Кузены (джен)

Хэнк проснулся от пульсирующей головной боли и острого желания поблевать.

Его желудок отчаянно бунтовал от такого издевательства над собой, и запах жареного бекона и сосисок не помогал. Затылок ныл, спина ощущала себя так, будто он полночи изображал из себя щит, стоящий на пути автомата с мячиками для тренировки теннисистов, и судя по тому, как болел его зад, им он тоже делал нечто подобное. Не говоря уже о том, что в глотке явно раскинулась Сахара, а мочевой подсказывал, что не мешало бы посетить уборную.

Стоп!

Какой бекон и сосиски? Эти запахи в его доме давно не живут! Так откуда тогда тянулся этот аромат? Хэнк резко открыл глаза, и почти сразу зажмурился от луча солнца, который больно резанул по его чувствительным глазам. Он застонал и повернулся на бок, пытаясь скрыться от надоедливого источника чересчур яркого света. Кровать под ним тихо заскрипела, и Хэнк опять напрягся, поскольку он не помнил, как добрался до койки, поскольку его память кончилась на…

…вообще-то мы с тобой ровесники… кузен.

Эти слова прозвучали так же ясно, будто их только что произнесли над его ухом, а не вчера, когда ему спьяну глаза привиделась его давно потерянная родственница, почему-то выглядевшая так, будто она вылезла из старого фильма ужасов. Странный глюк. Нет, в последнее время Хэнк все чаще задумывался о прошлом, а особенно о той части, которая осталась за океаном вместе со всей прежней жизнью, всякими ненормальностями и прочим, но чтоб так сильно его вштырило…

Это было что-то новенькое.

Он вновь распахнул глаза, но в этот раз куда более медленно и чуть не расплакался от счастья, когда увидел целый графин воды, стоящий на тумбочке. На миг Хэнк забыл о всех своих дилеммах и глюках, и как утопающий кинулся к этому благословенному сосуду, даже игнорируя то, как его желудок скрутило, а голова закружилась, когда он резко принял вертикальное положение. Он схватил кувшин и начал жадно хлебать воду, которая была еще не только живительной, но и потрясающе прохладной. Когда Хэнк от души напился и утолил свою похмельную жажду, он вновь обратился мыслями к тому, что в его доме безумно сильно пахло готовящейся едой.

Встать удалось только с третьей попытки.

Его штормило, как флюгер во время непогоды, но Хэнк устоял. Он нахмурился и, подозрительно отметив отсутствие пушки под подушкой, где та всегда лежала, решительно направился на разведку. Теплый пар, все еще валивший из ванной, он отметил первым делом, как покинул свою спальню. Следующей уликой, указывающей на то, что он прошляпил какое-то важное событие, стали его убранные вещи. Не было ни носков, которые валялись на всем пути от двери до кухни, ни грязных рубашек, обычно раскиданных по тому же маршруту. Хэнк не мог не заметить, что пол так же был вымыт и в воздухе помимо запахов еды растекался аромат какого-то моющего средства. Опять же, не самый привычный запах в его доме.

Он сделал пару осторожных шагов вперед, слышал, как на кухне что-то скворчит, а потом недоверчиво приподнял брови, узрев своего пса, довольно грызущего какую-то косточку. Нет, вид Сумо был в принципе привычен, но тот факт, что лежанка сенбернара была вычищена от линялых волос, а шерстка самого пса была вычесана и помыта, вновь навел его на мысль, которая от него отчаянно ускользала. Хэнк вернулся на шаг назад, чтобы взять биту, которая стояла за корзиной с бельем в ванной, после чего в два широких шага преодолел небольшое пространство от его спальни до кухни.

— А ну руки вверх, сука! Щас я тебя расхреначу на части, за то, что ты влез в мою хату! — рявкнул он, тому кто решил, что может хозяйничать тут в его доме.

И чуть не выронил биту из рук, когда осознал, что вчерашний глюк был очень даже реальным и сейчас сидел за его столом и смотрел на него хмурым взглядом, прижимая руку к груди. Хотя «глюк» выглядел уже не совсем так, как вчера ночью. Полосатая роба исчезла, и ее сменила домашняя одежка, давно пылившаяся в кладовке и принадлежавшая еще его жене. Больше седые, чем черные волосы больше не напоминали паклю, были обрезаны и собраны в косу, а жуткие длинные поломанные когти аккуратно обстрижены и приведены в порядок. Впрочем, даже при всем этом марафете, ужасающую худобу и мертвецки-бледную кожу было невозможно скрыть, как и знакомые, даже после всех этих лет черты лица, да зеленые очи, каких он больше никогда ни у кого не видел.

Это была Гарри.

Его странноватая кузина Гарри, которую его родители все детство продержали в чулане, эксплуатируя при этом как рабыню Изауру и поощряя его издевательства над ней, за что уже позже, когда он наконец вырос, ему было очень стыдно и мерзко. Что, впрочем, не помешало ему открыть рот и первым же делом произнести:

— При свете дня, ты еще более страшная, чем ночью.

Гарри закатила глаза.

— Вот спасибо, Большой Дэ. Каждая ведь женщина мечтает услышать именно это с утра пораньше. Впрочем, если бы ты сказал, что-то иное, я бы только утвердилась в мысли, что я промахнулась с местом назначения. Кстати, почему твоя рожа совсем не похожа на то, что было раньше? — сипло произнесла она и, оглядев его выразительным взглядом, подняла бровь.

У Хэнка почему-то сложилось впечатление будто его кузина очень долго не использовала свой голос по назначению, оттого тот и звучал как у старой бабки, покуривающей на досуге трубку. Он опустил руку с зажатой в ней битой и, сделав пару шагов вперед, весьма не изящно плюхнулся на стул, который издал жалобный скрип, но выдержал свалившиеся на него… испытание. Его бровь удивленно подскочила к росту волос, когда Хэнк увидел довольно богатый завтрак на столе из продуктов, которые он даже не знал, что у него были. Хотя из всего этого его больше всего привлек благословенный вид парочки таблеток обезболивающего, которые он стремительно заглотил.

После чего вновь уставился на кузину.

— Зови меня Хэнком. Это имя я носил столько, что кажется, что я с ним и впрямь родился, — хрипло сказал он, если честно даже не зная, куда себя девать и что именно говорить. — А с моей рожей тоже самое, что с именем. Твои дружки постарались. Защита свидетелей и все такое.

Гарри присвистнула.

— А акцент? Почему он у тебя стал такой дурацкий? — спросила она, после минутного молчания.

— Потому что в Америке не очень-то любят англичан, кузина, — саркастично ответил Хэнк. — Когда нас сюда отправили, пришлось переучиваться, чтобы местные приняли за…

— Стоп, — остановила его кузина. — Сюда? Мы что, в Америке?

Хэнк поднял бровь.

— Ты что, не знаешь где ты? — недоверчиво спросил он, а потом, ощутив прилив злости и даже какой-то застарелой обиды, хмуро свел брови на переносице, и жестко добавил: — И вообще, какого черта ты сюда приперлась? Тридцать лет не слуху не духу, а тут на те вдруг явилась! Твои ненормальные дружки буквально переписали нашу жизнь и изменили лица, да еще и отправили на другой конец света!..

Лицо Гарри резко потемнело.

— Ну радуйся, что хоть не в тюрьму, свинтус! — громко рявкнула она, сжав лежавшие на столе руки в кулаки, которыми стукнула по столу, после чего продолжила: — Ты жил какую никакую, но жизнь, пока я эти три десятилетия была заперта в камере самой мрачной тюряги магического мира, куда меня засунули чуть больше чем через год после нашей последней встречи! Засунули те самые «ненормальные дружки», чьи задницы я спасла, окончив войну, которые оказались жалкими предателями, желавшими только моих денег и славы! Так что не ной, Дадлипусик, о своей тяжелой доле, а жри свой завтрак и привыкай к тому, что я здесь!..

Хэнк уже успел забыть, как его пугала все эта чертовщина, которая магия. Он невольно вжался в стул, когда заметил, как вещи вокруг него начали мелко дрожать и пожалел, что у него в руках нет верного пистолета. Впрочем, стрелять бы он все равно не стал, но все же так ему было бы спокойнее что ли.

— Почему? — невпопад вырвалось у него изо рта, о чем он тут же пожалел, потому что его кузина могла быть очень пугающей, когда хотела и сейчас ее острый взгляд чуть не заставил его позорно обделаться.

— Потому что я налажала с ритуалом и теперь мы застряли друг с другом, ясно? — запальчиво добавила Гарри, наклонившись вперед, а потом чертыхнулась и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.

В кухни повисла мрачная тишина.

Хэнк медленно переваривал ушат свалившейся на него информации о том, что оказывается его родственница все эти годы не палочкой махала в своем абракадабра мире, а прибывала в коме, да еще и в какой-то тюрьме, и не знал, как теперь быть. Он ощутил прилив непривычного смущения, а потом вдруг нахмурился, когда до него дошли ее последние слова.

— «Застряли друг с другом»? Что это значит? — первым нарушил он тишину.

Гарри ответила ни сразу. Она несколько минут сверлила сердитым взглядом его полку с пластинками, возле которой лежал поразительно спокойный Сумо, а потом, наконец, подала голос.

— Весь срок я была в каком-то магическом коматозе. А когда я очухалась, то увидела, что за те годы, что я была в коме, тюрьма была частично разрушена и грозилась окончательно рухнуть в пучину, — неохотно начала она. — Поэтому я стала искать способ оттуда свалить и решила использовать ритуал на крови, который должен был привести меня к кровным родственникам. Но я в этом не спец, да и время поджимало, вот видать я и перепутала руну «перенести» и «привязать», потому что теперь не могу далеко от тебя отойти, как и ты от меня.

Хэнк ни хрена в этом не понимал, но точно знал, что ему это все не нравится.

— Ну так расколдуй нас, — нетерпеливо сказал он, нелепо помахав руками в воздухе, чем вызвал еще один хмурый взгляд.

— Не могу, — хмуро буркнула Гарри, еще сильнее обняв себя руками, будто ей было холодно.

— Почему? Заржавела? — иронично спросил Хэнк, подняв бровь, хотя с опоздание и отмечал, что это было несколько жестоко с его стороны, если судить по тому, что кузина сказала ранее.

— Потому что, кажется, магия из этого мира уходит, болван, — одернула его Гарри, пронзив острым взглядом своих неестественно зеленых глазищ. — Благо ритуал, который я использовала был старым, и завязан больше на крови, чем на чистой магии, а то меня бы просто разорвало на части. Впрочем, как ты метко отметил, дорогой кузен, я и без того не в том состоянии, чтобы волшбой баловаться, а теперь, даже при всем желании, и огонька толком не наколдую!

Хэнк тяжело вздохнул и сжал пульсирующие виски.

Неожиданное семейное воссоединение, вчерашняя попойка и падение, а теперь и все эти разговоры о… о… о магии. Это было слишком для его похмельного мозга, которые был готов разорваться от обилия потрясений и вчерашнего алкоголя. Ему нужно было пиво и еда, чтобы заново начать функционировать как нормальный человек, а потом уже все это мракобесие. И если за пивком надо идти в магазин, то еда была прямо перед ним и только ждала, пока Хэнк на нее набросится.

— Короче, мы в жопе, — коротко констатировал он и, взяв в руки вилку, наколол на нее жирный кусок бекона, которым отсалютовал родственнице, иронично добавил: — Ну раз выхода из нее пока не видать, то… Поздравляю тебя с тем, что ты вернулась в этот бренный мир, и, конечно же, добро пожаловать в мать его Детройт… кузина.

После чего не без удовольствия сунул в рот бекон, прожаренный ровно настолько, как он любит, отчего невольно ощутил прилив ностальгии по-детству. Нет, то, как его родаки, да и он сам, относились к Гарри было ужасно и противозаконно, но Хэнк был бы лицемером, если не признал, что лучше, чем его кузина, никто в его жизни больше не готовил.

Особенно английские завтраки.

В этот момент, Хэнк даже не осознал, как та его часть, которая не переставала болезненно ныть с тех пор, как он потерял сначала родителей, а потом и сына с женой, затихла, а его застарелое одиночество вдруг стало не столь удушающим.