Соль, фиалки, щепотка тепла (гет)

Сгорбившись над умывальником, она то плескала в лицо пригоршни проточной ледяной воды, то бросала взгляды на измождённое отражение в зеркале. На дне серых глаз чудились отблески зачатков безумия.

За окном привычно моросило, тёплая постель манила обратно в свои объятия, а позади осталась самая странная ночь в жизни Анны. Вместе с рассветом колдовской морок, в котором, как оказалось, она находилась последние несколько недель, окончательно спал. Именно чужое вмешательство в сознание стало причиной столь страстного влечения, едва не обернувшегося фатальным.

Как же легко она потеряла грань между собственными и внушаемыми извне мыслями, эмоциями, желаниями. Рыжая ведьма здорово запудрила ей мозги, только вот отчего та выбрала именно её, Анна понять не могла, сколько ни пыталась анализировать произошедшее. Бесплодные попытки не принесли ничего, кроме новых вопросов. И самого основного, венчающего прочие: действительно ли ей стоит знать?

Анна не посмела пойти наперекор наставлению дикаря, но ни в коем случае не из уважения к нему или чего-то подобного. О нет, тёплыми чувствами к нему она не воспылала, несмотря на то, что хам её спас. Буквально выдернул из цепких лап нечисти. Анна интуитивно чувствовала, что в этот раз стоит его послушаться. Ради своего же блага.

Она добралась до ставшей уже родной комнаты, ни разу не оглянувшись. Даже войдя в дом. Даже поднимаясь по лестнице на второй этаж. Даже когда её окликнула тётушка Шерил и поинтересовалась, всё ли с ней в порядке. Анна не помнила точно, но, кажется, бросила в ответ что-то успокаивающее, а потом заперлась в спальне, разделась и рухнула лицом в подушку. И любопытство её совсем не гложило. Ни капельки. Беспорядочные мысли не успевали толком и вспыхнуть, как тут же потухали. Голова раскалывалась, немного тошнило от концентрации непостижимых для обывателя, коим она собственно и являлась, тайн.

Как ни странно, заснула она почти сразу, и сюрреалистичные сновидения нисколько не могли потягаться с явью прошедшего дня.

Теперь же, спустя несколько часов крепкого сна, Анна стояла в ванной и сверлила взглядом нисколько не отдохнувшего зеркального двойника, пока вода напрасно утекала в сток. Осознавая, насколько же мелочны были все проблемы последних месяцев. Ну разве может привычное, каким бы оно ни было неприятным, сравниться с чем-то неизведанным, за гранью? Ответ лежал на поверхности.

Вайолет всё не отвечала, а Анна застыла с телефонной трубкой в руке, отрешённо слушая длинные гудки. С момента подъёма она была удивительно аморфна, целиком и полностью уйдя в себя. Казалось, прошла целая вечность прежде, чем она осознала глупость ожидания, а также свою непорядочность. Ведь ранний звонок мог разбудить не только подругу, но и её мать. Однако, теперь уже было ясно как божий день, что в доме Виолы попросту никого нет. Видимо, она уже отправилась на работу, а миссис Мортон — на поиски муженька с утра пораньше.

Приготовленный на автомате завтрак для тётушки нисколько не ввёл ту в заблуждение. Но явно заподозрившая неладное Шерил всё же ушла молча, забрав с собой последнюю связь с привычной реальностью. А ровно в семь за окном послышался приближающийся грохот древнего мотора. Звук нисколько не походил на рёв мотоцикла, к дому абсолютно точно приближалось некое авто, и всё же Анна точно знала, кто это.

Вопросов за утро накопилась уйма, и она совершенно не понимала, стоит ли искать в себе решимость, чтобы задать их ему. Ответы получить не то, что хотелось, а казалось жизненно важной необходимостью, но участвовать в препираниях с хамом… Наверняка он станет изворачиваться, как угорь, а может даже пошлёт её далеко и надолго. Его мысли были закрыты для Анны на амбарный замок, и за попытки его сорвать дикарь может и убить ненароком.

Стены потихоньку начинали давить, пространство будто искажалось. Она поспешила натянуть худи, подхватить рюкзак и выскочить за порог, неспособная дальше него сделать и шага. Дикарь уже припарковался — и довольно небрежно, лишь чудом не задев разросшийся куст гортензии. Судя по всему, он был вполне уверен, что Анна проявит инициативу и послушно сядет в машину, крепко обнимет его и как следует отблагодарит. Самоуверенный кретин конечно же ошибался. С минуту они мерились взглядами, но безмолвная борьба вскоре наскучила хаму. Выйдя наружу, он двинулся к ней, так и продолжая сверлить Анну чёрными радужками. А подойдя совсем близко, несколько раз глубоко вдохнул и забрал из зависшей в воздухе руки ключ, чтобы запереть дверь.

— Вы вообще когда-нибудь меняли замок или он тут со времён основания города стоит?! — раздражённо ворчал он над замочной скважиной. — Вечером зайду, сменю.

А Анна всё молчала, нахмуренно вперившись взглядом в мокрую дорожку под ногами, пока хам заговаривал ей зубы. От него исходила настолько дикая и подавляющая энергетика, что нахождение рядом с ним длительное время могло поспособствовать кротости. Анна уже чувствовала нечто не поддающееся логике, и это что-то вынуждало опускать взор. Ей ни капельки не нравилась предательская самовольность собственного тела. Посторонней власти над собой она наелась досыта.

Наконец управившись, недоносок вернул ей ключи, прежде немного подразнив ими. Анна успела вырвать свою законную вещь из его загребущих лапищ прежде, чем мерзавец в очередной раз поднял ту вверх. Вполне возможно, он сам позволил ей одержать победу, ведь дразниться до конца дня было бы неинтересно. Лучше ведь придумать новые издевательства. Едва получив обратно связку ключей, Анна зашагала в сторону «Мейбл». Добираться в забегаловку пешком, конечно, было тем ещё приключением, но поговаривали, что прогулки полезны для здоровья. Только не для психического, если учесть, что рядом тащился хам, оставивший свой драндулет в её клумбе.

— Школа в другой стороне, — не поленился прокомментировать действия Анны дикарь, когда поравнялся с нею.

Проигнорировать хотелось до зубного скрежета, но вряд ли бы он ей это позволил, сыпя глупыми репликами до тех пор, пока не получит своё — обратную связь. И снова пришлось пойти на уступку… То есть, вернуться к тактике грубости, конечно.

— Отвали.

— Неа. Крошка, ты не забыла, что я отныне твой нянька?

Впрочем, играть роль не придётся, потому как раздражение Анну поглотило вполне настоящее.

— Какая ещё нянька? — сморщилась она. — Что ты несёшь? И я тебе не крошка!

— Не какая, а какой. Может быть, тебе больше нравится «папочка»? И конечно же, ты глупая крошка, что доказала вчера на деле.

Невыносимый. Единственный, кому удаётся довести её до белого каления всего-то парочкой колких фраз.

— Помой рот с мылом, — огрызнулась Анна, глядя строго вперёд. — А то из него сплошная грязь льётся. И отвяжись, наконец. Достал!

Дикарь моментально вскипел, останавливая её болезненной хваткой за плечо, которую, впрочем, почти сразу ослабил.

— Послушай, крошка, — подчеркнул раздражающее её обращение хам. — Ты уже натворила достаточно для того, чтобы тебе как минимум всыпать по первое число. И лучше тебе меня не искушать, если хочешь иметь возможность безболезненно сидеть всю следующую неделю, — сквозь зубы прорычал он, сверля Анну жёстким взглядом.

А она поражённо вскинула брови, пытаясь по выражению его лица понять, способен ли недоносок воплотить угрозу в жизнь. Выводы напрашивались неутешительные.

— Ты что, угрожаешь мне сейчас расправой? — недоверчиво уточнила Анна. — Насчёт полиции я не шутила, если ты вдруг не понял!

— О, брось. От порки ещё никто не умирал. И если ещё хоть раз ты попрёшься в чёртов лес, я лично возьмусь за твоё воспитание, раз уж родители не удосужились выбить всю дурь из твоей симпатичной, но, увы, глупой головки!

Дыхание сбилось. Ветер ударил сбоку, в тот же миг забираясь под одежду мертвенно-холодными щупальцами. Анну заколотило. Губы непроизвольно задрожали, в переносице запекло. Слёзы вот-вот должны были пролиться наружу, в очередной раз опозорив её перед беспощадно хлестающим словами мерзавцем, а потому пришлось вновь склонить перед ним голову. Только бы не позволить ему увидеть своё падение.

— Ты ничего… обо мне… не знаешь, — срывающимся голосом ответила Анна. — Пусти.

Она задёргала плечом в попытках сбросить горячую руку, и это привело к успеху. Хам отступил. Но рядом всё же пошёл, когда она зашагала дальше по мокрому тротуару. Похоже, недоносок не собирался прекращать отчитывать её:

— Ты ведёшь себя, как идиотка. Думала назло мне что-нибудь эдакое сотворить или просто не умеешь держать в узде свои хотелки, м? Ты подставила себя под удар. А меня вынудила подставить под удар моих друзей.

— Хватит! Я ничего тебе не должна. Ты мне никто.

— Ошибаешься. Я твоё всё.

Из носа потекло. Анна едва слышно всхлипнула и тут же со всей силы сдавила пальцами переносицу. Боль точно поможет сдержать солёную влагу и притупить начинающуюся истерику. А дикарь после короткого молчания обратился к ней вновь:

— Ревёшь? Слушай… Не плачь из-за меня. Не стоит.

И хотя он смягчил тон до почти виновато-ласкового, Анна не была уверена, что он собой не доволен. Из самых тёмных глубин души поднималась злоба. Толком не пролившиеся слёзы высохли моментально.

— Я не реву. Слишком много на себя берёшь. Ты не тот, кто способен задеть меня за живое.

— А кто способен? Какой-нибудь чахоточный джентльмен-хлюня со страниц твоих любимых книжонок, Энни-Энн?

Анна остановилась. Побледнела. Медленно повернулась к дикарю и нервно пробормотала:

— Откуда… Откуда ты всё это?..

Это просто совпадение или… Нет, таких совпадений точно не бывает. Неужели он подслушал их первый с Вайолет разговор? Уму непостижимо. Нет, нет, нет. Какая мерзопакость. Как он посмел сунуть нос в такой сокровенный, личный момент? Выходит, когда гад впервые унизил её перед посторонними — он… уже знал её?

Видимо, все беспорядочные мысли отразились у неё на лице, потому как мерзавец смутился. Анна прочла это по нервному жесту — растиранию ладонью задней поверхности шеи. Подобную привычку ей уже доводилось наблюдать у посторонних, и она была абсолютно однозначна — попытка скрыть взволнованность. И дикарь подтвердил догадку, когда ничего не ответил.

Какое-то время они шли молча, и Анну это вполне устраивало. Помимо вчерашних переживаний, появились новые: какого всё-таки чёрта он делал тогда в лесу? Это было случайностью, или гад следил за ней ещё в ноябре?

— Больше ничего не спросишь? Например, по поводу того, что видела вчера.

— Можно подумать, ты ответишь, — буркнула она раздражённо.

— Может и отвечу. За небольшую плату, конечно.

Анна устало ссутулила плечи. И хватает же наглости после собственной промашки оставаться столь бессовестным, чтобы ставить условия! Ну что же, от неё не убудет, а знать, какие ещё опасности могут подстерегать в унылом городке просто необходимо. И пускай меркантильный гад подавится.

— И сколько ты хочешь? Сколько стоят ответы на мои вопросы?

— Один.

— Что «один»? Доллар? Или один миллион долларов? Столько у меня нет, уж извини, — съязвила Анна.

— Я похож на рыночного торгаша? Один поцелуй, дурочка.

— Пошёл ты! Неандерталец! Неужели у тебя совсем нет совести?!

— Как знаешь, — пожал он плечами. — Твоё право. Хотя я могу взять желаемое в любой момент, если ты не забыла, а ты останешься ни с чем. И поцелованной, и без ответов.

Да уж. Теперь утренняя вялость точно отступила. По венам потёк чистый огонь, пробуждая и тело, и разум от леденящей тревожности.

— Ну ты и… Хотя бы скажи, что за женщина там была? Что она такое?

— Детка, ты знаешь мои расценки.

— Перестань называть меня деткой! Я тебе не одна из твоих девок!

— Тогда тебе придётся представиться.

— Ты ведь уже знаешь моё имя. К чему этот спектакль?

— Хочу, чтобы ты представилась мне лично. Или имя, или «детка». Думай скорее. Рискуешь остаться деткой навсегда. Или крошкой. Или малышкой.

— Или сучкой. Или уродиной. Или вонючкой, — яростно выплюнула она, ускорив шаг.

И как бы её ни бесили вульгарные прозвища, Анна не могла позволить, чтобы полное имя хоть раз сорвалось с губ недоноска. Она набросила капюшон на голову, скрываясь за ним от мира, и ещё быстрей направилась к показавшейся впереди забегаловке.

Как и всегда в столь ранний час, Анна стала первым посетителем. Судя по реакции, Виола точно не ожидала её сейчас увидеть, пускай и была безмерно рада. Но когда за Анной следом вошёл здоровяк, посмевший не единожды её обидеть, у Вайолет отвисла челюсть.

— Привет, — поздоровалась Анна первой, на что получила в ответ лишь ошарашенное молчание.

Дикарь молча присел за дальний столик, и Вайолет не оставалось ничего, кроме как обслужить его. Тот отказался от заказа, лишь вопросительно взглянув на Анну:

— Тебе что-нибудь взять?

— Обойдусь.

Надо же, заботливый какой. Гад!

— Что он здесь делает? — вопросительно прошептала подошедшая к ней Виола.

Подруга была в курсе его неустанных посягательств на личное пространство Анны, но своими собственными глазами наблюдала за этим впервые. Безусловно, она бы сразу вмешалась и пришла на помощь, но тормозила неозвученная договорённость между ними — не лезть без спроса. Не проявлять инициативу. И это правило могло нарушаться только по мелочам.

— Не спрашивай меня сейчас ни о чём, — так же шёпотом ответила Анна, закатывая глаза. Она и сама не понимала ни черта, до сих пор до конца не отказавшись от мысли, что нынешняя явь может быть продолжением сна, из которого никак не удаётся выбраться. Может быть, рыжая ведьма всё же что-то с ней сотворила, и всё происходящее — посмертие либо кома?

Анна пару раз пыталась отослать квилета, но тот лишь высокомерно вздёргивал бровь и язвил, вальяжно развалившись на кожаном диванчике. Вылитый дикарь. Джентльмены, на коих он так легко и просто навесил ярлык «хлюнь», никогда бы не позволили себе так широко расставить ноги. И настолько вызывающе себя вести, что уж там. Неандерталец чёртов.

В конце концов, ей до чёртиков остопротивело его присутствие. Никакой возможности побыть наедине с Виолой, судя по всему, не предполагалось. Вайолет на прощание крепко её обняла и клюнула в щёку, чего раньше себе не позволяла. Скорее всего, она хотела спровоцировать хама, чтобы устроить ему взбучку, пока он ещё на её территории. Но тот остался невозмутим.

— Береги себя, — дала напутствие подруга. И уже тише добавила: — Я зайду вечером.

Анна кивнула и вымученно улыбнулась.

— Эй, ты! — крикнула вдогонку недоноску Виола, когда он отправился на выход вслед за Анной. — Причинишь ей вред — яйца тебе оторву. Усёк?

Разумеется, ответ хам не обдумывал и секунды:

— Угрожать будешь своему хахалю. А со мной не стоит так разговаривать, — процедил он с явной угрозой в голосе, а затем громко захлопнул за собой дверь, едва не снеся ту с петель.

На улице его встретила сложившая руки на груди Анна, исподлобья глядящая прямо и бесстрашно. Урод покусился на святое, чем вызвал небывалый подъём духа. Если уж за себя она не готова была прощать, то за близких и подавно.

— Ещё раз заговоришь с ней в таком тоне — я убью тебя, — прошипела она сквозь зубы.

— Передай своей подружке, чтобы не выводила меня. Только твоему острому язычку позволено иногда перечить мне. Слушай… А вы с ней… — недоносок скривился в гримасе отвращения, — не лесбиянки, случайно?

Господи, какая мерзость! Ну что он за человек-то такой?! Неужели абсолютно всё в этом мире, даже самое светлое, нужно опорочить, извалять в грязи? Она могла бы начать отрицать, оправдываться, но… Зачем? Пытаться достучаться до того, кто закрыт и узколоб — затея изначально глупая. А если на этого кого-то ещё и плевать с высокой колокольни — так и подавно. И поэтому Анна возразила единственно верным, как она полагала, способом — отчуждённостью:

— Это не твоё дело.

И быстрым шагом направилась обратно к дому.

— Послушай. Всё, что касается тебя — моё дело, — разумеется, негодяй, нагнал её практически сразу. — И это самая неизменная вещь, какая только может существовать. Если вы со своей подружкой занимаетесь всякими… глупостями — лучше бы тебе завязать с этим прямо сейчас.

— Повторяю, это не твоё дело! Какого чёрта ты портишь мою жизнь? Что ты всё ходишь за мной, выслеживаешь, вынюхиваешь?! Я хотела побыть наедине с подругой. Наедине, понимаешь? Кто дал тебе право лезть в наши отношения?!

— Я сам себе дал это право. А знаешь, почему? Потому что я не хлюнчик из какого-нибудь романа для маленьких наивных леди, который отступит, стоит только Её Высочеству вздёрнуть свой высокомерный носик, — с последними словами он прямо на ходу щёлкнул Анну по носу, словно ребёнка.

В который раз за это утро она застыла посреди тротуара? Ей всё время казалось, что уже всё, точка кипения достигнута. Что ещё большего гнева она испытать просто не способна, но гад снова и снова доказывал обратное. Голова готова была вот-вот лопнуть от внутричерепного давления, а лицо Анны в этот момент скорее всего приобрело свекольный оттенок. Но недоносок не дал ей передышки, потянув за локоть дальше, когда вдоволь насладился зрелищем.

— Идём.

— Я никуда с тобой больше не пойду! — возопила она на всю улицу, изо всех сил пытаясь перевалить вес в ноги, чтобы вырваться из мёртвой хватки. Тщетно.

— Идёшь же.

Невыносимый! Невыносимейший!

— Ты тащишь меня силком!

— Приходится. Сама же ты не пойдёшь.

— Да! Да, не пойду, потому что не-хо-чу!

— Хочешь-не хочешь, а идёшь ведь.

— Мерзавец! Ненавижу тебя! Как же я тебя ненавижу!

Волоком дотащив упирающуюся Анну к жилищу Шерил, дикарь подвёл её к своей машине и, особо не церемонясь, запихнул на переднее сиденье, после захлопнув пассажирскую дверь. Разумеется, она сразу попыталась выбраться наружу, но дверной механизм заел, лишая последнего шанса на побег.

— Раз уж ты прогуливаешь школу, отвезу тебя в одно место, — поставил недоносок её в известность, когда завёл мотор.

Железное страшилище взревело, словно трактор. Тревоги, как ни странно, не ощущалось. Шестое чувство подсказывало Анне, что ничего ужасного хам с ней не сделает. Конечно, если за нечто ужасное не принимать его просто поразительную язвительность, да ещё умение выводить окружающих… точнее, конкретно её из себя.

Восприятие времени стёрлось, и сколько дикарь вёз Анну по трассе, было непонятно. Может полчаса, а может и два. Он стойко игнорировал единственный вопрос, который она повторяла по меньшей мере десяток раз: куда чёртов негодяй держит путь? Внимательно глядя вперёд, гад всё больше бесился — это можно было определить по играющим желвакам. Анна понимала, что вот-вот добьётся своего и либо получит ответ, либо полакомится порцией едких гадостей. Но недоносок опередил, съехав на узкую лесную неасфальтированную дорогу, представлявшую из себя ничто иное, как месиво грязи. И это отвлекло от достижения задуманной цели. Всё внимание переключилось на напряжённое наблюдение за исчезающей под колёсами жижей, способной поглотить их целиком. Однако, вскоре наступило облегчение, поскольку дикарь наконец припарковался и констатировал:

— Всё. Дальше пешком.

— Ну и куда ты меня притащил? Я же вся перепачкаюсь из-за твоей блажи!

— Не веди себя, как капризная стерва. Ты ведь не такая. Правда? — задал он риторический вопрос, выходя наружу, под сень старых древ.

Признаться честно, её голос и вправду сорвался на совершенно не свойственный Анне тон. Услышь она подобный от постороннего — решила бы обходить этого человека стороной. Но признавать перед хамом своё прегрешение Анна точно не собиралась. И если это поможет ей избавиться от его общества — она готова играть роль стервы сколько потребуется.

Противная дверная ручка поддалась с первого раза. Дикарь же успел обойти чуть ли не до крыши заляпанное грязью авто, и протянуть Анне руку, как истинный джентльмен. Надо же. Интересно, себя он тоже хлюней считает?

Впрочем, недоносок, кажется, ни капли не удивился, когда она взглянула на его ладонь, словно на ядовитую змею. Усмехнувшись, он молча отодвинулся, давая своей спутнице возможность выбраться самостоятельно. Вздёрнув подбородок, Анна ступила на вполне приличный с виду участок земли, совершенно не ожидая подвоха. И моментально увязла в противной жиже всей правой стопой. Оказывается, гад припарковался прямо у неразличимой для глаза городского жителя грязевой лужи, и Анна просто нутром чуяла, что сделал он это намеренно, в чём не преминула его упрекнуть:

— Ты специально это сделал?!

— Нет. Я не настолько мелочный.

Не мелочный, зато злорадный. Вон как скалится. Гад ползучий!

Он всё же подобрался ближе, сумев остаться чистеньким, и легко подхватил Анну на руки, несмотря на протест с её стороны. И пока переносил ношу под старую ель — в относительно сухое место, — она обдумывала способы мести за извечные принижения её достоинства. Как назло, в голову лезли лишь всякие мелкие пакости — не её уровень совершенно.

Густой смолистый аромат беспощадно ворвался в лёгкие, вытесняя собою все прочие запахи и способность сделать полный вдох. А дикарь тем временем запер ржавое корыто — будто кто-то мог позариться на него — и двинулся по лесу. Кивком поманил за собой и Анну, не забыв при этом поддразнить:

— Сама пойдёшь или тебя понести?

Взбешённая очередным нарушением дистанции со стороны наглого индейца, она упрямо зашагала вперёд, маневрируя между стволами. Впрочем, получалось у неё это не особо удачно — гад словно намеренно ускорял шаг. Однако, Анна старалась не отставать, только бы он не воплотил в жизнь своё «предложение».

Она достаточно быстро утомилась. Создавалось впечатление, что идут они в гору, хотя ландшафт вокруг казался абсолютно плоским. Анна с трудом сохраняла ровное дыхание, боясь показать слабость, иначе бы дикарь и вправду мог подхватить её на руки, чтобы показать, кто здесь хозяин. Так вот пусть зарубит себе на носу, что она — не размазня!

Когда Анна готова была сдаться, упасть прямо во влажные кусты папоротника, раскинуть руки и хорошенько продышаться до крышесносной боли в горле — впереди показался просвет. Открылось второе дыхание, надежда зажглась. В конце концов, она даже обогнала недоноска, выходя к обрыву.

Оказывается, пока они добирались сюда, небо очистилось, позволяя солнцу отогреть вечно влажную почву. Сверху открывался просто потрясающий и даже немного пугающий своим величием вид — слишком уж высоко они находились. Позади остались замшелые деревья, а густая трава под ногами позволяла ступать мягко и бесшумно. Кругом во всю пестрели медоносы, над коими кружились пчёлы. Аромат хвойного перегноя искусно перемежался с йодом и солью. Лёгкий ветер окутывал голову, ласково перебирая волосы, и ощущения от этого были настолько расслабляющие, что на какой-то миг глаза закатились от удовольствия. В Форксе осталась унылая весна, здесь же царил самый настоящий июнь, каким он и должен быть.

— Вижу, ты впечатлена? — не без своего фирменного ехидства поинтересовался дикарь. — Это моё секретное место. Люблю иногда побыть здесь один.

Разрушать выяснением отношений таинство единения с природой не хотелось, но один вопрос прямо-таки крутился на языке:

— И зачем же ты тогда привёл сюда меня?

— Всё, что моё — твоё. Ты ведь любишь его, — скорее, утверждал, чем спрашивал он, кивнув на подёрнутую крупной рябью воду.

Анна скептически усмехнулась. Интересно, каким образом всё с «ни рожи, ни кожи» могло эволюционировать в — трижды ха! — романтическое рандеву с дикарём у океана. В его тайном убежище. Кажется, выяснить отношения прямо сейчас таки придётся. Тем более, коли уж подвернулся удачный случай.

— А всё моё — твоё, да? Ты же понимаешь, что я не поведусь на твою игру? И никогда не поверю ни единому твоему слову.

Он молчал. Молчала и Анна, собираясь с мыслями, чтобы высказать недоноску всё, что о нём думает. А тот опередил, вновь оказываясь на шаг впереди:

— Слушай, я перегнул палку, признаю. Пытался привлечь твоё грёбаное внимание. Я же сразу тебя раскусил, гордячка. Ты из тех, кто на правильных добреньких мальчиков с щенячьими глазками смотрит свысока и не подпускает их к себе ближе, чем на сто ярдов. Я не играю с тобой. И серьёзен, как никогда раньше. И ещё мне чертовски жаль, что ты слышала предназначенное не для твоих ушей. Тогда, на парковке. Когда обвела меня вокруг пальца. Что ещё ты хочешь услышать?!

Банальные извинения? Да уж. Дождёшься от него. И этот горделивый индюк смел называть её гордячкой, когда у самого рыльце в пушку.

— Да… ничего, — нарочито небрежно пожала плечами Анна, всматриваясь в горизонт. — Ты… привлёк. Молодец. А теперь я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

— А вот это, прости детка, но совершенно точно невозможно.

— В этом мире возможно всё.

— Всё, кроме этого.

Какое-то время они молча созерцали бесконечность вод, переливающуюся солнечными отблесками. Анна пересаживалась с камня на камень несколько раз, но дикарь передвигался вместе с нею, как магнитом влекомый. Сидя рядом в траве, он то и дело глубоко вдыхал, и немного смущённая этим фактом Анна прекрасно знала, зачем он это делает. Давно хотелось выяснить природу его странных пристрастий.

— Хватить меня обнюхивать! Зачем ты делаешь это?

— Уверена, что хочешь знать? — он так на неё взглянул, что щёки её запунцовели.

— Нет.

— У меня от твоего запаха крышу сносит.

Гад. Она его раскусила! Судя по всему, недоносок получал просто колоссальное удовольствие от наблюдения за её смущением. И с лёгкостью сметал все попытки Анны избегать неловких ситуаций. Она опустила взгляд.

— Придержи свою крышу при себе. Мне неприятно.

Мерзавец лишь усмехнулся, перекатывая во рту травинку. Помолчав с минуту, без особой надежды она сделала новую попытку разговорить его:

— Так… Что это всё-таки вчера было, ответишь?

Анна совершенно не ожидала, что мерзавец снизит цену, но он удивил. И не сказать, что альтернатива была равносильной, но настолько же недопустимой.

— Отвечу, если скажешь, зачем резалась, — кивнул он на её рубец, что скрывался за длинным рукавом.

Так и знала. Она так и знала, что дикарь запомнил увиденное и однажды обязательно сунет нос в её личное, наплевав на все рамки приличий. Поцелуй — насилие над телом, требование откровенности — над душой. Так что же выбрать? Да и выбор ли это?

— С-с чего ты взял, что я сама это сделала? Может быть, я просто неудачно упала на разбитое стекло и распорола руку.

— Доводилось видеть последствия таких «падений». Ты резалась. И не ври.

— Это не твоё… А впрочем… — она запнулась. А действительно ли стоит скрывать? Наверняка, хам пронюхает и это, так почему бы не получить выгоду? — Мой… покровитель был таким же сторонником воспитания с применением насилия, как и ты. Он слишком увлёкся своей вседозволенностью. И безнаказанностью. И я не видела иного выхода избавиться от всего этого, кроме как умереть. Но я выжила, а он сдох. Доволен?

Анна впервые ни капли не пожалела о несдержанности, ведь ответила не без издёвки. Безусловно, чёрта с два она сумела бы поставить этого… неандертальца в неловкое положение, но если бы превратилась в удобную кроткую слюнтяйку — перестала бы себя уважать.

— Не доволен. Я не сторонник насилия, поняла? Не всегда то, что сказано на эмоциях, стоит воспринимать как истину. Странно разжёвывать элементарные вещи такой умнице-разумнице, как ты.

Она покраснела. В который раз за это странное и долгое утро. Во что только дикарь не тыкал её носом — и в уродство, и в несоблюдение гигиены, и в глупость, и в слабость. Но сильнее всего задевали сомнения в наличии у неё интеллекта.

— Анна, — выдернул он её из задумчивости, впервые называя по имени. Будь она не так сильно обижена — оценила бы его уступку, ведь от богомерзкой «детки» к горлу действительно подкатывала тошнота. А гад, дождавшись ответного взгляда, твёрдо произнёс лишь одну вещь, подтверждая ту кивком: — Я бы убил его.

— Кого?

— Того, кто заставил тебя сделать это с собой.

От уверенности в его голосе по спине поползли мурашки. Дикарь действительно бы убил Ми… — да дьявол с ним! — Михала. Не размениваясь ни на какие моральные принципы, сантименты, долгие раздумья. Он был способен на это. Но страха от осознания, с кем именно она находится наедине в глуши, не возникло. Зато в переносице снова защипало.

Никто и никогда не говорил ей подобного, не обещал уничтожить за неё. Пойти против принципов человечности. И ладно бы это были просто слова — Анна точно видела, что дикарь не врёт. Настолько искусно лгать просто невозможно.

Чёрт. Не хватало ещё при нём нюни распустить! Анна с такой силой впилась ногтями в спрятанную в кармане ладонь, что ещё не пролившиеся слёзы тотчас отступили, снова остановленные болью. Немного помолчав, он наконец разоткровенничался:

— Это был вампир. Точнее, вампирша, Виктория. Ты же читала сказки про вампиров? Вот. Всё, как в сказках. Вампиры пьют кровь, убивают людей, избегают солнца и живут вечно. Правда, Виктория не просто хотела тебя убить, она планировала тебя обратить. Превратить в такого же монстра, как она сама. Просто чтобы насолить нам, и заодно вывести из равновесия. Знает, тварь, что ты мне небезразлична. А… делала она это всё из-за того, что мы воюем с вампирами. Точнее, охраняем свои земли от этих мертвяков.

— Кто это — вы? Ваша банда? — на самом деле, это было последним, что волновало Анну, но раз уж гад разговорился, не стоило давать ему передышки. Если он остановится — то всё, пиши пропало.

Недоносок хохотнул.

— Не совсем. Скорее, стая. Не догадалась ещё? Думаешь, у меня фетиш такой — по лесу голым бегать?

— Ты… вилко́вакТак произносится волколак на польском… оборотень… — недоверчивым тоном выразила она мысль, что подсознательно отвергала ещё со вчерашнего дня. — Но такого же не бывает.

— Доказать? Только придётся устроить для тебя небольшой стриптиз, а то сменной одежды с собой, знаешь ли, не имеется. А эта превратится в лохмотья.

Он резво поднялся на ноги и сбросил футболку, оголяя мощный торс, а затем взялся за пояс джинсовых шорт. Анна понемногу вникала в игру, поэтому сразу поняла, что гадёныш попросту дразнится. Хотя это и не помешало её щекам налиться краской. Она закатила глаза, за этим жестом скрывая очередной прилив смущения.

— Идиот.

А дикарь внезапно насторожился, поведя носом в сторону зарослей. Почувствовала приближение нежити и Анна. От лица отхлынула кровь, в кончиках пальцев закололо.

— Чёрт. Спрячься за меня и не высовывайся, — приказал он. — Хотя нет. Отойди-ка немного. Вон туда.

Анна подобралась ближе к обрыву, как и было велено. Время для препирательств наступило неподходящее, да и язык онемел. В любом случае, она бы не смогла выдавить изо рта ни звука.

А потом индеец обратился. И сердце её совершило такой кульбит, будто она обернулась вместе с ним. Или упала в пропасть. Или вывернулась наизнанку, словно попкорн. В голову в тот же миг ворвалась мысль, насколько же прозвище, данное Виолой наглецу после самой первой стычки, ему подходило. Дикарь — как он есть. Огромный Зверь — однозначно один из тех, что гнали их с подругой из ночного леса — предстал перед ней во всей красе, являя собою нечто первобытное, истинное. Серебристая шерсть переливалась под порывами ветра, но рассмотреть тщательнее волк себя не дал. Отвернувшись мордой к лесу, а к Анне боком, он настороженно повёл ушами, а вместе с ними и носом. Кажется, он втянул её в передрягу, но злиться сейчас Анна не могла. Разум поглотил инстинкт выживания.

Она ожидала кровавой битвы, которую, по всему, придётся наблюдать собственными глазами. И ещё неизвестно, кто победит, какая участь ждёт в конце концов её. Но предположения оказались в корне неверны. Что-то молниеносно сбило с ног, болезненно обхватив грудную клетку, и в тот же миг отпустило. Лишь рыжина мелькнула перед глазами, а дальше было ощущение полёта. Вернее, падения. Последнее Анна успела осознать перед самым ударом, выбившим из груди весь воздух. Со всех сторон сдавило. Инстинктивно она беспорядочно заметалась, потерявшись в невесомости, и лишь чудом сообразила двигаться к свету. А потом что-то настойчиво потянуло в обратную сторону, во тьму. Изо рта непроизвольно вырвались последние пузыри воздуха, холодная вода стремительно просачивалась в лёгкие, предзнаменуя скорую смерть.

Океан, однажды ставший исцелением, оборачивался для Анны в последнее пристанище. В водяной склеп.

И тогда стало страшно. Страшно, как никогда прежде. Перед глазами проносились самые неожиданные воспоминания — в особенности те, которые сидели где-то глубоко в недрах памяти, впервые вырвавшись наружу только сейчас. Скорее всего, всё происходило в течение какой-то минуты, показавшейся вечностью. Умирать чертовски не хотелось, ведь Анна только начала жить, дышать, бороться.

В какой-то момент тело конвульсивно задёргалось и накрыло абсолютное ничто.

* * *

Её трясли. Наклонив вниз головой и подхватив под рёбра, дёргали так сильно, что вот-вот наружу изо рта вместе с бесконечным потоком солёной жидкости должны были вывалиться и внутренние органы. С первым глотком обжигающего горло воздуха бессознательность отступила, безжалостно выбрасывая в реальность. В уши резко ворвалась мешанина разнообразных звуков, сплетающихся в какую-то неразбериху. Плеск воды, мужские голоса, крики чаек… И единственный голос, чётко выделяющийся на фоне всего прочего, что отчаянно нашёптывал: «Ну давай же, девочка, давай».

Анна почувствовала себя новорожденной. И вернувшиеся боль, самосознание и способность ощущать окружающий мир всеми рецепторами, показались сладостным даром. Она выжила!

Уже лёжа на впивающихся в спину камнях, Анна позволила себе разомкнуть веки. Яркое солнце вынуждало щуриться, но тень склонившегося над ней дикаря немного облегчала положение. Мир становился всё чётче, и только обоняние пока не вернулось. В носу и в горле жутко свербело.

— …Как ты мог допустить это?! Ты понимаешь, что подверг её опасности? Она едва не погибла из-за тебя!

— Я виноват, признаю, — ответил хам остающемуся вне поля её зрения незнакомцу, не отводя напряжённого взгляда от Анны. — Давай ты позже меня отчитаешь?

Её аккуратно приподняли, притянули к горячему телу и обняли так крепко, что захотелось плакать от переизбытка эмоций. Окутало тепло, вынуждающее почувствовать, насколько же сильно она замёрзла. Накатил озноб. А позади раздался тот же приятный низкий голос:

— Пол, отведи её к Эмили и расскажи всё. Только… помягче как-нибудь. Мы пока осмотримся здесь. А потом у нас с тобой будет долгий разговор.

Голова дёрнулась было на голос, но огромная ладонь прижала её лицом к чужому плечу.

— Не смотри, — дикарь обращался к ней, тихо бормоча прямо в ухо. — Он не одет. После обращения.

— Ты что, уже… Я же запретил тебе рассказывать, пока не дам добро!

— А когда его это останавливало? — раздался другой, саркастичный и насмешливый, голос. — Он же последние мозги с этим запечатлением растерял!

Но эту колкость дикарь пропустил мимо ушей, ответив лишь тому, первому:

— Я сам разберусь, как вести себя со своей суженой, Сэм, — нарочито спокойный тон не обманул Анну, а неизвестного — и подавно. В голосе дикаря абсолютно точно проскочило предостережение.

— Пол! — человек позади рявкнул так пронзительно, что стало не по себе.

— Сэм. Я не перечу тебе ни в чём, кроме этого.

Он подхватил Анну на руки, поднялся и отправился прочь от океана. Несмотря на бодрость духа, тело её обуяла слабость, а холод пробрался до самых костей и колотил изнутри. После борьбы со стихией и треклятой рыжей дрянью, тянущей ко дну, мышцы свело в спазме. Даже обхватить придурка за шею, чтобы не упасть, было невозможно, ибо руки просто не поднимались. А уж о том, чтобы шагать самостоятельно и речи не шло. Оставалось молча терпеть его близкое… слишком близкое присутствие. Он просто горел, будто только вылез из огня, и к тому моменту, как дикарь добрался до жилища, как она полагала, загадочной Эмили, имя которой услышала уже во второй раз, — Анне стало жарко. И мокрая одежда ещё омерзительней липла к телу.

Насмешливых реплик хам не отпускал, и она надеялась, что лимит его саркастичности хотя бы на сегодня исчерпан. Поддразни он её по поводу бессильного положения — Анна бы просто провалилась сквозь землю от стыда. Слишком много случилось за последние недели, а за прошедшие сутки — втрое больше.

Внутри домишки было уютно, тепло и пахло еловой древесиной. А ещё — ванилином и корицей. Желудок моментально свело от голодного спазма. Судя по всему, с улицы они попали прямиком в кухню, и такая планировка показалась несколько странной. На деревянном буфете стоял радиоприёмник, первым привлёкший внимание, поскольку из него едва слышно лилась какая-то ненавязчивая песня в стиле кантри. Дикарь аккуратно составил Анну на пол и отвернул от себя. Ноги предательски подогнулись от слабости, и когда она стала оседать, тот поддержал её за талию и помог усесться на стул — опять же, спиной к себе. Сам же сдёрнул со стола клетчатую скатерть. Видимо, чтобы прикрыть наготу.

В дверях, ведущих куда-то вглубь дома, показалась индейская девушка, на ходу вытирающая руки тонким кухонным полотенцем. Половину её некогда красивого лица обезобразил жуткий шрам, и интуитивно Анна сразу поняла, откуда тот взялся. С природой оборотней она пока знакома не была, и как те ведут себя в волчьем обличье, не знала. Сохраняют ли они что-то человеческое в себе или же полностью переключаются на звериные инстинкты? Врождённая любознательность давала о себе знать. Хотелось получить ответы на вопросы, коих становилось всё больше и больше.

— Боже, Пол? Что случилось? — ошеломлённо бегая взглядом между ними, спросила девушка — та самая Эмили, по всей видимости.

— Мертвячка едва не утопила её.

— О господи, — отбросив полотенце на стол, прижала индианка ладони ко рту. — Сэм с Эмбри почуяли вампи… врага и отправились по следу. Но я и подумать не могла, что вы тоже окажетесь втянуты в это! Разве ты не должен был охранять её?

Дикарь, стоявший теперь по другую сторону стола, недовольно поджал губы, а девушка — так всё-таки Эмили или не Эмили? — переключила внимание на третьего присутствующего:

— Ты Анна, верно? Пойдём-ка со мной, — деликатно придерживая под локоть, индианка провела её, всё ещё слабую, в комнату и усадила на кровать, принимаясь копаться в шкафу. — Сейчас, сейчас. Замёрзла?

Анна покачала головой в отрицательном жесте, пытаясь справиться с собой и унять волнение. Девушка была вполне доброжелательна и мила, не хотелось выставить себя перед нею в не самом лучшем свете. Но язык слушался плохо, и пришлось отмалчиваться, проявляя невежество.

— Лови, — бросила хозяйка дома какую-то тёмную тряпку в сторону дверного проёма. Оказывается, индеец проследовал за ними. Последующим приказом он совершенно точно остался недоволен: — А теперь… Давай-ка, выметайся отсюда. Давай, давай, я сказала. Ей надо переодеться в сухое.

Индианка вытянула из недр огромного старого гардероба клетчатую рубашку и спортивные штаны, и, дождавшись, когда соглядатай Анны покинет комнату, обратилась к ней с улыбкой:

— Сейчас переоденем тебя, а потом все вместе попьём чаю со свежими булочками. Я Эмили, кстати.

— Я догадалась, — голос был хриплым и скрипучим, как у прокурившей все лёгкие старухи, а то, что вырвалось изо рта, точно не являлось проявлением вежливости и благодарности. Анна постаралась смягчить тон: — Прости. Приятно познакомиться и… Спасибо за гостеприимство.

Эмили лучезарно улыбнулась в ответ. И на фоне этой светлой улыбки шрамы будто смазались. Какую же боль, должно быть, ей пришлось пережить… Сохранить в себе после подобного внутреннюю красоту, способную поставить на колени любого перед её силой, — дорогого стоит.

— Вещи чистые, не переживай. Помочь? — Анна отрицательно качнула головой. — Ладно. Тогда переодевайся и приходи на кухню.

Максимально быстро, насколько это было возможно в её положении, она стянула с себя мокрые худи и джинсы. Анна не забывала постоянно поглядывать в сторону двери — нахальный тип вполне способен ворваться в любой момент. Наконец справившись, она покинула комнату, тихонько ступая босыми ногами по половицам.

Эмили с дикарём о чём-то шушукались, и Анна невольно застыла за стеной у проёма, становясь свидетелем того, во что её посвящать явно не собирались. Момент для прерывания беседы был безвозвратно упущен. Можно было бы вернуться обратно в спальню и до кухни добраться уже громче, заявляя о своём присутствии, но додумалась она до этого слишком поздно.

— …Ты пугаешь девочку, разве сам не видишь? Дай ей время, она же шарахается от тебя, как от чумного! Уж я-то знаю, как ты умеешь давить! В любом случае, не забывай, что она имеет право выбора, и запечатление совсем не означает, что…

— Эмили. Ты лезешь не в своё дело. Я не хочу ссориться с тобой, но сейчас мы в шаге от этого, — жёстким тоном предостерёг он её от дальнейших нравоучений, а потом совершенно неожиданно прикрикнул: — Анна! Разве тебя не учили не подслушивать?

Она подпрыгнула, заливаясь краской стыда. Как он мог узнать о её присутствии? Разве что… почуял? То-то принюхивается постоянно, зверюга. Не оставалось ничего иного, кроме как пройти в кухню, что есть силы прикусывая внутреннюю поверхность губы.

К запахам выпечки присоединился аромат душистых трав, и в неведомом обонянию букете Анна чётко уловила нотки чабреца. Видимо, Эмили успела заварить чай.

Волосы уже подсохли, горячий ароматный напиток немного расслабил. Она ощущала себя крайне неловко в обществе чужих людей, и попыталась отказаться от угощения несмотря на то, что есть хотелось жутко. Но Эмили проявила настойчивость, и Анна была ей за это благодарна. Дикарь сверлил её взглядом, сидя напротив, а она не знала, куда деть глаза. Поначалу хозяйка дома пыталась разговорить гостью, дабы узнать о ней хоть что-то, но, видя её замкнутость, отступила, не демонстрируя обиду или недовольство. Признаться честно, Анна с первого взгляда почувствовала к Эмили симпатию, и теперь утвердилась во внутреннем чутье.

Пока одежда и обувь сушились у печки, заявились остальные квилеты — почти все свидетели небольшой перепалки на школьной парковке. Не хватало лишь Джейкоба. Братию возглавлял особо высокий и серьёзный мужчина с горделивой осанкой, уверенно пересёкший кухню и с нежностью обнявший Эмили. Видимо, это был хозяин дома и тот, кто пытался отдавать приказы недоноску на берегу буквально час назад. Кажется, Сэм. Самый главный, что ли?.. Альфа? Какой же бред.

Хам накинулся на друзей, едва те переступили порог.

— Какого хрена вы все сюда припёрлись?!

— Эмбри сказал, что твоя подружка здесь, вот мы и пришли посмотреть на неё. Познакомиться, так сказать, — улыбнулся Анне один из парней.

— Ты против, что ли, Отелло? — вторил ему другой индеец уже знакомым голосом. Кажется, именно он язвил на берегу.

Дикарь был крайне недоволен, и даже взбешён.

— Я тебе познакомлюсь! Выметайтесь!

— Не командуй в моём доме, — вмешалась в ссору Эмили. — Не ревнуй, никто не собирается отбирать у тебя твою наречённую. Тем более, у всех присутствующих здесь свои имеются, если ты не забыл.

— Ага. Кроме вон того уродца. Что ты там, кстати, вякал по поводу моих мозгов?

— Пол, хватит!

— Да, Пол, хватит, — передразнил голос Сэма некий «уродец».

Они ещё какое-то время переругивались, пока Анна сверлила взглядом паркет под ногами, мечтая оказаться подальше отсюда и наедине с самой собой. Даже Вайолет сейчас была бы лишней. Ей совсем не нравилось всеобщее внимание. То, как о ней отзываются — с явными намёками. Какого вообще дьявола все эти люди осведомлены о её существовании и об их взаимоотношениях с придурком? Бесили также его неустанные угрозы ко всем подряд. В конце концов, он словно почувствовал её настроение и поставил точку в балагане, который сам же и распалил.

— Анна, мы уходим. Собирайся.

Вещи ни капельки не просохли, а кроссовки и вовсе можно было выжимать, но Эмили сама предложила вернуть одолженную одежду потом, и во взгляд, обращённый к хозяйке своего временного пристанища, Анна вложила всю благодарность. Хам снова порывался отнести её к машине, но ей удалось избежать этого позора. Сдавленно попрощавшись со всеми, она выскочила на улицу. До авто пробежалась прямо босиком, на цыпочках, пока спаситель отвлёкся на наставления Сэма. Своего — упаси боже — альфы.

Привыкнет ли она когда-нибудь к этому абсурду? Со свалившимся на голову новым знанием придётся провести остаток жизни, и смириться с ним будет сложно.

* * *

— Поцелуемся на прощанье? — предложил недоносок, разворачиваясь к ней лицом на водительском сиденье, когда припарковался прямо у несчастного куста гортензии, во второй раз за сегодняшний день едва не угодившему под колёса.

Серьёзное выражение его лица не обмануло — гадёныш снова издевался. Впрочем, это даже хорошо, что он понимает бессмысленность глупого предложения. Анна устало вздохнула.

— Какой же ты идиот…

— Я тебе жизнь спас, вообще-то. И далеко не в первый раз, между прочим. Ты могла бы и поблагодарить.

— А ты мог бы хоть иногда выключать режим морального урода.

В ответ до краёв опостылевший ей дикарь обнажил ровные зубы. На улыбку его оскал походил мало, пусть и являлся именно ею.

— Ты могла бы раз и навсегда выключить режим ханжи, сдаться и пересесть ко мне на колени. Ведь отвергнуть меня у тебя не получится, — пожал он плечами. — Придётся идти на контакт. Почему бы не начать прямо сейчас?

— Поражаюсь твоей уверенности в своей неотразимости. Тебя не существует в списке моих… В моих жизненных планах, — поправилась Анна.

— Планы всегда можно подправить. Или переписать на новом листе.

— Как у тебя всё просто.

— А зачем усложнять?

Дверная ручка вновь заела, будто заговорённая. Могут ли оборотни силой мысли управлять неодушевлёнными предметами?

Господи, ну разумеется, нет. Глупости лезли в мысли из-за усталости, пережитого стресса и смущения. Последнее уже превращалось в привычку. Дикарь неожиданно подхватил кисть её изувеченной руки и мягко погладил тыльную сторону ладони большим пальцем, задумчиво изучая костлявую конечность.

— У всех белых девчонок такая нежная кожа?

Анна задёргала рукой, пытаясь освободиться.

— Кожа как кожа. Отпусти. Ты можешь перестать прикасаться ко мне? Мне это неприятно.

— А мне неприятно не прикасаться к тебе.

— После твоих «прикосновений» у меня синяки остаются, — решила она воспользоваться последним оружием — попыткой надавить на совесть.

И это подействовало. Дикарь отступил. Он вышел наружу, обошёл авто и без усилий открыл дверь с её стороны, — почти всё, как утром.

— Извини. За синяки и… за всё остальное тоже. За то, что рисковал сегодня твоей жизнью. Я не должен был. Просто… Хотел сделать для тебя что-то приятное, вот и всё. Сэм — жених Эмили — говорит, я слишком самонадеян, и он прав. Я действительно был уверен, что эта дрянь не посмеет появиться на нашей земле снова. Больше я такой оплошности не допущу, клянусь. И ты права. Я ничего о тебе не знаю, но… я хотел бы узнать. Как ничего и никогда раньше, — дикарь тяжело вздохнул и резко сменил тему, вместе с этим скрывая и вкрадчивость голоса. — Вечером зайду, как и обещал.

Его откровения обрушились, словно снег на голову. Стоило обдумать слова негодяя, равно как и все концентрированные события, в тишине. И всё же, в этот момент она смирилась с тем, что обязана поблагодарить его. Это будет правильно.

— Не стоит. Я найму мастера. И… Спасибо. За то, что спас. Спасал.

Он кивнул, принимая скупую благодарность.

— Я зайду. В девять. Анна, — окликнул он её у порога. — Никто не должен знать о том, что ты видела.

— Знаю. Я ведь умница-разумница.