Доброе железо остается (джен)

Гурнеше уже явно нельзя было помочь — рана оказалась слишком тяжелой. Наспех одевшись и вооружившись палкой, Ваннез выбежал на улицу.

Здесь он увидел дикую картину: двое взрослых мужчин дрались с девушкой. Волосы девушки были растрепаны, руки вымазаны в крови, лицо исказила гримаса безумия; Ваннез не сразу узнал в ней Лусерек, свою подружку. На глазах Ваннеза Лусерек накинулась на одного из мужчин, вооруженного тесаком, и вцепилась ему в шею. Мужчина попытался сбросить с себя девушку, но та с невесть откуда взявшейся силой сдавила его горло; он упал на колени, и тесак выпал из его рук. Лусерек тут же схватила тесак и бросилась на второго мужчину, вооруженного дубинкой. Тот ткнул ее дубинкой в грудь, пытаясь сбить с ног, но Лусерек сумела отскочить в сторону и нанесла удар тесаком. Мужчина упал на колени, пытаясь зажать руками ужасную рану на животе.

— Лусерек! — не помня себя, вскричал Ваннез. — Лусерек, это я! Что с тобой, Лусерек?!

Глаза Лусерек были налиты кровью, рот свело в оскаленную гримасу — не человек, сущий демон! Подняв тесак над головой, девушка кинулась на Ваннеза; в тот же миг сильный удар сбил юного подмастерья с ног.

— Прости! — услышал юноша знакомый голос. — Иначе она снесла бы тебе башку!

В двух шагах от него стоял Арегбед, сжимающий в руках пику.

— Что с Лусерек? — обратился Ваннез к товарищу. — Что вообще происходит?!

— Прости, друг, но это больше не Лусерек! Демоны захватили… Назад!!!

Юноша отскочил — и вовремя; ибо одержимая Лусерек снова ринулась в атаку. Тесак пронесся совсем рядом, содрав с руки подмастерья кожу. Морщась от боли, юноша упал на колено.

— Все, что мы для нее можем сделать!.. — Арегбед, выставив пику вперед, встал между Лусерек и Ваннезом. Девушка бросилась прямо на острие пики, вонзившееся ей в грудь и вышедшее из спины, однако даже это ее не остановило. Схватившись за пику свободной рукой, она подтянулась поближе к кузнецу и взмахнула тесаком — Арегбед упал наземь, истекая кровью из рассеченного горла.

Воспользовавшись тем, что внимание девушки переключилось на Арегбеда, Ваннез обошел Лусерек и, схватив окровавленную пику, дернул ее на себя. Когда пика оказалась вырвана из тела девушки, из открывшейся раны хлынула кровь. Лусерек обернулась; на долю мгновения Ваннезу показалось, что в ее глазах блеснула искра рассудка — но эта искра погасла вместе с жизнью. Лусерек упала наземь — она была мертва.

Ваннез плохо помнил, что было дальше. Милосердная память постаралась защититься от кошмара наяву при помощи забвения…

…Ассасин вышел на край пропасти. На плече он держал чье-то неподвижное тело. Царский убийца бросил взгляд на восток, где из-за гор уже поднималось солнце, затем поглядел вниз, в пропасть, где шумел невидимый за сумраком горный поток. Сняв с плеча неподвижное тело, он столкнул его вниз.

Убийца с трудом удерживался от того, чтобы возгордиться хорошо проделанной работой. Ведь работа и в самом деле была выполнена блестяще.

— Охх… — Ваннез открыл глаза. — Что… это было?..

— Безумие. — Варгбен сидел за столом. — Около десятка человек охватила безумная ярость. Никого не узнавали, кидались на всех, пытаясь убить… К утру их рассудок — это у тех, кто дожил — как будто начал проясняться, но вскоре погас окончательно, вместе с жизнью.

Раздались шаги — в дом вошел Кутанес.

— Нам кое-что удалось выяснить, — произнес он. — Почти все пострадавшие пили молоко, которое надоила старая Маникуш.

— Маникуш? Она же, кажется, сгорела?

— Да, вместе с племянником. Правда, вот что странно… Мы перерыли все пепелище, но нашли кости только одного человека. И, судя по всему, это племянник.

— Но не думаешь же ты, что Маникуш стала сообщницей…

— Я сам не знаю, что думать. Старейшины села собрались на срочный совет, чтобы решить, что им теперь делать. Собственно, я пришел, чтобы призвать тебя на этот совет…

…Переодеваться старухой, чтобы не быть узнанным, Безмолвному приходилось и раньше. И даже навыки такой работы, как дойка домашних животных, были ему знакомы — все-таки ассасину приходится овладевать многими умениями, в расчете на то, что они когда-нибудь пригодятся. Замкнутая, нелюдимая старуха давно уже воспринималась всеми, как часть сельского вида, как трава или деревья. Трудно было найти лучшую маскировку для того, чтобы проникнуть в Аствадпогпат.

Были лишь две проблемы, которые могли поставить миссию под угрозу. Во-первых, племянник той старухи, которую убил Безмолвный — крайне несмышленый и невнимательный; но в итоге он стал что-то подозревать. Пришлось его прикончить, благо к тому моменту основная часть задуманного Безмолвным уже была выполнена. Пламя окончательно стерло все следы.

Второй проблемой — и к ней ассасин оказался совсем не готов — стала собака, по запаху распознавшая в «Маникуш» чужака. В первый раз за миссию Безмолвный испугался провала. К счастью, все обошлось; но в итоге этот случай напомнил Безмолвному, что зазнаваться не след, и даже самый хитроумный план может оказаться под угрозой провала из-за одной неучтенной детали.

Селяне очень любили козье молоко, надоенное Маникуш. Безмолвному оставалось только добавить в него немного «вина безумцев» — снадобья, созданного ассасинами из отваров дурманящих трав и грибов. Ассасины носили с собой это снадобье на тот случай, если вдруг возникнет безвыходная ситуация, и все, на что сможет рассчитывать ассасин — уйти навсегда, взяв с собой компанию…

— …Я говорил с местными; и они рассказали, что видели, как Гурнеша напал на Маникуш и пытался ее укусить. Мы все знаем, — голос Кутанеса дрогнул, — Гурнеша добрый и верный пес…

— Был… — вставил кто-то из старейшин.

— Да… Как бы то ни было, он никогда не стал бы кусать того, кто ему хорошо знаком.

— Кто знает, кто знает… — Старейшина горняков по имени Кераир привстал на скамье. — Возможно, на Гурнеше этот поганец опробовал свое снадобье…

— Все же я склоняюсь к мысли, что под видом старой Маникуш среди нас ходил убийца! — Кутанес сказал это тоном громче обычного, как бы подчеркивая.

— Допустим, — возразил Кераир. — Но тогда получается, что убийца может принять облик любого из нас, даже тебя, даже меня! Кто может поручиться, что ты не ассасин?!

— Не думаю, что его возможности простираются так далеко. Да, я слышал много историй о тайных царских убийцах; вот только большую их часть считают враньем даже те, кто их рассказывает. Однако в твоих словах есть доля правды. Ассасин по-прежнему бродит где-то недалеко; и он вернется, чтобы нанести новый удар. В ожидании его нового визита мы приучимся бояться даже собственной тени, станем запираться на все запоры, а доверие сделается недопустимой роскошью… Именно этого он и добивается. Увы, он не оставил нам выбора…

— Что же ты предлагаешь?

— Сдаться. Сдаться на милость солдат Шам-Марума.

— Чтобы они с нами расправились? Не иначе, ассасин и впрямь чего-то тебе в еду подсыпал, чтобы ты нес нам всякий вздор…

— По крайней мере, это будет не так мучительно, как жить в страхе от внезапного удара. И вообще, царские воины могут нас пощадить, а вот царские убийцы — никогда.

— Шам-Марум всегда расправлялся с теми, кто доверялся его милосердию! Думаешь, в этот раз он поступит иначе?! Ты или безумец, или что похуже!..

— Стойте! — Со своего места поднялся старейшина кузнецов, Варгбен. — Кераир, у тебя есть что сказать по делу, кроме обвинений? Говори, мы слушаем!

Кераир встал — плечистый, кряжистый, точно скальный останец. Его черные глаза сверкали из-под нахмуренных седых бровей.

— Нам некуда идти! — громко заявил он. — Впереди стоят солдаты Шам-Марума; за спиной — посланные им убийцы. И там, и там — страдания и смерть! А мы… мы… — Горняцкий старейшина понурился. Но тут же воспрянул и взмахнул похожим на молот кулаком. — Мы заслужили это! Мы юлили, крутились, искали легкие пути… А все пути ведут к одному! К смерти! К страданиям и небытию! Теперь мы стоим на краю; но все равно ищем способ избежать, выкрутиться!.. Зачем, зачем…

— Твоя речь слишком темна, чтобы мы ее поняли, — прищурившись, заметил Кутанес. — И ты еще винишь меня в том, что я говорю вздор!..

— Вещи, которые я вам говорю, должны быть очевидны каждому, — возразил Кераир, — но не каждый согласен их принять! Не каждый способен взглянуть в ту бездну…

— Кончай говорить загадками, точно базарный гадальщик! Говори прямо, что ты предлагаешь! Если не сдаваться и не продолжать сопротивление — то что?!

— Ты сам превосходно понимаешь, что я могу предложить…

Наступила тишина — напряженная, наполненная шепотами собравшихся. Кутанесу показалось, что откуда-то потянуло сквозняком — сквозняком, несущим касающийся самой души холод и могильную затхлость.

— Нет! — Кутанес поднялся во весь рост. — Мы никогда не пойдем на это!

— Другого выхода нет! Допустим, ты отдашься на милость солдат царя; они потребуют показать им, где мы добываем мифридий — что ты им скажешь, а? Что никакого мифридия нет? Ведь именно это им от нас и нужно было! Именно ради мифридия они пришли сюда!

— Да! Именно так мы и скажем. Мы скажем, что никакого мифридия здесь нет, а секрет «небесной стали» — в особой обработке металла, в наших таланте и труде! И им придется оставить нас в покое — иначе кто будет ковать «небесные клинки»?

— Стать рабами вонючейшего Шам-Марума, чтоб его пожрали джинны?! Да лучше уж смерть!

— Да! — раздались возгласы. — Горцы никогда не станут рабами! Мы родились свободными!..

— Как по мне, — сказал Кутанес, садясь на свое место, — лучше уж служить царю, чем стать добычей подземных демонов… которым ты хочешь отдать всех нас! Ты ведь это предлагаешь — быть принесенными в жертву, подобно несчастной Азрине? Подумайте, братья горцы — что вы выберете?

Снова наступила тишина — на этот раз в этой тишине не было слышно шепотов. Старейшины молчали, потрясенные вставшим перед ними жутким выбором. Наконец Варгбен нарушил эту гнетущую тишину.

— Пусть этот спор решит голосование! — объявил он.

Все облегченно вздохнули. Хлопоты, связанные с голосованием, давали некоторую разрядку, позволяли забыть о тягостном выборе — хотя бы на какое-то время.

Спустя некоторое время в комнату, где собрались старейшины, принесли корзину с битыми горшками — их черепки использовались для голосования. Кусочками древесного угля старейшины рисовали на черепках тот или иной знак — в зависимости от своего решения. Затем черепки складывали обратно в корзину. Некоторое время не было слышно ничего, кроме стука перекладываемых черепков.

Наконец корзину с черепками водрузили на середину комнаты. Трое — Кутанес, Варгбен и Кераир — перебирали черепки, раскладывая их на три кучки. Каждую кучку проверяли двое, дабы избежать ошибок и подтасовок.

Три кучки черепков — две большие, и одна совсем маленькая — лежали подле корзины. Старейшины замерли в напряженном ожидании. Что сулит им это голосование — рабство у ненавистного тирана, или дорогу без возврата, ведущую через боль и муки?..

— Нас здесь двадцать человек, так? — Варгбен обвел взглядом комнату. — Трое воздержались; восемь поддержали Кераира; девять выступили за то, чтобы сдаться на милость солдат Шам-Марума… Так вот, решение принято…

Он глубоко вздохнул и громко произнес:

— Мы сдаемся. Не я так решил. Совет так решил… Кутанес… завтра ты возглавишь делегацию… Вы отправитесь на переговоры с людьми Шам-Марума…

— А ты? — с надеждой в голосе сказал Кутанес. — Я думал, ты будешь говорить с ними…

— Нет. — ответил Варгбен — Ты долго жил среди них; тебе будет легче найти с ними общий язык. А я для них… — он на секунду замолчал, выбирая слова, — чужак. Как и они для меня…