькими из них, то ли обещая интервью, то ли безмолвно намекая, что он всё замечает и обязательно учтёт при принятии решения, стоит ли вообще с ними разговаривать. И это подействовало в разы лучше всех гневных взглядов и ругательств — репортёры расступились, позволяя ему не протискиваться через их толпу, но свободно пройти мимо.

— Неплохо, — оценил Коган, взглянув с уважением — кажется, впервые за годы их знакомства, а знал он Логана с юного возраста. — Ваши родители сетовали, что у вас совсем нет интереса к актёрской карьере, однако кое-что вы унаследовали — выразительность мимики просто поразительная! Один взгляд — и толпа послушно делает то, что вам нужно.

— Оказалось, всего-то и нужно, что успокоиться, — польщённо кивнул Логан.

Внутреннее спокойствие вообще оказалось довольно приятным состоянием. Раньше он и не догадывался, насколько был на нервах. Не из страха перед тюрьмой — ещё до истории с Бивером. Даже до истории с Феликсом. Пожалуй… Да, даже до убийства Лилли. Логан вообще не помнил, когда в последний раз был спокоен или тем более умиротворён, казалось, что он был таким всегда — злящимся, готовым отразить нападение или напасть первым. Не в его характере было копаться в себе, необходимость встречаться с психологом злила самим фактом принуждения, потому ни о какой откровенности речь не шла. Нет, он не лгал миссис Джеймс, но и честным не был… Себе лгать он не собирался. Да и копаться в прошлом особо не было нужды — всё было на поверхности. Проблемы в семье, жестокий отец — и пожалуйста, маленький Логан больше не умеет заразительно смеяться, быть искренним и открытым, честно говорить о своих чувствах. Из забитого ребёнка вырос недоверчивый и агрессивный подросток, не упускающий шанса попробовать себя и окружающий мир на прочность. Но теперь это было позади. Больше не было отца, больше не нужно было притворяться перед друзьями, да и друзей больше не было, только Дик.

Конечно, теперь нужно было привыкнуть к новой версии себя, научиться жить по новым правилам, но… пока Логан нравился сам себе, а не злиться было действительно приятно.

Сегодня он не стал абстрагироваться от происходящего и внимательно слушал всё, что имели сказать прокурор, Коган и судья. И всего через несколько минут почти одновременно с ними понял, что всё дальнейшее — формальности, а его судьба уже решена, причём решена в его пользу. Обвинения снимались. Все. Но он всё равно сдержался, не позволил облегчению проступить на лице и с невозмутимым видом просидел до самого конца и даже улыбнулся присяжным, когда судья их отпустил.

— Вы можете быть свободны, мистер Экхолз. Суд приносит извинения за доставленные неудобства.

Он открыто улыбнулся судье Бэнксу, наконец-то вспомнив, что тот не только судья, вне работы он просто отец его одноклассницы Эшли, заядлый гольфист и просто приятный человек, обожающий шутки.

— Спасибо, сэр… Ваша честь, — склонил голову Логан и повернулся к адвокату: — Сэм, думаю, вы сами всё знаете.

— Разумеется, — гордо усмехнулся тот. — Что вы решили насчёт журналистов?

— От пары минут с меня не убудет, зато, кто знает, может, в следующий раз меня не запишут сразу в убийцы?

— Ох, Логан! — всплеснул руками Коган, потом понял, что это шутка, и прыснул, выходя из образа строгого еврея-законника. — Пообещайте быть пай-мальчиком хотя бы пару месяцев, а то я так давно обещаю жене отпуск… Некрасиво получится, если я прерву наше путешествие, чтобы снова спасти вашу пятую точку от тюрьмы!

— Приложу максимум усилий, чтобы не побеспокоить вас в отпуске, — широко улыбнулся Логан и, махнув рукой на прощание, двинулся к выходу из зала суда.

Мнение о журналисткой братии у Логана сложилось в возрасте лет пяти, когда вышла статья, изобразившая его маму в наихудшем возможном свете, с отвратительными фотографиями и не менее гадкими описаниями. В тот далёкий день он узнал много непечатных слов и запомнил, что все репортёры одинаковы — акулы, кружащие неподалёку и выжидающие момента, чтобы напасть и разорвать. И однако же и мать, и отец всегда угодливо улыбались на камеру, с охотой соглашались дать интервью и даже расстраивались, если журналисты не проявляли по отношению к ним открытого интереса — то есть не преследовали с камерами наперевес. Став постарше, привыкнув к постоянному присутствию людей с фотоаппаратами за забором, Логан понял, что ни за что на свете не хотел бы становиться медийной персоной. Как и, пожалуй, любого ребёнка знаменитостей, его тоже пытались таскать по кинопавильонам, но он был категорически не согласен сниматься в фильмах — даже в эпизодах, даже на минуточку, даже за «мы будем так тобой гордиться!» И от него отстали. Родители и быстро подсевшая на иглу славы Трина носились между съёмочными площадками, не выходили из спальни без грима, тщательно следили за внешним видом, макияжем, выражением лица и позой — чтобы ни дай бог не попасть на глаза папарацци в неприглядном виде, а Логан откровенно хамил репортёрам в лицо и посылал их открытым текстом. Ну а когда вышли те статьи про измены Аарона… Он их всех возненавидел.

Теперь не было в живых ни матери, которую он хотел защитить, ни отца, ни даже той ненависти. Логан смотрел на подобравшихся репортёров, догадавшихся, что он не станет беседовать с теми, кто его бесит, а потому не спешащими бросаться в атаку, и не чувствовал даже привычного раздражения. Интервью позволит одним махом закрыть неприятную тему. Стоит ему рассказать один раз — и больше за ним не станут охотиться жадные до сенсаций репортёры. Потерпеть пару минут — и преследование завершится.

«Я справлюсь», — сказал он себе и шагнул под палящее калифорнийское солнце.

Никаких улыбок, никаких заигрываний с прессой — Логан был серьёзен и спокоен как никогда.

— Добрый день, — не повышая голоса, обратился он к вытянувшим микрофоны людям, в одно мгновение застывших в предвкушении, — я готов ответить на несколько ваших вопросов… — со всех сторон посыпались возгласы, выкрикивались вопросы, все толкались… И он поднял руку, прося тишины. — В цивилизованном формате. Вы, — кивнул он стоящему чуть впереди остальных мужчине в простых джинсах и светло-зелёной рубашке-поло, — спрашивайте.

Вопросы были неприятными, очень личными, но — и Логан не мог не гордиться собой! — каждого из них он ждал, ответ на каждый успел продумать.

Дорвавшиеся до так долго избегавшей интервью-допроса добычи, журналисты озвучивали давно заготовленные вопросы, даже не поняв, что сыграли Логану на руку. Они не спрашивали про Бивера, на радостях предположив, что ещё успеют, и спешили удовлетворить давнее любопытство. Спрашивали про Аарона, бросали в лицо вопросы о Лилли и том, что Логан думает об отношениях своего отца и своей девушки… И он отвечал. Спокойно как мог, без лишних эмоций, не выходя из себя и даже не скрипя зубами. Это было прошлым, а оно перестало иметь для него значение. По крайней мере, он хотел в это верить, и, доказывая это самому себе, говорил.

Четыре минуты спустя, когда тема коснулась недавних обвинений и его спросили о показаниях Вероники, Логан понял, что пора заканчивать это подобие пресс-конференции.

— Мисс Марс сказала правду, ни больше и ни меньше. К сожалению, в тот момент у меня не было другого выхода, кроме как защищаться. Мне очень жаль, что всё закончилось так, однако ни я, ни, как мы все уже знаем, судья не считаем, что я совершил преступление и нарушил закон. На этом всё, спасибо.

Разумеется, просто так отстать журналисты не могли, вопросы хлынули сплошным потоком, однако Логан с невозмутимым видом двинулся по ступеням вниз, к ожидающему его лимузину Когана, и минуту спустя очутился в тишине… но не в одиночестве. Как и год назад, выйдя после суда, где его обвиняли в убийстве, и сев в лимузин, он оказался наедине с Вероникой Марс.

Вот только год назад она была его девушкой, теперь же…

— Привет, — неуверенно произнесла она, почему-то не имея смелости смотреть ему в глаза — её взгляд бегал из стороны в сторону.

Машина мягко тронулась с места.

Вся выдержка тут же испарилась без следа, и Логан даже не знал, чего хочет больше. Наорать на неё, сжать в объятиях или же вышвырнуть из машины прямо на ходу, не удостоив и словом. После смерти Лилли Вероника была единственным человеком, кто вызывал в нём столь бурные и противоречивые эмоции.

— Что ты тут делаешь? — игнорируя вежливость и призывая себя к спокойствию, спросил он максимально ровным тоном, на какой вообще был способен.

— Ты не позвонил, — по-прежнему глядя мимо него, тихо протянула она.

— А почему я должен был тебе звонить?

От удивления она даже забыла, что не может смотреть на него, и подняла голову.

— Я говорила Дику…

— Ты не поняла, — перебил он, постепенно успокаиваясь. Да, Вероника вызывала яркие чувства, но если раньше в них преобладали положительные эмоции, то теперь больше было раздражения. — Если ты хотела со мной поговорить — почему я должен был тебе звонить? Ты что, забыла мой номер? Так спросила бы у Дика.

— Ты изменился, — поджала губы она. Логан промолчал. — Пожалуй, я зря…

Он прекрасно знал, чего она ждала, но больше не собирался играть по этим правилам.

Когда они были вместе, Логан раз за разом переступал через себя, чтобы не заставлять это делать её. Он меньше общался с Диком, потому что Веронике не нравился Дик. Не посещал вечеринки, потому что Вероника была в ссоре с большинством его приятелей. Не занимался сёрфингом, потому что Вероника не любила «досуг богачей» и не умела кататься на волнах. И это только внешняя сторона. А ведь была и внутренняя. Вероника не умела говорить о чувствах, и он буквально переламывал себя, заставляя говорить то, что она не могла произнести, — потому что в отношениях нельзя молчать. Вероника замыкалась, когда что-то шло не так, и Логан готов был прыгать выше головы, предполагая и догадываясь, шагая будто по раскалённым углям, чтобы не обидеть её, не надавить на неё слишком сильно; он делал всё, чтобы ей было хорошо, даже в ущерб собственным интересам… Но сам оказался недостаточно хорош для Вероники Марс, она предпочла ему Дункана.

Что ж, он усвоил этот урок.

Стукнув в перегородку, Логан равнодушно попросил водителя остановиться и даже открыл дверь.

Вероника не двинулась с места, глядя на него так, словно у него выросли рога.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — недоверчиво уточнила она.

— Ты вроде пожалела, что села в машину? — хмыкнул он.

— Кажется, ты не настроен на разговор… — нахмурилась она.

Логан буквально видел, как в голове Вероники крутятся мысли. Она была умной девушкой и, конечно, поняла, что с ним больше нельзя вести себя так, как она это делала раньше, но ещё она была упрямой и потому сразу же менять формат поведения не собиралась.

Можно было поторопить её или вовсе высадить, но Логану стало интересно, чем всё это может закончиться при условии, что он не позволит Веронике вить из себя верёвки и не станет поддаваться её незатейливым манипуляциям. И потому он молчал и терпеливо ожидал её реплик.

Веронике потребовалось почти две минуты, чтобы смириться с поражением. Беззвучно хмыкнув, она поджала губы, перегнулась через сиденье и, оперевшись на колено Логана, захлопнула дверь.

Мимолётное касание подействовало подобно удару током. Сердце забилось чаще, ладони вспотели, а во рту, наоборот, пересохло. Что бы Логан ни говорил себе, его чувства к Веронике никуда не делись.

— Нам всё же нужно поговорить, — недовольно сказала она и отвернулась.

Он даже не стал пожимать плечами, просто приказал водителю продолжить путь, и до самого дома Дика ни один из них больше не произнёс ни слова.

Не смотреть на Веронику было сложно, но решив начать жизнь с чистого листа, Логан не намеревался отступать перед первой же… даже не сложностью, просто первым испытанием.

Когда они встречались, Логану казалось, что у них всё хорошо. Не вообще всё, но хотя бы между ними. И пока они были наедине, всё действительно было по большей части отлично, вот только они не могли изолироваться от других людей и бросить школу, а потому…

Вероника выглядела отлично. Гнев ей шёл. Её глаза сверкали, в раздражении она прикусывала нижнюю губу, и та становилась яркой и будто манила коснуться её поцелуем…

Смотреть на её губы было ошибкой — Логан это понял сразу. Тут же вспомнились их поцелуи, захотелось отказаться от всех затей и просто сказать о своих чувствах… Она сидела напротив, потому он не мог даже незаметно ущипнуть себя, чтобы болью привести мысли в порядок. Пришлось отворачиваться к окну и внушать себе, что Вероника — его криптонит, а потому нельзя допустить, чтобы она диктовала ему свои правила, иначе порочную цепь не прервать, а возвращаться к прежней версии себя — вечной злости, маскирующей неуверенность, и бездумности поступков — он однозначно не желал.

Отпустив автомобиль и так и не посмотрев больше на Веронику, Логан зашагал к крыльцу, через пару секунд услышав за спиной цокот каблуков. Поняв, что приглашения не последует, Вероника не стала его дожидаться.

В дверях он наконец обернулся и притормозил.

— Надеюсь, ты понимаешь, что Дик — это не Бивер, и срывать на нём своё недовольство не стоит?

— Ты изменился, — вместо ответа произнесла она и, поднырнув под его руку, первой вошла в дом.

Спорить Логан не собирался.

В гостиной было пусто, и Вероника остановилась посреди помещения.

— Сделаешь мне кофе? — очевидно оттягивая начало разговора, то ли попросила, то ли приказала она и опустилась в кресло. — Я была уверена, что заседание растянется на весь день, и я успею в перерыве купить кофе, но…

— Извини, что меня слишком быстро выпустили на свободу, — саркастично изогнул бровь он и направился к кофеварке.

— Не расскажешь, что с тобой? — не усидев на месте, она поднялась и проследовала за ним на кухню.

Логан покосился на неё через плечо с удивлением.

— Меня обвинили в убийстве, Вероника. Ты, может, не догадывалась, но это неприятно.

— Тебя не в первый раз… — начала она, но столкнулась с ним взглядом и поперхнулась словами.

— Ты, — сделал акцент на местоимении Логан, — обвинила меня в убийстве.

— Логан, я не…

— Тоже, скажешь, не в первый раз? — Нужно было разозлиться, у него было на это право, но злости не было, лишь усталость и немного разочарования. — Всё верно, из меня отличный подозреваемый. Я же злой, жестокий, несдержанный… Вот только есть один нюанс, Вероника, все прошлые разы я был непричастен, а теперь ради тебя убил человека.

— Логан…

— И ты вместо благодарности посмотрела на меня, как на чудовище, и сбежала. — Он не собирался выслушивать её оправдания. Эти слова нужно было произнести вслух. Вероника действительно заслужила их услышать. — Ты правда считаешь, что у меня нет повода злиться?

— Ты напугал меня.

Он рассмеялся без намёка на веселье.

У них с Вероникой практически не было ничего общего, и он не понимал, почему продолжает испытывать к ней те же чувства, что и раньше. Она раздражала, порой откровенно бесила… и абсолютно не умела признавать неправоту и извиняться.

— Прекрасно, Вероника. Что ж, спасибо за урок. В следующий раз, когда кто-то будет тебе угрожать, я воздержусь от активного вмешательства и не стану тебя пугать своей решимостью.

— Логан…

Её наконец проняло, по щекам от справедливых упрёков потекли слёзы, но даже сейчас она не сказала банального «прости». Вероника сделала к нему три быстрых шага и попыталась обнять, а когда он отшатнулся, точно зная, что это ужасная идея и он не сможет удержать себя в руках, зарыдала навзрыд. И Логан сломался. Бросился к ней, обнял, прижал к себе.

Всё было бесполезно. Он любил Веронику Марс, и никакое понимание неправильности этих отношений не могло повлиять на его чувства.