Свет мой, зеркальце! (гет)

Астрид была настоящей ведьмой.

Вообще говоря, она была из тех прелестных дев, при одном взгляде на которых понимаешь: ну точно ведьма.

Рыжая до безобразия, ко всему прочему еще и безбожно кудрявая. А глаза — каковы глазищи! — зеленые, как у пещерного дракона (в те времена драконы переживали бум рождаемости, а потому на них можно было наткнуться в любом небольшом лесочке, не то что сейчас), и такие же хищные. Одно слово — ведьма!

Надо сказать, ведьмы в те времена были в почете. Каждый уважающий себя король держал у себя при дворе штук десять таких, а бароны и герцоги, подражая своим августейшим правителям, приглашали к себе совсем молоденьких, еще зеленых, таких неполноценных ведьм — колдуний.

Колдуньями звались ученицы ведьм. Милые и невинные, шарахаются от лягушек и недолюбливают змей. Магия у них выходила прямо-таки неважная, исключительно бытовая: застелить кровать покрывалом да подмести пол. Детский сад, одним словом.

Астрид очень гордилась тем, что она ведьма. Ну еще бы: кто будет воспринимать колдунью всерьез. А то ли дело ведьма! Сразу столько возможностей, столько перспектив открывается.

Астрид стала ведьмой первого декабря. Она и сейчас, будучи не то чтобы ведьмой, чудесно помнила этот день.

Полнолуние, шабаш, слетелись все важные ведьмы округи: кому сто лет, кому триста, у кого нос с горбинкой, у кого бородавка, а у кого — огромный черный ворон на плече. Словом, красовались ведьмы друг перед дружкой, кто как мог. А все для чего? Чтобы горсточка невинных колдуний стала ведьмами.

Астрид была в таком предвкушении, что даже раскошелилась на новую шляпу — черную, с широченными полями и острой, как кошачьи коготки, верхушкой. Чувствовала себя она на все сто.

А вот ритуал немножко подкачал.

Астрид, как это очень даже водится у молоденьких колдуний, представляла себе только самые впечатляющие картинки: стаи летучих мышей, огненные всполохи, огромные котлы бурлящего колдовского варева. А на деле же все было несколько проще: почтенные ведьмы расселись по заранее подготовленным стульям, чопорно закинули ноги на ноги, важно апплодировали время от времени и снисходительно взирали со своих мест на Астрид, которая, согласно алфавитному порядку была второй, но Аделаида умудрилась перепутать зелье бодрости с зельем вечного сна, а потому пребывала в тот момент в соответствующем состоянии, и Астрид выпала честь открывать ритуал обращения колдуний в ведьм. И Астрид открывала.

Ни ритуалов крови тебе, ни дани плоти, ни одного даже самого крохотулечного черномагического заклинаньица!

К Астрид подошла низкорослая пухленькая ведьма, развернула свиток пергамента, встряхнула его, смерила Астрид взглядом, будто прикидывая, насколько презентабельно та выглядит для ведьмы, кивнула сама себе (ведь Астрид со своими рыжими и безбожно кудрявыми волосами и новенькой остроконечной шляпой выглядела более чем презентабельно для ведьмы), вернулась к пергаменту, пробормотала: «Так-так, кто тут у нас…», кашлянула, прищурила глаза, снова кивнула («так-так» в это время нетерпеливо переступила с ноги на ногу), а затем щелкнула колдунью по носу. И колдунья стала ведьмой.

Сказать, что с Астрид в тот момент случилось что-то невероятное, сложно. У нее, правда, немножко болел нос какое-то время, но зато — зато! — она стала ведьмой. И хотя ни внешне, ни внутренне она никак не переменилась, важность произошедшего она вполне себе ощущала. Словно последний локон ее рыжих волос закудрявился, словно остроконечная шляпа стала еще острее. Ведь Астрид стала ведьмой. А ведьма — это уже серьезно.

В те времена, как уже было сказано, ведьмы пользовались особой популярностью. Ни одно мероприятие не обходилось без ведьмы: ни рождение теленка, ни день рождения племянника. А так как по Астрид сразу можно было сказать, что она ведьма, ее часто приглашали на разного рода мероприятия.

У местной герцогини был сын. У сына был день рождения. Ему исполнялось восемнадцать лет — как же в такую дату и без ведьмы? И пригласили на празднество Астрид: по ней сразу видно — ведьма, вот же родственники обзавидуются!

Празднество как празднество, ничего примечательного, казалось Астрид, чудесно выполнявшей свои обязанности: она сидела во главе стола, пила вино и злобно зыркала по сторонам, как и подобает любой уважающей себя ведьме. На часах было около полуночи — скоро надо будет давать благословение имениннику.

В чем заключалась суть благословения? В важном выражении лица, судьбоносном движении рук, сакральном голосе и волшебных искрах в качестве спецэффектов. За прошедшую неделю Астрид провела по меньшей мере штук пятнадцать таких благословений, так что вполне могла считать себя профи в этом деле.

И вот оно: важное выражение лица, судьбоносное движение рук над лохматой макушкой восемнадцатилетнего сына герцогини, «на что же тебя благословить, о юный мужчина?» сакральным голосом. Еще немного искр — и благословение можно было счесть вполне удачным.

«На твою вечную любовь, о прекраснейшая из прекраснейших», — проблеял «о юный мужчина». Мамочка «о юного мужчины» поддерживающе закивала головой. Видите ли, в ту пору заиметь в жены ведьму считалось большой удачей, ведь стабильно рожать детей, готовить еду, прибираться в доме, ухаживать за всем живым и не очень и при этом хорошо выглядеть могли только настоящие ведьмы. Это, скажем, было очень даже почетно. Ходили слухи, что королева, жена короля, тоже в своем незамужнем прошлом была ведьмой.

«Что, простите?» — обронила Астрид, удивленно выгнув брови. Лицо перестало быть таким важным, движение рук — судьбоносным, а голос — сакральным. Вот же этот «о юный мужчина», все благословение испортил!

«Это любовь с первого взгляда! — «о юный мужчина» оказался редкостным романтиком, к вящему сожалению Астрид. — Предлагаю вам, о прекраснейшая ведьма на всем белом свете, свою руку и сердце!». И встал на одно колено. Представляете?

Астрид хлопнула зелеными глазами разок-другой. Осмотрелась по сторонам. Взглянула на «о юного мужчину». И звонко засмеялась.

«Дорогой мой, ты что вообще о себе возомнил? Я ведьма, а у тебя борода еще не выросла, да и нос, знаешь ли, картошкой!». «О юный мужчина» не нашелся, что на это ответить. Но глаза его наполнились горькими слезами, так что, вероятно, он был несколько обижен. «Я всего лишь говорю правду», — деловито добавила Астрид, невинно пожав плечами.

Однако, Астрид кое-что упустила из виду. Она была ведьмой всего месяц, поэтому ей вполне можно было простить такой маленький пустячок, как забывчивость, если бы эта забывчивость не вышла ей же самой огромной жабой.

Жабой в этом случае выступила матушка «о юного мужчины», герцогиня.

Видите ли, события, о которых рассказывается в этих строках, произошло в канун Нового года. А как известно каждому, полночь между текущим годом и новым — время особого волшебства. И особое волшебство имело место быть.

Раздосадованная, обиженная, ущемленная за своего драгоценного сына, герцогиня на всех парах подлетела к Астрид, трижды сильно раздулась, как парус на ветру, обильно вдыхая воздух, чтобы извергнуть из недр своих жутчайшее проклятье в истории того столетия.

И будь ты той, кто всегда говорит правду, но стекло не треснет, пока не разобьется вдребезги твое сердце!

Главное упущение Астрид состояло в том, что герцогиня была женщиной. А любая женщина, как это известно, в своем роде немного ведьма.

Принц планировал жениться.

Вернее сказать, за него все давно распланировали — так уж заведено у принцев. Им просто не остается иного выбора. Ему даже подобрали неплохую невесту, вполне себе симпатичную, из богатой правящей семьи другого королевства (в ту пору этих королевств было как грибов после дождя), да такую, что в меру умна, в меру благовоспитанна, в меру инициативна и в меру послушна. Короче говоря, ему подыскали такую невесту, которая будет хорошо смотреться на портретах рядом с принцем, не будет сильно мельтешить под ногами и, конечно, обеспечит нынешнего принца будущими принцами.

Само собой, как любой уважающий себя принц, наш принц был категорически против такой аферы.

Во-первых, он не очень жаловал брюнеток. Хотя, конечно, в целом против брюнеток принц ничего не имел, но именно его потенциальная невеста, которую он знал исключительно по портрету, напоминала ему учительницу словесности. Принцу неважно давался этот предмет в свое время, а излишне строгая учительница с черными, как уголь, волосами и кустистыми бровями, только ухудшала ситуацию.

Во-вторых, принц, хоть и не любил уроки словесности, но обожал читать захватывающие истории про приключения, битвы, драматические повороты сюжетов, ни в одном из которых не обходилось без прекрасной дамы сердца, которой бы главный герой посвящал свои подвиги. Думается, вы и сами чудесно понимаете, что ради принцессы, напоминающей учительницу словесности, подвиги совершать не очень-то и хотелось.

И в-третьих, принц уродился редкостным романтиком. Как и все редкостные романтики, он безнадежно верил в настоящую любовь и мечтал жениться на девушке, с которой они друг друга по-настоящему полюбят и проживут всю жизнь вместе долго и счастливо.

Вот только родители принца, король и королева, о «во-первых», «во-вторых» и даже о «в-третьих» не знали. Вернее, у них были кое-какие предположения и мысли, но непрочные. Принц был молод, а потому они все свои предположения и мысли о «во-первых», «во-вторых» и «в-третьих» списывали на юный возраст и считали, что со временем принц облагоразумится и все эти аргументы сами собой отпадут. Но принц не облагоразумливался, и аргументы не отпадали, и поскольку король и королева продолжали списывать все свои предположения и мысли на возраст, ситуация нисколечко не менялась.

Словом, принц по-прежнему должен был жениться во что бы то ни стало. И по традиции, существовавшей с незапамятных времен (тех самых, когда драконы переживали бум рождаемости), самые важные празднества старались приурочить к новогодней ночи.

Новогодняя ночь — поистинне магическая. Еще во времена, когда драконы только начали активно трудиться над своей численностью, было научно доказано, что коэффициент чудопроизводства в новогоднюю ночь наиболее высок. Как известно, чем выше коэффициент чудопроизводства, тем выше производительность от предполагаемого чуда и меньше временные затрады на производимое чудо. Иными словами, все, что происходит в новогоднюю ночь, просто обречено на скорейший ослепительный успех. Совершил сделку о купле недвижимости в виде небольшого замка на опушке леса? Будь уверен, никакие наводнения, засухи и грызуны тебе не грозят, да еще и десять процентов от выплаты наверняка вернутся кешбэком (а то и все одиннадцать). Дописал роман аккурат за секунду до полуночи? Уверяем, это будущий бестселлер! Опрокинул на белоснежные одежды кубок с вином, и на самом видном месте растеклось винное пятно? Готовься: либо ты будущий создатель феноменального чистящего средства, либо новый законодатель моды.

В общем, лучше ночи для такого знаменательного события в жизни королевства, как свадьба принца, придумать попросту невозможно.

Тем временем до нового года оставалась неделя.

С неба крупными хлопьями медленно кружился снег. Снежинки мягко ложились принцу на лицо, таяли под его горячим дыханием. Принц лежал на снегу, неспешно возил руками и ногами по сугробу — старательно делал снежного ангела — и задумчиво смотрел на безмятежно-спокойное небо.

Стояла морозная тишина, какая бывает только зимой, и лишь снег приятно похрустывал под руками и ногами принца.

Одна из снежинок попалась особенно крупная. Утягиваемая глубоким вдохом принца, она залетела тому в нос и вызвала громкий чих. Следом за чихом последовало нервное «кар», и грузная ворона, поспешно взмахнув крыльями, сорвалась с дерева в небо, и снежный сугроб с потревоженной птицей ветки стремительно полетел вниз и приземлился в принца.

Новый год на носу, осознал принц.

Как снег на голову пришла ему эта мысль. Принц сел, смахнул с лица снежный сугроб, с секунду подумал, а затем вскочил на коня и поскакал на поиски своей настоящей любви.

Конечно же, сначала принц навел справки. По последним подсчетам, в мире было примерно триста девяносто четыре королевства, усредненное количество принцесс на всю долю королевств равнялось приблизительно тремстам восьмидесяти семи, при этом примерно двадцать процентов от этих принцесс были уже замужем, тридцать процентов были слишком маленькими, а еще десять — наоборот, уже вышли из возраста «девушка на выданье» и перешли в возраст «самодостаточная женщина» (таким никакие принцы задаром не нужны). Также, ограничим количество принцесс расстоянием: так как мы рассматриваем королевства по всему миру, стоит учитывать и предположительное время, которое может уйти на путь до принцессы и обратно. Так как у принца на все про все всего неделя, больше половины оставшихся принцесс можно смело исключать. Несложными подсчетами мы приходим к выводу, что у принца имелось приблизительно шестьдесят восемь кандидаток на роль настоящей любви.

Шестьдесят восемь принцесс на одну неделю — многовато, пожалуй. Этот вывод даже ненадолго погрузил принца в отчаяние. Все-таки ладно, если бы это были две-три принцессы из соседствующих королевств, куда бы он успел съездить за неделю, с первого взгляда убедиться, настоящая ли это любовь или нет, и выбрать себе свое «долго и счастливо».

Конечно, принц мог бы отправить гонцов и пригласить всех потенциальных невест в свое королевство, и оно, конечно же, было бы куда проще, но, во-первых, существовал огромный риск того, что принцессы, пакуя свои огромные сундуки с бесконечными роскошными одеяниями, так увлекутся, что попросту не успеют приехать к свадьбе, а во-вторых, принц очень хотел совершать подвиги во имя своей настоящей любви, а самому скакать сквозь метель, вьюгу и стужу, уклоняясь от голодных волков и сражаясь с шайками лесных бандитов — это уже целый подвиг, вполне себе хороший старт для начала «долго и счастливо».

Решение создавшейся проблемы нагрянуло как бы между прочим, не так внезапно, как мысль о приближающейся свадьбе. Как уже говорилось, принц любил читать и был частым гостем в королевской библиотеке. Библиотекарь — дряхлая старушка с морщинистыми руками, такая тоненькая и чахлая, что, казалось, одно легкое дуновение зимнего ветерка из оконной щели могло унести ее из одного края огромной королевской библиотеки в другой. К этой старушке он обращался за помощью в трудную минуту, ведь она была такой старой, что наверняка знала все на свете.

— Ну, дорогой принц, что могу сказать, — прошелестела старушка шепелявым голосом. У нее отсутствовала добрая половина зубов, а потому говорила она с трудом.

— Посоветуйте мне хоть что-нибудь, молю! — отчаянно вскрикнул принц. Его голос эхом отдался в сводах высоких потолков библиотеки и спугнул парочку летучих мышей. — Пособие о том, как найти жену за семь дней, или, там, подробный справочник о потенциальных возможностях принцесс в том, чтобы жить долго и счастливо.

Библиотекарь неспешно пожевала иссохшую нижнюю губу, бродя взглядом по высоким стеллажам, снизу доверху заставленным книгами.

— Боюсь, что мы можем ожидать подобного рода литературы только лет через пятьдесят, — сообщила старушка. Принц издал разочарованный вздох, ведь у него из всех пятидесяти лет была только неделя в запасе, но прежде чем его подбородок понуро склонился к груди, старушка подняла в воздух кривоватый желтоватый палец и произнесла: — Но у меня есть кое-что получше.

А дальше все произошло довольно быстро. Старушка довольно шустро для своих лет выудила откуда-то из-за прилавка толстенную книгу, покрытую впечатляющим слоем пыли (сразу видно, книга солидная и содержит определенную долю секретных знаний), водрузила эту книгу на стол с громким хлопком, от которого слой были взметнулся в воздух. Пока принц вычихивал книжную пыль из своего носа, библиотекарь пролистала книгу приблизительно до середины, ткнула корявым пальцем в серую страницу, прищурившись, переписала адрес на клочок бумаги, который тут же сунула принцу в руку.

Принц поблагодарил библиотекаря, мельком взглянул на страницу книги, куда уткнулся палец старушки, спрятал клочок бумажки с адресом в карман, почесал за ухом своего любимого пса, вскочил на коня и поскакал навстречу своей судьбе.

Скакать ему пришлось около четырех часов. Путь его пролегал через небольшой лесок. К сожалению, никаких разбойников ему по пути не встретилось, а для голодных волков час был рановат, зато поднялся сильный ветер, и принц очень даже смело пробирался сквозь густые ветви, цепляющие его за русые волосы, раздирающие его одежду, отважно уклонялся от падающих с высоких сосен шишек. Вполне можно было записать в подвиги. А к вечеру он достиг указанного на клочке бумаги адреса.

Это был деревянный дом, внешне казавшийся уютным. Он, возможно, выглядел роскошным лет так сто назад, но сейчас дерево заметно отсырело, кое-где рос мох, а на крыше принц даже разглядел несколько грибов. Принц даже усомнился, действительно ли он попал по нужному адресу, но старая книга с толстым слоем пыли не могла ошибаться, и, тряхнув головой, он соскочил с коня, привязал его к шатающемуся на стихающем ветерке забору и осторожно направился к входной двери.

Старая дверь протяжно скрипнула ржавыми петлями. В доме было темно. У самого входа принц обнаружил огарок свечи. Ему пришлось провозиться пятнадцать минут, чтобы вновь зажечь его, и наконец помещение озарилось тусклым теплым светом.

В дороге принц долго воображал себе место, куда отправила его старая книга. Ему казалось, это будет зловещий замок с привидениями и огромными крокодилами, плавающими в подвале. Или большая подземная пещера, своды которой грозятся обвалиться от одного неверного шага. Реальность же, как вы уже могли заметить, оказалась немного разочаровывающей.

Помимо того, что снаружи дом казался вполне обычным и ничем не примечательным, так еще и внутри мало что представляло собой интерес. Чувствовался затхлый воздух, пахло сыростью и пылью. Принц шел вперед по коридору, освещаемому слабым светом свечи, старательно смотрел под ноги и аккуратно перешагивал через дыры в половицах. У стен по обеим сторонам коридора высились до самого потолка шкафы. Некоторые из них были занавешены потемневшей от времени тканью, местами проеденной молью, а на других принц заметил книги, статуэтки, вазы, шкатулки и еще много чего, но пока что ничего не привлекало его внимания.

Принц осторожно шел дальше. Когда коридор наконец закончился, возникла дверь, которая вела в одно-единственное помещение, представлявшее собой исключительно склад всевозможного барахла. Принц переступил через мешок, обогнул пирамиду из книг, попал в противную паутину, тянувшуюся от одного шкафа к другому, споткнулся о ящик под ногами, чудом удержал равновесие и не пропахал носом пол до противоположной стены. И это он только два метра прошел! К несчастью, жалкий огарочек свечи, который принц с таким трудом зажигал, потух. К счастью, в этой части дома обнаружилось окно, пускавшее внутрь слабый свет луны и звезд на ясном ночном небе. В темноте, стоило только принцу немножко привыкнуть, проступили очертания грузных тумб и сундуков, дивана, заваленного горой непонятных вещей, табурета с кривыми ножками и массивного дубового стола. А на столе в слабом свете, льющемся из окна, блеснуло зеркало.

Позабыв обо всех предосторожностях, принц бросился вперед, к столу, по пути сшиб несколько ящиков и наверняка поставил себе несколько десятков синяков, сел на табурет (табурет угрожающе покачнулся), встал, наклонился перед зеркалом и загадочно уставился на свое отражение.

В отражении на него уставился нетерпеливым взглядом он сам. Волосы порядком растрепались, и принц одним аккуратным движением пальцев пригладил челку на бок. И, пожалуй, это было единственное откровение, которое подарило ему зеркало. Может, он все-таки перепутал адрес и приехал не туда? Или книга ему наврала?

Принц нахмурился и постарался воспроизвести в памяти страницы книги. «Волшебное зеркало» — так было написано в начале страницы красивыми узорчатыми буквами. Чуть ниже была картинка зеркала, которая, вроде бы, соответствовала тому, что принц видел перед собой. Он тут же решил, что это хороший знак, и продолжил процедуру вспоминания. «Зеркало показывает правду, отвечает на любой вопрос и помогает найти то, что ищешь. Внимание: хранить в недоступном для ранимых людей месте. Инструкция по использованию… Ага!» — обрадовался принц. Он наклонился еще ближе к столу, протянул дрожащие пальцы к зеркалу, но не решался его коснуться. Его с ног до головы захватывало волнение, когда он заговорил вслух:

— Свет мой, зеркальце! Скажи

Да всю правду доложи:

Где найти мне ту миледи…

Принц призадумался, подбирая слова, а затем продолжил:

— Чтобы были мы соседи (желательно),

Дай мне список адресов,

Где найду я настоящую любовь.

Принц замер, завороженно глядя на зеркало. Он даже задержал дыхание на всякий случай. Но ничего ровным счетом не происходило.

Принц с детства был приучен не сдаваться после первой неудачи (обычно он это делал после второй). Он набрал побольше воздуха в легкие и снова начал свое «свет мой, зеркальце», но его наглым образом перебили:

— Свет твой зеркальце считает

Да всю правду излагает,

Что от рифмы сей воняет.

Принц замер. Ему на мгновение даже стало немножко страшно: вокруг не было ни души, в зеркале ровным счетом ничего не изменилось, однако голос казался очень даже настоящим, можно даже сказать — человеческим.

— Грубовато закончила стих, — послышался другой голос, медленный, тягучий и вкрадчивый. Послышался откуда-то снизу. — По стилю больше подходят «сияет», «вдохновляет», «приобретает»…

Принц выпрямился как по струнке и посмотрел вниз. Около его ног крутился некрупный черный кот. Он заметил внимание и, подняв свои желтые глаза на принца, смерил его осуждающим взглядом.

— Но рифма и правда ужасная, тут я соглашусь.

Пожалуй, это все-таки была кошка. Она задела ногу принца своим пушистым хвостом, оттолкнулась задними лапами от пола и запрыгнула на стол.

— Твои варианты совершенно не отражают заложенной в мой стих идеи и не подходят по смыслу, Матильда, — возразил первый голос.

— Зато соответствуют стилю, — ответила Матильда. К своему ужасу, принц понял, что Матильдой звали кошку и говорила именно она.

— Ты… — он вытаращил глаза на животное. Кошка ответила ему слегка заинтересованным взглядом. — Ты кошка.

— Спасибо, дорогой, я заметила, — протянула Матильда. Она даже будто бы улыбнулась.

— Но ты говоришь!

Кошка обратила озадаченную мордочку к зеркалу.

— Я не пойму, мы, что, играем в игру «Назови очевидное»? — судя по голосу, она говорила вполне серьезно.

— Нет, Матильда, ты просто отвыкла от узколобых людишек, — возразил голос.

— Почему ты говоришь? — настаивал принц.

Кошка снова повернулась к нему и даже сделала несколько изящных шажков по столу навстречу.

— Но все живые существа говорят, милый.

— Да, — нехотя согласился принц. — Только почему я тебя понимаю?

— Потому что у тебя есть уши, вероятно, а еще потому, что мы говорим на одном языке. Видишь, это не так уж и сложно, — хихикнула кошка.

— Очень-очень странно… — пробормотал принц. Внезапно он почувствовал слабость в ногах и осел на табурет.

— А вот мне кажется странным, что ты удивляешься говорящей кошке, однако говорящее зеркало тебя нисколечко не смущает, — промурлыкала кошка.

— Говорящее… зеркало?

Еще большего удивления шаткий табурет с кривыми ножками попросту не выдержал, и принц рухнул на пол.

— Кажется, ты его напугала, — констатировала кошка, бросив взгляд желтых глаз на зеркало.

— Матильда, вообще-то, если быть точной, это ты тут с ним лясы точила, — возразило зеркало. — Поднимайся, узколобый, — а данная реплика посвящалась явно не кошке, и принц, подтянувшись руками за край стола, неловко поднялся с пола. — И что же ты приперся в такую даль? Только не говори, что из-за своей прекрасной поэзии.

Принц промычал что-то невнятное.

— Ну же, Астрид, покажись ему, — промурлыкала кошка, растягивая гласные. — Это определенно растопит лед между вами.

Конечно, последнее утверждение Матильды оказалось весьма спорным, но зеркало, которое, как отметил принц, звали Астрид, озарилось мерцающим сиянием. Затем по золоченому ободку с изящной лепниной пробежали разноцветные искры, длинными всполохами пробегаясь по глади стекла и вырисовывая сказочные узоры. Надо сказать выглядело это впечатляюще, и принц смотрел на светопредставление зеркала как завороженный.

— Ой, ну хватит выпендриваться, — заметила Матильда, и зеркало недовольно цокнуло.

— У меня не так уж и часто бывают зрители, знаешь ли.

Спустя мгновение на стеклянной поверхности зеркала появилось лицо: по виду молодая девушка с ярко-зелеными глазами и фантастически кудрявыми рыжими волосами. Принц даже подумал, что она очень походит на ведьму из сказок и легенд (сам принц ни разу в жизни не сталкивался с настоящей ведьмой и знал их только по книгам).

— Астрид, — представилась девушка, неприветливо сверкая зелеными глазами. — И я, как видишь, на данный момент представляю собой зеркало. Так чего ты хотел?

— На данный момент? — переспросил принц. Его голос звучал несколько неуверенно, и пока ему было сложно свыкнуться с мыслью, что он ведет беседу с животным и неживым объектом.

— А ты думаешь, я по доброй воле стала зеркалом? — Астрид вскинула бровь. — Так кто ты и чего ты хотел?

— Я принц, — неспешно ответил принц. — И я хотел бы найти настоящую любовь.

В наступившей тишине скрипнула дверь. А затем разразился смех двух голосов — Матильды и зеркала.

— Ну каков болван, — заливалась кошка.

— Наивный узколобый человек, — поддержала Астрид. — Имя у тебя есть? Или ты просто принц?

Принц кивнул и взглядом попросил секунду, чтобы собраться с духом. Затем он выпрямился, глубоко вдохнул и речитативом произнес:

— Томас Уолтер Андреас Теобальд Флавий Эверард Дамиан Фабриций Уильям Годвин Джеффри Персиваль Уэйд.

— Это скороговорка? — поинтересовалась Матильда, озадаченно переглянувшись с Астрид.

— Так вот, Томмен Уоллис…

— Можно просто Томас, — сказал принц. И неуверенно улыбнулся. У него ушло несколько лет на то, чтобы запомнить свое имя полностью в правильном порядке.

Астрид в зеркале небрежно махнула рукой. Потом она приблизилась — ее лицо стало больше, и принц явственно разглядел веснушки на носу девушки.

— Так вот, принц Томас, настоящей любви не существует, можешь смириться и ехать домой.

— Но в книге же было написано, что ты, волшебное зеркало, показываешь все, о чем ни попросят, — с досадой в голосе возразил Томас.

— Чего только ни понапишут в этих книгах, — вздохнула Астрид. Матильда, махнув хвостом, послала ей сочувствующий взгляд. — И как они меня назвали? Волшебным зеркалом? Меня? Настоящую ведьму?!

Глаза Астрид злобно сверкали, и принцу даже стало как-то немного не по себе. С одной стороны, казалось бы, что может ему сделать зеркало, пусть даже и волшебное, а с другой — не каждое волшебное зеркало было Астрид, настоящей ведьмой.

— Я еще понимаю, магическим, но волшебным? — продолжала негодовать Астрид. — Дилентанты.

— А в чем такая разница? Это же одно и то же, ты колдунья и колдуешь магию, волшебство всякое, — сказал принц и тут же пожалел о своих словах.

Матильда на столе приобрела форму дуги, вздыбила шерсть и злобно зашипела. Астрид припала к стеклу настолько, что была видна только половина ее носа, несколько веснушек и один глаз, в котором полыхало языками зеленое пламя.

— Ведьмы — это самые великие, самые сильные, самые могущественные маги, — заговорила Астрид настолько холодным тоном, что в комнате температура понизилась на несколько градусов. — Колдуньи — ведьмы-недоучки, и никогда — слышишь?! — никогда не смей называть настоящую ведьму какой-то там колдуньей. Колдовство по сравнению с настоящей ведьминской магией — так, ерунда. А волшебство — это удел волшебниц. Те еще позерши, надо сказать. Вы их зовете феями, а единственное, что они по-настоящему могут — это несколько раз в жизни по счастливой случайности сотворить чудо.

— Значит, — заговорил принц задумчиво, — мне нужна фея. Раз они творят чудо, а настоящая любовь — это поистине чудо, мне нужна фея. Зеркало, покажи мне фею! — он определенно сделал неправильные выводы из слов Астрид, и если раньше она выглядела рассерженной, то сейчас показалась уязвленной и оскорбленной по-настоящему.

— Подобрать тебе невесту я смогу гораздо лучше, чем какая-то фея, так что ищи свою чудесную-расчудесную фею самостоятельно.

И зеркало погасло. Томас беспомощно взглянул на кошку, но та осуждающе сверкнула желтыми глазами и безразлично отвернулась, мол, сам напросился.

— Пожалуйста, зеркало! — умоляющим тоном воскликнул принц. — Прошу, помоги. Мне жениться через неделю, а я не смогу найти невесту за такой короткий срок без твоей помощи. Пожалуйста, Астрид, ты же настоящая ведьма! Сотвори свою магию, прошу!

В зеркале появился один прищуренный глаз.

— А что мне за это будет? — поинтересовалась Астрид.

Принц растерянно пожал плечами.

— Я лично проверю все книги про магию и исправлю фактические неточности, чтобы больше никто не смел называть настоящую ведьму какой-то там колдуньей? — осторожно предположил Томас. Астрид кивнула — предложение принца пришлось ей по вкусу.

— Так уж и быть, принц, я тебе помогу, но только на одном условии: ты поможешь мне освободиться.

Томас обрадованно хлопнул в ладони.

— По рукам!

Договор между настоящей ведьмой Астрид, ныне более известной как волшебное магическое зеркало, и принцем Томасом Уолтером Андреасом Теобальдом Флавием Эверардом Дамианом Фабрицием Уильямом Годвином Джеффри Персивалем Уэйдом, более известным как принц Томас, состоялся. Обе стороны остались удовлетворены результатами переговоров. Одна сторона, более подвижная, деятельная и весьма ограниченная по времени, требовала безотлагательно реализовывать договор, в то время как другая сторона, более практичная, логичная и весьма ограниченная в передвижении, заявила, что важные дела на ночь глядя не делаются. На том и порешили.

Матильда подсказала Томасу, как лучше устроиться на ночь, и даже притащила в зубах мягкий пыльный плед, а пока принц старательно освобождал старый, изъеденный молью диван от груды вещей, Астрид светила своим зеркалом достаточно ярко, чтобы было видно все помещение. «Она, если честно, очень-очень хорошая настоящая ведьма, — шепнула Матильда, свернувшись на спинке дивана. — Я таких за все сто пятьдесят восемь лет больше не встречала». И принц, решив не обременять свой мозг новыми потрясениями, принял слова кошки, как данное, и мысленно согласился.

Наутро, лишь только рассвело и лучи холодного зимнего солнца скользнули через окно в комнату, принц распахнул глаза, растолкал Матильду, за ночь переползшую ему на грудь и мирно посапывающую, уткнувшись черным носиком ему в шею. Сонная Матильда неспешно потянулась, сладко зевнула и перебралась досыпать свой утренний сон на изголовье дивана.

Едва почувствовав свободу, принц подлетел к столу, на котором по-прежнему располагалась Астрид, мельком взглянул на свое отражение, пригладил рукой особо непослушный вихор, и только после этого заговорил:

— Астрид, эй, Астрид. — Поверхность зеркала пошла рябью, и спустя мгновение там, где раньше принц наблюдал свое отражение, появилось заспанное лицо ведьмы. — Доброе утро.

— Ага-а-а, — Астрид сладко зевнула. — На будущее: порядочное утро начинается ближе к обеду.

— Если мы каждый день будем спать до обеда, то я не успею найти невесту за неделю, — обеспокоенно заметил принц. — И, между прочим, у меня осталось всего шесть дней, что на один день меньше, чем полноценная неделя.

— Феноменальные математические расчеты, — ответила ведьма. Она щелкнула пальцами, и в зеркале появилась розоватая дымка, на несколько секунд скрывшая ее из виду, а затем, когда дымка рассеялась, вновь появилась Астрид, только в своей рабочей версии: волосы лежат густым рыжим облаком, кудряшка к кудряшке, с лица исчезли все признаки сладкого сна, появился бодрый румянец, а в зеленых глазах — деятельный настрой. Она сплела пальцы в замок и деловито уставилась на принца. — Итак, какая невеста тебе нужна?

Принц растерянно обвел взглядом стол, будто мечтал разглядеть на его поверхности подсказку.

— Ну, подумай об идеальной девушке, — пришла на выручку Астрид. — Как она должна выглядеть? Что должна уметь делать? Какими качествами обладать?

Принц на мгновение задумался.

— Точно не брюнетка, — уверенно начал он. Астрид кивнула, устремив взгляд куда-то вниз. Томас видел только ее лицо и плечи, но ему показалось, что она делает письменные заметки. — М-м, пусть у нее будет кожа белая, как снег…

— Где-то я это уже слышала, — сморщилась Астрид. — Навевает неприятные воспоминания о стихосложении, злобных мачехах и сонных зельях.

— Волосы, допустим, светлые, глаза — тут не очень принципиально, главное, чтобы их было ровно две штуки, ресницы подлиннее, а вот нос один и не очень большой, — продолжал принц. Кажется, он начинал входить во вкус. — Чтобы была добрая, умная, но не умнее меня, конечно же…

«Умная ровно настолько, чтобы умела это в нужные моменты не показывать», — записала Астрид.

— Чтобы любила скакать на лошади и гулять на природе, — добавил Томас. — В общем, хочу такую, ради которой буду совершать подвиги, — заключил он.

«Беспомощная», — письменно зафиксировала Астрид. А затем, важно кашлянув, встала подальше, так что принц видел ее теперь в полный рост, сделала красивое движение пальцами (вообще, как заметил Томас, все, что касалось ведьминской магии, получалось довольно красиво, правда, конечно, настоящую ведьму он встретил впервые и строил свои суждения исключительно на этом запоминающемся опыте). В свободном пространстве рядом с Астрид возник перечень того, что она записала, опираясь на слова принца.

— Все верно? — спросила она и дважды быстро хлопнула в ладони, не дожидаясь вопросов Томаса, вполне разумно последовавших после того, как его взгляд упал на некоторые моменты, в которых интерпретация Астрид оказалась чересчур вольной.

За двойным хлопком в зеркале последовала темнота: исчезла и надпись, и Астрид, а отражение принца не появлялось. Зеркало как будто выключили.

Принц, переживая волнение души, чувствовал, что сейчас, в эту минуту, решается его судьба, и попытался отвлечь себя делом. Он наклонился к развалившемуся вечером табурету на кривых ножках и принялся над ним трудиться. Он старательно выпрямлял ножки, закручивал, завинчивал, выправлял, а когда табурет встал ровно и уверенно и даже перестал шататься из стороны в сторону, принц довольно сел на него, положил локти на стол, подпер щеку рукой и посмотрел на зеркало. Из золоченой рамы за ним следила пара зеленых глаз. По правде сказать, Астрид быстренько справилась с выполнением своей задачи, но принц работал, а работающий мужчина — это такое замечательное зрелище, одно сплошное удовольствие его наблюдать. К тому же, любая ведьма знает, что отвлекать мужчину работающего от работы — себе дороже. Вот Астрид и не отвлекала, а терпеливо ждала, наблюдала и наслаждалась.

— Ну? — взволнованно спросил Томас, и в эти два звука, которые он произнес, естественным образом вошли все вопросы, которые он намеревался разом задать: «Ты ее нашла? Она красивая? Она добрая? У нее белая, как снег, кожа?..».

— Баранки гну, — ответила Астрид.

— Иду ко дну, — сонно мяукнула Матильда с дивана. — Моя рифма лучше!

— Да, киса, спи, — бросила в ответ Астрид, а потом обратилась к Томасу. — Ну что, готов увидеть свою ненаглядную?

Принц нервно сглотнул и кивнул.

Астрид элегантно выставила правую ногу на полшага вперед, расположила одну руку на талии, выставив локоть в сторону, а пальцами другой — изящно щелкнула. Картинка переменилась: исчезла настоящая ведьма, а вместе нее появилась настоящая принцесса. Блондинка с ясными голубыми глазами, светлой кожей, волосы заплетены в длинную толстую косу, лежащую на плече. Вот она, принцесса, прислонившись к стене, томно смотрит в окно. А вот — сидит за книгой в свете свечи. Вот — скачет на коне, а ее светлые волосы развеваются на ветру, как и легкая ткань ее платья. Все эти прелестные картины, само собой, сопровождались комментариями Астрид:

— Принцесса Элеонора Амелия Анна-Мария Изабелла, — важно огласила ведьма, — правда, у нее не так много имен, как у тебя, надеюсь, это не очень важно. Принцесса Элеонора — обладательница мягкого нрава, чистой души и доброго сердца. Любит читать романтические истории о любви, кормить уток в пруду хлебными крошками, играть на лютне и вышивать крестиком. Души не чает в домашних животных, любит устраивать пикники у реки в теплое время года.

— Я женюсь на ней, — уверенно сообщил принц.

— До нее и ехать недалеко, — заметила Астрид. — Всего сутки пути. Родители у нее порядочные, чтут многовековые традиции, поместили принцессу Элеонору в башню, как то и пристало уважаемым принцессам. Башню охраняет дракон Альтаир. Последний раз видела его триста три года назад, он значительно раздобрел с того времени. Но вообще он добродушный парень, огнем плеваться не станет: ему важно, чтоб все было чин по чину, так что будет поединок, — сообщила ведьма. — Вот тебе и подвиг.

Глаза принца загорелись.

— Отличная новость! — радостно воскликнул он и вскочил со стула. — Так чего же мы ждем? В путь!

Изображение принцессы Элеоноры в зеркале исчезло, и появилась Астрид. Она скрестила руки на груди и качала головой.

— Нет уж, принц, ты так не спеши. Сначала ты выполнишь свою часть сделки, а потом я отведу тебя туда, где обитает твоя ненаглядная принцесса Элеонора.

Принц медленно сел обратно на табурет и с сомнением посмотрел на зеркало.

— И почему это? Хочешь сказать, ты мне не доверяешь, а я тебе доверять должен, так получается? И откуда же мне знать, что ты меня не обманешь?

— Кто-то же должен поверить на слово, а из нас двоих я куда менее наивна, — пожав плечами, ответила Астрид. Пока принц пытался разобраться, оскорбили ли его и насколько серьезен принесенный его самоуважению ущерб, ведьма продолжила: — Мы поедем к Эвагореиде, что живет в северозападном лесу близ ущелья Антромесхон.

Томас озадаченно нахмурил лоб. Упомянутое место находилось в пределах королевства принца, так что путь туда был не таким долгим, но довольно опасным, да и об ущелье Антромесхон издревле ходило много жутковатых легенд.

— А кто это такая? — осторожно спросил Томас.

— Вас, людишек, совсем не образовывают, что ли? Ведьма это. Была ею, во всяком случае. Причем двести лет назад считалась самой значительной фигурой в области оборотных зелий. Стыдно не знать такую выдающуюся личность!

— Вообще, если говорить честно, ты первая ведьма, которую я встретил, — признался принц, неловко потирая шею.

Астрид удивленно приподняла брови.

— Ты же знаешь, дорогая, популярность ведьм значительно поубавилась, а вместе с тем и их количество, — промурлыкала Матильда с дивана.

— Чертова Генриетта и ее семейные чары, будь они неладны, — проворчала Астрид.

Принц выглядел еще более озадаченным, чем минуту назад.

— А что такое…

— Семейные чары, дорогуша, — заговорила Матильда, запрыгнув принцу на колени, — это чары, созданные специально для ведьм. Пробуждали в них инстинкты материнства, семейного очага, любви и уюта. Ведьмы, которые почувствовали на себе действие семейных чар, забрасывали магию и выходили замуж. Вот поэтому количество ведьм сильно сократилось.

— А когда эти бывшие ведьмы разочаровывались в своих супругах, они становились злыми, как дракон, у которого украли все золото из пещеры, и спускали свою злость на ведьм, избежавших такой незавидной участи. Из зависти, я полагаю, — добавила Астрид. — Какой вывод мы можем из всего этого сделать?

— Что женщины сами создают себе проблемы? — предположил принц.

— Что злая женщина — хуже самого страшного дракона на свете, — промурлыкала Матильда, переминаясь с лапки на лапку.

— Что настоящей любви не существует, а бывает только любовь относительная, которая делает из женщин карикатурных злодеек, — сообщила Астрид. — Их побеждают самым нелепейшим образом рыцари на белых конях, об этом слагают всякие небылицы, увековечивают их в бумажных изданиях, выпускают тиражами, а потом наивные принцы считают всю эту несуразицу за истинную правду и не могут отличить настоящую ведьму от какой-то там колдуньи.

— Ну я же извинился! — возмутился принц.

— Хватай Матильду, пакуй меня — и по коням, — скомандовала Астрид.

Принц скакал во весь опор. Его конь выдыхал из раздувающихся ноздрей белые клубы пара, от разгоряченной кожи животного исходил жар. Матильда теплым шерстяным комком грела грудь принца, спрятав свой маленький черный носик от порывистого холодного ветра. Конечно, взять с собой в опасное приключение кошку — решение не из умнейших, но Астрид отказывалась появляться в зеркале, если Матильды не будет рядом. Впрочем, тихое мурлыканье Матильды действовало весьма умиротворяюще, так что Томас даже порадовался такому попутчику. Все-таки кошка — не ведьма.

А ведьма тем временем болталась в кармане дорожной сумки принца, каждую секунду пути давала свои комментарии и громко верещала, когда конь перепрыгивал препятствия. К счастью, они мчались с большой скоростью, и за ветром, свистящим в ушах, принц не слышал и половину того, что сообщала ему Астрид.

— Через пятнадцать метром поворот направо, первый съезд, — отчеканила Астрид особым информационным голосом — эту часть принц отлично слышал. — Эй, осторожнее! Ты что, пытаешься меня разбить?! — а эта часть его ушей не достигала.

Вопреки всем ожиданиям, дорога выдалась спокойной, и, кроме голосящей проклятия Астрид, ничто не портило эту в целом чудесную конную прогулку, а зимние пейзажи так и вовсе радовали глаз.

Спустя несколько часов активного движения принц решил сделать передышку. Он остановился на опушке леса, слез с коня, перекусил сам и поделился едой с ближними, роли которых исполняли кошка Матильда и конь Филипп. Филипп Матильде понравился, и, вероятно, симпатия оказалась взаимной, потому что кошечка, сонно жмурясь, лежала на загривке коня, а тот нисколечко не возражал.

— Если мы сейчас же не тронемся с места, то рискуем попасть в Смертоносные топи в ночи, — подала голос Астрид. Зеркало по-прежнему находилось в сумке, и Томас не видел ведьму, но вполне мог представить, насколько недовольным взглядом она буравит внутреннюю стенку кожаной сумки.

— Смертоносные топи? — переспросил принц. Как многого он, оказывается, не знал, а ведь это территория его собственного королевства! Еще и название такое запоминающееся. В голове у Томаса сразу стали возникать живописные картинки: высокие корявые деревья, густой смертоносный туман, жуткие зеленые огоньки вдалеке, вой диких животных…

— Ну да, Смертоносные топи, — подтвердила Астрид. — Конечно, по такому холоду все топи там замерзли, но я бы не стала вести себя с этим местом слишком уж уверенно. Топистые жмырики никуда не делись, а выползают на охоту они как раз-таки в темное время суток.

— Топистые жмырики? — как много для Томаса оставалось загадкой.

— Жмырики, которые обитают в топях, — ответила Астрид, ведь все казалось ей вполне логичным, и принцу необязательно было делать такое вопросительное лицо. — Но вполне может оказаться, что топистые жмырики — это не самое страшное, что мы можем встретить в тех краях.

* * *

Скакал Филипп с принцем, кошкой и зеркалом на своей мускулистой конской спине. Пожалуй, из всей организовавшейся компании Филипп был самым простым и приземленным: он не умел говорить и подбирать рифмы, не был заперт в волшебном зеркале на протяжении трехсот лет, не грезил о великих подвигах и настоящей любви. Он просто скакал вперед во весь опор, перепрыгивая ямы и проваливаясь копытами в рыхлый снег. Мимо него проносились деревья разных форм и размеров, колючие кусты, высокие сугробы, редкие домишки с припорошенными снегом крышами. В эту минуту конь Филипп мечтал только об уютном теплом стойле, свежей воде и сладкой морковке — вполне себе просто и приземленно.

Со временем местность стала меняться: снега стало значительно меньше, черная земля была местами покрыта тонкой корочкой льда, деревья стали куда меньше и приобрели крючковатый вид.

— Уже близко, — сообщила Астрид.

Смеркалось. Принц предложил устроить ночлег, но Астрид требовала ехать дальше. И ведьмой, и принцем двигали соображения безопасности, и они оба были правы: было равно опасно и ехать вперед, и оставаться на месте.

Астрид, сосредоточившаяся на прокладывании маршрута, не замечала десятки глаз, следующих за ними попятам, а принц, кожей чувствовавший неладное, списывал все свои ощущения на разыгравшуюся фантазию.

Со временем земля стала более влажной и рыхлой. Филипп сбросил скорость, осторожно ступая копытами по кочкам. Стояла густая, как манная каша, тишина, лишь Астрид время от времени излагала команды: «Поверни направо, десять шагов прямо, осторожно — бревно…».

Матильда, пригревшаяся под плащом Томаса, высунула черный носик-пуговку на морозный воздух, обвела пронзительными желтыми глазами окружающий пейзаж и, мягко коснувшись теплой лапкой подбородка принца, промурчала:

— А там, в кустах, кто-то есть.

Томас повернул голову туда, куда смотрела кошка, но на землю ложилась ночь, и разглядеть что-либо не представлялось возможным. Однако Матильда продолжала таращиться на кусты позади. Она замерла, желтые немигающие глаза широко распахнуты, шерсть на спине вздыбилась. Принц наклонился вперед, прижимая Матильду к себе, и пришпорил коня.

Деревья стали пролетать мимо с еще большей скоростью. Астрид активно отдавала команды, не умолкая ни на секунду. Но спустя время она попросила ехать помедленней. Ее голос был задумчивым и напряженным, и принц взволнованно подумал о трудностях, которые, возможно, перед ними встали.

— Стоит быть более осторожными, — сказала Астрид. — Земля здесь неустойчивая.

Что подразумевала Астрид под словом «неустойчивая», принц мог лишь догадываться. Рыхлая? Можно споткнуться? Провалиться? Застрять? Астрид не конкретизировала.

Впрочем, скоро принц и сам все наглядно понял.

— Вот гадость-ш-ш-ш, — зашипела Матильда, изогнувшись дугой, а острыми когтями вцепившись в штаны Томаса.

— Аккуратнее! — завопил принц, пытаясь отодрать кошку от штанов, но та намертво приросла к его ногам.

Филипп от испуга встал на дыбы, а затем, рванув вперед, застрял копытом в земле, и принц, не удержавшись, свалился на землю. Ему все-таки удалось скинуть с себя кошку ровно за секунду до падения, и та чудом осталась на коне, на сей раз вцепившись в седло. Серый конь, удаляясь, таял в темноте. Принц остался один. Или, может, не совсем…

— Мать моя Моргана, ну я же не какая-нибудь болотная нимфа!

Голос Астрид — Томас слышал его совсем близко и где-то у себя под ногами. Надо сказать, он обрадовался, что у него по-прежнему была компания.

— Эй, ваше высокородие, снизойдите до нас, земных, — голосила Астрид, в этот раз добавив своей реплике адресность. Думается, в этот момент принц немножко пересмотрел свою преждевременную радость. — Левее! Да не правее, а левее, болван! — ворчала ведьма, когда принц шарил по сырой земле руками, пытаясь нащупать зеркало, что в темноте было сделать не так уж и просто.

Когда Томас поднял зеркало и стер со стеклянной поверхности грязь, и у Астрид появился хоть как-то пейзаж, кроме сырой земли, она наконец выдохнула и осмотрелась. Принц уверенным шагом двинулся вперед. Насчет Филиппа он не переживал: тот скакал в нужном направлении, а Матильда, в случае чего, скорректирует конский маршрут.

— Знаешь, шел бы ты быстрее, — вдруг сказала Астрид.

— А что такое? — поинтересовался принц. Он крепко сжимал зеркало в руке и время от времени поглядывал на стеклянную поверхность. Лицо Астрид выглядело озадаченным. И вдруг неожиданно вытянулось.

— И меч достань! — закричала она, но немножко опоздала. — Треклятые жмырики, будь они неладны, — проворчала Астрид. Она снова оказалась в земле, и на сей раз угодила в нее перпендикулярно линии горизонта и вверх тормашками, так что она могла отлично наблюдать за сценой боевых действий, но с непривычного ракурса. — Что ж за день сегодня такой…

Пока Астрид принимала грязевые ванны, принцу было не до спа-процедур. В его правый рукав вцепился острыми вытянутыми зубами грызун, напоминавший нечто среднее между ящерицей, капибарой и летучей мышью. Он был покрыт густой короткой шерстью, крылья — перепончатые и сильные, а хвост — когда принц потянул за него, отцепляя животное от себя, тот, к его удивлению, остался болтаться в его пальцах, в то время как жмырик продолжал висеть на его рукаве, как новогодняя игрушка на елке.

— Сзади, сзади! — закричала Астрид.

Принц выкинул хвост, резко развернулся, и нерадивый жмырик средних размеров впечатался в его мужественную грудь, а потом упал на влажную землю, растерянно трепыхая кожаными крыльями.

— Левее! — подсказывала Астрид, пока принц, мастерски размахивая мечом в разные стороны, отбивался от стайки топистых жмыриков, протыкал их острым металлом, насаживал на меч, как куриц на вертел. — Слева! Нет, другое лево, Томас, другое!

Принц отважно рассекал воздух мечом, разделывался с животными, как настоящий профессионал. И когда Томас наконец избавился от последнего жмырика, он довольно выдохнул, вернул меч в ножны, провел ладонью по русым волосам и, наклонившись к зеркалу, с улыбкой произнес:

— И как я тебе в бою, а?

Астрид, вздернув бровь, смерила самодовольную физиономию принца взглядом.

— Мой герой.

— Еще бы, — кивнул принц. Вероятно, он был из тех людей, которые не чувствуют иронии в словах собеседника — благодать и проклятие в одном флаконе.

Принц поднял зеркало с земли. В легком свечении Астрид отметила, что принц сильно разрумянился. У него была красивая светлая кожа, словно бархатный персик, и румянец на ней смотрелся красиво. Ему шел и азартный блеск в глазах. И несколько светлых прядей, упавших ему на влажный от выступившего пота лоб.

И в этот момент Астрид громко закричала:

— Уши! Уши береги!

Но было уже слишком поздно…

Когда топистый жмырик вонзился своими зубами в правое ухо принца, Астрид похолодела от ужаса. Она, кажется, даже закричала, но голос этот казался каким-то далеким, словно и вовсе ей не принадлежал. Она прижала руки ко рту и смотрела на принца остекленелым взглядом.

Томас, ойкнув, взял зеркало подмышку, двумя руками аккуратно разжал пасть зверька, высвобождая свое ухо из зубных тисков, и со всего размаху закинул несчастного жмырика подальше в кусты.

— И чего ты так распереживалась? — спросил принц, растирая пальцами саднящее ухо, которое от укуса покраснело и, похоже, начинало опухать.

— Скоро узнаешь, — тихо ответила Астрид.

Астрид была белее снега и, казалось, пребывала в состоянии ужаса. Она даже положила руки на живот, закрыла глаза и стала бормотать что-то себе под нос.

— Прошу праведьм ниспослать мне терпение, — ответила Астрид, когда принц задал интересующий его вопрос. — Те знают, оно мне еще понадобится.

«А зачем?» — спросил Томас добродушно и, по своему обычаю, весьма невинно. Вернее, хотел спросить. С его губ слетело что-то, напоминавшее нецензурную брань и упреки. Томас удивленно вытаращился и прижал ладонь ко рту. Точнее, он хотел так сделать, но все внутри него вдруг отчего-то перестало его слушаться и отчаянно запротестовало. Зато вот хмуриться у него почему-то получалось превосходно, хотя он даже не хотел этого делать.

— Кажется, началось, — обреченно выдохнула Астрид. — Чертовы жмырики…

Дальнейший их путь представлял собой очень занимательное развлечение: Астрид говорила, что надо сделать, а принц делал все в точности да наоборот. А еще ругался, бранился и вредничал.

Для Астрид дорога представляла собой сложные мыслительные вычисления и алгоритмы. «Налево, иди помедленнее, пожалуйста», — говорила она, и принц поворачивал направо, переходя на бег.

Когда впереди теплыми огоньками замаячили окна деревянного домишки, Астрид так подпрыгнула в зеркале от радости, что едва не исчезла из виду, и громко закричала: «Нам туда ни в коем случае нельзя, не беги туда, не смей!».

Расстояние до домика они преодолели за рекордные пятнадцать минут.

Принц, крепко сжимая зеркало в руках (Астрид потребовала, чтобы он ее немедленно отпустил и даже не пытался заходить в дом), постучал кулаком по деревянной двери. Изнутри слышались какие-то звуки, вроде неспешного разговора, кипения воды, звяканья посуды и чего-то еще, что было довольно сложно разобрать — так много звуков долетали до ушей Томаса.

Принц постучал еще раз. Разговор прекратился, и спустя секунду дверь распахнулась являя перед глазами Томаса приземистую пухленькую женщину с темными волосами, собранными в узел на затылке, и в странном наряде, состоящем из верха с длинными рукавами-фонариками и многослойнойной юбки, поверх которой надет желтоватый фартук. На округлые плечи она накинула яркую цветастую шаль и многим напоминала Томасу гадалку, которую можно встретить на городской ярмарке.

— И что же вам нужно, молодой человек? — женщина добродушно улыбнулась.

Прежде чем принц успел что-либо съязвить, вмешалась Астрид:

— Мы сюда приехали из-за проклятия.

Губы женщины округлились от удивления, а взгляд опустился вниз, на руки Томаса.

— Нет, это неправда, — сообщил Томас, нахмурив светлые брови.

Пока женщина на пороге обводила гостей растерянным взглядом, в ее ногах появилась черная кошка. Коснувшись пушистым хвостиком юбок хозяйки дома, кошка радостно сообщила:

— Это мои, как раз вовремя!

— Что же, проходите, — озадаченно сказала женщина, отступив в сторону и при этом не теряя дружелюбной улыбки. Астрид благодарно посмотрела на Матильду с приятной теплотой в груди — ну что за чудесная киса!

Однако Томас, вопреки приглашению хозяйки и мяуканью Матильды о том, что дверь нараспашку и все тепло от котла уходит, как стоял на месте, так и продолжил стоять как вкопанный.

— Ни в коем случае не заходи внутрь! — потребовала Астрид. Принц «послушно» шагнул, и дверь за ним наконец-то закрылась. — Его цапнул жмырик, — поспешила пояснить Астрид.

— Это многое объясняет, — ответила женщина, и гостеприимно махнула рукой, пропуская гостей в глубь дома и предлагая расположиться за столом.

Что за чудо был этот домик — Томас раньше никогда таких не встречал. Дом этот больше походил на что-то сказочное: сделанный из бревен со странной круглой крышей, как неуклюжий грибок, внутри он был весь увешан вениками из полевых трав — Томас почувствовал чабрец, мяту, кипрей, донник. Вероятно, в одной из связок была валериана, потому что Матильда то и дело пыталась украдкой стянуть его вниз, на пол, но не могла допрыгнуть достаточно высоко — травы висели под самым потолком. Помимо сушеных трав, внимание принца привлекли многочисленные полочки, заставленные склянками и баночками с совершенно разнообразным и немыслимым содержимым: одна банка была подзавязку забита зеленым горошком, в другой Томас отчетливо видел плавающие в полу-прозрачной янтарного цвета жиже лягушачьи лапки, а в третьей находилось нечто, дарующее безграничный простор воображению. По центру комнаты стоял огромный котел, в котором что-то пугающе бурлило и пенилось, а в углу мерцала разноцветными огнями елка в горшке. Всматриваясь, Томас заметил, что елочка украшена плодами рябины, сухими цветами, яркими грибами и сушками, а огоньки больше походили на насекомых, чем свечи, как это было принято во дворце. Огоньки были не только на елке: они время от времени мерцали тут и там — в углах, меж склянок и банок, среди засушенных трав.

— Так, милый юноша, выпей-ка это, — отвлекла хозяйка Томаса от разглядывания ее дома и вручила ему чашу со странным варевом бурого цвета. На дне чаши что-то явно булькало, принц скривился: пить это странное пойло ему и самому не хотелось, не упоминая даже о том, что жмыров яд все еще бежал по его венам и противился любому приказанию и просьбе.

— Не пей это, — устало сказала Астрид, и Томас, испытывая исключичейнейшее отвращение, сделал в точности да наоборот — опрокинул содержимое чаши себе в рот. — И не глотай, — на всякий случай перестраховалась Астрид. Ее зеркало стояло на столе перед принцем, и она видела все его мучения в первом ряду. Не сказать, конечно, что она ни разу не испытывала сладостного чувства расплаты за все ее дорожные мучения, но все-таки на ее лице на какую-то долю секунды промелькнула сочувствующая улыбка.

— На, милый, запей, — хозяйка протянула новую чашу. — Не бойся, это сливовый компот, очень сладкий и вкусный. Сама варила.

Томас осторожно взял чашу в руки. Противоядие уже начало действовать, и Астрид на сей раз лишь молча наблюдала, но вскоре не выдержала:

— Ты можешь это выпить, если хочешь. Это действительно сливовый компот. Я же зеркало, помнишь? Я не способна соврать.

И Томас, горестно вздохнув, пригубил напиток из новой чаши. Вопреки всем его переживаниям, это действительно был компот, который ко всему прочему, судя по вскоре проступившему малиновому румянцу на щеках принца, еще и слега перебродил.

— А это, дорогуша, для твоего бедного ушка, — заботливо сказала хозяйка и прилепила что-то холодное и мокрое к опухшему уху принца. — Подорожник, смоченный в настойке одуванчика, снимет зуд, покраснение и припухлость. Жмырики опять активизировались? Что-то они рано в этом году, обычно в осенне-зимний период они впадают в спячку.

— Так и зима в этой местности тоже, знаешь ли, какая-то совсем не сезонная, — подала голос Астрид. — В какую же ты глушь забралась, Эвагореида!

— Мать моя Моргана, Астрид, ты? — женщина радостно всплеснула руками и опустилась на свободный стул, припав к зеркалу. — А я тебя сразу и не признала. Видать, совсем зрение попортилось за триста лет.

— Да ты и когда меня в ведьмы посвящала, тоже подслеповата была, — ответила Астрид.

— Тогда, милочка, кто угодно, даже самый последний слепец, разглядел бы в тебе настоящую ведьму без особых усилий. И вот мой тебе вопрос, — Эвагореида ткнула пухленьким пальчиком в стекло Астрид, — как такая настоящая ведьма, как ты, могла обратиться в зеркало?

— Только не говори мне, что ты не знаешь! — фыркнула Астрид.

— Ну, до меня долетали кое-какие слухи о неком волшебном зеркале столетие назад. Кто же мог подумать, что это зеркало — ты! — глаза Эвагореиды восторженно сияли. — Ну что, шальное приворотное? Или выпила не из той склянки?

— Если бы, — мрачно выдала Астрид. — Будь все так просто, вопрос был бы закрыт триста лет назад. Собственно, затем мы здесь и очутились. Ты же специалист в оборотных зельях, верно, Эвагореида?

Женщина с тяжким вздохом откинулась на спинку стула. Матильда, опустившая лапки в своей неравной борьбе с высотой за пучок валерианы, запрыгнула к Эвагореиде на колени, свернулась клубочком и ласково замурчала.

— Была б я таким уж специалистом, не случилось бы Матильды.

— Да-да, она рассказывала, — быстро кивнула Астрид.

— А что случилось с Матильдой? — наконец подал голос принц. Он принимал кошку с ее огромным возрастом и нехарактерной для нормальных кошек разговорчивостью за должное — в конце концов, каких странностей не повстречаешь в хорошем приключении, верно? Особенно в приключении бок о бок с настоящей ведьмой.

Эвагореида подперла щеку ладонью и тоскливо посмотрела на Матильду, почесывая ту пальцем за ушком.

— Я тогда только начинала изучать предмет оборотных зелий. Матильда — за ней шла охота. Первая красавица леса, а у красавиц всегда проблемы в взаимоотношениях с другими живыми существами: кто завидует и хочет убрать с пути, а кто — наоборот, прибрать к рукам.

— Матильду пытались убить?! — ужаснулся принц.

— Хуже, — мяукнула кошка, приоткрыв один желтый глаз. — Выдать замуж.

— Один богатый вельможа, проезжая по лесу, в котором обитала Матильда с сестрами, заприметил ее и стал свататься. Он был очень настойчивый: днями и ночами орал серенады меж стройных сосен и предлагал руку и сердце, и бедняжка Матильда была вынуждена обратиться ко мне. Вот только я немножко промахнулась и добавила в зелье чуточку больше зелени…

— Валерьянки, — уточнила кошечка.

— … и вместо того, чтобы превратить Матильду в дерево, как то и полагается всем уважаемым нимфам, подвергнутым мукам любви, я превратила ее в кошку.

Принц завороженно уставился на дремлющую кошечку.

— Дорогая моя, хочешь, я снова попробую сделать тебя девочкой? — ласково спросила Эвагореида, нежно гладя Матильду по голове. — Я за все эти годы поднаторела в обратных заклинаниях и оборотных зельях. Будешь снова носить платюшки и заплетать косы, как тебе?

— М-м, нет, пожалуй, — зевнула Матильда. — Девочки взрослеют и выходят замуж, а это точно не для меня.

— Зато ты можешь опробовать свои ведьминские способности на мне, Эвагореида, — сообщила Астрид. — Вот уж мне не терпится снова стать настоящей ведьмой. Все-таки бытие зеркалом приносит свои неудобства.

Эвагореида растерянно взглянула на Астрид. Ее плечи поникли, и она смущенно произнесла:

— Но, милая, я ведь давно не ведьма.

— Как это? — удивилась Астрид.

— Курсы переподготовки. Ты же знаешь, какое отношение нынче к ведьмам, очень сложно выжить в таких условиях. Вот я и стала феей. Фея Эва — имя я сократила, чтоб звучало подружелюбней.

Астрид вся помрачнела и скривилась.

— То есть ты променяла бесконечное прекрасное ведьмовство на три чуда в год и крылышки?

— Ну же, милая, крылышки — это парадно-выходной.

Здесь, думается, стоит внести небольшую справку. Ведьмы могли творить свою магию всегда и почти при любых обстоятельствах. То могла быть магия любого рода: темная, светлая, целебная, бытовая, боевая, любовная — словом, все, что душе угодно. Ведьмы пользовались старыми рецептами и заклинаниями, доводили их до совершенства, открывали новые формулы и знания. А феи — что ж, как верно заметила Астрид, в отличие от ведьм, феи могут сотворить поистине сильную магию только три раза за год, и эта магия называется чудом. Но настоящие чудеса, к сожалению, подвластны только феям. Правда, всего три раза в год. И Астрид, хоть и считала ведьм самыми могущественными творцами магии, не могла отрицать всесильности настоящего чуда.

— Тогда доставай свои крылышки с антресоли, включай чудо и избавь меня от проклятия! — воскликнула Астрид. Ее взволнованное румяное лицо растянулось по всей поверхности зеркала. Глазами она требовательно сверлила Эву.

Эвагореида растерянно обняла себя руками и неуверенно пробормотала:

— Ну, у меня как раз осталось одно чудо, и я могла бы попробовать…

— Не пробуй, а делай! — потребовала Астрид. Томасу подумалось, что она слегка перегибает палку с интонацией, но Эву это, похоже, нисколько не смущало. Она взяла зеркало в руку, а второй, прикрыв глаза, принялась водить в воздухе, подрагивая пальцами. Не прерывая движений и не открывая глаза, она попросила:

— Расскажи, пожалуйста, о своем проклятьи. Как его на тебя наложили? Я должна понимать, с чем имею дело.

И пока Эва продолжала крутить так и эдак зеркало в золоченой раме, таинственно водить рукой и дрыгать пальцами, бормотать что-то неразборчивое себе под нос, Астрид с чувством и выражением пустилась в длинный рассказ о своих злоключениях, имевших место триста лет назад. Она посвятила Эву (а заодно и забытого и обделенного вниманием впечатлительного Томаса) в тайну своего проклятия: рассказала и про день рождения сына герцогини в канун Нового года, и про признание в бесконечной любви, и про отверженное сердце и раненую материнскую гордость — словом, рассказала все, как было на самом деле (и даже почти не приукрасила).

— Нет.

— Что «нет»? — переспросила Астрид, нахмурив лоб.

Эва поставила ее на стол, а сама с глубоким вздохом откинулась на спинку деревянного стула.

— Нет, милая, увы, но я не смогу тебе помочь. И никто не сможет. Ни чудо фей, ни ведьминская магия не способна потягаться с волшебством Нового года.

— Но…

— Тебе ясно сказали: твое сердце должно разбиться, тогда и проклятие падет. Это единственный возможный вариант, — заключила Эва.

— Дорогая, мое сердце разбилось за триста лет примерно раза два. В первый раз в моду вошли сапоги из болотной тины, — Астрид скривила лицо. — А второй — когда эти же сапоги снова вошли в моду. К счастью, всего на неделю, но что за ужасная то была неделя!

— Значит, это не совсем то, — с мягкой улыбкой ответила Эвагореида.

Принц, до этого едва подающий признаки жизни и ничем не привлекающий к себе внимания, к всеобщему удивлению, хлопнул ладонью по столу и сообщил:

— Так все просто же! Нужна настоящая любовь.

Астрид скептически вскинула бровь, Матильда сонно захихикала, и лишь Эвагореида печально улыбнулась.

— Настоящая любовь — это редчайшее из чудес.

— Ее в принципе не существует, — фыркнула Астрид. — И что ты заладил: любовь то, любовь сё. Любовь — не подорожник, ею нельзя вылечить все болезни на свете! Но, положим, она действительно есть: разве лучше потом лечить разбитое от любви сердце? С такой раной даже подорожник не справится!

— Но, милая, возможно, твой друг прав. Настоящая любовь действительно может разбить сердце и твое проклятие, — мягко сказала Эва.

— Тогда, полагаю, я обречена, — мрачно заключила Астрид. Ее лицо потемнело, плечи опустились. Она выдавила сквозь зубы: — Мне нужно побыть одной.

Астрид, обняв себя руками, встала полубоком. Она поджала губы и показалась Томасу настолько несчастной, что он почувствовал своим долгом стать не менее несчастным. Какое-то чувство тянуло в области солнечного сплетения, а в горле стоял комок.

Томас отправил Эвагореиде извиняющийся взгляд, поднялся из-за стола, подхватил Астрид и отнес ее в противоположный конец дома, поставил на подлокотник глубокого кресла, а сам тихонечко присел рядом.

Какое-то время между ними стояла тишина. Астрид застыла в золоченой раме с самым хмурым видом, который Томас когда-либо видел. А сам принц складывал паззл душещипательной и проникновенной речи из слов, которые могли бы взбодрить Астрид. Правда, шло не очень хорошо. В конце концов он вздохнул, поерзал в кресле и слабо произнес:

— Ну… все еще образуется.

Астрид подняла на него взгляд. Томас не мог разобрать, насколько помогли его слова: выражение лица ведьмы было непроницательно, зато Матильда с Эвой, сидевшие за столом и неотрывно наблюдавшие за развернувшейся картиной, дружно покачала головами.

— Ты правда так думаешь? — с сомнением спросила Астрид. Удивительно, но в ее голосе не было враждебности. Принц приободрился.

— Ну конечно! Ты же настоящая ведьма. Ты сама говорила, что быть настоящей ведьмой — здорово, ведь ведьмы могущественны, — припомнил Томас.

— Посмотри на меня, — тоскливо сказала Астрид, разведя руки в стороны. — Я зеркало.

— Это не делает тебе менее ведьмой, — уверенно кивнул Томас. — На тебя посмотришь, сразу ясно, даже такому необразованному в магии смертному, как я, что ты настоящая ведьма. И никакое стекло с золотой рамой этого не испортят!

Принц широко улыбнулся, но Астрид молчала. Тогда Томас растерянно посмотрел на компанию зрителей за столом. Эва показывала большой палец, а Матильда мурлыкала, и это его немного успокоило.

— Ладно, — в конце концов сказала Астрид. — Хотя я и зеркало, я по-прежнему могущественна. И если вечно жалеть себя, так можно растратить всю отведенную мне вечность.

Принц тепло улыбнулся. Астрид ответила улыбкой. Где-то за столом одна бывшая ведьма и одна бывшая нимфа растроганно переглядывались и утирали проступившие на глаза слезинки.

— И я, как зеркало, определенно не могу оставить свое обещание невыполненным. Томас! — бодро произнесла она. — Бери Матильду, седлай Филиппа. Пора в путь.

Филипп чувствовал себя крайне оскорбленным. И обиженным. И брошенным. И даже немного униженным.

Он всегда был той силой, которая двигала всю их расчудесную компанию вперед, бежал через луга и леса, преодолевал высокие сугробы, топкие болота и упругие низкие ветки. Мчался вперед, не замечая голода и холода, выдерживал метель и порывистый ветер. Но кое-чего он выдержать не мог: забывчивости. О нем забыли все! На целую главу. Десяток страниц — на них можно расписать всю жизнь. Неужели в эти десять страниц не влезет ни одно упоминание о замечательном друге и питомце?

Когда принц все-таки соизволил вспомнить о своем коне и протянул руку, чтобы ласково потрепать за ушком, Филипп громко и чрезвычайно выразительно фыркнул и развернулся к хозяину хвостом.

— Ты это заслужил, — прокомментировала Астрид, выглядывающая из кармана сумки. Филипп мысленно добавил пару очков в копилку зеркала, хотя ему и казалось чрезвычайно странным, что из зеркала выходил звук.

Когда из дома вышла Эвагореида, Филипп благодарно заржал — эта фея оказалась единственным существом, кто не забыл позаботиться о бедном и крайне несчастном коне. Да, на болотах случился небольшой конфуз. Но разве это повод вычеркивать его из списка любимчиков?

Филипп смерил принца сердитым взглядом и хмуро фыркнул.

— Приятель, ты оказался в хороших руках. Спасибо вам, Эвагореида, что позаботились о нем.

Эва накормила, напоила Филиппа и сотворила немного магии — крошечную щепотку, просто чтобы перепуганный, уставший с дороги конь не мерз.

Эвагореиде действительно шла профессия феи, отметила Астрид. Эва всегда была доброй, приветливой, отчасти напоминала ту самую фею-крестную, к которой отправляются прекрасные принцессы за свадебным платьем и хрустальными туфельками. Она была крайне заботливой, и Астрид удивлялась, отчего же Эва забралась в такую безлюдную даль.

«Три чуда в год, — ответила фея на вопрос. — Ко мне выстраивалась необычайно огромная очередь: кому подлечить хромую собаку, кому — сделать ребенка послушным и дисциплинированным. А когда у тебя в распоряжении всего три чуда в год, выполнить желания всех этих людей крайне проблематично. А сюда добираются только самые отчаянные. Ну, вроде вас. И ущелье Антромесхон неподалеку тоже вносит свою лепту».

Даже со своими тремя чудесами в год, Эва оказалась потрясающе полезна. Она, как чрезвычайно заботливая женщина средних лет с ярко выраженными, но нереализованными материнскими инстинктами, посвятившая свою жизнь благотворительности и помощи, собрала для принца и компании мешок провизии, утеплила Матильду вязаным красным свитерком с вышивкой в виде снежинок, а еще отдала последнюю порцию порошка из семян лунного папоротника для мгновенных перемещений в пространстве. «Там жмырики, из Антромесхона всякая нечисть время от времени стала наведываться на чай — оно вам надо? Не надо. Да и дорога дальняя», — уговаривала она принца и ведьму, и те в конце концов сдались.

Эвагореида аккуратно начертила круг ногой на припорошенной снегом земле (в этой части королевства снег шел только над домиком феи). В центре этого круга находился обиженный Филипп, растерянный Томас, сонная Матильда и по-боевому настроенная Астрид — никого не забыли, все в сборе. Затем Эвагореида, бормоча под нос какие-то таинственные слова, подбросила порошок из семян лунного папоротника в воздух. Томас от волнения задержал дыхание и не смел моргать, чтобы наверняка ничего не упустить из виду, ведь это магия чистой воды, и так близко к магии Томас находился впервые. Однако несколько бессовестных снежинок, подхватываемых слабым ветерком, кружась, залетели ему в нос. Нос зачесался. Нос чихнул. Вернее, чихнул Томас. Как известно, чихнуть с открытыми глазами невозможно даже для фей и настоящих ведьм. И Томас очень разозлился на эти снежинки и на свой нос, что решил так не вовремя чихнуть, потому что когда его глаза открылись, они не увидели ни припорошенной снегом земли, ни скромного деревянного домика, похожего на чудной гриб. Вместо это перед его глазами высилась до небес каменная башня, а вокруг этой башни обвил свой кожаный хвост огромный дракон.

— Альтаир, старый друг! — громко закричала Астрид из сумки. Принц от неожиданности подпрыгнул в седле и рукой запихнул зеркало глубже в карман сумки, но было уже поздно: извиваясь и неспешно перебирая когтистыми лапами, по земле к ним полз огромный дракон.

— Как смеешь ты, жалкий смертный, звать меня, Альтаира, короля всех драконов! — прогромыхал дракон.

Принц вжался в седло и сглотнул.

— Да все драконы представляются королем или королевой, — шепнула Астрид. — Просто тешат свое самолюбие.

— Вообще-то я все слышу, — обиженно проворчал дракон. — Плюну огненным шаром — и дело с концом.

— А еще у драконов отличный слух, — шепотом добавила Астрид, а затем обратилась к дракону, но уже громко: — Да ладно тебе, Альтаир, я же знаю, что ты душка. Кого ты тут хочешь запугать огненным шаром?

— Смертный, откуда ты меня знаешь? — дракон настороженно прищурил желтые глаза и вгляделся в побелевшего от ужаса принца. — Уверен, я бы запомнил такого… — дракон задумчиво замолчал, подбирая слова. Однако, озвучить их он не успел: принц достал зеркало из сумки.

— Что же, милый, не узнаешь меня? — с хитрой улыбкой поинтересовалась Астрид, сверкая стеклом на солнце. Зрачки дракона расширились, а затем сузились до крохотных щелочек.

— Ведьма, ты зачем залезла в это крошечную стеклянную клетку? — Альтаир обеспокоенно заерзал, сметая хвостом снег под башней. — Или это очередная уловка? Говори же, ведьма!

— Мы познакомились при не самых хороших обстоятельствах, — шепнула Астрид Томасу. — До сих пор дуется.

— Еще бы! — возмутился дракон. — Ты хитростью и обманом забрала у меня молочный зуб, который я хранил не одну тысячу лет!

— Мне нужно было защитить выпускную квалификационную работу по молодильному зелью на основе молочного зуба дракона, чтобы получить удостоверение настоящей ведьмы и пройти посвящение, — ответила Астрид. — А сейчас мы пришли за твоей принцессой.

Дракон громко фыркнул. Из его ноздрей повалили клубы дыма.

— Да забирайте, больно она мне нужна! Скучнее девы в жизни не встречал. Предлагаю прокатить — ни в какую, завожу разговор — она молчок, зову поиграть в домино — она не может, занята, видите ли. Только и делает, что сидит в своей башне и вышивает крестиком. Вам точно нужна такая?

Принц слегка опешил от таких откровений. Зато Астрид не растерялась:

— Вот этот товарищ принц ищет свою настоящую любовь. Ему нужна жена на новый год, понимаешь? По озвученным параметрам подобралась принцесса Элеонора Амелия Анна-Мария Изабелла, читает, вышивает, кормит уток. Идеальная кандидатка.

Дракон скривил свою вытянутую морду.

— Ваше право, конечно. Но настоящая любовь… Это что, получается, подвиг нужен?

— Нужен, — ответила Астрид. Принц поспешил кивнуть.

— А может как-нибудь без? Я уже не в том возрасте, чтобы организовывать принцам подвиги.

— Так она ж без подвига замуж не пойдет, — сказала Астрид.

Дракон вздохнул.

— Не пойдет, это правда. Ну тогда… — Альтаир выпрямился и опустил хвост на землю. — Тогда, принц…

— Томас, — пришел на помощь принц.

— Тогда, принц Томас, я загадаю тебе три загадки. Ответишь на них правильно, отдам тебе принцессу. Не ответишь — сожгу. Правила уяснил?

— Ой, знаем мы эти твои загадки! — хмыкнула Астрид. — У тебя они из столетия в столетие одни и те же: летом серый, зимой белый; кто его раздевает, тот слезы проливает, и еще много чего подобного. С этим любой ребенок справится, не похоже на подвиг!

— Да меня бы вполне устроило… — слабым голосом пробормотал принц.

— Хотите настоящий подвиг? Ладно, будет вам подвиг! Слезай с коня, принц Томас! Будем биться.

Томас послушно сполз с коня.

— Меня не забудь, — напомнила Астрид.

— Но там же может быть опасно. Вдруг… — Томас мельком взглянул на дракона. — Вдруг ты разобьешься.

— Я волшебное зеркало, Томас. Вспомни проклятие: избавиться от него можно только разбив сердце, а я в ближайшие пять минут этого делать не планирую. Эй, Альтаир, без огня! — предупредила Астрид. — А то у меня еще осталось немного порошка из твоего молочного зуба, как раз хватит на одну небольшую порчу на ближайшее тысячелетие.

— Я и не планировал, — оскорбленно ответил дракон. — Итак, приступим? Правила такие: кто первый взмолится о пощаде, тот и проиграл. Ясно?

— Как день, — ответила Астрид.

Томас поправил ремень сумки, перекинутый через плечо, на всякий случай пихнул зеркало поглубже в карман, чтобы Астрид не выпала в пылу битвы, сжал эфес меча, попытался состряпать на лице выражение одухотворенное и уверенное и пошагал к дракону, подгоняемый подбадриваниями ведьмы в кармане.

Дракон и принц обменялись вежливыми кивками. А затем принялись кружить по заснеженной земле. Принц скакал по сугробам, пытаясь ткнуть дракона мечом, Астрид выкрикивала наставления, а дракон, для которого меч принца — все равно что зубочистка, плясал, переставляя когтистые лапы, и пытался раздавить принца, но тот был слишком шустер. И танцевали они этот страстный боевой танец так, что снег таял вокруг, а с елей, к новому году украшенных игрушками из природных материалов, съезжали снежные сугробы, насыпавшие за долгую снегопадную ночь.

Длилась вся схватка семь с половиной минут, пока воины не выдохлись.

— Тайм-аут! — громко крикнула Астрид. — Мы берем тайм-аут!

— Да на здоровье, — с трудом выдохнул дракон и отполз в сторону.

Астрид требовательно уставилась на принца, согнувшегося в три погибели и пытавшегося отдышаться. Заметив внимание ведьмы, Томас вытащил ее из сумки и склонился поближе.

— Так дело не пойдет, — сказала она. — Пользы от ваших плясок — жиросжигание и профилактические кардионагрузки на сердце. Подвигом тут и не пахнет!

— И… и что… ты… пред…

— И что я предлагаю? — Астрид пальцем поманила его еще ближе. — Читай и запоминай…

В свободном пространстве рядом с Астрид стали появляться буквы. В этом сообщении Астрид делилась с принцем секретным знанием и просила найти длинную палку — такая как раз лежала в сугробе неподалеку. «За передними лапами есть у него слабое место: Альтаир до смерти боится щекотки».

В новый раунд принц вошел куда уверенней. Он надежно сжимал в руках длинную палку, в глазах его сверкал азарт, а на губах сияла целеустремленная улыбка. Альтаир не знал, что его настигло.

Томас уклонился от одной лапы, увернулся от острого когтя, прошмыгнул между передними лапами дракона и уверенно защекотал. Астрид подбадривала и вовремя напоминала о правой задней лапе или левой передней — зависело от того, от какой именно лапы приходилось уклоняться. Тридцать секунд активной щекотки, и дракон взвыл от отчаяния.

— Сдаюсь! Я сдаюсь!

Томас с Астрид обменялись довольными взглядами. Однако, они рано радовались…

— Это было крайне нечестно! — возмутился дракон. — Ведьма, это же твоих рук дело!

Дракон издал гортанный звук, а в глотке у него словно что-то забурлило.

— Такая подлость! Такая подстава! Такое безобразие! Я испепелю вас так, что ни косточки, ни стеклышка не останется!

Дракон стал разевать пасть.

Астрид такого исхода определить не могла — Томас понял это по ее растерянному взгляду. А затем она посмотрела на него. Ее губы зашевелились — кажется, она прошептала его имя. Томас печально улыбнулся и крепко прижал зеркало к себе. Он не был готов умирать, но в обнимку с Астрид эта участь не казалась такой пугающей. Томас сжался на снегу и зажмурил глаза, чтобы не видеть смертоносного огня в пасти дракона. Потеплело. Томас принял свою участь.

— Альтаир! — громоподобно раздалось откуда-то с воздуха. — Альтаир, угомонись, он совершил подвиг, так что я выхожу замуж.

— Меня оскорбили! — возмутился дракон. — Унизили!

Томас позволил себе приоткрыть один глаз. Кажется, кричал кто-то из башни. А пока дракон отвлекся на перебранку, Томас тихонечко отполз за молоденькие ели и притаился, не смея поверить, что все еще жив-здоров.

— Прекрати, Альтаир! Уговор есть уговор: принц подвиг совершил, пусть получает свою принцессу. А не отдашь меня, так ближайшие пятьдесят-шестьдесят лет будешь вместе со мной вышивать крестиком!

Драконий хвост печально повис.

— Забирайте, — бросил он в елки. — Принц, бери свою ненаглядную, не забудь принцессу — да чтоб с глаз моих долой обеих, понял? Возвраты, кстати, не принимаются.

Томас кивнул. В одночасье он обзавелся и принцессой, и ненаглядной. Хотя сам не понимал, как такое могло произойти.

Астрид расположилась на круглом деревянном столе на коротких ножках, покрытом огромной, цветастой, связанной крючком салфеткой, смотрела на тканевый потолок и думала, как ж она попала в такую передрягу.

Но начнем, пожалуй, сначала, с пункта А.

Пункт А представлял собой башню с принцессой и раздосадованным драконом. Дракон отпустил принцессу (не то чтобы она ему сильно нравилась или у него оставался выбор, конечно), принцесса спорхнула со своей башни в объятия принца, запорхнула обратно на башню, три часа двацать четыре минуты собирала сундуки с одеждой, те же три часа двадцать четыре минуты принц, Астрид и Матильда уговаривали ее ехать налегке, потом еще примерно один час пятнадцать минут принцесса выбирала дорожное платье, еще сорок пять минут подбирала сапоги в тон к зимнему плащу, потом еще приблизительно тридцать восемь минут сорок две секунды (не то чтобы Астрид засекала) она наводила марафет, и только потом они, усадив принцессу на ее кобылу, двинулись в путь.

Путь в пункт В, коим являлся дворец принца, пролегал через лес. Заснеженная дорога, колючие лапы хвойных деревьев, припорошенные снегом, медленно кружащиеся в воздухе белые хлопья. Томас сиял белозубой улыбкой, Матильда грела ему грудь, а Астрид скрашивала дорогу. Они вели премилую беседу, выглядевшую примерно так:

— Ой, а помнишь?..

— Да, а потом…

— А после это…

— И это было просто!..

— И ты так…

— А потом ты…

— И он…

— А я…

— И дальше…

Они прекрасно понимали друг друга, эмоционально жестикулировали, громко смеялись. Матильда, пробудившаяся от звуков оживленной беседы, попыталась было уловить ниточку повествования и выделить хоть какой-то смысл, но сдалась после третьего «А потом…» и вновь задремала.

На четырнадцатом «А потом…» принцесса Элеонора жалостливо сообщила, что у нее замерзли мизинцы. Она сообщала что-нибудь подобное каждые шесть «А потом»: проголодалась, утомилась, локон выбился из прически, нос некрасиво покраснел от холода, снег идет.

На шестьдесят третьем «А потом…» на дороге образовался поворот. И они повернули, огибая высокие пушистые сугробы.

На шестьдесят пятом «А потом…» из-за сугробов выскочили замаскированные карлики и обчистили принца быстрее, чем он произнес шестьдесят шестое «А потом…».

Вот так история приводит нас в незапланированный путешествием пункт С — лагерь карликов-разбойников.

Как, пожалуй, самое ценное, что было в сумке принца, Астрид получила почетное место для трофея — целый стол с вязаной салфеткой.

Астрид в создавшейся ситуации выбрала стратегию поведения не «уважаемый древний артефакт», а «гордая пленница». Вздернув веснушчатый нос, она отвернулась от стекла, всем своим видом показывая, что она тут исключительно гордая пленница, взятая против воли. Так продолжалось около пятнадцати минут.

«Где Томаса с его жаждой подвигов носит, когда он так нужен, интересно?» — думала Астрид на шестнадцатой минуте, с интересом осматриваясь.

Через двадцать минут ей стало предельно ясно, что никто ее спасать, в общем-то, не планировал. От этой мысли она разозлилась так, что решила поделиться своим негодованием с пожилой карлицей, которая неспешно вязала шерстяные носки спицами в кресле неподалеку. Еще через пять минут они заговорили о применении икры лягушек при уточнении астропрогнозов. Еще через две минуты Астрид выложила своей чуткой собеседнице историю всей своей жизни на блюдечке с золотой каемочкой. А еще через пару минут, когда они дошли до темы распространения белых грибов и способов их термической обработки, снаружи послышался боевой клич: «Астрид, я уже иду!».

* * *

Царил полнейший хаос: принцесса Элеонора верещала и грозилась упасть в обморок, Матильда шипела злобнее, чем гремучая змея, Филипп всем своим видом выказывал шок и негодование, а принц растерянно озирался и пытался сгрести мысли в одну общую кучку, чтобы хоть что-нибудь придумать.

— Так, — твердо сказал Томас, слез с коня на пушистый снег и смерил своих компаньонов взглядом, призывая к спокойствию. — В сложившейся ситуации предлагаю отставить все эмоции в сторону и на полчаса сосредоточиться и подумать, что делать дальше.

— Дальше?! — воскликнула принцесса. — На нас напали! Нас обокрали! Кажется, моя жизнь кончена…

— Не драматизируй, — шикнула кошка. Принцесса странно на нее покосилась, но на некоторое время притихла. — Что делать-то? Астрид спасать, конечно! — Матильда, хоть и пребывала в состоянии озлобленного потрясения, но явно оказалась более здравомыслящей, чем некоторые (очень конкретые, но мы не будем тыкать плаьцем: это все-таки некрасиво).

— Само собой, — кивнул принц. — Это даже не обсуждается. Но что именно делать?

Матильда задумчиво махнула хвостом. Идей в кошачьей голове, увы, не наблюдалось. В принцевой голове, как заметил сам принц, тоже. Спрашивать про идеи в голове у принцессы было бы, наверное, так же полезно, как интересоваться об этом у Филиппа — он до сих пор с ужасом пялился в невидимую точку перед собой. И в этот момент Томас понял, как же ему сейчас не хватает Астрид: уж она-то точно что-нибудь придумала.

— Надо действовать, как поступила бы Астрид, — озвучила мысли Томаса Матильда.

— Но как?

И снова повисла чрезвычайно задумчивая тишина.

Томас медленно опустился на торчащий у края дороги заледенелый пень и подпер подбородок рукой — он где-то вычитал, что в таком положении думалось куда лучше. «Чтобы действовать, как Астрид, надо думать, как она, — решил Томас. — Итак, представим, что я настоящая ведьма». Представлялось крайне плохо. То ли звезды не сошлись, то ли жабы не квакнули, но дальше «наслать страшнючее заклятие на всех карликов-разбойников» принц в своих размышлениях «а-ля Астрид» не зашел. А так как магией он не владел, приходилось выкручиваться тем, что имелось. А имелось у принца вот что: сила и обаяние. Коли есть сила, то, в общем и целом…

— Будем импровизировать, — сообщил принц.

Томас шустро запрыгнул на коня, сгреб Матильду и положил себе за шиворот, а потом посмотрел на принцессу.

— Не-не-не, — замотала головой та. — Такого уговора не было. Я останусь тут. Подвиги — это ну совершенно не мое, я же принцесса!

«Я же принцесса» деловито вытащила вышивку и принялась иголочкой делать стежки на ткани. Матильда, высунув мордочку на морозный воздух, фыркнула, и принц ее полностью понимал: будь на месте принцессы Элеоноры Астрид, уж она бы ни за что не осталась сидеть на месте. Но она и не была принцессой.

— Постарайтесь там побыстрее, а то холодно, — крикнула принцесса вслед удаляющемуся Томасу.

У принца по венам вперемешку с кровью тек кураж. Его глаза горели, как два уличных фонаря, щеки разрумянились, русые волосы грациозно развевались на ветру. В ушах свистело. Филипп, подгоняемый седоком, мчался на всех парах, перепрыгивал через сугробы, кочки и поваленные деревья, толком даже не разбирая пути; из его раздувающихся ноздрей валил пар. Матильда, уловившая общую атмосферу суеты, беспокойства и воительности, вцепилась коготками в одежду принца и минуту за минутой представляла, как расцарапает лицо каждому карлику-разбойнику, которого встретит по пути.

Долго ли, коротко ли, добрались они до лагеря карликов-разбойников. По правде сказать, принц не очень любил уроки геополитики в колледже для принцев, поэтому не мог воскресить в своей памяти всех деталей, в частности того, что этот народ жуть как не любит представителей королевской семьи из-за положения в обществе, вынуждавшего ступить на путь грабежа и разбоя, сторонится лошадей (а пони — так это вообще надругательство) и ненавидит кошек (один Всевышний ведает, почему). Томас, аккуратно выглядывающий из-за тканевой стены ближайшей палатки и решающий, что привязать Филиппа поближе к лагерю, отправить Матильду на разведку, а потом наведаться за «дамой в беде» самому — чрезвычайно гениальная идея, всех этих нюансов и особенностей гордого и воинственного народца не помнил. Зато он прекрасно помнил, что, например, карлики летом занимаются рыболовством и на зиму вялят просто восхитительную воблу. Или что, например, литературные успехи карликов-разбойников сосредоточились в хокку. Или что у карликов-разбойников признанный матриархат.

Итак, принц, преисполнившийся своими «глубинными» знаниями, отправляет Матильду, как самую маленькую и неприметную, на разведку и, пока кошка делает свое дело, привязывает Филиппа к кусту за палаткой.

Наступило томительное ожидание. Прошла минута. Две минуты. Три минуты. По подсчетам принца, три часа (более точное время — пять минут тридцать две секунды). Матильда все не возвращалась. Томас забеспокоился. Поколебавшись, он решил, что подождет еще минутку, а после этого тихонечко, осторожно, незаметно, как тень, двинется вслед кошке. И только он утвердительно кивнул самому себе, отбивая судейское решение о судьбе собственной идеи, как в недрах карликового лагеря раздались странные звуки, словно кто-то кинул тонну раскаленного железа в сугроб — такое громкое «Шшшшш». «Матильда!» — с ужасом понял Томас и, ухватившись рукой за меч, помчался в самый эпицентр возникшей суеты.

Томас перебегал от коробок к коробкам, от груды камней к груде угля, от сугроба к сугробу и все равно не смог избежать разоблачения: он слишком выделялся на общем фоне окружающих пейзажей. В этот момент, осознав, что погони и сражения не избежать, принц бросил петлять, как заяц, с одного укрытия к другому и помчался напрямую — туда, откуда исходил протяжный шипящий звук.

Совершенно неожиданно для себя Томас оказался в центре круга, окруженный недружелюбными лицами, угрожающе наставившими на него острые вилы. Одно утешало — Матильда снова была рядом. Кошка крепко сжимала в зубах здоровенную вяленую рыбину и была совершенно не настроена отдавать свою добычу.

«Рыба», — удивился принц, и тут все стало на свои места. Ну конечно, рыба! Камень преткновения между кошками и карликами-разбойниками. И, кажется, Матильда только что, совершенно «собственнолапно», внесла свою лепту в веками царивший разлад между представителями кошачьих и лесным народом с фанатичной увлеченностью рыболовством.

Матильда грозно сверкала желтыми глазами, выпустила острые когти и шипела, как кипящий чайник — с присвистом. Карлики-разбойники сверлили кошку взглядом десятков пар глаз, окружили в кольцо с помощью заостренных на концах вил, но и подойти ближе опасались.

Принц растерянно заозирался по сторонам. Выбраться из плотного кольца враждебно настроенных сил не представлялось возможным. Может, стоило попытаться утихомирить Матильду и выменять Астрид на украденную рыбу?

«Шшшшшш!».

Ан-нет, не стоило.

Принц потирал оцарапанную руку и вглядывался в лица противников: вдруг найдется кто-нибудь подружелюбнее. Его взгляд зацепился за какого-то престарелого карлика-разбойника. Старичок был асболютно седовлас и выглядел весьма добродушно и надежно, и Томас, смотря пожилому карлику-разбойнику прямо в глаза, громко заговорил, используя все свои знания, умения и навыки, привитые ему на уроках ораторского искусства в школе для принцев:

— Здравствуйте, многоуважаемый лесной народ! Я, принц…

Томаса оглушило громогласное «Фу!». В толпе не осталось ни одного лица подружелюбнее. Кажется, где-то в его гениальном плане все-таки образовался один безвыходный тупик.

Кольцо из вил стало сжиматься. Томас сделал единственное, что ему оставалось: нервно сглотнул, вытащил меч и закричал на редкость высоким для него голосом: «Астрид, я уже иду!».

— Что за шум? — из самой большой палатки, расположенной по центру лагеря, вышла пожилая карлица. В руках она держала вязальные спицы, но выглядела при этом гораздо воинственнее, чем все карлики-разбойники, что уставили на гостей вилы, вместе взятые.

Карлица неспешно шла вперед. Толпа, окружавшая Томаса и Матильду с добычей, расступалась. Вскоре принц оказался лицом к главе карликов-разбойников.

— Так-так-так, что тут у нас? — карлица окинула незваных гостей медленным проницательным взглядом. — Щегол и воровка, интересно. Ведьма умеет выбирать себе подходящую компанию для приключений.

Томас широко открыл свои ясные глаза.

— Астрид? Она здесь? Отдайте ее, пожалуйста! — попросил принц и закричал: — Астрид! Астрид, я тут! Все хорошо, я тебя спасу!

Карлица громко хмыкнула.

— Милок, ты думаешь, ведьма нуждается в спасении?

Вопрос застал Томаса врасплох. Но скоро ему довелось собственными глазами увидеть ответ.

Подпираемые вилами со всех сторон, Томас, Матильда и рыба отправились в самую большую палатку вслед за карлицей.

— И о чем же ты думал?! — обрушилось на него как гром среди ясного неба.

Астрид со своими безбожно рыжими кудрями, зелеными глазами и веснушчатым носом смотрела на него из своей золоченой рамы. Ее зеркало стояло на красивом лакированном деревянном столе с изящными ножками, демонстрирующими искусную работу плотника, который над ними потрудился. На столе лежала яркая вязаная салфетка с замысловатым узором. И сверху, как Ее королевское величество Зеркало, восседала Астрид.

— Я ждала тебя полчаса назад, — деловито сообщила она. — А сейчас мне уже не надо. Матильда, плюнь каку, — обратила ведьма свой взор на кошку. Матильда зашипела, но под грозным взглядом своей магической подруги с горьким сожалением в желтых глазах опустила рыбу на землю.

— И что все это значит? — спросил Томас.

— Что твоя ведьма попала в чудесное место, и ей тут нравится, милок, — сказала карлица. — Но для ее же блага я вас всех изгоняю отсюда куда подальше. Думается мне, — карлица перевела мудрый и хитрый взгляд с Астрид на Томаса, — ваши судьбы тесно связаны, как веревки в сетях…

— Что вы имеете в виду? — возмутилась было Астрид, но карлица махнула рукой, жестом призывая ведьму к молчанию. Томас, удивленно вытаращив глаза, решил, что наверняка бы отдал добрую половину королевства, если бы карлица показала этот затыкающий жест еще раз.

— Вам пора, — сообщила карлица. Гостям осталось только смириться.

Томас привычным движением сгреб Матильду рукой, другой — взял Астрид со стола, с облегчением вздохнул и направился к выходу.

— А где Филипп? — поинтересовалась Астрид у самого выхода. — Ты же на коне?

— Да там, вперед и…

— Вы еще и коня с собой притащили?! — воскликнула карлица. — Что за оскорбление великого рода карликов-разбойников! Стража! Взять их!

Не дожидаясь приглашения, Томас прижал к себе пассажиров и со всех ног рванул к Филиппу — прочь от карликов-разбойников, лагеря посреди заснеженного леса, от острых вил и вяленой рыбы.

Принц ехал вперед. Матильда — у груди, Астрид — в сумке, принцесса — рядом. Все было, в общем-то, хорошо, но Томас чувствовал, что на душе у него словно что-то тяготеет. Такое странное чувство: будто какая-то мысль, важная по своей сути, вертится и порхает, как бабочка, где-то над его головой, но поймать ее никак не удается. И беспокойно так.

Едва ли за неделю странствий они совершили столько всего, вляпавшись в приключения по самое не хочу: и топистые жмырики на жутких болотах, и огненный дракон, и карлики-разбойники. Головокружительные приключения, которые они пережили вместе, бок о бок, он и Астрид . Что Томасу безусловно нравилось в Астрид, так это любовь к приключениям. Даже будучи зеркалом, она не оставалась в стороне, а стремилась в гущу событий.

Томас, воспитанный на традиционных правилах и обычаях школы принцев, рыцарской чести и королевского достоинства, всегда считал, что его обязанность как мужчины — совершать подвиги во имя своей женщины. Но, как оказалось, совершать подвиги рука об руку с женщиной было куда веселее.

Принцесса, что была воспитана на традиционных правилах, обычаях и кодексах школы принцесс и предпочитала подвиги оставлять мужчинам, а себе забирать то пресловутое «во имя», решила нарушить царившую тишину:

— Новый год совсем скоро. Мне успеют сшить свадебное платье?

Томас сосредоточил взгляд на дороге.

— Да, конечно. У нас самые искусные мастера на всем континенте.

— А как же все организационные приготовления? Торт, приглашения для гостей, музыка, — не унималась принцесса. Похоже, она слишком вжилась в роль, которую несло ей ближайшее будущее.

— Свадьба уже готова, не хватало только невесты.

Томас задумчиво уставился в темнеющий горизонт. А что ему готовило ближайшее будущее? Вжился ли он в эту роль? И действительно ли это то самое, что уготовано ему судьбой?

— Астрид, — тихонечко позвал он — так, чтобы принцесса не услышала. — А какие у тебя планы на ближайшее будущее?

Астрид была необычайно тиха всю поездку. Томас мог только догадываться, что творилось в ее магической рыжей голове — наверняка это были какие-нибудь зелья и проклятия (о чем еще думают ведьмы?). Но она ответила — негромко, с нотками едва различимой грусти:

— Хочу домой. Завезешь нас с Матильдой в тот домик, где ты нас нашел? Это как раз по пути.

Томас опустил взгляд.

— Да, без проблем.

* * *

С тех пор, как принц уехал, Астрид смотрела на снег, пушистыми снежинками мягко стелющийся по земле, и молчала. Матильда была крайне обеспокоена: все-таки новый год наступает, праздник, время магии, а магическая подруга печальнее плакучей ивы.

Матильда запрыгнула на стол, где располагалась Астрид, и, мягко ступая лапками по деревянной столешнице, подошла к зеркалу и присела рядом, приобняв золоченый обод пушистым черным хвостом.

— Милая, — осторожно заговорила кошка. — Расскажи, что тебя тревожит.

Это был седьмой заход Матильды. Она любила цифру семь, должно же ей на седьмой раз повезти? И все же Астрид молчала. Зеленые глаза не казались такими яркими, словно выцвели и потускнели. Рыжие кудряшки грустно повисли вниз.

— Это из-за принца? — предположила кошка. Астрид дернулась, и Матильда поняла: бинго. Ее желтые глаза наполнились яростью. — Ну, что этот засранец сказал? Я вычислю его и покажу, как связываться с нами, ведьминскими кошечками!

Астрид, опустив плечи, протяжно вздохнула. Дело же было не в том, что он сказал или сделал. А, скорее, в том, чего он не сказал и не сделал. И даже, вероятнее, в том, кем он являлся.

— Он принц, — сказала Астрид.

Когда они прощались, Астрид держала в голове эту мысль так крепко, как дракон свое золото.

«Ну…» — пробормотал он, сдувая горячим дыханием падающие снежинки. Томас — это принц. Принцам положено жениться на принцессах и совершать подвиги. Он умный (в большинстве случаев), милый, забавный, смешной. У него красивая улыбка, восторженный взгляд, от которого теплеет на сердце… Он смелый — самое то для подвигов.

«Ну…» — ответила Астрид, ведьма, настоящая ведьма. Ради ведьм подвиги, как правило, не совершаются.

«Пора», — неуверенно сказал Томас. Где-то позади него топталась его принцесса. Его невеста. Его будущая жена. Та, ради которой ему положено совершать подвиги.

Астрид кивнула.

Они смотрели друг на друга. Принц поставил Астрид на стол, отошел на шаг. Молчание.

«Спасибо за…» — они заговорили одновременно. Одновременно замолчали. Одновременно засмеялись. Одновременно поняли друг друга без всяких слов, ни намека на продолжение.

Томас кивнул — жест прощания. Астрид опустила взгляд.

«Томас, — она окликнула его у самых дверей. Он обернулся, замер в дверном проеме, уставился на нее своими ясными глазами. Астрид прикусила губу. Колебалась. С трудом выдавила улыбку. — Хорошей дороги».

«Счастливого нового года».

До нового года оставалась минута. Принц стоял у алтаря, а рядом — его принцесса в белом, как свежевыпавший снег, платье. Прекрасная, любящая кормить уток хлебными крошками и вышивать крестиком — ну разве не чудо? Подходящая партия для принца. «Согласен», — говорит он. Обряд совершен. Принц обрел свою настоящую любовь, свое «долго и счастливо».

— Счастливого нового года, — пробормотала Астрид. Откуда-то на ее лице появилась вода: наверняка старое окно дало трещину на сильном декабрьском морозе, и это все происки заблудившихся снежинок.

Снежинок с каждой секундой заметало все больше и больше. Они незаметно падали ей на лицо и солеными водопадами струились вниз, к подбородку, крупными тяжелыми каплями падали ей на платье.

Счастливого нового года…

— Ой! — тихо ахнула Астрид. И разбилась.

Да, теперь она, кажется, понимала, о чем говорилось в проклятии. Боль была нестерпимая, всепоглощающая, опустошающая. Настолько сильная, что стекло не выдержало — пошла трещина, потом одна, вторая, третья… С грохотом зеркало свалилось на пол, раздался оглушительный треск — так громко может разбиваться только сердце.

У Астрид было все, о чем она мечтала вот уже триста лет кряду: руки, ноги, туловище — настоящие, ощущаемые, не заточенные в золоченой раме с причудливым узором. Но ее сердце было утеряно безвозвратно.

Невидящим взглядом Астрид обвела глазами комнату. Ничего не замечая, безвольно переступая ногами, она пошла прочь из дома. Ей было тесно, плохо и как будто бы уже все равно.

На улице шел снег. Красивый, белый, пушистый — Астрид с самого детства любила зиму из-за снега, из-за бесконечного веселья, из-за нового года, полного чудес и счастья. Но сейчас ей было все равно.

Все равно до тех пор, пока ее взгляд не встретился с его ясными глазами. Его милой улыбкой. Его смелым лицом.

— Астрид! — он бросился к ней со всех ног. — Астрид, — повторил он тихо, мягко, ласково прямо перед ней. Его глаза блестели от восторга. — Ты снова стала ведьмой?

— Да, — ответила она. — Вот только сердце мое разбито на мелкие кусочки. — Она прижала ладони к груди. — Не склеить.

Томас сделал шаг вперед.

— Ничего, — сказал он уверенно. На его губах играла теплая улыбка. — Уверен, мы что-нибудь придумаем. А пока… — он взял ее руки в свои. — А пока взамен я могу предложить тебе свое сердце.

Стрелки на часах замерли на отметке «двенадцать».

— А как же подвиги? — спросила Астрид. — Ты же хотел совершать подвиги во имя принцессы.

— Во имя любимой женщины, — поправил Томас. — И так уж вышло, что любимой женщиной может оказаться даже настоящая ведьма.

Вы, дорогие читатели, уже, конечно, знаете, что ночь, разделяющая текущий год и новый — исключительно волшебная, даже магическая. Но один краткий миг полуночи, секунда, разделяющая два года на старый и новый, является поистине чудесной. Поцелуй настоящей ведьмы, исключавшей реальность настоящей любви, и принца, отныне совершающего подвиги не ради принцессы, но во имя любимой женщины, оказался самым настоящим новогодним чудом. Чудом, которое восхищало и радовало так искрометно и пронзительно, как не радуют разноцветные фейерверки за окном.

— Мне показалось, я тебя потеряла, — прошептала Астрид в объятиях принца. — Ты уехал, казалось мне, насовсем…

Томас смотрел на ее ярко-зеленые глаза, блестящие, такие родные, такие любимые. И, кажется, отдав ей свое сердце, он получил взамен ее — целое, невредимое, горячо любящее сердце. Настоящее новогоднее чудо.

С улыбкой Томас ответил:

— Лишь чтобы встретиться с тобою вновь.

— Настоящая любовь, — довольно промурлыкала Матильда, и, как и всегда, ее рифма была самой лучшей.