Больные гмошки (джен)

На этом вполне можно историю закончить. Ведь и так ясно, что модифицированные быстро поправятся и что наш учёный их в обиду не даст. Но (да простит нас Франкенштейн!) мы чуть не забыли ещё об одном участнике событий.

Рейзел весь день чувствовал себя как-то странно. Ощущение необъяснимой тревоги нависло над ним, но ничего из ряда вон выходящего так и не произошло. Со школьниками всё было отлично, и они здорово провели вместе время за таким достойным занятием, как сочинение музыки. Получалось у них, конечно, неважно, но они только начали свой путь, так что когда-нибудь могут добиться и хороших результатов. Кроме Шинву, конечно. Он яростно колотил по клавиатуре синтезатора, извлекая из неё ужасающие лающие, шелестящие, шипящие и дребезжащие звуки. Ясно, что он к делу отнесся несерьёзно и просто баловался. Но у остальных есть хороший шанс.

Но не музыка беспокоила Рея. Весь день, сначала в школе, потом дома, он чувствовал присутствие какой-то угрозы. Но всё было как обычно. Так как Рейзел вернулся позже, чем всегда, он не застал привычного ужина. В гостиной было уже пусто и темно. Это совершенно не мешало ему читать. Сегодня Франкенштейн подготовил очень интересный отчет об изменении климата на Земле и других современных опасностях. Рейзел погрузился в эту волнительную тему, но так и не смог сосредоточиться. Его волнение явно не темой доклада определялось. Что-то было не так.

* * *

Франкенштейн пребывал в довольно необычном настроении. Ведь как бывает: когда всё хорошо, ты умиротворен, когда нет — в ярости и напряжении. А сейчас было не так. Не на кого было, по большому счету, сердиться. Не хотелось крушить Копьем стены в зале тренировок, напротив, надо было вести себя поспокойнее. Он себе говорил, что ничего такого не произошло, но чувствовал какую-то эмоциональную усталость. Это чувство усугубилось, когда он поймал странный отголосок ауры Мастера. Обычно Мастер поглощен чтением. Всё, что ему требуется, это отчет и чай. Они никогда не беседуют по ночам, иногда — отправляются на прогулку по ночному городу. Но очень редко. Обычно Мастер внимательно читает всю ночь напролет… Сейчас Мастер стоял у окна и о чем-то размышлял. В Лукедонии он так проводил большую часть времени. Но та жизнь осталась в прошлом, и Мастер усвоил новые привычки. Сейчас такой знак был тревожным. Франкенштейн уже успел заметить, что Мастер встает у окна, когда надвигается серьёзная опасность… Что ещё произошло?

— Все хорошо, Мастер? — нейтрально спросил Франкенштейн, так как не мог себе позволить показать настоящие чувства.

Рейзел обернулся и кивнул. Но учёный уже успел уловить тревожную искру в глазах Мастера. Что-то не так! И Франкенштейн, кажется, догадывается, что именно.

— Хотите чаю, Мастер?

Он опять кивнул, как обычно, не тратя лишних слов на общение. Но кивок был каким-то более принуждённым; Мастер не отнёсся к предложению со своим привычным воодушевлением.

— Уже несу! — воскликнул Франкенштейн, с которого внезапно слетела маска невозмутимости, и быстрым шагом отправился на кухню.

* * *

Рейзел сидел, отложив доклад в сторону, и с удивлением рассматривал свою кружку. Вернее, не свою. На этот раз кружка была большая и не такая изящная, как он привык. Но не это главное. Почему чай был ярко выраженного розового оттенка и с явно ягодным запахом?

* * *

Ещё через час Франкенштейн, поднявшийся в гостиную из лаборатории, заметил, что Мастер к чашке так и не притронулся. «А компот-то совсем остыл», — расстроился Франкенштейн. Как же он мог объяснить Мастеру, что это не чай? И что ему и положено быть таким странным… И про простуду спрашивать самому совсем не хотелось, но чем быстрее он возьмётся за дело, тем больше шансов побороть болезнь в самом начале. Франкенштейн унёс кружку и поставил на стол другую.

* * *

На этот раз это был явно чай. Обыкновенный, Рейзел часто его пил. Но сейчас в нём что-то плавало, какая-то странная жёлтая долька, похожая на часть плода (но это точно был не банан). Рейзел аккуратно извлек эту диковинку и лизнул. Франкенштейн, не ожидавший такой скорости реакции от Мастера, горестно всплеснул руками и запоздало объявил:

— Мастер, это называется… лимон.

* * *

Франкенштейн нервно мерил шагами кухню. Мастер беспокойно листал доклад. Он пока так и не нашёл причину волнения Франкенштейна, но было ясно, что не только сам Рейзел чует что-то недоброе. Если они оба это предчувствуют, жди беды. Но всё-таки доклад попался очень увлекательный (недаром Франкенштейн всю душу в эти доклады вкладывал), поэтому Мастер читал его до утра… Что позволило Франкенштейну, который перестал экспериментировать с экзотическими напитками для Мастера, спокойно поразмыслить и придумать более рациональные пути.

А с утра Рейзел понял, что было в этом доме не так. Дом ощущался так, как будто в нём жили только он сам и Франкенштейн. Это было хорошо знакомо и даже напоминало о счастливых днях, прожитых в Лукедонии, но сейчас это почти что угнетало. Рейзел привык к шумному дому, полному народа. Сейчас не хватало троих самых шумных обитателей… Вчера вечером он решил было, что они просто отправились отдыхать, но когда за завтраком собрались только он сам, Франкенштейн, Сейра и Регис, Рейзел серьёзно задумался: когда было такое, что модифицированные пропускали завтрак? Они могли долго обходиться без еды, но ни у кого никогда не возникало желания воздержаться от приёма пищи… Их не бывало за общим столом только в двух случаях: либо они были на задании, либо в лаборатории Франкенштейна. И если в первом случае Мастеру оставалось только надеяться на профессионализм агентов, то во втором возникал закономерный вопрос: что случилось? Почему все трое оказались в лаборатории? Вот что неладное чувствовал он вчера… Если, конечно, они и правда не на задании.

А в этом Рейзел убедился, когда увидел, как Франкенштейн аккуратно разложил три порции для модифицированных в коробки для завтрака и торжественно направился с ними к лифту. Потом Франкенштейн почему-то вернулся с теми же коробками, и Мастер заметил, что они остались нетронутыми. Рейзел хотел было спросить, что произошло, но Франкенштейн просто на бегу кивнул Мастеру и снова скрылся в лифте.

* * *

Разобравшись со злополучным хакером, Франкенштейн со вздохом уселся в кресло, чтобы хоть немножко передохнуть. Трио ему вымотало все нервы с их болезнью. Мало того, что он беспокоился об их общем состоянии (ведь всегда неприятно, когда кто-то из домочадцев болеет), он боялся, что они заразят Мастера! Насчет себя Франкенштейн не переживал: обычно он не подхватывал разношерстные простуды и гриппы, даже если по школе гуляла зараза (хотя обычно он закрывал школу на карантин, не дожидаясь, что на это даст добро администрация). Бывало с ним, конечно, всякое… Но он-то выкарабкается как-нибудь, а вот Мастера не заразить… Тем более, он ведет себя необычно, ох, как же на душе неспокойно! Франкенштейн уже и так в лаборатории скрылся, чтобы исключить малейший риск передачи заразы, но тут выясняется, что у Тао возникли внезапные осложнения (сам Франкенштейн никогда пониженной температурой не страдал, поэтому не предвидел такого поворота). Учёный не раз спасал модифицированных. Даже если за последнее время посчитать, несколько серьёзных случаев наберется… Но всё равно каждый раз под маской уверенности он скрывал своё беспокойство. Он же с живыми людьми работает. И не какими-нибудь. Почти что с семьёй… Как они так быстро прижились в его доме? Не так это всё и важно, главное — вовремя понять и не позволить, чтобы с ними что-нибудь случилось. Поэтому Франкенштейн со всем профессионализмом раз за разом исцелял модифицированных, не позволяя им усомниться…в чём? В непобедимой силе знаний Франкенштейна? В том, что он умеет всё? Что вытащит их, что бы ни произошло? Простуда — это ерунда, но ученому всё равно приходилось себя успокаивать. Он в ответе за тех, кого хоть раз излечил…

Он поднял голову и столкнулся с испытующим, немигающим взглядом Рейзела. Мастер? Он умеет всё делать бесшумно, приближаться незамеченным, читать мысли… Но не в случае с Франкенштейном, который его уж слишком хорошо изучил. С ним у Мастера другой стиль общения. Взгляд — и его невозможно не почувствовать, на него невозможно не ответить.

Рейзел не торопился читать следующий доклад о правилах летних и зимних Олимпиад — зачем эта информация понадобилась Мастеру, Франкенштейн не спрашивал, но подозревал, что это как-то связано с живым обсуждением грядущей Олимпиады. Мастер явно на сегодня удовлетворился чтением доклада о мировых катастрофах. К чаю он тоже отнесся прохладно даже после того, как Франкенштейн принес обычный, нормальный, чай без всяких противопростудных элементов. И теперь этот требовательный, вопрошающий взгляд… Нельзя больше ждать.

— Ответьте мне честно, как Вы себя чувствуете, Мастер? — насколько мог, учтиво попросил Франкенштейн.

— Хорошо, — ответил Рейзел, но ученого это совершенно не успокоило, хотя он и знал, что Мастер ни за что не станет ему лгать.

* * *

Рейзел мысленно страдал. С одной стороны, интересоваться состоянием модифицированных — это естественно. Они его семья, они уже не раз доказали ему свою преданность, а он не раз помогал им в тяжёлую минуту. Ради этих людей Рейзел жертвовал запасом жизненной силы не просто с меньшими сожалениями, а чуть ли не с удовольствием. Что-то сладостное было в том, чтобы отдавать себя по крупицам тем, кого любишь и ценишь. И не мог он не переживать о них. Но с другой стороны, как можно сомневаться во Франкенштейне? Ведь его Франкенштейн — гений, он способен на то, до чего другие никогда не додумаются либо, всё же додумавшись, никогда не смогут воплотить без его помощи. Ничто не спасет врагов Франкенштейна. Дело не только в Тёмном копье. Ничто не спасет от самой внутренней сути учёного, от сочетания его жажды познания и покорения окружающего мира, его неуёмной энергии и упрямства. Для него не существует преград, потому что он никогда не останавливается перед ними. Он ищет ответ, пока не найдёт. В сочетании с его силой и выносливостью этот характер делает Франкенштейна непобедимым. Он просто неспособен проигрывать. Он всё сделает, только чтобы оставить последнее слово за собой. И что бы ни угрожало модифицированным, Франкенштейн одолеет врага. Не будет спать ночей, забудет о комфорте, поменяет местами небо и землю, но решение найдет. Как можно спросить у Франкенштейна, всё ли у него под контролем? Как можно пожелать убедиться, что с модифицированными всё хорошо? Любой вопрос станет проявлением недоверия к ученому. А недоверие — это словно яд. Он разъедает душу, замутняет разум. Может ли Рейзел позволить, чтобы Франкенштейн пережил это? Ведь он прекрасно понимал, что если Франкенштейна в этом мире и интересует чье-то мнение, то только его. Мнение Мастера.

Поэтому Рейзел страдал и надеялся, что Франкенштейн, вопреки обыкновению, решит побеседовать с ним. Расскажет, что происходит. Объяснит. Поможет развеять сомнения и унять беспокойство.

Но Франкенштейн не понимал. Их взаимопонимание в привычных условиях было идеальным, но ничто не осталось так, как было. Лукедония осталась в прошлом. Мир Мастера расширился. Не просто живые существа, которых он защищает. Не просто слуга. Не просто распахнутое окно. Рейзел теперь чувствовал, что абсолютно не умеет общаться с людьми, но не общаться с людьми, живя в мире людей, тоже совершенно невозможно.

— Проверю камеры, — вставая, сказал Франкенштейн. — Я скоро вернусь, не беспокойтесь, Мастер.

Рейзел и рад был бы не беспокоиться.

* * *

Больничный нравился модифицированным всё больше и больше. Правда, казалось немного странным весь день лежать в постели, зато сколько свободного времени появилось! Такео и М-21 с интересом шарились в хакерском компе. Ничего такого они там не нашли, конечно. Было бы странно, найди они хоть что-то, представляющее ценность. Тао снисходительно взирал на их попытки. Последние пять минут Такео посвятил тому, чтобы перевести все названия папок, которые стройным рядком красовались на рабочем столе.

— Нашёл, что ли? — всё-таки поинтересовался хакер.

— Определённо, — добродушно проворчал Такео. — Я нашел целый рабочий стол!

— С чем тебя и поздравляю! — улыбнулся хакер. — Дай мне? Ты так до завтрашнего утра искать будешь!

— Ты пока как раз выспаться успеешь, — сказал М-21. — Он сейчас по второму кругу начнет, спорим?

— А ты сам-то видишь нужную папку? — поинтересовался Тао.

— А то, — фыркнул М-21.

— Ой, что-то я сомнева-аюсь, — пропел Тао.

— Ясно, — тут же среагировал М-21. — На рабочем столе нет, ищем в загрузках.

Тао только засмеялся.

— Удачи, — он улегся поудобнее и продолжил наблюдение. — Хоть музыку включи, что ли? Веселее будет!

— А у тебя голова не болит? — спросил Такео, с подозрением оглядывая хакера. — Кто тебя знает, не вредно это?

— Да кому когда музыка мешала? — Тао чувствовал себя практически здоровым, все-таки лечение Франкенштейна отличалось повышенной эффективностью. — Врубай!

— А ну-ка погодите, — вмешался М-21. — Ничего не врубай!

— Ну-у, — разочарованно протянул Тао. — Чего так?

— Ш-ш-ш! — грозно пояснил М-21.

— Он так не на вервольфа, а на дикого кота смахивает, согласен? — спросил Тао. Но Такео смотрел не на него и не на М-21.

На их глазах дверь бесшумно отворилась, и на пороге появилась фигура, выступившая из полумрака.

— Ой-ой, — Тао очень вовремя вспомнил про одеяло и начал медленно натягивать его на себя.

— Ты чего?

— Там это… красные глаза, — как пятилетний мальчишка родителям, объяснил Тао. — За дверью…

— А какие же ещё, — рассмеялся вдруг М-21.

В комнате стоял Рейзел-ним.

* * *

Как предгрозовое ожидание разрешается, наконец, грозой, так и опасения Франкенштейна, обеспечившие ему непрекращающееся напряжение по ходу дня, разрешились настоящим стихийным бедствием. Вернувшись из лаборатории, Франкенштейн Мастера не нашёл. На столе сиротливо остывал чай, к которому Мастер так и не притронулся. Доклад лежал на полу, очевидно, оказавшись там из-за сквозняка. Интересно узнать, откуда в комнате сквозняк? Франкенштейн закрыл окно и задумался: неужели Мастер отправился на прогулку? Один? И в таком состоянии? Неужели Мастер не знает, что при простуде прогулки противопоказаны? И сейчас он гуляет по крышам, в лёгкой школьной форме, ночью, на сквозняке… Или идёт, затерявшись в толпе… В толпе, больной гриппом…

Франкенштейн быстро набросил пальто и отправился на поиски Мастера. Он знал, что Рейзел не уйдет далеко. Не сможет. Один не сможет. Мастер запомнил их улицу и несколько соседних. Выучил дорогу до школы и худо-бедно ориентировался в районе супермаркета. Но дальше Мастер просто не уйдёт… Франкенштейн пробежал по всем знакомым Рейзелу маршрутам, но нигде его не нашёл. Что хуже всего, он не чувствовал мысленной связи с Мастером. Не смея связаться с ним в открытую, Франкенштейн пробовал ощутить присутствие Рейзела и…не чувствовал ничего.

Франкенштейн вернулся домой замерзший и практически доведённый до истерики. Он же сказал Мастеру, что уйдёт ненадолго. Выходит, Мастер специально ждал именно этого момента, чтобы уйти? Но куда же он мог направиться? Зачем? Франкенштейн попробовал успокоиться, пару раз глубоко вздохнул и отправился в подвал.

Он дал себе слово не беспокоить модифицированных, пока они не поправятся, но сейчас не было другого выхода.

* * *

Франкенштейн открыл дверь и прямо с порога заявил:

— Тао, мне нужны записи всех камер городского видеонаблюдения за последние два часа! Это очень срочно!

Хакер оторвался от просмотра фильма и в своей обычной манере спросил:

— А зачем? Что за спешка? А сверхурочно заплатите?

— Нет, — тут же ответил Франкенштейн, заметив, что просмотром фильма были заняты не только трое модифицированных, но и господин Рейзел.

— Всё всегда приходится делать за спасибо, — беззлобно подытожил Тао и протянул Франкенштейну компьютер. — Держите вот.

— Уже не надо, — оторопело отозвался учёный.

— Да я же сказал, что сделаю, — возмутился хакер. — Уж и пошутить нельзя.

— Уже совсем не срочно, — пояснил Франкенштейн и устало опустился на край дивана, на котором чуть ли не в обнимку уже сидели слева направо М-21, Рейзел-ним, Такео и Тао.

— Ну как знаете, — пожал плечами Тао. — Хотите с нами кино посмотреть?

* * *

— Вы вот мне только одно объясните, — сказал Франкенштейн, обращаясь одновременно ко всем, — как Мастер тут оказался и как вы посмели не отправить его обратно?

— Мастер сам нас нашёл, — пояснил Тао. — Зачем его отправлять назад, если он нас искал?

— Чтобы вы его…

— Не заразили, — тут же встрял М-21, гася франкенштейновский приступ ярости. — Знаем, слышали.

— Между прочим, Ноблесс не болеют простудой, — заметил хакер. — Мы у него первым делом поинтересовались.

— Так Мастер не болен? — удивился Франкенштейн.

— Нет, а с чего Вы взяли, что болен? — в свою очередь удивился Тао.

Сам Рейзел сидел рядом с невозмутимым видом и смотрел без звука рекламу чая, которая очень вовремя появилась на экране.

— Не важно, — безнадёжно махнул рукой Франкенштейн. — Хорошо, если это правда. Дальше что?

— Он нас нашел, потому что беспокоился за нас, — с гордостью сдал господина Рейзела Тао. — А потом мы сели смотреть кино на большом экране. Потому что сегодня, в отличие от вчера, нормальная программа по телевизору…

— Почему вы не отправили его наверх? — угрюмо поинтересовался Франкенштейн. — Я его везде искал…

На этих словах Мастер (реклама чая сменилась рекламой дезодоранта) повернул к Франкенштейну виноватое лицо и произнёс:

— Извини, Франкенштейн. Я не смог открыть дверь.

Разумеется. Эту дверь можно открыть, только зная пароль. Но ведь…

— Как же, в таком случае, Мастер открыл дверь, чтобы попасть внутрь? — поинтересовался учёный.

— А она была не заперта… — смущённо признался Рейзел.

— Она… ЧТО? — захлебнувшись в море чувств, переспросили модифицированные.

— Хотите сказать, что я забыл вас запереть? — поразился Франкенштейн. Впрочем, вполне возможно, что именно так всё и было.

— Она была открыта, — повторил Рейзел. — А когда я вошёл, закрылась…

— И мы решили посмотреть кино, потому что что может быть лучше хорошего фильма в хорошей компании? — с явным миролюбивым уклоном закончил повествование Тао.

* * *

На следующей неделе модифицированные вышли на работу. Они были абсолютно здоровы, но опасались, как бы Франкенштейн вконец не свихнулся от чрезмерной заботы, которой он их окружил. Сегодня учёный, которого явно раздирали два противоречивых желания (отправить модифицированных на работу и продлить им выходной для восстановления сил), всё-таки вытолкал их на дежурство. Но он же запретил им выходить из дома, пока они не примут надлежащий вид…

— Ну что за фигня? — поинтересовался М-21, разглядывая розовые перчатки, которые ему вручили. — Ну цвет — ладно, а как же когти-то мои? Мне некомфортно будет… А если непредвиденная ситуация? Как же выпустить, не повредив при этом перчатки?

— На меня глянь, — посоветовал Такео.

Он стоял перед зеркалом уже минуты три, тщетно пытаясь запихать свой хвост под аккуратную вязаную шапку.

— Ну не лезет моя голова сюда! На кого Франкенштейн её вязал?

— Почему ты думаешь, что он? — засмеялся Тао.

— Кто ж ещё до этого додумается…

Все трое понимали, что учёный заботится о них. И это осознание грело их куда лучше, чем сама зимняя одежда (за последнее время серьёзно похолодало, и Франкенштейн всем выдал зимние пальто и назойливые мелкие аксессуары вроде шапок). Но вот гнетущая аура, потихоньку расползающаяся по прихожей, заметно подмораживала их желание всё бросить и выскочить на улицу в привычном неутепленном виде. Поэтому все кое-как смирились с обновками и вышли из дома.

* * *

Что ни говори, а вкус у Франкенштейна был отменный. Как и чувство юмора. И он не стеснялся делиться им с окружающими.

— Какая шапка у вас, Тао-оппа, прикольная, — пропела Суйи, таща за руку спящего на ходу Шинву. — Вот так посмотришь — и кажется, что весь учебный день удачно сложится!

— А то! — весело согласился Тао и закрыл глаза на двухминутное опоздание школьников. — Можешь считать, что я кошка, приносящая удачу! А теперь бегите в класс!

— Удачу, значит? — поинтересовался М-21. — А что для этого нужно сделать?

— Вот что, — оживлённо отозвался откуда ни возьмись объявившийся Такео и почесал за ушком весёлую шапочку в форме котика.

— Откуда Франкенштейн только такие вещи берёт? — поразился М-21, вдоволь насладившись зрелищем.

— А я вам скажу, если обещаете никому не рассказывать, — шёпотом объявил Тао.

— Да кому бы? — искренне удивился М-21.

— Это Рейзел-ним учился обращению с компьютером и нашёл интернет-магазин… — с озорными искорками в глазах пояснил хакер. — Франкенштейн просто не может позволить таким замечательным вещам валяться без дела.