Мейгор пришёл снова (гет)

Примечания:

Тема части:

IC3PEAK — Плак-Плак

https://music.yandex.ru/album/10385090/track/64582553

"Я хотела бы тебя, как тогда, обнять

Но для этого придётся тело раскопать

Твои кости ледяные где-то там на дне

Прорастут цветы в этой оплаканной земле"

Автор не является специализированным орнитологом или ветеринаром, а также метеорологом, поэтому не несет ответственности за достоверность представленных фактов. Вся информация была взята из открытых источников.

Крупные птицы для быстрого сброса скорости используют прием называемый свистом, они выполняют быструю серию полубочек. Причем вначале они делают полубочку в одну сторону (после чего оказываются брюхом к верху) и выворачивают из неё полубочкой в другую сторону.

На границе дождевого фронта происходит сдвиг ветра (Деймон называет это воздушной границей). Внутри фронта потоки нисходящие, а на границе восходящие. Следовательно, когда Караксес пересекает зону сдвига ветра, он попадает в зону турбулентности и его пытается подбросить вверх. Чтобы продолжить снижение ему необходимо перейти к парению, широко раскрыв крылья перпендикулярно потоку воздуха и задрав туловище, чтобы увеличить силу сопротивления воздуху. Таким образом он снизит скорость и приготовиться к приземлению.

Птицы умеют ориентироваться по магнитному полю земли, с чего бы драконам не уметь?

Волки уходят в небеса,

Горят холодные глаза.

Приказа «верить в чудеса» —

Не поступало.

И каждый день другая цель:

То стены гор, то горы стен.

И ждет отчаянных гостей

Чужая стая.

Би-2 — «Волки»

Деймону стоило больших усилий не разобраться с Реей сразу, как представился шанс, но это не могло быть поспешным решением. Больше нет.

Смерть Реи не принесла бы ему свободы — старая сука просто выбрала бы другую жертву. Королева никогда не отдала бы ему Гейль, что было бы логичным решением в сложившихся обстоятельствах.

При всей своей ненависти к первой жене Деймон признавал, что это был выгодный для них обоих союз. Рея остро нуждалась в его существовании для защиты своих притязаний. Сама мысль о том, что после её смерти он унаследовал бы Рунный камень, останавливала многих от радикальных действий. Его жестокий нрав пугал даже самых алчных и свирепых.

Джейн Аррен, конечно, такой не была. Драконы рождались с зубами, а женщины Арренов — с перебитыми крыльями. Это не мешало Деве Долины выступать против него, пока у остальных тряслись поджилки. Возможно, она была единственной из всей этой овечьей своры, кто не вызывал у Деймона раздражение одним своим существованием.

Деймон никогда не любил возиться с политикой. Куда ближе ему был меч и огонь. Игра престолов была просто ещё одним очередным сражением или серией. Что мешало ему рассматривать это с военной точки зрения? Загнать врага в ловушку, не переставая наседать на него ни на мгновение, не дать ему даже возможности остановиться и перевести дух, оценив своё положение. Жертва должна была бежать, сопротивляться, отбиваться и постоянно двигаться. Деймон, может, и не был гением в плетении долгих закулисных интриг, но в игре на скорость реакции ему не было равных. Там, где другим нужно было долгое время на обдумывание хода, Деймон просчитывал партию за секунды, взвешивая риски и расставляя приоритеты.

Он выслеживал Рейю, как дикое животное, притаившись в горах и наблюдая за излюбленными ею тропами. Его кровь кипела, и застоявшаяся ярость искала выход. С момента возвращения Деймон чувствовал ком крови в горле.

Она не ожидала нападения. Он запомнил её грузной и вечно недовольной женщиной — эта юная девушка ещё не успела такой стать, и, если честно, у неё уже не было шансов. Забавно, как судьба распорядилась. Не будь она такой раздражающей помехой на его пути к мести…

С другой стороны, Деймон мечтал об этом слишком долго. Возможно, он убил бы её и забавы ради, просто выждал бы чуть больше времени. В конце концов, разве она не называла его мерзким безбожником? Какого ей было бы умереть во славу Вхагар, воплощения войны и разрушения? Ещё одно маленькое осквернение всего, во что сучка верила. Звучало слишком привлекательно, чтобы Деймон мог отказаться.

Они бежали, пытались разделиться, но Деймон тщательно следил за тем, чтобы ни одна из овец не отбилась от стада. Нет, нет, как хорошая сторожевая псина, он должен был доставить их к пастбищу, последнему постою.

Это было похоже на эйфорию, на чистейший восторг, бегущий по венам. С момента возвращения он не чувствовал себя лучше, легче.

Они попытались скрыться от него, петляя между скал. Надеялись укрыться в пещере или спрятаться в одной из расщелин? Какая наивность. Густая листва не могла укрыть добычу от глаз Алого Ужаса. Что было для него нагромождение скал, где каждый звук многократно усиливался, разносясь по всей округе?

Деймон следовал за чутьём Караксеса. Это было похоже на передачу контроля, какой-то совершенно новый уровень единения, когда разум Деймона сливался с разумом Караксеса. Эмоции хлестали их, бились, словно волны о скалы, и слышался грохот грома вместо стука их сердец, сверкала молния. В её отблесках Деймон видел, как одна мысль мгновенно меняла направление большого тела, как напрягались мышцы, чтобы изменить наклон крыльев и положение хвоста. Как будто их души связали алой нитью; и всё, чем был Деймон, было Караксесом, а всё, чем был Караксес, было Деймоном.

Возможно, ради этого стоило один раз умереть. Теперь глупо было отрицать, что возвращение в прошлое ничего не изменило в них, что всё осталось по-прежнему, просто Деймон был злее и несчастнее.

Они оба уловили этот момент, когда пришло время для последнего удара, когда один резкий рывок Караксеса закончил эту выматывающую погоню. Камни обрушились с грохотом, едва различным на фоне стучащей в висках крови. С Реей было покончено.

Караксес зацепился за одну из скал, опуская шею ниже, чтобы у Деймона была возможность спрыгнуть к месту погребения. Это было иррациональное и в чём-то безрассудное желание в последний раз поглумиться над бывшей женой и всей Долиной в целом. За все годы взаимной ненависти.

Вхагар была Богиней жестокой войны, сражений и тактики. Там, где ступало насилие, был и храм Её. В любом месте, где проливалась кровь, взятая насильно, царствовал дух Её. Каждая отобранная её последователем жизнь была во славу Ей. Поэтому Деймону никогда не нуждался в особенном месте для молитв. Поле брани преклоняло колени за него, а крики сожжённых и зарубленных приносили жертвы.

Деймон извлёк кинжал и одним движением оставил глубокий порез на ладони. Рана тут же набухла, и руку прострелило болью. Она обещала напомнить о себе, когда Деймон будет взбираться обратно на Караксеса и лететь обратно. Его это заботило мало. Ещё одна рана к списку многих. Деймон никогда не считал нужным заострять на них внимания. На его глазах творилось таинство, напоминающее ему о том, кем он был и откуда пришёл.

Это было похоже на транс, когда он шептал молитву. Алая кровь капала на пыльные камни и дышать становилось легче, как будто кто-то нашёптывал ему правильную расстановку фигур; как будто кто-то обещал, что все они падут одна за другой. Деймон перевязал руку лоскутом ткани, надел обратно перчатку и ухватился за цепь седла, взбираясь обратно.

Боли не было — ничего не было. В голове была блаженная пустота, когда Караксес оттолкнулся от скал и взмыл в небо, быстро набирая высоту и скрываясь за облаками. Он даже не заметил, как они влетели в дождевой фронт где-то над Лунными вратами⁽¹⁾ и вода затарабанила по телу. Казалось, реки затекали за его шиворот, силясь потопить под своей пучиной и утянуть на дно. Деймон едва ли их чувствовал, он сбрасывал это ощущение так же легко, как цепи после приземления.

Когда он почти обогнул Копьё гиганта, к ливню добавился град и шкальный ветер, разбивавшийся о горы. Деймон слышал, как маленькие льдинки барабанили по чешуе Караксеса, даже за шумом дождя, как будто чувствовал это сам. Это ощущение преследовало его и лишь усилилось, когда он потянул поводья на себя. Это он чувствовал, как нисходящие потоки воздуха ударили по его крыльям; как напряглись мышцы, когда тяжёлое тело вначале резко закрутило в одну сторону, на секунду подарив Деймону чувство невесомости, а затем так же быстро вывернуло в другую сторону, когда они пересекли воздушную границу. Это он видел восходящие потоки воздуха так, будто не было никакой водной пелены перед глазами, будто в воздухе кружилась золотистая пыльца, указывающая ему путь. Это его крылья широко раскрылись, а грудь вышла вперёд, снижая скорость за счёт встречного ветра.

Всё время они шли почти вслепую, высоко в небе, скрываясь от любопытных глаз, но Деймону даже не пришлось ориентироваться по горам. Он просто знал, где они, поэтому легко приземлился у подъёмного моста Орлиного гнезда. С него ручьями стекала вода, но ему было слишком… жарко. Деймон чувствовал себя так, словно плавился изнутри, словно огонь в груди не мог унять даже ледяной ветер.

Когда Караксес взлетел, чтобы скрыться в горах, какая-то едва заметная, новая нить, протянувшаяся между ними, натянулась и порвалась. Отчего Деймон пошатнулся и едва не упал. В ушах звенело, а перед глазами всё плыло. К нему подбежали стражники, пытаясь что-то спросить, но Деймон их не понимал. До него доходили звуки, но он не мог вычленить слов. Страже пришлось практически протащить его до выделенных ему покоев.

Наверное, они считали, что он попал в дождевой фронт и просто не был готов к буйству стихии. Юный всадник, вчерашний ребёнок.

Слуги принялись резво раздевать, вытирать и растирать его. Деймон пришёл в себя, когда опустился в бадью с горячей водой. Его не ошпарило, хотя от воды и шёл пар, скорее, лёгкое тепло растеклось по его коже, и он с удовольствием погрузился с головой на несколько секунд. Ему хотелось, чтоб вода затекла под каждую чешуйку…

Когда способность говорить вернулась к нему, ванна уже успела остыть, и он велел слугам оставить его. Позже он подумает о том, что сказать другим. Позже. Сейчас он смотрел на огонь в камине, чувствуя, как его сердцебиение наконец ускоряет свой ритм⁽²⁾ и он может дышать полной грудью.

Что. Блять. Это. Было?

Он сжал бортики ванной, собираясь встать, когда наконец обратил внимание на свою руку. Пореза не было. Его ладонь была идеально чистой и лишённой всяких следов, оставленных раной. Его охватило ощущение какой-то нереальности происходящего. Он исправно молился, но никогда не верил в молитвы. Для Деймона это был скорее способ единения со своей культурой и историей, чем реальное поклонение. Даже несмотря на то, что он знал, насколько Боги реальны, Деймон всё ещё думал, что они глухи к человеческим молитвам, что их глаза, следящие за ними, были полны безразличия. Сделка с Мелеис была скорее шантажом, чем просьбой, но сейчас… Вхагар приняла его подношения.

— У тебя такое забавное выражение, — раздался неожиданно знакомый голос.

Деймон дёрнулся, как от удара, и едва ли не перевернулся вместе с бадьёй.

Принцесса Алисса Таргариен сидела в углу комнаты в одной ночнушке, закинув ногу на ногу, абсолютно босая. Деймон против воли проследил за тем, как она качала ножкой, прежде чем опомнился и снова дёрнулся. Её образ стёрся из его памяти. Он был слишком юн, когда матери не стало. Десятилетия смыли её чёрты, стёрли из памяти даже голос. По крайней мере ему так казалось, потому что сейчас он слишком остро, слишком отчётливо понимал, чей облик изволила принять Сиракс.

У него… У него не было причин злиться на неё, позади не осталось ни одного печального момента. Она была женщиной, которую он оплакивал, по кому никогда не переставал скучать. Фантомное тепло её объятий, их общее, почти наследственное безумие и жажда полёта. Ощущение ветра в волосах было его единственным ярким воспоминаниям из детства. Деймон пронёс его через всю свою жизнь, разделив те же мгновения с Рейнирой и всеми их детьми.

Сиракс оскверняла её светлый лик, топтала то немногое, по чему Деймон позволил себя скучать. Неожиданность напугала его, но теперь свою голову поднимала злость, теперь он чувствовал, как вскипала его кровь, а рык Караксеса раздавался в груди.

— Посмотрите на него, сколько гнева! — Сиракс ухмыльнулась и театрально взмахнула руками. — Старый пёс осмелел, потому что хозяйка соизволила бросить ему кость? Выучил новые трюки?

Слова сочились чистым ядом и неприкрытой ревностью. Сиракс сгорбилась, скрючила руки, становясь похожа на какого-то стервятника, искажая нежный образ его матери до неузнаваемости. Она застучала ноготками по подлокотникам, подаваясь вперёд всё ближе и ближе, пока на него не уставились полубезумные глаза. Даже в игре света он мог разглядеть этот лихорадочный блеск. Если она надеялась напугать его этим — у Деймона были для неё плохие новости. Его не пугало даже безумие собственной жены. Оно причиняло ему боль, потому что он знал, что это дорога в один конец, но страх?

Деймон никогда не боялся Рейниры. Даже в те дни, когда она требовала его головы. Его жестокая королева, его шторм на берегу. Капризное, иногда злое и высокомерное божество. Деймон знал, кем она была, и только приносил ей очередное подношение. Каждый раз. Он не был святым или праведным верующим, но и таким, как Рейнира, идолы не ставили. Нет, им сразу отдавали души. Без зарока, обмена и обещаний.

Это неожиданно наполнило его силой, напомнило, чего ради он играл в эту мельницу⁽³⁾, а не сжигал города. Он ухмыльнулся и фривольно развалился в бадье, не отводя от Сиракс взгляда, даже когда она встала и крадущейся походкой направилась к нему. Одеяния матери задрались и распахнулись, но он даже не обратил на это внимания. В детстве ему говорили не смотреть в глаза бешенным собакам, но он редко слушал, что ему говорили.

— Думаешь, получил благословение Вхагар, можно теперь забыть о том, чей ты? — вкрадчиво спросила Сиракс.

Деймон пообещал себе обдумать эти слова позже. Сиракс встала одним резким движением и невозмутимо двинулась к нему, перешагнула бортик бадьи. Касание к его ногам оказалось вполне реальным, осязаемым. Как будто она действительно присутствовала здесь, а не просто изводила его из ревности. Женщины, даже драконы, не менялись, не так ли? Разозли такую, дай ей усомниться, и фурия в пекле покажется тебе более приветливой дамой, нежели твоя благоверная, не так ли?

— И чей же? — вкрадчиво уточнил Деймон, всё такой же обманчиво беззаботный и спокойный.

Под этим тонким слоем притаилось чудовище. Лютор говорил, что бежать стоило, когда он ласково улыбался и обещал, что всё будет хорошо, или вдумчиво задавал вопросы. Это означало, что ответы у него уже были, и он просто оттягивал кровавую сцену. Возможно, Богиня была в чем-то права: Деймон действительно был рождён под её звездой. Ей же хуже.

Сиракс хотела напомнить ему его место. Сиракс злилась, что сестра влезла на её территорию, и теперь извергала яд. Безумие делало её такой непредсказуемой в импульсах, но такой легкочитаемой в любом продуманном действии, что это вызывало у Деймона практически эйфорический восторг. Даже его ярость отступала на фоне этой мысли. Как же, что могло быть более эйфоричным и опьяняющим, чем осознание этой человеческой слабости в столь возвышенном существе?

Было в этом что-то приземлённое, но такое живое. Лики Семи были лишены изъянов. Мраморные, ненастоящие, они взирали на мир со своих постаментов. Деймона всегда раздражала эта… беспочвенная мишура? Валирия, драконы, их магия и сны — у него была целая история того, как валирийские Боги карали, награждали и были. Жители леса и деревья с человеческими лицами наводили ужас задолго до того, как андалы бежали в Вестерос. Деймон находил омерзительной саму идею поклоняться идолам, что возвели себе рабы. Сиракс не была идеальной, но столь живой контраст заставлял часть Деймона трепетать перед ней; замечать еле заметные черты, что создатель передал своим творениям. Разве ему самому была не знакома эта сжигающая всё на своим пути ревность? Разве он не видел её в глазах собственной жены?

Даже когда Сиракс склонилась ниже и Деймон увидел округлости её грудей в вырезе сорочки, он лишь терпеливо ждал, пока разноцветные самоцветы глаз его матери не окажутся достаточно близко. Кто первый отведёт взгляд — проиграет, да? Старая как мир игра. Не стоило ли немного разнообразить её насилием?

Кинжал вошёл в горло принцессы Алиссы на удивление легко. Деймон хотел поэтично выбрать сердце, но стоило признать, что в столь юном возрасте ему просто не хватило бы сил пробить грудину из такого положения. Этот булькающий звук было ни с чем не спутать. Деймон не отвёл взгляда, чувствуя, как стало горячо, как пламенная, почти обжигающая кровь его матери хлынула из раны.

Он провёл кинжалом линию к трахее. Его рука не дрогнула. На что надеялась Сиракс, принимая образ принцессы Алиссы? Что он покажет своё уязвимое место и просто даст по нему ударить? Он был похож на глупую псину? Лицо опалило жаром. Деймон не пытался зажмуриться. Даже на вкус кровь была такой человеческой, обычной, что это было просто смешно.

Он ухмылялся.

Деймон дёрнулся и проснулся в бадье с бешено стучащим сердцем. Рядом всё ещё лежал кинжал, вода остыла и неприятно холодила тело, а огонь в камине догорал. Ничего не изменилось с того момента, как стража почти силком притащила его сюда. Деймон ошарашенно огляделся, пытаясь понять, были ли это игры его разума или чужой воли? Всё было на своих местах, но рана на руке отсутствовала, как и в наваждении. Ладонь была абсолютно гладкой, лишённой даже намёка на белую полосочку шрама. Деймон так привык к тому, что он изъеден ими, как Визерис — язвами, что вид абсолютно чистых рук всё ещё вызывал у него какой-то внутренний диссонанс.

Он опустился полностью под воду, словно это могло смыть все его заботы.

«Не думай, что сможешь сбежать от меня, щенок», — насмешливый голос Сиракс едва не заставил его захлебнуться.

Деймон резко выпрямился, ожидая снова увидеть лик матери, но комната была абсолютно пуста. Голос продолжал звучать со всех сторон одновременно.

«Не думай, что я забуду это», — всё громче и громче говорила Богиня.

Он поморщился, предчувствуя, что это ещё не всё, что она хотела сказать. Рейнира тоже была такой. Ей было невыносимо, если последнее слово оставалось за кем-то другим. Справедливости ради научилась она этому у него.

«Ты заплатишь за это оскорбление!» — прогрохотала она, и Деймону показалось, что даже вода пошла мелкой рыбью от силы её голоса.

Возможно, играть с Богиней Безумия было плохой идеей. Возможно, ему стоило подумать об этом раньше, но правда была в том, что он повторил бы всё снова; что эта горячая, человечья кровь пробуждала в нём острое желание всё повторить.

«ОСКОРБЛЕНИЕ, ОСКОРБЛЕНИЕ, ОСКОРБЛЕНИЕ!»

Деймон скрючился, закрывая уши и пытаясь сдержать болезненный стон. Рёв сотрясал само основание замка. Деймону чудилось, что ещё немного, и бадья перевернётся, а стены сложатся, будто гордость Арренов была не более, чем карточным домиком на ветру. От этого крика не было никакого спасения, как бы сильно он не сжимался — тот продолжал звенеть прямо в его голове.

Деймон крепче сжал зубы, силясь отстраниться от этих взрывов. Каждое слово сжимало его сознание в тиски нестихающей агонии. Переносить физическую боль всегда было легче. Проще отстраниться, проще не думать, что это происходит с твоим телом, проще злиться и позволять гневу звучать громче ран.

Руку обожгло, а он даже не сразу заметил. Казалось, триархийские стрелы снова нашли его плоть, но даже они казались ему манной небесной на фоне несмолкающего хтонического воя. Волны жара от его руки расходились по всему телу.

«ГрЯЗныЙ МаЛьЧИшКА!..» — крик менял свою тональность, фальшивя, как расстроенная лютня.

Сквозь завесу боли пробивался рёв Караксеса. Деймон мог узнать его из тысячи. Этот звук, эту вибрацию, что всегда отдавалась в его собственной груди, когда предупреждающая трель превращалась в угрожающий рык.

Он звучал всё громче и громче, пока не осталось ничего кроме и глаза Деймона не уставились на раскрывшуюся перед его взором Долину. Дождь забарабанил по чешуе, но холода не было. В его груди билось пламя и согревало всё вокруг себя. Это длилось всего секунду.

Деймон тяжело дышал, опираясь на края бадьи. Комната молчала, но сердце продолжало биться заполошной птицей. Жар в ладони постепенно стихал. Горло заливала кровь. Деймон заморгал, приведённый этим вкусом в чувство, и почти растерянно провёл рукой над губой. Пальцы окрасились в алый.

Он не чувствовал ног, когда заставил своё тело подняться, ощущая себя больше марионеткой на шарнирах, чем человеком. Это всё будто и происходило не с ним. Деймон не видел снов — потому что знал, что это были не они. Шум дождя, вой ветра в завихреньях скал и стук капель в пещере. Знакомое, тянущее чувство груди — пресловутая связь, что была не то даром, не то проклятьем, но незримыми путами тянула в каменное человечье гнездо. Это были не его чувства.

Дар Вхагар, значит?

На следующий день Деймон был медлителен не столько от тянущей слабости в теле, сколько от попыток прощупать эту новую связь и понять, как её использовать. Лорд Аррен, стража и слуги делали вид, что ничего не случилось, списывали это на встречу юного принца с безжалостной погодой Долины. Ему хотелось презрительно фыркнуть. Если бы дождь мог сломить его — Деймон умер бы ещё в свой первый год женитьбы на Рее Ройс.

Ему было невыносимо находиться с ней не то что в одной комнате, а даже в одном замке. Возможно, в первые годы в нём играло юношеское высокомерие, но и после он предпочитал пещеры в горах и подножный корм компании своей жены. Рея Ройс презирала всё, чем он был, и Деймон недалеко ушёл от неё.

Впрочем, сейчас чужие заблуждения играли ему на руку. Эймма продолжала что-то щебетать вокруг него, но ему сейчас было не до этого ребёнка. Новые возможности будоражили сознание, и Деймона даже не смущал тот факт, что иногда его выбрасывало в сознание Караксеса прямо посреди разговора с кем-то.

Они и раньше были едины. Деймон научился призывать его одной лишь мысленной командой ещё во времена войны на Ступенях. Караксес стоял за его спиной до самого конца, оставаясь единственным существом, с которым Деймона не могли разделить ни его, ни чужие ошибки.

Половина его души. Теперь ещё более близкая. Как будто до этого момента они были разделены, а Вхагар вновь сшила их прочной нитью. Даже если это были цепи — Деймон был им рад. Это делало существование… терпимым. Ожидание изматывало и более терпеливых людей, но Деймон знал — впереди были одинокие и пустые годы, наполненные только горьким привкусом мести и воспоминаний. Приближался девяносто третий год. До рождения Рейниры оставалось ещё четыре с лишним года, а до шестнадцатилетия — два десятилетия.

Двадцать лет ожидания и ещё десятилетие в отчаянных надеждах, что их дети придут снова. Вот что действительно заставляло чувствовать, как безумие подкрадывалось к границам его разума. Видения и угрозы Сиракс были чем-то, что требовало мгновенной реакции и действий. Она не заставляла ждать. Дар Вхагар можно было только покорно принять. Деймон даже не пытался теперь всматриваться в лица мертвецов. Он знал, что собирался изменить, а что должно было сгореть, как и прежде. Его это больше не заботило. Кровные узы рвались на удивление просто. Сир Ларджент оказался ему большим другом, чем собственный брат. Смерть на удивление хорошо расставляла приоритеты.

Принцесса Гейль родит мёртвого ребёнка и не переживёт этого горя; Королева умрёт за год до Великого совета; принц Бейлон последует за ней; в столицу прибудет архимейстер Вейгон…

Всё это было чем-то ощутимым или уже записанным красными чернилами на страницах времени. Ожидание оставалось чем-то эфемерным и неопределённым.

Деймон был даже рад отправиться на поиски леди Реи. Во-первых, без него они вряд ли бы нашли тело, во-вторых, это была отличная возможность провести несколько дней в одиночестве, не тратя силы на поддержания образа перед Эйммой, а в-третьих, ему не терпелось открыть небо снова вместе с этой новой связью.

Он обещал лорду Аррену, что будет следовать вдоль реки, чтобы не заблудиться, но ему даже не потребовалось обращать на это внимание. Как будто у него теперь было точное представление о том, где находился юго-восток. Поэтому он без зазрения совести поднялся выше слоистой дымки облаков, позволяя восходящим потокам нести их дальше⁽⁴⁾. Это было практически опьяняюще: чувствовать Караксеса, как себя, понимать мельчайшие изменения в его поведении. Однако не обошлось и без ложки дёгтя. Только снизившись у Старого Якоря, Деймон понял, что его юго-восток был северо-востоком Караксеса⁽⁵⁾. Он бы заметил это раньше, соизволь опуститься ниже уровня облаков, но новые способности были так заманчивы — ему хотелось опробовать их в полной мере…

Поисковая операция ожидаемо кончилась похоронами. Деймона это интересовало в той же степени, что и миграция горных козлов. Он кивал в нужных моментах и строил из себя озабоченного будущим Рунного камня и Долины принца, позволяя людям видеть то, что они хотели. Даже Эймма не избежала этого.

О, юное дитя. Деймон тщательно подбирал для неё свой образ, балансируя на такой грани между благородством и жестокостью. Он не мог исказить себя слишком сильно: другие, в конце концов, заметили бы несостыковки, но Эймме и не нужен был рыцарь в сияющих доспехах. Пусть она ещё и сама этого не понимала.

Эймме предстояло стать королевой, племенной кобылой, укутанной в шелка и золото. Птичке с перебитыми крыльями этот образ хорошо подходил изначально. Красивая клетка, для которой её всегда готовили. Эймма не была властной, и уж точно нельзя было сказать, что ей удавалось держать придворных дам Красного замка в своих руках. Скорей уж, она сама была целью их завуалированных насмешек.

Деймон уже не очень отчётливо помнил те времена. Минуло слишком много лет, но Эймма даже не всегда была способна организовывать пиры Визериса, хотя это было одной из её обязанностей. Он уже не помнил, кто тогда брал эти заботы на себя, но это лишь напоминало ему об упущенном контроле над крепостью.

Впрочем, вначале Эймма была слишком юна и изолирована, а позже слишком часто поднималась на родильное ложе. Её будто и не было в стенах крепости. Только Эймма пыталась поднять голову и сделать хоть что-то, как новая тяжёлая беременность вновь приковывала её к постели. Лишь призрак Эйммы всегда стоял за спиной Рейниры. Как будто это не оттолкнуло Визериса ещё сильнее от дочери.

Деймон не собирался оправдывать Эймму или брата. Королева оказалась едва ли не бесполезнее него, а про Визериса даже вспоминать не хотелось. Расплачивались за их слабости и ошибки другие. Рейнира, её дети... пока династия разваливалась, как карточный домик.

Деймону бы хотелось сказать, что в том не было его вины, что его даже в Вестеросе практически не было, но он не мог. В конце концов, его побег вряд ли можно было назвать поступком, не оставившим никаких последствий. Ему потребовалось целое Узкое море, чтобы держать обеты, данные Лейне, но это лишь сильнее подорвало позиции Рейниры.

Деймону хотелось рвать на себе волосы от осознания того, насколько сильно они проебались.

Эймма не оставила после себя даже верных фрейлин, которые могли бы остаться при её дочери! Хайтауэровская сучка — всё, что досталось Рейнире с расчётливой руки Отто. В те годы Деймон был слишком юн и слеп, чтобы придавать этому значение, но смерть очень хорошо подсвечивала ошибки прошлого. Грёбанная ретроспектива двадцать на двадцать⁽⁶⁾. Став старше, Рейнира, конечно, окружила себя благородными дамами, но сколько времени было потрачено впустую? Сколько возможностей упущено?

Деймон не мог позволить этому повториться. Теперь у него был шанс, а Эймме была отведена отдельная роль в его планах. Она просто ещё этого не знала.

Примечания:

Ну вот не давала мне покоя мать Деймона.

Мне очень нравится то, что фокальный персонаж искажает реальность из-за своего восприятия. Ни что не истинно — все ложно.

Старкам можно быть варгами, а моему пупсику нельзя такое дать? Ничего не знаю. Мои боги — мои подарки.

Я решила разбить главу на две части, потому что сил моих больше нет. Деймон меня абьюзит. Я правда не думала, что мне будет так непросто его писать. Так что на мой взгляд — глава скорее подводка к следующей.

Там за Рейнирой тоже есть грешки, но Деймон вспоминает более ранние годы, когда всё пошло по пизде и когда Нира была ещё ребёнком.

1) Это не картографическая ошибка, Деймон делает крюк, чтобы вернутся в Орлиное гнездо со стороны Суровой песни, а не Железной дубравы.

Вернуться к тексту

2) Чем больше существо, тем медленнее у него бьется сердце. Сердце мыши бьётся со скоростью 500 уд.\мин., человека — 70 уд.\мин., а кита — 7 уд.\мин. Соотв. сердце дракона тоже, скорей всего, бьётся медленно.

Вернуться к тексту

3) «Мuhle» (старо.немец.), «девять пляшущих мужчин», «мельница» — логическая настольная игра для двух игроков. В качестве игровых фигур обычно используются 9 чёрных и 9 белых круглых фишек. Цель игры — убрать все фишки противника. Одна из самых древних известных настольных игр. В игре нет никакого элемента случайности, кроме выбора того, кто ходит первым.

Вернуться к тексту

4) Слоистые облака — это облака, которые образуются на высоте до 400 м. Под слоистыми облаками воздух медленный и потоки нисходящие, в такой воздушной среде нужно прикладывать больше сил для полёта, а над слоистыми облаками потоки восходящие и с резкими порывами ветра.

Вернуться к тексту

5) Южный магнитный полюс находится на северном географическом полюсе. Караксес ориентируется по магнитному полю, а не по карте или компасу.

Вернуться к тексту

6) «Ретроспектива 20/20» — это выражение, означающее, что когда смотришь на ситуацию после того, как она произошла, и уже знаешь результат или ответ на вопрос, то результат или ответ кажутся очевидными.

Вернуться к тексту