Desperate Holmeswives (гет)

— Берти, ты топаешь как слоник. Они из-за тебя проснутся.

— Я не топаю, это Филипп топает!

— Неправда. Я очень тихо иду. На цыпочках.

— Я тоже иду на цыпочках! Это ты топаешь, Вилли!

— И ничего я не топаю!

— Ш-ш-ш! Ты их разбудишь!

— Это вы вдвоем их разбудите — два слоника!

— Сам ты слоник!

Молли зевнула и, поморгав, окончательно проснулась. Судя по дыханию лежащего рядом Майкрофта, он тоже не спал, но не двигался, видимо, не желая расстроить сыновей. Молли улыбнулась сама себе и, повернувшись, обняла его одной рукой, пряча лицо где-то у него на плече.

— Сюрприз!!

Жизнеутверждающий возглас Уильяма огласил их спальню. Филиппа на его фоне было почти не слышно, а индивидуалист Берти остался верен себе и присоединился к братьям с небольшим опозданием и чуть заметно шепелявя.

— Ох, ну ничего себе!.. — Молли села вслед за мужем, щурясь от утреннего солнца. Трое их сыновей стояли перед кроватью, и сияющий Уильям протягивал им блюдо с небольшим тортом в форме цифры восемь.

— Поздравляем вас с годовщиной свадьбы! — возвестил он.

— Спасибо, дорогие, — Майкрофт поблагодарил подчеркнуто серьезно, но глаза его блестели по-холмсовски весело. — Какой красивый торт — сами пекли?

— Неет, это тетя Маргарет купила, — Уильям подал ему блюдо и забрался на кровать. Филипп и Герберт последовали его примеру. — Она одолжила нам переносной холодильный контейнер, и мы его спрятали в моей комнате, чтобы получился сюрприз.

— Замечательно, спасибо вам огромное, — Молли с улыбкой по очереди их расцеловала. — Кто вас только на это надоумил?

Филипп пожал плечами.

— Тетя Маргарет сказала, что сюрприз вам понравится, — промолвил он. — Она говорит, восемь лет — это жестяная свадьба.

— Звучит не слишком привлекательно, — пробормотала Молли.

— Жесть тут не при чем! — важно заявил Герберт. — Крестный сказал, восемь — знак бесконечности. Вы теперь бесконечно будете вместе!

— Это мы и без тебя знаем, умник, — Майкрофт ущипнул его за нос, и младший из сыновей скривился. — Можешь так и передать вашему крестному.

— Передам — за ужином! — Герберт показал отцу язык, и Майкрофт, отставив блюдо, схватил его подмышки и защекотал.

— Где твои манеры, Герберт Фредерик Холмс? — спросил он под заливистый хохот Берти.

— Их Филипп спрятал! — пытаясь отбиться, сквозь смех ответил он.

— Ничего я не прятал, — серьезно сказал Филипп и вздохнул. — Опять ты дурачишься, Берти.

— Не переживай, скоро у него появятся другие дела, — Майкрофт перестал щекотать сына и взъерошил ему волосы. — Когда родится малыш, он будет за ним присматривать.

— Еще чего! — надулся Герберт. — Уильям старший, пусть он присматривает!

— Уильям присматривает за Филиппом, Филипп — за тобой, а ты будешь присматривать за малышом, — объяснил ему отец. — Круговорот Холмсов в природе.

— Никаких круговоротов! — отрезал Берти и залез под одеяло.

Молли укоризненно покачала головой.

— Не надо спорить — у нас все присматривают друг за другом, — мягко напомнила она своим неугомонным мужчинам. — А ты, Берти, кажется, забыл, о чем мы недавно говорили. Только мартышки в зоопарке показывают язык. Хочешь быть мартышкой?

Уильям рассмеялся. Филипп снова вздохнул — выходки младшего брата казались ему такими глупыми. Под одеялом меж тем помолчали, после чего послышался глухой ответ:

— Не хочу.

— Вот и отлично, — кивнула Молли. — А теперь вылезай, покажу тебе кое-что.

Берти с любопытством высунул голову из-под одеяла.

— Что такое, мама?

— Иди сюда, — она протянула ладонь, и Герберт взял ее за руку. — Смотри, — она аккуратно положила его ладошку на свой живот. — Чувствуешь? Это братик. У меня в животике. Пока еще маленький, но скоро подрастет и начнет толкаться.

— Ничего себе… — прошептал Берти. — А тебе будет больно, когда он будет толкаться?

— Нет, что ты, — она улыбнулась. — Ты тоже толкался. И Уильям, и Филипп. Все детки толкаются — так они дают о себе знать.

Берти задумчиво склонил головку ей на грудь, и Молли прижала его к себе. У нее в глазах защипало, и ей стало стыдно — она не хотела, чтобы дети заметили ее слезы. К счастью, Майкрофт быстро уловил ее настроение.

— Так, малышня, праздник праздником, а завтрак никто не отменял. Пойдемте, надо привести себя в порядок и приготовить поесть. По такому случаю каждому полагается по большому куску торта.

— Ура! — Уильям хлопнул в ладоши. Филипп по-философски возвел очи горе, а Герберт без особой охоты отпустил мать. Она успела чмокнуть его в макушку, и он вместе с братьями вслед за отцом отправился в ванную. Быстро вытерев глаза, Молли инстинктивно положила руки на живот. Ей следовало бы радоваться, но недаром мудрые люди говорили, что от большой радости не смеются, а плачут.

Восемь лет — с одной стороны, целая вечность, а с другой — лишь один удар сердца. Они долго к этому шли: Молли вышла замуж в тридцать пять, а Майкрофт был на десять лет ее старше — взрослые люди, со своей устоявшейся стабильной жизнью, в которой было все, кроме любви. Молли к тому времени пережила расторгнутую помолвку, Майкрофт уже давно смирился со своим одиночеством, и казалось, что в этой парадигме нет места не то что семье и детям, а даже обыкновенной заурядной романтике и отчаянным мечтам. Но хватило лишь одной мимолетной встречи на Бейкер-стрит, чтобы между ними что-то промелькнуло, а потом… Словно недостающая деталь наконец-то встала на свое место, и Молли поймала себя на мысли, что, возможно, впервые за свою жизнь она была настолько уверена в своих чувствах и настолько спокойна. Она не потеряла голову, не обезумела от любви, а просто нашла свою вторую половину. Наконец-то стала собой.

Между ними все произошло внезапно, и оба знали, что обратной дороги не будет. Поженились они спустя четыре месяца после того, как начали встречаться, а еще через несколько недель Молли поняла, что ждет ребенка. Этого никто из них не планировал, они даже об этом не говорили, но когда это случилось, они почувствовали себя так, словно ждали этого всю жизнь. И когда почти три года назад, после рождения Герберта, они стали многодетными родителями, Молли решила, что самые невероятные события в их жизни остались позади. Однако она ошибалась.

Молли была мудрой женщиной и давно уже приучила себя к мысли, что в какой-то момент все может пойти не совсем так, как они того желают. Чего она не учла, так это того, что этот момент наступит после того, как ей исполнится сорок два. Рождение Герберта прошло относительно легко, и Молли была уверена в том, что это будут ее последние роды, но... Когда она в четвертый раз за свою жизнь увидела на заветном тесте две полоски, она ему не поверила и купила второй, а потом и третий. После четвертого она пошла к врачу и с приема вышла совершенно потрясенной. Даже узнав о первой беременности, она испытала меньший шок. Возможно, это была та самая глубинная интуиция, которая помогла Майкрофту и его брату добиться таких внушительных успехов на выбранном ими профессиональном поприще. Что-то было в этом нежданном малыше, что-то загадочное и необъяснимое, отчего у Молли внутри все замирало, и она почти с трепетом считала дни и недели до родов, пытаясь уловить настроение растущего внутри нее ребенка и понять, что же такого особенного в нем было.

И сегодняшняя годовщина, которую старшие сыновья решили отметить столь трогательным сюрпризом, оживила в ее сердце это предчувствие нового, неизведанного. Шерлок был прав: перевернутая восьмерка — знак бесконечности, и Майкрофт недаром вспомнил об их брачных клятвах. Но Молли подумала и о другом. Их жизни больше им не принадлежали, они продолжались в их детях, в том числе в их не рожденном малыше. И так они действительно приобщались к вечности.

— Ты сегодня необычайно задумчива, — мягко проговорил Майкрофт. Был уже вечер, и они переоделись к праздничному ужину, на который должны были прийти Шерлок и Маргарет. Молли, выбравшая для этого вечера простое темно-синее платье, уже заплела волосы в шиньон и теперь надевала золотые сережки-капельки.

— Прости, наверное, немного устала, вот и все, — она улыбнулась ему через зеркало. Майкрофт бережно провел тыльной стороной ладони по ее плечу, и Молли взяла его за руку.

— Чудесно выглядишь, — он поцеловал ее в висок. — Впрочем, как и всегда.

— Я тебя люблю, — сама не зная почему, Молли ответила именно этими словами. Ее вдруг затопила волна нежности к мужу, и это признание прозвучало так же искренне и в то же время робко, как и восемь с лишним лет назад.

— Я тебя тоже люблю, — Майкрофт коснулся губами ее макушки, и на секунду Молли прикрыла глаза, словно вернувшись в прошлое. Он любил так ее целовать — разница в росте вполне позволяла…

— Пойдем, поужинаем в кругу семьи, — Майкрофт взял ее за руку. — А вечером… останемся наедине, — его глаза загадочно блеснули, и Молли почувствовала, как екнуло ее сердце. Надо же — после восьми лет брака она все еще замирала, когда он так на нее смотрел.

* * *

— Здесь очень мило, — сняв туфли, Молли в чулках прошла в гостиную. Просторная комната с французскими окнами вмещала в себя несколько стеллажей с книгами, диван, два удобных высоких кресла, минибар — и белоснежный рояль.

— Лорд Смоллвуд очень любил этот дом, — негромко сказал Майкрофт. — После его смерти леди Смоллвуд практически перестала здесь появляться. Она хотела продать его мне, но я подумал, что это было бы слишком расточительно. У нас ведь уже есть загородный дом.

— Да, наверное, — согласилась Молли. Здесь было очень уютно, но этот одноэтажный домик с тремя комнатами больше годился для супружеской пары, чем для многодетной семьи. Может быть, когда-нибудь потом, когда сыновья подрастут…

— Сыграй мне что-нибудь, — попросила она, чтобы заглушить кольнувшее где-то под ребрами беспокойное чувство. Майкрофт прошел к инструменту и сел на кожаный табурет. Подняв крышку, он коснулся клавиш своими длинными элегантными пальцами и заиграл.

Несмотря на то, что в ее семье почти все были музыкантами, Молли так и не научилась разбираться в музыке, поэтому она не узнала пьесу, которую он сыграл. Она стояла рядом, у окна, но смотрела не на мужа, а куда-то в окно, где размытый свет уличных фонарей резкими мазками вскрывал ночную темноту.

— Что случилось?

Молли поняла, что не услышала, как Майкрофт перестал играть. Его вопрос ее не испугал, и ответила она, не оборачиваясь.

— Я вспомнила, как ты впервые играл мне на рояле, — тихо сказала она. — Это было в нашу первую совместную зиму. Мы тогда поехали отдыхать в Шотландию, и в гостинице был инструмент. И ты тогда просто сел и заиграл. Даже не обратил внимания на других постояльцев. Играл только для меня, будто никого больше там не было.

— Это действительно так и было, — проговорил Майкрофт. — Для меня тогда существовала только ты одна. Я не думал, что когда-нибудь вновь сяду за рояль, но с тобой… все изменилось.

Молли улыбнулась и, отвернувшись от окна, прошла к нему и села рядом.

— Помнишь нашу первую встречу? — она взяла его за руку. — Я тогда подумала: Боже, какой красивый мужчина. Неужели он совсем никогда не улыбается? У него ведь наверняка изумительная улыбка.

Майкрофт рассмеялся и покачал головой.

— Красивый? С моим-то носом?

— Перестань, — Молли упрямо ткнула его кулачком в плечо. — Твой нос гораздо красивее шерлокового.

— О, ну это комплимент, так комплимент, миссис Холмс, — он покивал с притворной серьезностью. — Я с первого взгляда понял, что вы знаете, как польстить мужчине.

— Ничего подобного! Ты наверняка решил, что я какая-то замухрышка. Я производила жуткое впечатление. Тот кошмарный свитер… И это бесформенное пальто… — Молли покачала головой.

— Тебе бы пора знать, что Холмсам не откажешь в проницательности, — заметил ей Майкрофт. — Конечно, я обратил внимание на твой… необычный наряд, но я сразу понял, что гораздо важнее нечто иное.

— И что же?

Майкрофт нежно взял ее за подбородок и посмотрел ей в глаза.

— У тебя очень доброе сердце, моя дорогая жена, — промолвил он. — Все, что нужно такому бесчувственному сухарю, как я.

— Бесчувственный сухарь не стал бы отцом моих четверых детей, мистер Холмс, — Молли лукаво ему подмигнула и, подавшись вперед, поцеловала его в губы, но через несколько мгновений сама отстранилась. — И в том списке ты все-таки указал — как это было… Ах да, «своеобразный вкус в одежде» как один из моих трех недостатков. Помнишь то задание, что дал нам перед свадьбой преподобный Дойл?

— Конечно, помню, — кивнул Майкрофт. — Это было очень сложное задание. И не совсем справедливое, к тому же.

— И все-таки мы с ним справились. Что еще ты написал?.. Точно, вспомнила: «неуверенность в себе» и «периодическая рассеянность». Досадные недостатки, не правда ли? — поддразнила его Молли.

— С моими им все равно не сравниться. Ты попала не в бровь, а в глаз. Как же это звучало?.. — Майкрофт сделал вид, что припоминает. — Кажется, что-то в этом роде: «излишняя самоуверенность», «замкнутость» и «пристрастие к дорогим вещам». Я был просто уничтожен, дорогая.

— Неправда, — возразила Молли. — Это задание было призвано не уничтожить нас, а, напротив, помочь нам стать лучше. Разве я теперь такая же зажатая и неуверенная, как прежде? А ты? Я знаю, можешь не отрицать — после нашей свадьбы ты стал чаще прислушиваться к мнению других. И перестал быть затворником. Ну, по твоим стандартам, — добавила она.

— Это верно, — согласился Майкрофт. — Значит, нам есть с чем себя поздравить: восемь лет супружеской жизни были прожиты не зря.

— Конечно — ведь совместными усилиями мы создали четыре маленькие жизни. Не так уж и плохо, если подумать, — Молли опустила глаза и вздохнула. Опять она возвращалась к тому, о чем думала утром.

— В этот раз ты волнуешься больше, чем прежде, — Майкрофт осторожно взял ее за руку и переплел их пальцы. — Предчувствие?

— Не знаю, — честно ответила Молли. — Я не боюсь, я просто… Этот малыш особенный, понимаешь? — она подняла на него глаза; ей показалось, ее слова прозвучали глупо, но, судя по выражению лица Майкрофта, он так не считал.

— Они все особенные, — промолвил он.

— Да, но… — Молли снова вздохнула. — Видишь, какая я нескладная — даже не могу объяснить, что меня тревожит.

— Интуиция, это не шутка, — заметил Майкрофт. — Если ты считаешь, что нужно пройти дополнительные обследования, или чувствуешь, что тебе нужно больше отдыхать…

— Нет, не в этом дело, — поспешила возразить ему Молли. — Все отлично, но… В этот раз ожидание почему-то тяжелее переносить. Хочется поскорее узнать, каким он будет.

— Не только ты задаешься этим вопросом. Уильям уже вовсю спекулирует, — с улыбкой промолвил Майкрофт.

— Ох, не говори. Уильям, это еще куда ни шло, но вот Берти… Я за него больше всего переживаю.

— Напрасно. Герберт своеволен, но он умеет за себя постоять. Я вот больше всего волнуюсь за Филиппа. Он слишком чувствительный. Если его кто-то обидит, он будет держать все в себе и ни за что не даст сдачи.

— И кого мне это только напоминает… — пробормотала Молли. Майкрофт открыл было рот, чтобы что-то возразить, но передумал.

— Ну вот, — его губы на мгновение вытянулись в тонкую полоску, и он поцокал языком. — Передаем детям наши собственные комплексы…

— Нет, дорогой, ты ошибаешься, — покачала головой Молли. — Все, что ты передаешь нашим детям — это любовь и забота, и поверь, они никогда этого не забудут. А комплексы у всех свои. И давай не будем их обсуждать — в конце концов, мы приехали сюда не за этим.

— О, точно — а я-то совсем об этом позабыл, — почти озорная улыбка мелькнула на его губах, но он тут же задумался. — Знаешь, все-таки это несколько своеобразный опыт — заниматься с тобой любовью, когда ты ждешь ребенка.

Молли расхохоталась.

— Опять ты за свое! — она снова ткнула его кулачком, на сей раз сильнее. — Что-то в прошлые три раза тебе это не очень-то мешало! К тому же, ты ведь знаешь — от крепкой любви рождаются жизнерадостные дети. Малыш будет только рад, если мы с тобой приятно проведем время. Гормоны счастья, это ведь вполне реальная штука.

Майкрофт с улыбкой на нее посмотрел.

— Ну, наверное, дело в том, что Холмсам трудно поверить в счастье, — сказал он, и она различила в его голосе легкую печаль. — Даже если оно длится уже восемь лет.

Молли бережно провела тыльной стороной ладони по его щеке, и Майкрофт, повернув голову, коснулся ее губами.

— Но я ведь здесь? — прошептала она. — И я люблю тебя. В это ведь не так сложно поверить, верно?

Майкрофт нежно взял ее ладонь в свою и поцеловал с внутренней стороны ее запястье.

— В это я никогда не перестану верить, любовь моя. Никогда.