Свет мой, зеркальце! (гет)

Когда топистый жмырик вонзился своими зубами в правое ухо принца, Астрид похолодела от ужаса. Она, кажется, даже закричала, но голос этот казался каким-то далеким, словно и вовсе ей не принадлежал. Она прижала руки ко рту и смотрела на принца остекленелым взглядом.

Томас, ойкнув, взял зеркало подмышку, двумя руками аккуратно разжал пасть зверька, высвобождая свое ухо из зубных тисков, и со всего размаху закинул несчастного жмырика подальше в кусты.

— И чего ты так распереживалась? — спросил принц, растирая пальцами саднящее ухо, которое от укуса покраснело и, похоже, начинало опухать.

— Скоро узнаешь, — тихо ответила Астрид.

Астрид была белее снега и, казалось, пребывала в состоянии ужаса. Она даже положила руки на живот, закрыла глаза и стала бормотать что-то себе под нос.

— Прошу праведьм ниспослать мне терпение, — ответила Астрид, когда принц задал интересующий его вопрос. — Те знают, оно мне еще понадобится.

«А зачем?» — спросил Томас добродушно и, по своему обычаю, весьма невинно. Вернее, хотел спросить. С его губ слетело что-то, напоминавшее нецензурную брань и упреки. Томас удивленно вытаращился и прижал ладонь ко рту. Точнее, он хотел так сделать, но все внутри него вдруг отчего-то перестало его слушаться и отчаянно запротестовало. Зато вот хмуриться у него почему-то получалось превосходно, хотя он даже не хотел этого делать.

— Кажется, началось, — обреченно выдохнула Астрид. — Чертовы жмырики…

Дальнейший их путь представлял собой очень занимательное развлечение: Астрид говорила, что надо сделать, а принц делал все в точности да наоборот. А еще ругался, бранился и вредничал.

Для Астрид дорога представляла собой сложные мыслительные вычисления и алгоритмы. «Налево, иди помедленнее, пожалуйста», — говорила она, и принц поворачивал направо, переходя на бег.

Когда впереди теплыми огоньками замаячили окна деревянного домишки, Астрид так подпрыгнула в зеркале от радости, что едва не исчезла из виду, и громко закричала: «Нам туда ни в коем случае нельзя, не беги туда, не смей!».

Расстояние до домика они преодолели за рекордные пятнадцать минут.

Принц, крепко сжимая зеркало в руках (Астрид потребовала, чтобы он ее немедленно отпустил и даже не пытался заходить в дом), постучал кулаком по деревянной двери. Изнутри слышались какие-то звуки, вроде неспешного разговора, кипения воды, звяканья посуды и чего-то еще, что было довольно сложно разобрать — так много звуков долетали до ушей Томаса.

Принц постучал еще раз. Разговор прекратился, и спустя секунду дверь распахнулась являя перед глазами Томаса приземистую пухленькую женщину с темными волосами, собранными в узел на затылке, и в странном наряде, состоящем из верха с длинными рукавами-фонариками и многослойнойной юбки, поверх которой надет желтоватый фартук. На округлые плечи она накинула яркую цветастую шаль и многим напоминала Томасу гадалку, которую можно встретить на городской ярмарке.

— И что же вам нужно, молодой человек? — женщина добродушно улыбнулась.

Прежде чем принц успел что-либо съязвить, вмешалась Астрид:

— Мы сюда приехали из-за проклятия.

Губы женщины округлились от удивления, а взгляд опустился вниз, на руки Томаса.

— Нет, это неправда, — сообщил Томас, нахмурив светлые брови.

Пока женщина на пороге обводила гостей растерянным взглядом, в ее ногах появилась черная кошка. Коснувшись пушистым хвостиком юбок хозяйки дома, кошка радостно сообщила:

— Это мои, как раз вовремя!

— Что же, проходите, — озадаченно сказала женщина, отступив в сторону и при этом не теряя дружелюбной улыбки. Астрид благодарно посмотрела на Матильду с приятной теплотой в груди — ну что за чудесная киса!

Однако Томас, вопреки приглашению хозяйки и мяуканью Матильды о том, что дверь нараспашку и все тепло от котла уходит, как стоял на месте, так и продолжил стоять как вкопанный.

— Ни в коем случае не заходи внутрь! — потребовала Астрид. Принц «послушно» шагнул, и дверь за ним наконец-то закрылась. — Его цапнул жмырик, — поспешила пояснить Астрид.

— Это многое объясняет, — ответила женщина, и гостеприимно махнула рукой, пропуская гостей в глубь дома и предлагая расположиться за столом.

Что за чудо был этот домик — Томас раньше никогда таких не встречал. Дом этот больше походил на что-то сказочное: сделанный из бревен со странной круглой крышей, как неуклюжий грибок, внутри он был весь увешан вениками из полевых трав — Томас почувствовал чабрец, мяту, кипрей, донник. Вероятно, в одной из связок была валериана, потому что Матильда то и дело пыталась украдкой стянуть его вниз, на пол, но не могла допрыгнуть достаточно высоко — травы висели под самым потолком. Помимо сушеных трав, внимание принца привлекли многочисленные полочки, заставленные склянками и баночками с совершенно разнообразным и немыслимым содержимым: одна банка была подзавязку забита зеленым горошком, в другой Томас отчетливо видел плавающие в полу-прозрачной янтарного цвета жиже лягушачьи лапки, а в третьей находилось нечто, дарующее безграничный простор воображению. По центру комнаты стоял огромный котел, в котором что-то пугающе бурлило и пенилось, а в углу мерцала разноцветными огнями елка в горшке. Всматриваясь, Томас заметил, что елочка украшена плодами рябины, сухими цветами, яркими грибами и сушками, а огоньки больше походили на насекомых, чем свечи, как это было принято во дворце. Огоньки были не только на елке: они время от времени мерцали тут и там — в углах, меж склянок и банок, среди засушенных трав.

— Так, милый юноша, выпей-ка это, — отвлекла хозяйка Томаса от разглядывания ее дома и вручила ему чашу со странным варевом бурого цвета. На дне чаши что-то явно булькало, принц скривился: пить это странное пойло ему и самому не хотелось, не упоминая даже о том, что жмыров яд все еще бежал по его венам и противился любому приказанию и просьбе.

— Не пей это, — устало сказала Астрид, и Томас, испытывая исключичейнейшее отвращение, сделал в точности да наоборот — опрокинул содержимое чаши себе в рот. — И не глотай, — на всякий случай перестраховалась Астрид. Ее зеркало стояло на столе перед принцем, и она видела все его мучения в первом ряду. Не сказать, конечно, что она ни разу не испытывала сладостного чувства расплаты за все ее дорожные мучения, но все-таки на ее лице на какую-то долю секунды промелькнула сочувствующая улыбка.

— На, милый, запей, — хозяйка протянула новую чашу. — Не бойся, это сливовый компот, очень сладкий и вкусный. Сама варила.

Томас осторожно взял чашу в руки. Противоядие уже начало действовать, и Астрид на сей раз лишь молча наблюдала, но вскоре не выдержала:

— Ты можешь это выпить, если хочешь. Это действительно сливовый компот. Я же зеркало, помнишь? Я не способна соврать.

И Томас, горестно вздохнув, пригубил напиток из новой чаши. Вопреки всем его переживаниям, это действительно был компот, который ко всему прочему, судя по вскоре проступившему малиновому румянцу на щеках принца, еще и слега перебродил.

— А это, дорогуша, для твоего бедного ушка, — заботливо сказала хозяйка и прилепила что-то холодное и мокрое к опухшему уху принца. — Подорожник, смоченный в настойке одуванчика, снимет зуд, покраснение и припухлость. Жмырики опять активизировались? Что-то они рано в этом году, обычно в осенне-зимний период они впадают в спячку.

— Так и зима в этой местности тоже, знаешь ли, какая-то совсем не сезонная, — подала голос Астрид. — В какую же ты глушь забралась, Эвагореида!

— Мать моя Моргана, Астрид, ты? — женщина радостно всплеснула руками и опустилась на свободный стул, припав к зеркалу. — А я тебя сразу и не признала. Видать, совсем зрение попортилось за триста лет.

— Да ты и когда меня в ведьмы посвящала, тоже подслеповата была, — ответила Астрид.

— Тогда, милочка, кто угодно, даже самый последний слепец, разглядел бы в тебе настоящую ведьму без особых усилий. И вот мой тебе вопрос, — Эвагореида ткнула пухленьким пальчиком в стекло Астрид, — как такая настоящая ведьма, как ты, могла обратиться в зеркало?

— Только не говори мне, что ты не знаешь! — фыркнула Астрид.

— Ну, до меня долетали кое-какие слухи о неком волшебном зеркале столетие назад. Кто же мог подумать, что это зеркало — ты! — глаза Эвагореиды восторженно сияли. — Ну что, шальное приворотное? Или выпила не из той склянки?

— Если бы, — мрачно выдала Астрид. — Будь все так просто, вопрос был бы закрыт триста лет назад. Собственно, затем мы здесь и очутились. Ты же специалист в оборотных зельях, верно, Эвагореида?

Женщина с тяжким вздохом откинулась на спинку стула. Матильда, опустившая лапки в своей неравной борьбе с высотой за пучок валерианы, запрыгнула к Эвагореиде на колени, свернулась клубочком и ласково замурчала.

— Была б я таким уж специалистом, не случилось бы Матильды.

— Да-да, она рассказывала, — быстро кивнула Астрид.

— А что случилось с Матильдой? — наконец подал голос принц. Он принимал кошку с ее огромным возрастом и нехарактерной для нормальных кошек разговорчивостью за должное — в конце концов, каких странностей не повстречаешь в хорошем приключении, верно? Особенно в приключении бок о бок с настоящей ведьмой.

Эвагореида подперла щеку ладонью и тоскливо посмотрела на Матильду, почесывая ту пальцем за ушком.

— Я тогда только начинала изучать предмет оборотных зелий. Матильда — за ней шла охота. Первая красавица леса, а у красавиц всегда проблемы в взаимоотношениях с другими живыми существами: кто завидует и хочет убрать с пути, а кто — наоборот, прибрать к рукам.

— Матильду пытались убить?! — ужаснулся принц.

— Хуже, — мяукнула кошка, приоткрыв один желтый глаз. — Выдать замуж.

— Один богатый вельможа, проезжая по лесу, в котором обитала Матильда с сестрами, заприметил ее и стал свататься. Он был очень настойчивый: днями и ночами орал серенады меж стройных сосен и предлагал руку и сердце, и бедняжка Матильда была вынуждена обратиться ко мне. Вот только я немножко промахнулась и добавила в зелье чуточку больше зелени…

— Валерьянки, — уточнила кошечка.

— … и вместо того, чтобы превратить Матильду в дерево, как то и полагается всем уважаемым нимфам, подвергнутым мукам любви, я превратила ее в кошку.

Принц завороженно уставился на дремлющую кошечку.

— Дорогая моя, хочешь, я снова попробую сделать тебя девочкой? — ласково спросила Эвагореида, нежно гладя Матильду по голове. — Я за все эти годы поднаторела в обратных заклинаниях и оборотных зельях. Будешь снова носить платюшки и заплетать косы, как тебе?

— М-м, нет, пожалуй, — зевнула Матильда. — Девочки взрослеют и выходят замуж, а это точно не для меня.

— Зато ты можешь опробовать свои ведьминские способности на мне, Эвагореида, — сообщила Астрид. — Вот уж мне не терпится снова стать настоящей ведьмой. Все-таки бытие зеркалом приносит свои неудобства.

Эвагореида растерянно взглянула на Астрид. Ее плечи поникли, и она смущенно произнесла:

— Но, милая, я ведь давно не ведьма.

— Как это? — удивилась Астрид.

— Курсы переподготовки. Ты же знаешь, какое отношение нынче к ведьмам, очень сложно выжить в таких условиях. Вот я и стала феей. Фея Эва — имя я сократила, чтоб звучало подружелюбней.

Астрид вся помрачнела и скривилась.

— То есть ты променяла бесконечное прекрасное ведьмовство на три чуда в год и крылышки?

— Ну же, милая, крылышки — это парадно-выходной.

Здесь, думается, стоит внести небольшую справку. Ведьмы могли творить свою магию всегда и почти при любых обстоятельствах. То могла быть магия любого рода: темная, светлая, целебная, бытовая, боевая, любовная — словом, все, что душе угодно. Ведьмы пользовались старыми рецептами и заклинаниями, доводили их до совершенства, открывали новые формулы и знания. А феи — что ж, как верно заметила Астрид, в отличие от ведьм, феи могут сотворить поистине сильную магию только три раза за год, и эта магия называется чудом. Но настоящие чудеса, к сожалению, подвластны только феям. Правда, всего три раза в год. И Астрид, хоть и считала ведьм самыми могущественными творцами магии, не могла отрицать всесильности настоящего чуда.

— Тогда доставай свои крылышки с антресоли, включай чудо и избавь меня от проклятия! — воскликнула Астрид. Ее взволнованное румяное лицо растянулось по всей поверхности зеркала. Глазами она требовательно сверлила Эву.

Эвагореида растерянно обняла себя руками и неуверенно пробормотала:

— Ну, у меня как раз осталось одно чудо, и я могла бы попробовать…

— Не пробуй, а делай! — потребовала Астрид. Томасу подумалось, что она слегка перегибает палку с интонацией, но Эву это, похоже, нисколько не смущало. Она взяла зеркало в руку, а второй, прикрыв глаза, принялась водить в воздухе, подрагивая пальцами. Не прерывая движений и не открывая глаза, она попросила:

— Расскажи, пожалуйста, о своем проклятьи. Как его на тебя наложили? Я должна понимать, с чем имею дело.

И пока Эва продолжала крутить так и эдак зеркало в золоченой раме, таинственно водить рукой и дрыгать пальцами, бормотать что-то неразборчивое себе под нос, Астрид с чувством и выражением пустилась в длинный рассказ о своих злоключениях, имевших место триста лет назад. Она посвятила Эву (а заодно и забытого и обделенного вниманием впечатлительного Томаса) в тайну своего проклятия: рассказала и про день рождения сына герцогини в канун Нового года, и про признание в бесконечной любви, и про отверженное сердце и раненую материнскую гордость — словом, рассказала все, как было на самом деле (и даже почти не приукрасила).

— Нет.

— Что «нет»? — переспросила Астрид, нахмурив лоб.

Эва поставила ее на стол, а сама с глубоким вздохом откинулась на спинку деревянного стула.

— Нет, милая, увы, но я не смогу тебе помочь. И никто не сможет. Ни чудо фей, ни ведьминская магия не способна потягаться с волшебством Нового года.

— Но…

— Тебе ясно сказали: твое сердце должно разбиться, тогда и проклятие падет. Это единственный возможный вариант, — заключила Эва.

— Дорогая, мое сердце разбилось за триста лет примерно раза два. В первый раз в моду вошли сапоги из болотной тины, — Астрид скривила лицо. — А второй — когда эти же сапоги снова вошли в моду. К счастью, всего на неделю, но что за ужасная то была неделя!

— Значит, это не совсем то, — с мягкой улыбкой ответила Эвагореида.

Принц, до этого едва подающий признаки жизни и ничем не привлекающий к себе внимания, к всеобщему удивлению, хлопнул ладонью по столу и сообщил:

— Так все просто же! Нужна настоящая любовь.

Астрид скептически вскинула бровь, Матильда сонно захихикала, и лишь Эвагореида печально улыбнулась.

— Настоящая любовь — это редчайшее из чудес.

— Ее в принципе не существует, — фыркнула Астрид. — И что ты заладил: любовь то, любовь сё. Любовь — не подорожник, ею нельзя вылечить все болезни на свете! Но, положим, она действительно есть: разве лучше потом лечить разбитое от любви сердце? С такой раной даже подорожник не справится!

— Но, милая, возможно, твой друг прав. Настоящая любовь действительно может разбить сердце и твое проклятие, — мягко сказала Эва.

— Тогда, полагаю, я обречена, — мрачно заключила Астрид. Ее лицо потемнело, плечи опустились. Она выдавила сквозь зубы: — Мне нужно побыть одной.

Астрид, обняв себя руками, встала полубоком. Она поджала губы и показалась Томасу настолько несчастной, что он почувствовал своим долгом стать не менее несчастным. Какое-то чувство тянуло в области солнечного сплетения, а в горле стоял комок.

Томас отправил Эвагореиде извиняющийся взгляд, поднялся из-за стола, подхватил Астрид и отнес ее в противоположный конец дома, поставил на подлокотник глубокого кресла, а сам тихонечко присел рядом.

Какое-то время между ними стояла тишина. Астрид застыла в золоченой раме с самым хмурым видом, который Томас когда-либо видел. А сам принц складывал паззл душещипательной и проникновенной речи из слов, которые могли бы взбодрить Астрид. Правда, шло не очень хорошо. В конце концов он вздохнул, поерзал в кресле и слабо произнес:

— Ну… все еще образуется.

Астрид подняла на него взгляд. Томас не мог разобрать, насколько помогли его слова: выражение лица ведьмы было непроницательно, зато Матильда с Эвой, сидевшие за столом и неотрывно наблюдавшие за развернувшейся картиной, дружно покачала головами.

— Ты правда так думаешь? — с сомнением спросила Астрид. Удивительно, но в ее голосе не было враждебности. Принц приободрился.

— Ну конечно! Ты же настоящая ведьма. Ты сама говорила, что быть настоящей ведьмой — здорово, ведь ведьмы могущественны, — припомнил Томас.

— Посмотри на меня, — тоскливо сказала Астрид, разведя руки в стороны. — Я зеркало.

— Это не делает тебе менее ведьмой, — уверенно кивнул Томас. — На тебя посмотришь, сразу ясно, даже такому необразованному в магии смертному, как я, что ты настоящая ведьма. И никакое стекло с золотой рамой этого не испортят!

Принц широко улыбнулся, но Астрид молчала. Тогда Томас растерянно посмотрел на компанию зрителей за столом. Эва показывала большой палец, а Матильда мурлыкала, и это его немного успокоило.

— Ладно, — в конце концов сказала Астрид. — Хотя я и зеркало, я по-прежнему могущественна. И если вечно жалеть себя, так можно растратить всю отведенную мне вечность.

Принц тепло улыбнулся. Астрид ответила улыбкой. Где-то за столом одна бывшая ведьма и одна бывшая нимфа растроганно переглядывались и утирали проступившие на глаза слезинки.

— И я, как зеркало, определенно не могу оставить свое обещание невыполненным. Томас! — бодро произнесла она. — Бери Матильду, седлай Филиппа. Пора в путь.