Обожжённые Войной. "Вервольф" ("Оборотень") (гет)

Вечером того же дня мы втроём подошли к воротам профессорского особняка. Таблички: "Осторожно, злая собака!" на них не было и после мелодичного звонка, при нажатии на красную кнопку, предупреждающий лай тоже не раздался. Это немного успокаивало.

— Кто там? — прозвучал голос Лучезарова из домофона.

— Антон Волков, жених Лизы, — представился я. — Со мной двое моих боевых товарищей. Вы впустите нас? Есть серьезный разговор.

Повисла небольшая пауза. "Гном" хмыкнул: версия с "женихом" ему почему-то не нравилась. "Бард" угрюмо молчал.

Наконец-то створки ворот медленно раздвинулись, пропуская нас на территорию. Дом и сад Лучезарова снова напомнили мне сравнение с английским лордом. Или дореволюционным дворянином. Всго здесь было в меру — и роскоши, и изящества. Посреди большой клумбы, где совсем недавно зацвели розы, возвышался фонтан с амурчиками и журчащей водом, а к самому дому с колоннами в античном стиле вела дорожка, выложенная каменной брусчаткой. В окнах особняка светились лампы и у нас возникло подозрение, что хозяин здесь не один. Но отступать было некуда. До этого мы посетили его городскую квартиру в спальном районе, но консьержка нам сообщила, что Дмитрий Алексеевич уехал к себе на "фазенду". Этого словечко из бразильских сериалов в устах старушки, явно советской закалки, звучало так же нелепо, как и сообщения официальной пропаганды по обе стороны линии фронта... Адрес "фазенды" был нам известен и, взяв такси, мы отправились туда, в надежде, что обратно поедем уже на "Бентли" самого профессора.

Резные деревянные двери с витиеватым узором нам открыл сам хозяин. Одет он был по-домашнему, в серебристый, как и его машина, халат, прикрывающий белоснежную рубашку и темные брюки. Поздоровавшись, он пригласил нас войти. Казалось, что этому роскошному особняку не хватает только лозунга над входом: "Мой дом — моя крепость", настолько беспечно себя вёл Дмитрий Алексеевич.

— Проходите, присаживайтесь за стол, — пригласил нас к себе Лучезаров. — Чай, кофе?

Его радушие казалось фальшивым, а гостеприимство — неискренним. Судя по всему, наш визит в столь позднее время был ему совсем не кстати, но отказать военным он тоже не мог: ссориться с армией было чревато последствиями, даже для депутата городского совета и преподавателя некогда престижнооо вуза. Впрочем, его медуниверситет теперь был бесповоротно превращён в руины. Кто дал приказ его обстреливать да ещё накануне предстоящего наступления? — этого мы тогода не знали. А потом это уже и не было важно...

Мы с капитаном налили себе кофе из фарфорового чайника с выгнутым носиком, причём "Бард" добавил в свою чашку молока и сахара. "Гном" же ограничился горьким чаем из позолоченного пузатого самовара. Печенье с вишневым повидлом тоже пришлось весьма кстати.

— Ну-с, — на старинный манер, что делало его ещё больше похожим на аристократа, произнес Дмитрий Алексеевич, — и зачем же я понадобился нашим доблестным защитникам Отечества? Не ради же угощения вы ко мне пожаловали?

В его холодном голосе слышалось еле скрываемое раздражение. Профессор явно хотел, чтобы мы поскорее убрались восвояси. Косвенным подтверждением тому был плеск воды, доносившийся из ванной комнаты. Похоже, он, действительно, был в этот вечер не один и мы никак не вписывались в его планы. Возможно, подумал тогда я, вместе с той самой "пассией", которую в состоянии шока упомянула Лизетта...

"Бард" достал из внутреннего кармана фотографии и проттянул их Лучезарову.

— Армии нужна Ваша помощь, как врача-инфекциониста. Вы ведь бывали в Центральной Африке, в Индокитае и прочих экзотических местах, не так ли? Помогали местному населению бороться с эпидемиями?

— А Вы неплохо осведомлены, господин есаул, — прищурил глаза профессор. Но взглянув на фото, моментально посерьезнел и даже нахмурил брови: — Где это ваших бойцов так угораздило? Данная болезнь была почти полностью побеждена ещё в тридцатые годы прошлого века. К тому же, она больше характерна для стран Ближнего Востока и Средней Азии, а не для наших широт.

Капитан и учёный некоторое время в упор смотрели друг на друга. Потом "Бард" негромко произнес:

— Надеюсь, Вы умеете хранить военные секреты?

Дмитрий Алексеевич ухмыльнулся, растянув свои тонкие губы, но ничего вслух не ответил. Тогда капитан продолжил:

— Это наемники из частной военной компании. Им пришлось побывать в тех краях. Помогали удержаться в президентском кресле одному кровавому диктатору. А потом приехали к нам, воевать за независимость республики. Заодно привезли с собой такой вот "подарок"...

— Они изолированы? — спросил профессор.

— Да, и очень надежно. В холодильнике полевого морга. Но теперь у других наших солдат начались проблемы со здоровьем. Их мы пока содержим в отдельной палатке, за лагерем. Чем лечить — не знаем.

— Ясно, — перебил его Лучезаров. — Я немедленно выезжаю, иначе в скором времени все вы передохните там, как мухи, да ещё и заразу разнесете. Вы, я надеюсь, с больными не общались?

— Нет, нет, нет, — по очереди ответил каждый из нас.

— Хоть это радует. Ждите меня во дворе, я пока переоденусь и возьму те препараты, которые есть у меня в запасе. Остальные напишу потом, их придётся доставать, если не хотите порадовать наших врагов...

Мы встали из-за стола и уже собрались выходить, когда в гостиной возникла... Лизетта! Собственной персоной. На ней был махровый халатик пурпурного цвета. Влажные волосы девушки были растрепаны в разные стороны, серо-зеленые глаза сверкали, как у дикой кошки. В правой руке девушка держала смартфон.

Лучезаров хотел ей что-то сказать, но студентка, возможно — впервые, осмелилась перебить своего преподавателя:

— Дмитрий Алексеевич, не верьте ни единому их слову! Это — враги, с той стороны, только переодетые в нашу форму. А этот, — она злобно зыркнула на меня, — самый худший из них! Он втерся ко мне в доверие, чтобы выйти на Вас.

— Лизушка, — как можно мягче и спокойнее промолвил мужчина, — у тебя, у нас всех сегодня был ужасный день, ты едва не погибла, сильно переволновалась, вот и напридумывала себе всякой всячины. Разве не узнаешь: это же — Антон, твой жених.

— Жених? — воскликнула девушка. — Я соврала, чтобы спасти его шкуру, а он... — Горечь обиды переполняла её. — В общем так. — Эти слова были адресованы уже всем нам. — Пока вы тут втирали моему учителю всякую брехню, я позвонила в МГБ. Если они — наши, им нечего бояться. А если нет, то пусть уносят ноги, пока их всех не переловили!

Нам не нужно было повторять дважды. Мы прожогом выскочили из особняка. Как ни странно, въездные ворота были открыты. Вероятно, профессор просто забыл их запереть. Мне и "Гному" приказано было разбежаться по коттеджному посёлку в разные стороны и ждать сигнала от командира.

Через два часа мы получили от капитана по закрытой сети шифрованное сообщение с указанием точки сбора. Судя по всему, Лизетта блефовала. Никаких сотрудников госбезопасности ни на машинах с мигалками, ни пеших в особняке Лучезарова не появилось. Девушка тоже не покидала "фазенду". Но операция была провалена. И виновным, разумеется, назначили меня.

"Гном" хотел меня убить, списав потом всё на республиканские спецслужбы, которые якобы помешали нам выполнить задание, но "Бард" не позволил ему это сделать. Как-никак нас связывали долгие годы не только службы, но и дружбы. Однако, теперь всё повернулось иначе. Капитан поставил мне условие: либо я пишу рапорт о переводе из разведки, либо он сдает меня нашим особистам. Что со мной в таком случае будет дальше — не трудно догадаться. Я согласился перевестись в пехоту. Для разведчика это было позором и унижением, но лучше так, чем допросы с пристрастием и трибунал.

"Гном" долго ворчал и матерился в мой адрес, но ослушаться капитана не посмел. Для меня же вся моя прежняя жизнь была закончена. И мысленно просил Высшие Силы, если они есть, чтобы даровали мне скорую и лёгкую смерть. Но, похоже, у Богинь Судьбы были на мой счёт другие планы и нить моей жизни они не спешили перерезать.

Уже через сутки, ранним утром, ракетные и бомбовые удары были нанесены по нашим городам, войска соседнего государства и самопровозглашенных республик вторглись на нашу территорию. Началась вторая фаза кровопролитной Войны, в которой жизни людей ничего не стоят, а количество убитых и раненых — всего лишь статистика.