Царицу заказывали? (джен)

Нежнейший белый мех, небрежно брошенный на грубый каменный пол. Жаркое пламя в чаше очага и запах смолы. На высоком ложе спокойно спит очень красивая темноволосая беременная девушка. Живот выделяется даже под грудой мехов, что ее согревают. Ее срок близок, и теперь красавица чаще спит, чем бодрствует, и дарит улыбки и ласки своему господину.

Лафей не хочет ее тревожить. Поэтому лишь сидит на лавке у очага. Он недавно вернулся с охоты и, наскоро посетив купальни, пришел сюда. В эту комнату, где было его ледяное сердце. Царь Йотунхейма не верил, что способен любить. Он слишком стар для такой ерунды. Но вот он здесь и боится разбудить свою же пленницу. Ту, которая носит его сына.

Ему нужно планировать военную компанию, а не предаваться мечтам. Химерам, которые приносят за собой только пустоту. Но Лафею трудно уйти, хотя работа не ждет. У него мало слабостей, и возлюбленная — самая драгоценная из них. Тем более сейчас, когда она в тягости и у него есть надежда обрести наследника. Но это лишь в том случае, если удастся завоевать Мидгард. От царя, который спасет всех йотунов, воины примут даже весть о будущем правителе-полукровке.

Лафей взял золотые наручи, надел их на руки и встал. Ему было пора. Дела не ждали. Подготовка к вторжению длилась долгих три месяца. И все ресурсы истощенного родного мира йотуны вкладывали в эту надежду. Единственную, что у них была. Здесь все они, потомки Имира, обречены на вымирание.

Царь остановился у огромного панорамного окна. Стекло из прозрачного льда отразило грубые черты его лица и вязь ритуальной татуировки у левого виска. И ночь за пределами его замка. Ночь неспокойную. Йотунхейм накрыл очередной буран. В лучшем случае он продлится несколько дней, в худшем — недель.

Утгард, столицу Йотунхейма, уже занесло снегом. И только Ларец Вечных Зим не позволял бурану обрушится на город со всей свирепостью. Доходило до того, что ветра крошили стены жилищ йотунов и рвали плоть, словно стая волков. Все они, изменчивые и вечные, сродни льду и камню, стали жертвами родного мира. Йотунхейм погибал, и ни одна магия не могла спасти его. Даже самая изначальная, что жила в ларце.

Лафей отвернулся от безрадостного пейзажа и прошел в большой зал. Махнул рукой советникам и воинам, чтобы не вставали приветствовать его. Незачем. Он не любил лишней пышности или тем более церемоний. Если ты царь Йотунхейма, то ты лишь первый среди равных.

В большом зале было много холоднее, чем в тех маленьких покоях, откуда Лафей ушел с таким тяжелым сердцем. Холод мало что значил для йотунов. Он прошел к своему креслу, которое отличалось от остальных лишь тем, что простая спинка была чуть выше. Да и сверху была наброшена шкура ледяного тигра. В нем сидел еще дед Лафея, и сам он не видел смысла менять его на трон.

— Начнем. Хуман, что с переселением из дальних поселков? Скольких успели перевезти, прежде чем буря отрезала Утгард от остального мира?

Царь прежде всего заботится о своем народе. Лафей видел, что его подданным не терпится обсудить приход посланцев самого Всеотца. Этих напыщенных выскочек от выскочки, который нарек себя правителем над правителями. И зачислил Йотунхейм частью своей империи. Но их гневу Лафей даст излиться позже. Прежде всего нужно решить насущные заботы. Они не могут больше терять своих, как бы тяжело йотунам не было, оставлять исконные поселения и перебираться в огромную столицу. Такова его воля. И они подчинятся своему царю.

Он тоже был зол. Один не имел права указывать ему и требовать что-то от народа своей матери, чье имя он так быстро постарался забыть и стереть из истории. Здесь, среди зим, Бестлу, дочь Бёльторна еще помнят и чтут. Родич был на диво нагл, впрочем, как и всегда. Лафей не тронул послов, потому что это суть бесчестье и еще раз бы подтвердило для всех миров то, что йотуны — свирепые звери. Ведь такими их пытался представить Один, сам наполовину йотун.

— Вчера и сегодня прибыли караваны в сотню йотунов. Два других укрылись в пещерах в двух дня пути, мой владыка, чтобы переждать бурю. Мы разместили всех. Я лично проверил каждую семью.

— Спасибо, Хуман. На тебя всегда можно положиться.

Хуман был младше всех в Совете и только сотню лет назад получил татуировку воина. Но Лафей ценил его за светлую голову и дотошность. Именно он отвечал за покой и порядок в столице. И делал это хорошо.

— Теперь о Всеотце, — шипящий смешок не сулящий Одину ничего хорошего. — и его просьбе.

Лафей сжал пальцами спинку кресла, так что старый-старый дуб, прочный, почти как гномская сталь, жалобно затрещал, наглядно демонстрируя, что спокойствие царя — лишь маска и ничего более. Лафей опомнился и отпустил дерево. Не хватало из-за такого пса, как Один, сломать дедов трон. Он уже пожалел о своей вспышке, хотя она была ему на руку.

Легче будет убедить воинов, что он сдерживается лишь ради блага Йотунхейма. Общего блага. Заставить их понять, что гордость — ничто, когда речь идет о выживании целой расы. Им придется забыть оскорбление Всеотца, ведь война — это то, что ищет Царь Асгарда от них. Чтобы йотуны напали первыми и обвинить их в резне. А самому остаться в белом. Мразь одноглазая.

Один решил, что все они, как бабочки-однодневки, не помнят, как он ковал свой золотой трон, где награбил все то золото, от которого Асгард сейчас нестерпимо сияет. И кто вел асов в бой с ними рука об руку. И как он в конечном итоге поступил с девчонкой. Собственной кровью, между прочим. Такое не забыть. И не хватит всех льдов и вод Йотунхейма, чтобы утопить тот стыд, который обличает их родство. Родство с таким существом.

— Нас провоцируют. Это понятно?

Лафей обвел взглядом весь свой совет.

— Нам не нужна война с Асгардом. Не теперь. Приоритет — Мидгард и спасение расы. Я ничем не отвечу на оплеуху Всеотца. Это мое слово. Честь задета, но жизнь моих поданных мне важнее.

Говорить коротко, ясно и по-делу. Пышные словеса и хитрые кружева не для них. Не сейчас уж точно. Лафей не будет сулить им войну после, как они возьмут Мидгард и немного окрепнут. Он не станет делить шкуру неубитого пока что ледяного зверя. Но это не значит, что царь не думает о том, как навсегда сбить спесь с асов. Напомнить, где был бы внук и сын разбойников без знаний и наследства своей матери Бестлы. Сейчас это невозможно, потому несущественно. Но Лафей готов ждать. Долго ждать и действовать.

— Мы согласны.

Старый Дамбр, заклинатель льдов, слушающий, но мало говорящий шаман и волхв встал, опираясь на посох, и выразил общие мнение. Он давно не может махать мечом или копьем, не охотится на вепрей. Но время, согнувшее его, не сделало глупым или менее опасным. Мнение старика вынужден уважать и сам Лафей.

— Но что, если асы и отродье Бестлы придут в Мидгард?

Глаза Дамбра выцвели до прозрачности, но силы его взгляд не потерял. Лафей, как всегда, выдержал. На то он и царь. Даже если спрашивает не раз поровший его в отрочестве наставник. Ворчун всегда зрил в корень и задал самый верный вопрос.

— Одину плевать на смертных. Но он не захочет, чтобы мы усилились. Так что нужно быть готовыми к боям с асами, когда придем брать свое.

Поэтому Лафей так придирчив к подготовке. Поэтому на завоевание нового дома йотуны пойдут не только вооружившись ледяной магией, коей владел каждый из них, но и сталью. Эйтри давно служит Асгарду и не продаст им оружие, какую цену бы Лафей не предложил. Он и не пытался купить жадного гнома. Зачем делать то, что враг от тебя ждет? Тем более, что успеха не будет.

Вместо этого Лафей приказал открыть шахты и добывать породу из недр родного мира. Ковать броню, оружие и машины. Все в тайне даже от практически всевидящего Ока Стража Радужного Моста. Это его козырь. Шанс сравняться с асами и победить их. Научить всех йотунов пользоваться непривычным оружием. Ударить бронированным кулаком в стройные ряды армии Асгарда и смять их.

Планы, лишь планы.

И одна ошибка будет стоит всего. Лафей тверд в своем намерении завоевать Мидгард. Он знает, что Один и его асы привыкли бороться с магией льда. И даже силой одного Ларца Зимы не сокрушить Одина. Однако сделать то, чего проклятый подлец не ждет от них, таких примитивных, почти животных. И в конечном счете, убить столько асов, сколько возможно, чтобы Один отступил.

— Элдр, что там с восстаниями по завоеванным дочерью Одина землям? Пусть Всеотец растягивает и гоняет свою армию почем зря. Познает, какова участь тиранов.

Более того, Лафей тратит драгоценные ресурсы, чтобы поддерживать тлеющий огонь недовольства властью Асгарда. Все что угодно, лишь бы ослабить врага. Даже если это дорого обходится самим йотунам. Он мудр и верит, что вложения окупятся.