Конец маскарада (джен)

7 септантия 12242 г.

Резиденция Дагенхартов в пригороде Зомонта

Двенадцатилетнюю Селену Дагенхарт ничего не интересовало. Весь мир — набор серых бесполезных образов. Другие люди говорили, что существуют цвета, чувства, но Селена верила только себе и собственным глазам. Её жалели. Намекали, что в её памяти отсутствует практически всё детство: в этот мир Селена пришла уже семилетней. Она знала только, как управлять своим телом и говорить на языке окружавших её гуманоидных инопланетян. Потом оказалось, что у неё, вообще-то, была семья. Целые родители и такой же ущербный брат. Один инцидент, подробности которого Селене не раскрывали, и она лишилась способность видеть прошлое, а Феб — настоящее.

В остальном же брат был полной её противоположностью. От него будто исходил свет, которым он умел всем поднимать настроение. Он ни секунды не унывал, что теперь ему приходится носить громоздкий визор, лишь бы различать мрачные силуэты. Селену всегда удивляло, как убедительно он ей врал, что визор показывает ему мир цветным. Но, в конце концов, она перестала с ним спорить, просто кивала, лишь бы он отстал.

Феб всегда был рядом. То и дело он исходился в беспричинных извинениях, говорил, что теперь обязан всегда приходить ей на помощь. С домашней работой он, увы, помогать не умел. Селена была гораздо умнее, но родители засунули их в продвинутый класс вместе. Их готовили к академическим конкурсам, соревнованиям, воспитывали дух конкуренции. Пытались пристыдить, если кто-то старался недостаточно. Если они с Фебом совершали одну и ту же ошибку, то доставалось только Селене. Она к этому быстро привыкла и перестала реагировать на любые обвинения.

— Слушай, ты не виновата, — говорил брат после каждого очередного выпада со стороны то гувернанток, то родителей.

— Но я их разозлила. Значит, в их глазах я виновна, — отвечала Селена ровным голосом. Она рассуждала логически. Мир иррационален, но она не могла посмотреть на него с этой стороны. Люди, которые хвалили свою способность действовать объективно, не знали, о чём говорили. Люди подчинены эмоциям. Селене же повезло быть в разладе с властителем человечества.

— Но… — пытался возражать брат, но Селена его всегда прерывала.

— Тебя это задевает больше, чем меня.

Селена перебрала множество фраз, прежде чем найти те, что затыкали брату рот. Это была одна из них. Он хмыкнул, взъерошил кудрявые волосы и ушёл в свою комнату, оставив Селену одну. Это был пасмурный день. Осенний день, похожий на любые другие. Тёмные листья падали с деревьев, по стеклу барабанил дождь. В воздухе веяло приближающейся зимой. К концу месяца явно выпадет снег: в этих широтах Новый год всегда был белым, ярким, таким, что пейзажи превращались в контрастные монохромные картинки. Селена любила зиму, потому что это было время без надоедливых насекомых и шума в глазах от спорящих между собой тонов.

Она сидела у себя и готовилась к следующему учебному дню. Структурировала информацию, аккуратно выводила буквы в тетради. Детей до четырнадцати всё ещё заставляли писать от руки, а за неаккуратный почерк снижали оценку, но Селена быстро научилась выполнять то, что от неё требовали. В чёрно-белом мире это единственная возможность оказаться на вершине социальной пирамиды. Она понимала свои недостатки, знала, над чем могла поработать, а с чем придётся жить.

На небе сгущались чёрные тучи, но дождь всё не шёл. Душно. В воздухе уже много месяцев Селена чувствовала что-то страшное. Родители и так всегда были раздражённые, а теперь так вообще дома не появлялись. Отец ночевал в офисе, мать не заходила к детям, скинув всё на гувернанток. На расспросы, конечно, никто не отвечал. По телевизору всё было спокойно: очередные сюжеты про спасённых котят и «закат Дагроса». В интернете всё было совсем наоборот. Стоило сойти с протоптанных дорожек правительственных СМИ, стоило только кликнуть вкладку «политика» там, куда не дотягивались папины коллеги-цензурщики из министерства по соседству, то открывалась жалобная книга Аспора. «Люди любят злиться», — усвоила для себя Селена из всех разрозненных сообщений. Ничего они не понимали, а просто находили очередной недостаток и раздували его до невероятных масштабов. Даже до их школы дошло: старшеклассников постоянно вызывали на профилактические беседы, чтобы они не смели ходить на митинги «дагросских агентов». Они не слушались, их то и дело ловила полиция, а кто-то и вовсе умудрялся устраивать независимые демонстрации. У Селены не было на это времени. Надо учиться, если она хотела когда-нибудь увидеть на лице родителей что-то помимо разочарования. Что бы они сказали, если бы Селену когда-нибудь поймали на таком митинге? «Вычеркнули бы из семейного древа», — с ужасом решила она.

Шум в коридоре на первом этаже Селена не услышала. Не услышала и то, как вбежала мать и закрыла входную дверь на все засовы, а потом активировала систему безопасности, установленную по периметру дома. А вот крик услышала. Пришлось выйти посмотреть, что стряслось.

— Селена, зови брата. Нам нужно бежать, — без объяснений приказала ей мать, как только увидела её на балконе второго этажа.

Спорить с матерью было опасно. Селена нашла брата в его комнате и вытащила наружу. Им дали десять минут на сбор «всего самого необходимого». Весь дом пропах ужасом и тревогой. Мать, брат и все работники бегали по комнатам в поисках вещей. Даже Селена начинала переживать. У неё уже было несколько идей, что же произошло, но пока мать держала их в неведении.

Вскоре они уже покинули дом. В заднем окне машины Селена увидела, что в сторону дома шли какие-то люди. Целая толпа с плакатами в руках. Только факелов им не хватало.

— Что происходит? — спросил Феб, который сидел рядом и всё не хотел отпускать руку сестры. — Я мог бы с ними разобраться.

— Исключено. Не хватало, чтобы люди узнали про твои способности, — отрезала мать. Она сидела на переднем пассажирском сидении и стучала пальцами по подстаканникам. — Мы уезжаем. Вещи пришлют позже. Если, конечно, почта не накроется.

— А папа? — выпытывал Феб, но мать всё уклонялась от прямого ответа. Они перекидывались фразами больше получаса, пока брат наконец-то получил объяснение.

— В центре беспорядки, — рассказала мать шёпотом. — Власть пала. Полиция перешла на сторону врагов и хватает всех госслужащих, до кого может дотянуться. Может, они схватили и вашего отца: дозвониться до него я не могу.

— И часть пришла к нам? Чтобы тоже арестовать? — опять спрашивал Феб.

Селена, забывшись, что решила не вмешиваться в разговор, сказала:

— Нас бы отпустили, Феб. Уголовная ответственность с четырнадцати. Но мы могли вполне остаться без родителей.

Мать обернулась и одарила дочь раздражённым взглядом. Селена отвела глаза и даже не пыталась понять, что в этот раз она сказала не так.

— Не факт, — прошептала мать. — Вы им нужны по другой причине.

— Феб — маг. А я? Я им не нужна, — фыркнула Селена, потирая браслет на правой руке. — Они бы меня отпустили, я бы вытащила брата, а потом тебя и папу. Если это те же подпольщики, что и бунтовали до этого, то они последуют букве закона.

Феб рассмеялся и попытался погладить сестру по голове. Селена избежала нападения на свои личные границы и уклонилась от руки брата.

— Тебя вообще интересует что-нибудь, кроме унылых взрослых тем? — полушутя спросил брат.

Селена закатила глаза. У него всегда был один ответ на её рассуждения. Да, Селене не очень были интересны его игрушки, да, она никогда не понимала, почему брат и его друзья сидят напротив приставки каждый вечер. Да, она не понимала, почему её сверстники ведут себя как дети, когда им давно не десять лет. Феб вечно делал из этих простых фактов преступление.

— Всё будет хорошо, дети. Мы выберемся. Главное — сидите смирно. Взрослые со всем разберутся, — подытожила мать и отвернулась от них. Селене показалось, что та просто хотела уйти от разговора.

Каждый раз, когда в доме Дагенхартов речь заходила о магии, наступало напряжённое молчание. «Магический синдром», способность менять мир силой мысли, распространялась по стране, но всё равно считалась болезнью людей обычных. В элитах таких людей всего несколько, и их имена хранились в строжайшей тайне. Феб — один из них. Его таскали по различным правительственным кабинетам по нескольку раз на неделе, чтобы проверить состояние его способностей. Иногда пришлось ходить и Селене как его двойняшке, хотя природа к ней была более благосклонна и магией не одарила. Часто эти визиты она помнила весьма смутно, но в один из них точно появился этот чёрный браслет на руке, причём установленный под кожей.

Пока они ехали подальше от революции, Селена снова рассматривала правую руку. На подкорке сознания формировалась какая-то мысль, какая-то знакомая сцена, которую она не могла вспомнить. Снова сменяющийся пейзаж, снова страх. Подобное уже случалось давным-давно. Тоже машина, которая мчалась по шоссе, нарушая все правила. Тогда, как подсказывало ей подсознание, они ехали, наоборот, в самое сердце Зомонта, а не от него.

Тем временем матери позвонил отец и сообщил, что сумел сбежать. Облегчения Селена не почувствовала, поймав себя на мысли, что не хотела его видеть. Вслух такое она, конечно, не произнесла: прошлые синяки ещё даже не пожелтели. Она знала Йовина Дагенхарта двенадцать лет, пять из них помнила и понимала, что отец может свалить вину за революцию на неё, даже если её «участие» ограничивалось чтением источников с обеих сторон.

Путь до границы был долгим. Они ехали весь вечер и всю ночь, на половине пути поменяли машину, когда мать прочитала, что за ними организовали погоню. Фебу и Селене пришлось прятаться под сиденьями, когда они натыкались на очередного человека в форме — никто не знал, перешли ли патрульные на сторону «Второго закона», оппозиции, захватившей власть.

Они всё-таки сумели добраться до пункта досмотра без особых проблем, обогнав волну беспорядков, которая метастазировала от Зомонта и других крупных городов во все стороны. Селена была уверена, что всё обойдётся. Системы мира — устойчивые конструкты. Системы правительственные — тем более. Спустя месяц они уже будут дома, снова готовится к финальным контрольным. Она, конечно, собрала большинство книг с собой, но все материалы не поместились.

Пунктом досмотра служил одноэтажный деревянный домик, по размеру с гостиную особняка Дагенхартов. И как только там все помещались? Внутри Селене сразу стало тесно, в помещении явно не хватало воздуха. Мать попросила детей посидеть у входа, пока сама пошла разбираться с пограничниками. За неё можно было не переживать. Никто никогда не смел перечить Латоне Дагенхарт. По крайней мере, так думала Селена, пока до неё не донеслось нервное бормотание одного из работников пункта:

— В базе написано, что ваши дети невыездные, миссис Дагенхарт, — нервно пробормотал работник. — Вчерашнее распоряжение министерства обороны. Но тут не написана причина…

— У них диппаспорта, господин. Пропустите по-хорошему. Вам хорошо заплатят. Или мне позвонить мужу? — настаивала мать.

— Здесь чётко написано не выпускать даже в исключительных случаях. Но…

— Просто поставьте штамп. Иначе об этом услышат наверху.

— «Наверху» вас слушать не будут, миссис Дагенхарт, — раздался третий голос со стороны входа.

Селена обернулась на говорившего. В дверях стоял мужчина лет тридцати, одетый весьма стандартно для среднего класса: голубая клетчатая рубашка, серые узкие джинсы, тряпичные кроссовки. На лице у него были очки в толстой квадратной оправе чёрного цвета, за которыми виднелись глаза, которые выдавали дикость мужчины. Феб вытянул одну руку так, чтобы прикрыть Селену. Сама же она застыла, почти перестав дышать. Она видела его на фотографиях в интернете. Его звали Витторио Амано, и он был одним из лидеров оппозиции, несмотря на свой довольно юный для политики возраст. Селена вспомнила, что он писал про её отца. Ничего хорошего, конечно, он хотел всех министров подвести под «люстрацию», а желательно влепить двадцатилетние сроки в тюрьме. Кажется, его не пустили в высшие эшелоны власти, если он сейчас был здесь. Селена хотела его пнуть, но была слишком испугана, чтобы шевелиться.

Мать не обратила внимания на мужчину, а продолжала настаивать на том, чтобы их пропустили. Сотрудник всё тянул время и переводил взгляд с матери на компьютер.

— Вы, наверное, уже в курсе, миссис Дагенхарт, но я повторю: ваш муж больше не министр, — мужчина подошёл к матери и сотруднику, обращая на себя внимания. — И даже не дипломат. Все ваши паспорта аннулировали. Да и из страны вас нельзя выпускать по уголовному разбирательству.

— Молодой человек, я не знаю, кто вы, — мать махнула рукой. — Пожалуйста, подождите своей очереди. Мне должны поставить печати.

Феб наклонился к Селене и шёпотом произнёс:

— Она его вообще не слушала, да? Нас не выпустят.

— Ты опять её недооцениваешь, Феб, — ответила Селена и пожала плечами.

Опять завязался спор, на этот раз более громкий. Довольно быстро мать сумела вывести Витторио из себя, и он повысил голос. Потом махнул рукой и обернулся, встретившись глазами с Селеной. Она знала, что в таком случае надо не моргать, чтобы напугать врага. Только он совсем не испугался хмурого взгляда двенадцатилетней девочки. Мужчина лишь повернулся обратно к матери и прямо заявил:

— Ваших детей ждут в Зомонте. Распоряжение нового министра обороны.

Входная дверь вновь открылась, и в пункт досмотра ввалилось ещё человек десять. Все они окружили двойняшек. Феб взял Селену за руку, но пока не спешил применять магию. Тогда Селена легонько толкнула его. Он понял её намёк без слов и в следующий момент отодвинул толпу. Вскрики удивления. На лице Витторио быстро появилась улыбка, а в глазах — дикий огонёк.

— Кто бы мог подумать, — сказал он громко. — Ребята, забираем их. Маги нужны революции.

— Нет! — вскрикнула мать. Она всё это время пыталась пробиться к детям, но ей заломили руки.

Волна прижала двойняшек к полу. «Среди них тоже маги», — поняла Селена. Значит, сопротивляться им мог только брат, но Феб не двигался. Тогда оставалось только сдаться, чего Селена делать не хотела. Почему какие-то люди имели право распоряжаться её жизнью? Вся эта толпа ничего не добилась, а теперь пыталась получить всё и сразу за счёт честной работы других.

Злость. Раздражение. Она ощущала эти эмоции и раньше, не так ли? А ещё ужас, который пробирал каждую клетку тела. Дежавю превратилось в воспоминания, от которых хотелось кричать. «Есть и второй человек, кто может сопротивляться», — промелькнуло в голове. Повторить всё то, что сделал брат, но сильнее. С такими людьми она церемониться не собиралась. Вторая волна вырубила всех в пункте, кроме неё самой.

Она медленно поднялась на ноги, пытаясь унять дрожь, и опустила взгляд на руки. Браслета нигде не было, на его месте — чёрное пятно. Скоро, однако, всё вернётся на свои места. Мысли копошились в голове, как тараканы, и Селена переставала различать настоящее и фальшивое. Ей казалось, что ещё через мгновение душа покинет тело от ужаса. Перед глазами стояли размытые образы прошлого. Только она уже знала, что ничего не вспомнит. Ещё несколько долгих секунд свободы, и браслет снова появится на её руке, скрывая прошлое, скрывая цветной мир. Её отрезали от части себя, и пока у неё не было сил вырваться на свободу. Злость сменилась слезами. Внутреннее чувство справедливости подсказывало ей, что так быть не должно. Она заслужила жить не так. Люди перед ней лежали без сознания, но вскоре проснутся: их дыхание было ровным. А она снова уснёт и не будет знать, когда проснётся вновь.

Перед тем как её время в цветном мире истекло, Селена шёпотом пообещала себе искать способ сломать оковы. Каждый раз она проговаривала под нос одни и те же слова, которые пока ничего не значили, а потом теряла сознание, не в силах справиться с остатками собственных сил. Так произошло и в этот раз.

* * *

Селена слышала два голоса: мужской и женский. Оба ей весьма хорошо знакомы. Родители опять ругались. По стеклу барабанил дождь. Голова кружилась, но она заставила себя открыть глаза. В салоне машины было темно. Куда они ехали? Что происходит? В стекле она увидела своё отражение, похожее на белого призрака, и почувствовала укол беспричинной печали. Селена только помнила, как в здание пункта досмотра ворвались люди, как они хотели забрать её и Феба, а дальше. Провал. Пустота. Скорее всего, она просто потеряла сознание от ужаса. Правое запястье болело, будто она только что исписала толстую тетрадь за один вечер. Браслет стягивал так, что ладонь онемела.

Справа от неё кто-то зашуршал, и она повернула голову. Феб увидел, что сестра проснулась, чему был очень рад, но не хотел отвлекать родителей от их спора. Он приложил указательный палец ко рту и одними глазами покосился на них. Они сидели спереди. Машину вёл отец. Селена пыталась вспомнить, откуда он взялся, но бесполезно.

— Нас нагонят, — слабым голосом говорила мать. — Они нас вычислят по следам. Маги же так умеют, да? Вычислять других магов.

— Успокойся, — отрезал отец. — Временное правительство нестабильно. Они не погонятся за нами. Тем более, мы уже почти приехали. Здесь безопасно.

— У них есть расследователи, они давно обнаружили эту виллу.

— И? Полицию они тут не подкупят. Никому не собирается выдавать новому нестабильному правительству беглого чиновника.

— Есть и другая проблема. Ты знаешь, — шёпотом сказала мать.

— Разберёмся. Соглашение можно будет заключить снова, когда всё уляжется. Они такую добычу не упустят.

На этом разговор оборвался. Отец поправил зеркало заднего вида и заметил, что Селена проснулась. В его глазах промелькнуло удивление, которое он быстро подавил. Селена отвела взгляд, чтобы не смущать родителей, и замерла. Теперь правую ладонь начало покалывать. Неприятные ощущения прошли только через пять минут, и тогда Селена умудрилась снова уснуть. Проход через границу её вымотал, пусть воспоминаний о нём практически не осталось.

Ей никогда ничего не снилось, поэтому любой сон походил на простой провал в памяти. Селена не сразу поняла, что Феб пытался ей крикнуть на ухо:

— Эй, слезь с меня! Мы приехали.

Его голос разбудил её. Дождь закончился, а машина давно остановилась. Селена глубоко зевнула. Ей казалось, она не поспала и часа, хотя ехали они точно долго, потому что часы уже показывали следующий день. Феб вытолкал сестру из машины.

Заграничная вилла Дагенхартов была в два раза меньше их основной резиденции, но Селене это место нравилось даже больше. Здесь не было длинных пустынных коридоров, запретных зон, сюда не ездили ни шеф-повара, ни домработницы. Каждое лето они проводили здесь. Селена не думала, что им придётся вернуться настолько быстро и таким неудобным способом.

— Селена, — позвал её отец.

Она вздрогнула и обернулась. Каким-то образом Йовин Дагенхарт умел подкрадываться незаметно, и Селена всегда пугалась его неожиданных появлений.

— Да, пап? — спросила она тихо, почти шёпотом. По лицу отца она уже поняла, что опять сделала что-то не так.

— Что произошло в КПП?

Селена потупила взгляд и попыталась вспомнить. Бесполезно. Всё, что произошло после прихода других людей, стёрлось из памяти. Она привыкла к таким провалам, но так и не смирилась, что родители часто ругали её за них. Будто Селена могла их контролировать! Будто она могла объяснить, почему её память напоминала ломтик сыра и почему родители до сих пор не заставили её ходить по психиатрам, лишь бы найти этому объяснение. Феба-то они часто таскали туда-сюда, лишь бы спасти остатки его зрения!

— Я… Я не помню. Я не знаю. Но там… Там кто-то пришёл, — честно призналась Селена и зажмурилась.

Отец схватил её за плечи, но почему-то не ударил, как это делал обычно. Вместо этого он убрал одну руку с плеча и взял её за браслет.

— Одного уже недостаточно, да? — спросил он. — Если так продолжится, то тебе придётся ставить ещё штуки три. Одни проблемы от тебя.

Каждое последующее предложение он произносил всё тише и тише, но так, чтобы Селена всё равно могла его услышать. Когда отец пускался в размышления, главное — молчать. Почему-то он не верил, что Селена реально не понимала его слов. Он пустился причитать, что «сейчас их поставить невозможно из-за нестабильности в стране», а потом зажёг сигарету и ушёл на балкон. Селена поняла, что разочаровала его. Опять. Что бы она ни делала, всегда происходило одно и то же. Она могла сколько угодно стараться в школе, сколько угодно лишать себя радостей, но стоило произойти одному провалу в памяти, как все её попытки сводились на нет. Селена чувствовала, что могла бы заплакать от собственного бессилия, но что-то блокировало эмоции. Руки, однако, всё равно тряслись. Иногда она не понимала реакции своего тела.

К Селене подошёл Феб и недовольно цокнул языком.

— Я с ним поговорю, — пообещал он. — Не знаю, что на него опять нашло. Ты же ничего не сделала.

— Что там вообще произошло? — спросила Селена. Только брату она могла честно признаться, что ничего не помнила. Он верил ей. По крайней мере, притворялся, что верил, а не пытался выбить из неё признание во лжи.

— Да я сам плохо помню. Меня волна вырубила. Там какие-то маги зашли. Но мама сказала, что нас просто забрал папа, и вот мы здесь. Пока всё не устаканится в стране, побудем здесь, — объяснил Феб. — Уж учёбой нас не обделят, думаю. К сожалению.

Брат совершенно не любил учиться. Если в главной резиденции за ним следили работники, то здесь никого такого не было.

— Нам точно выпишут учителей. Каких-нибудь строгих, чтобы продохнуть не давали. Революция революцией, а если я пропущу скрипку, то мир закончится, — продолжал Феб.

— Не закончится, — возразила Селена, заставив себя легонько улыбнуться. — А вот если я откажусь от фортепиано, то другое дело. Тогда на воздух полетит весь дом.

Шутка заставила брата рассмеяться. Селена опять отвела взгляд, ощутив очередную странную реакцию тела. Хотя её голова оставалась холодной, она понимала, что чувствовала какое-то слабое подобие ревности. Брату никогда не доставалось так, как ей, хотя с практической точки зрения его наказывать было выгоднее: он умел чувствовать, его можно было довести до слёз. Селена держала всё в себе, не потому что хотела, но потому что не могла выпустить эмоции наружу. Разве люди не ругают других, чтобы вызвать какую-то реакцию? Тогда зачем её родители ругались со «стеной»?

Брат позвал её, а затем, не спросив, взял за руку. Селена неосознанно вздрогнула и выдернула руку.

— Извини меня. Ты не заслуживаешь… вот этого. Правда, — снова начал Феб извиняться.

— Всё в порядке.

Очередной разговор зашёл в тупик. Как и тысячи других до него.

* * *

5 приата 12243 г.

Зарубежная вилла Дагенхартов

Почти месяц взаперти, в другой стране, вдалеке от родных пейзажей. Селена думала, что на неё это не повлияет, однако, даже ей надоело сидеть в четырёх стенах. Родители запрещали им выходить наружу, ведь там, по их словам, «были враги». Сами же они часто приходили под утро, что Селена сразу заметила из-за бессонницы. Никаких гувернанток к ним с Фебом не приставили, просто давали задания и говорили их «делать». Через неделю заточения брат почти перестал что-либо делать по учёбе и хотел, чтобы Селена присоединилась к нему.

— Всё равно нас не проверят, — говорил он.

Селена долго думала над его предложением, но не могла на него согласиться.

— Если родители узнают, у меня будут проблемы, — отвечала она.

И так несколько недель. Учёба заставляла её отвлекаться от того, что происходило вокруг. Когда Селена что-то учила, составляла конспекты, открывала учебники, она хотя бы знала, что делала. Провалы в памяти с каждым днём становились всё хуже. Сны превратились в кошмары, почему-то цветные. Иногда, когда она отвлекалась от книжек, казалось, что в окружающем мире проступали цвета. Сначала красный, затем жёлтый и зелёный. Сквозь всегда закрытые окна проглядывало голубое небо, которое снова становилось серым, стоило Селене моргнуть.

Родителям о своих проблемах она не говорила. Если, конечно, провалы в памяти можно было назвать «проблемой». Казалось, никто не замечал, что с ней творится что-то странное. Когда же кто-то упоминал что-то, что Селена не помнила, она просто отмалчивалась. Всегда срабатывало.

Вскоре после переезда Селена начала находить записки от самой себя, которые никогда не писала. Там пересказывалось всё то, что она пропустила: разговоры с родителями, братом, новые мысли, идеи, которые никогда не могли прийти ей в голову. Будто с ними жил третий близнец, невидимая тень Селены. Или же Феб просто научился подделывать её почерк и так шутил над сестрой. Второй вариант, конечно, был гораздо реальней, пусть такие безвкусные шутки были не в стиле брата. Пока это не представляло проблемы, Селена не стала спрашивать. Себе дороже.

Так продлилось вплоть до Нового года. Первого у них была формальная семейная посиделка ровно в полночь, которую родители провели по настоянию Феба. Потом все разбрелись по своим комнатам, а отцу поступил звонок. Один звук его рингтона пугал Селену, хотя причину этого страха она не осознавала до конца.

По новостям ничего нового не передавали. Мать хранила надежду, что новое правительство быстро свалится, и они смогут спокойно вернуться домой. Она им пророчила пару дней, которые вскоре превратились в пару месяцев, а потом, наверное, станут и годами. Праздничные марши по главным городским площадям, радостные интервью бывших революционеров и нынешних чиновников. Селена видела, как мать начинала вскипать, когда видела нового министра иностранных дел. Она возмущалась громко и чётко:

— У неё даже высшего нет! Такие люди не должны быть во власти!

Отец на это никак не реагировал, он всё запивал очередной банкой дешёвого пива, купленного в ближайшем супермаркете.

— Нет, Йовин, они рано или поздно поймут, кого потеряли! Эти неблагодарные! — продолжала мать так громко, что её голос Селена слышала из соседней комнаты.

— Если нам вообще позволят вернуться и не заберут наши дома. А то они угрожают. На ещё один денег нет, — бурчал отец.

— Нашёл проблему, — фыркнула мать. — Лучше скажи, что там с…

И опять родители начали шептаться. Селена уже знала, что шептались они только о детях и их магии, будто подозревали, что их разговоры всегда подслушивали.

Через пять дней после Нового года родители подошли к ней вдвоём, пока она в очередной раз перечитывала учебник по аспорской истории. Несколько минут они молча наблюдали за тем, как их дочь занимается. «Они ждут, пока случится что-нибудь необычное», — поняла Селена, — «Но мне нечего им показать». Она заставила себя повернуться к родителям и начать разговор:

— Мам, пап, что такое? Что-то случилось?

Главное — звучать максимально невинно. Чем меньше неповиновения в её голосе, тем меньше вероятность, что родители с ходу начнут её ругать. Хотя в их глазах уже читалось подозрение. Селена уже начала прикидывать, что могла сделать не так, вспоминать, когда у неё случался последний пробел в памяти. К её сожалению, она осознала, что в принципе не помнила всё четвёртое число. «Не показывай слабость!» — прикрикнула она на себя. — «Они только этого и ждут!»

— Мы поговорили друг с другом и решили… — начала мать, — Что мы возвращаемся в Аспор в следующем месяце. Все вместе.

— Но там же революция? Или она уже закончилась? — спросила Селена, положив голову на плечо. Конечно, она уже знала о ситуации в стране, но ради родителей нужно притворяться, что она ничего не знала.

— Нет, но твоему отцу предоставили гарантии, что ни его, ни нас не тронут, — ответила мать.

— В обмен на то, что не вернусь во власть, — добавил отец.

Наверняка было второе условие. Наверняка оно было связано с самой Селеной, но родители не хотели говорить этого прямо. Она могла спросить. Вывести их на чистую воду. Сказать, что врать нехорошо, а хорошая коммуникация невозможна, когда какая-то из сторон не договаривает. Но Селена молчала, потупив взгляд. Пусть лучше думают, что она не хочет уезжать.

— Хорошо, — тихо выдавила она из себя, — Как скажете.

— И всё? — спросила её мать свои обычным, немного раздражённым тоном. — Ты знаешь, какое это унижение для нашей семьи?

Селена не знала. Она чувствовала, как сквозь барьер безэмоциональности поднималась злость. За двенадцать лет жизни она уже научилась понимать, когда обвинения направлены в её сторону, даже без прямого указания. Это был один из таких случаев. Она опустила голову в поклоне и чётко проговорила:

— Извините, что доставляю вам проблемы…

Хотелось добавить что-то ещё, начать оправдываться, но она решила, что это излишне. Когда-то в далёком прошлом отец рассказывал ей, что дипломатия — искусство говорить ровно столько, сколько от тебя требуется. Любое лишнее слово только приведёт к эскалации конфликта.

Резкая боль в щеке. Она прикусила язык и зажмурилась, задрав голову на родителей. Мать решила её ударить. Спустя секунду боль утихла: удар получился слабым. «Спасибо, что разозлился не отец», — подумала Селена и посмотрела на Йовина, который, кажется, пытался испепелить дочь взглядом. Он повернулся к жене и взял её за руку.

— Не нужно, Латона, — сказал он шёпотом. — Ты же не думаешь, что наша дочь и правда виновата в том, что нас заставляют вернуться?

— Но… — пыталась что-то возразить мать.

— Латона, — повторил отец, уже более серьёзно. Он сжал руку жены, а затем отпустил её и повернулся к дочери.

Селена невольно напряглась. Смутно она помнила, что отец тоже мог дать ей пощёчину, хотя при матери он обычно пытался играть роль «гласа разума».

— Извини маму, Селеночка. Она у тебя на взводе, — увещевал отец мягким голосом, который, однако, никак не расслаблял Селену. — Ты не виновата. Мы уезжаем через неделю. Просто хотели предупредить тебя.

Глазами он выискивал в Селене что-то, что его не устраивало, но расслабился, когда понял, что сейчас она не представляла никакой опасности. Йовин погладил её по волосам, отчего по спине Селены прошли мурашки. Затем родители ушли. Отец показал дочери большой палец, выдавил из себя какую-никакую улыбку и прикрыл дверь. Селена снова осталась наедине сама с собой.

Её начало колотить от ужаса. Возвращение в Аспор опасно, она в этом была уверена. На подсознательном уровне она чувствовала, что там ей… А что ей будет? Она посмотрела на браслет, который, как ей показалось, начал истончаться. Тогда-то она и узнала ответ на этот вопрос. В голове вспыхнули образы воспоминаний. Провалы в памяти заполнились действиями. В какой раз она вспоминала, что тоже обладала магией, что именно этого боятся родители? Хотя мир снова стал цветным, ничего приятного в белых стенах своей комнаты она не разглядела. Перед глазами всё плыло, ей стало холодно. Магия поплыла по телу, так и рвавшись наружу, но Селена сдерживала её, как и сдерживала страх. До родителей не должно донестись ни одного лишнего звука. Они не должны знать, что ей страшно, больно, обидно. Ничего полезного ей эти чувства не принесут: Селена была слишком слаба, чтобы что-то противопоставить родителям. Ей оставалось только ждать, когда она вырвется отсюда. До этого ещё оставались многие годы мучений, но Селена могла и потерпеть. Её не сломают, её не могли сломать.

— Если я выстою, то покажу им, — прошептала она очень-очень тихо, совсем под нос, обхватив себя в объятья. — Покажу им всем.

Что покажет? Это ей ещё предстояло решить для себя. Возвращение в Аспор наверняка плохо на неё повлияет, но не подчиниться она не могла. Пока что она оставалась маленькой девочкой в большом страшном мире, который притворялся для неё чёрно-белым.

Стук в дверь. Селена вздрогнула, утирая слёзы. Нужно было сказать пришедшему, что она занята, чтобы он не смел входить. Но в двух случаев из трёх это могло закончиться плачевно, так что она молчала. За дверью раздался голос брата. Он осторожно открыл дверь и застал Селену в нормальном расположении духа. Уж Феб не должен был догадаться, насколько ей плохо. Его внимание только раздражало её. Она спрятала руку с браслетом за спину. Там сейчас была только гиперпигментация, которая могла вызвать лишние вопросы. Они ей совсем не нужны.

— Родители к тебе уже заходили, да? — спросил он шёпотом. Брат вошёл внутрь, прикрыв за собой дверь. — Нам опять придётся учиться, да?

Селена притворно вздохнула, пытаясь подавить смешок.

— Я помогу тебе, — предложила она. — Если ты ничего не делал. Я просмотрела программу за следующий класс. Только у меня есть условие.

Феб встрепенулся и прямо расцвёл. Даже сквозь визор Селена видела его радость.

— Какое? — спросил он.

Селена подумала-подумала, а потом, заставив себя хитро улыбнуться, ответила:

— Шоколадка. Белая карамельная. И ни слова родителям.

— По рукам! — сразу же ответил он. — Тогда завтра начнём?

Селена кивнула, и брат вышел. Она поняла, что смогла расслабиться. У Феба было одно на уме, но его безалаберность помогла ей отвлечься. Хотя бы один человек в этой семье не желал ей вреда.