Искусители и искушённые (джен)

Считалось, что в Раю вино не жалуют, но если общаешься с демоном — искушение неизбежно и велико.

Азирафаэль об этом знал, только с недавних пор практически не задумывался о подобных мелочах. За вино не падали. Падали из-за последствий, к которым можно прийти во хмелю.

Да и что, собственно, значит: «не жалуют вино»? Вспомните фрески и признайте: нет ничего зазорного в том, чтобы расслабиться за уютной беседой.

Кроули любил далеко не все местные вина, предпочитая особый, изысканный сорт, за который готов был продать душу и который теперь уже было не найти даже на самых дорогих прилавках. И, конечно же, Кроули не был бы Кроули, если бы не исправил подобную несправедливость крохотным демоническим вмешательством.

Насыщенный вишневый напиток с нотками чёрного винограда и малины мягко проникал внутрь и ненавязчиво дурманил голову, разогревая кровь и мысли на медленном огне. В золотых глазах бегали хищные огоньки; хотелось забыться, да забыться так, чтобы сам Ад дрогнул. Кроули даже соблаговолил мысленно забрать из рук Евы злополучное яблоко. Такое большое и сочное — оно ощущалось в руке так четко. Кроули почти завидовал ей — так сладок был первый грех.

Змеиные глаза блеснули, обратившись к Азирафаэлю, упорно делающему вид, что не пьянеет, что держит себя в руках, что стоит выше «порочных демонических пьянок». Кроули это нравилось. Кроули не простил бы себе никогда, если бы осквернил благодать, не оставив в Азирафаэле ни капли от ангела. Он безумно любил ту грань, по которой ходил веками рядом с ним. Он любил…

Кроули моргнул и поднялся с кресла. Быть может, он здесь совсем не при чём? Он ведь и правда ничего не делал, всего лишь зашёл испить кувшинчик вина в день их первой встречи. Это ведь не он предложил Азирафаэлю «искуситься обедом из устриц». И тем более не он так ненавязчиво и мягко, как молодое вино, проник в демоническое сердце, словно призывая помочь. Помочь не упасть в грязь, запачкав белый хитон, помочь не погибнуть, когда тот сотворит очередную наивную, но очаровательно-трогательную глупость. И Кроули отозвался, ничего не требуя взамен.

Машинально обернулся, заинтересованно глядя в молчаливое лицо ангела. Кроули давно потерял нить разговора и чувствовал себя виноватым. Но вино уносило всё глубже в подсознание, и чистые глаза Азирафаэля, кажется, его понимали.

Кроули извинился. Поймал себя на самом ненавистном страхе: обернуться коброй и больше никогда не принять человеческий облик. Перестать говорить, перестать чувствовать, касаться… Больше не смочь щёлкнуть пальцами и спасти это чистейшее из созданий.

Он красиво налил себе очередной бокал и не менее красиво осушил его.

— Тебя что-то тревожит?

От вопроса Азирафаэля пахло уютной заботой. Если бы он знал, какой тонкий у неё запах…

Кроули падал. Снова. Только на сей раз не в бушующую лаву, а в мягкую постель. Совсем без сил, без мыслей, в темноту, где нет абсолютно ничего, и от этого было так хорошо.

Голубые глаза Азирафаэля смотрели прямо в его сердце. Чёрное, обуглившееся, способное больно обжечь и запачкать. Но Азирафаэль не боялся, как не страшатся жестокого мира маленькие, беззащитные дети.

«Господи… до сих пор ты такой. С начала времён и до сих пор. Азирафаэль…»

Демону дважды не падать. Кроули чувствовал, что готов забрать на себя любой грех, лишь бы ангел продолжал смотреть на него вот так открыто.

Кроули боялся его обжечь, совсем не ощущая, как горит сам. А, может, всё дело в вине, которое только казалось, что почти не пьянило?

Кроули задержал взгляд на своей кисти. Она казалась слишком смуглой, объективно говоря, нечистой по сравнению с приятной кожей Азирафаэля. Кроули провёл по щеке, убирая несуществующую кудряшку волос. Азирафаэль всегда идеально причесывался. Из него бы вышла чудесная девушка, выбери он иное тело.

Кроули чувствовал себя вором, укравшим это касание, но Азирафаэль не отстранился, скорее, наоборот.

Кроули вдруг понял, как давно хотел заполучить ещё кое-что. Самую малость, если угодно, в благодарность за всегдашнюю помощь.

Он готов был сгореть за это. Сгореть многократно, но хоть на краткий миг ощутить, каково это: целовать ангела.

Кроули склонил голову, приготовившись к тому, что сейчас та грань, по которой он ходил веками, сотрётся. Азирафаэль оттолкнет его. Если же нет, то это будет лишь проявлением ангельской вежливости. Лишь бы не жалости.

Огонь полыхнул внутри, вырвав рваный вздох. Не в силах открыть глаза, Кроули сосредоточился на руках Азирафаэля, которые удивительно крепко держали его плечи. Внутри словно копошилось что-то острое, рвущее кожу.

Азирафаэль тоже дрожал, ощущая всю «прелесть» адского пламени. Но не отпускал, словно добровольно подчиняясь ему.

Наконец, Кроули легко толкнул ангела к стене, отстранился и приложил ладонь к своим губам, запоминая вкус и ощущения поцелуя.

Азирафаэль смотрел странно, с неловкой хитринкой, незнакомой Кроули. Но это новое ему нравилось.

Азирафаэль снова сел в кресло, разлив по бокалам вишневую жидкость. На сей раз вино сильно вскружило голову. Кроули смаковал вино, отчаянно ухватившись за нить разговора. Всё же Азирафаэль волновался, хоть и умело это скрывал. Правда, так и не поинтересовался, видел ли их кто-нибудь. Это было не важно.