Все намного, намного хуже, чем я думал.
Я стоял перед жутким зеркалом, не отрывал глаз от своего полупрозрачного отражения. Оно напоминало призрака, мимолетное видение — легкое прикосновение, и развеется.
Или проблема в зеркале, или во мне. Иных вариантов не было. Я отпрянул от зеркала и выбежал из библиотеки в кабинет.
Завертелся на месте. Стрелял взглядом в разные стороны: окна, стол, цветные папки. Искал хоть какое-нибудь зеркало. Не обязательно зеркало, любую отражающую поверхность.
Проскочил за стол и встал перед раскрытыми окнами. Присмотрелся. Ничего не разобрать — на улице слишком светло, а отражения появлялись в темноте.
— Черт!
Развернулся к столу. Кружка Дениса блестела под лучами дневного солнца. Может сработать. Подхватил ее, встал спиной к окну и поднес к лицу.
На темно-синей поверхности отразились оконные рамы и белые прямоугольники самих окон. А перед ними мой силуэт. Лица не разобрать, но себя я видел — уже хоть что-то. Я зашагал вдоль окна, чтобы за спиной промелькнула оконная рама и… Да! Проблема во мне! Вытянутый прямоугольник просвечивался сквозь темно-синее пятно моей головы.
Я вернул кружку на стол и побрел в угол кабинета. Когда дошел, развернулся и пошел к другому. Метался из стороны в сторону, как запертый в клетке зверь.
Сквозь меня просвечивались предметы. Что это значит? Явно не что-то нормальное. Так не должно быть, даже после заявления права на обмен. Я запорол ритуал? Те взгляды и ощущения не описывались в «Основах», с ними никто, кроме меня, не сталкивался. Все из-за долга? Слишком много неизвестных. Я отсек вариант с жутким зеркалом, но стало только хуже…
— Тише, Тео, — выдохнул я и остановился посреди кабинета. — Спешка только навредит. Нужно понять, что происходит. Нужно от чего-то оттолкнуться.
Я скрестил руки на груди. Указательный палец отбивал бешеный ритм по левому локтю.
Ритуал сработал — это факт. Взгляды и отражение подтверждали это. Какие последствия у заявления права? Скрытые больше не прячутся от меня, а Вселенная наблюдает и разговаривает со мной. В «Основах» были примеры последнего: принесенный ветром шепот или внезапно высохшие на «случайном» слове чернила. Символизм. Ведь мир не знал другого языка.
Что значило призрачное отражение? Мое шаткое положение? Скорую гибель? Что я «здесь» и «не здесь» одновременно?
Я одернул себя. Гадание ничего не даст. Посмотрел в сторону библиотеки. Наверняка кто-то собрал послания мира, не все, но хотя бы самые частые.
В «Указателе» нашлось три книги: «Подсказки Вселенной. Том 1», «Подсказки Вселенной. Том 2», «Подсказки Вселенной. Том 3».
Я вырвал книгу из крепких объятий соседей, выскочил из тайной комнаты и уселся за стол.
Обложка была сделана из кожи и окрашена в коричневый цвет, страницы белели от новизны — возможно, книгу недавно переиздали. Автор заботливо выписал в самом начале содержание, в отличие от авторов «Основ» и «Ничтожных».
Мой палец быстро спускался со строчки на строчку, не поспевал за бегущим впереди взглядом. Стоило найти заветное слово «зеркало», я одним махом перелистнул половину книги и чудом попал на нужную страницу.
Зеркало позволяет увидеть себя глазами его владельца. Если оно принадлежит миру, можно узнать свое положение в нем и как взаимодействие с определенными Скрытыми отразилось на Вас.
Кривое отражение говорит о влиянии изворотливых и изменчивых Скрытых: фей, чертей и подобных им. Ваши знакомые в скором времени не узнают вас, а более прямолинейные Скрытые невзлюбят.
Разодранная и сгнившая кожа свидетельствует о слишком сильном увлечении мертвыми. Скоро окружающие начнут чувствовать от вас неприятный запах, а одежда быстрее портиться. Будьте осторожны: упыри, вампиры и прочая нежить потянется к вам и, если вы живете не в отдалении от людей, нападет на невинных. Тяжесть произошедшего частично ляжет на вас.
Полупрозрачное и бледное отражение означает сильную тягу к сущностям запредельным. Вы слишком много общаетесь с обитателями Грез, Снов и Слепых пятен. Также излишне используете дары незримых Скрытых. Мир забывает о вас. Ценность вашего существования крайне мала.
Я перечитал несколько раз, чтобы удостовериться.
Я исчезал. Не прямо сейчас, но постепенно. И однажды мир забудет обо мне.
Палец постукивал по столу, я смотрел в пустоту перед собой. Ритуал не при чем. Мое присутствие в мире всегда было не больше камешка на обочине. Прохожие нередко врезались в меня, а знакомые забывали мое имя. Я списывал все на низкую самооценку — редко начинал разговор и никогда не выделялся. Всему виной эта женщина. Если бы она проявляла ко мне хотя бы толику внимания, которого удостаивались другие, я не был бы в такой заднице!
— Чудесно. Просто чудесно, — вздохнул я.
Помимо долга, мне нужно как-то подкрепить собственное существование, а иначе… Что? Какие последствия меня ждали?
Я поднялся с кресла, вернулся в библиотеку и поставил книгу обратно. В мыслях промелькнула одна идея. Думаю, мое положение можно использовать как ориентир. Я заявил права и стал мистиком, но что дальше? Библиотека набухала от книг на самые разные темы, аж глаза разбегались. Но они бесполезны для новичка, который не знает, за что взяться.
В «Подсказках Вселенной» упоминались Сны, Грезы и Слепые пятна. Начну с них.
Я перечитал «Указатель» два раза и не нашел ничего подходящего. Значит, зайду с другой стороны. Каких Скрытых можно назвать «незримыми»? Всех… Опять тупик. Тогда Скрытые, существование которых граничит с забытием? Нашел! Я увидел эту книгу, когда зашел в библиотеку в первый раз.
Взял с полки рядом с выходом книгу с названием «Пастени, тени и тульпы» и придержал ее второй рукой. Желтые страницы чуть не вывалились из обложки. Еле успел…
Книга выглядела ужасно, если не хуже: страницы хрустели, будто сухие листья, а обложка разваливалась прямо на руках. Из всех книг, что я видел здесь, эта больше других напоминала оккультный гримуар с запретными знаниями. От нее веяло стариной и магией.
В книге описывались мимолетные сущности — настолько хрупкие, что дуновение ветра способно убить их. Автор — Кайрус Петраускас, литовский иллюзионист — связал жизнь и свое ремесло с пастенями — Скрытыми, которые рождались после смерти людей, животных и других Скрытых. Он сравнил пастеней с восточными тульпами и западными тенями и нашел много сходств. Тех и других в мире удерживали впечатления, воспоминания и чувства. Иными словами, связи. Они брали силу из них и продлевали свое существование. Пастеней иногда путали со славянскими домовыми, но Кайрус писал о подобном, как о «глупости и слепоте».
Я пробежал книгу глазами. Мне требовались связи, прочная и устойчивая опора. Кайрус включал пастеней в свой быт, рассказывал о них знакомым и другим мистикам, уделял внимание каждой и дарил материальные подарки. Пастени маленькой девочки он купил вязанные тапочки, а для пастени природного духа обустроил небольшую грядку за домом.
Закрыв книгу, отнес на прежнее место. Меня не интересовали тени, тульпы и пастени, но я почерпнул для себя много полезного. Лучше записать, а то забуду. Черкнул в блокноте новый пункт в списке задач и поспешил из кабинета. Зашел в гостиную, повернул к проходу на лестницу. Одну проблему решил, пора взяться за вторую.
Какой-то Скрытый отворачивал меня от большинства помещений в доме. Глупо идти навстречу с непонятно кем, поэтому я прикинул несколько путей побега.
Для начала мне не желали зла. Я в поместье не один день, и за это время на меня ни разу не напали. Думаю, кроме разговора мне боятся нечего. Я в любой миг могу оборвать его. Развернуться и уйти. Нет ни одного правила, которое запрещало бы мне так сделать.
Затылок просверлил чей-то взгляд. Я замер в метре от порога, поднял ногу и прыгнул. Посмотрел перед собой. Меня вернули в гостиную, откуда прыгал. Развернулся к порогу. Глубоко вдохнул, выдохнул. Без спешки, только холодная голова и хорошо обдуманные решения.
«Никаких вопросов без обозначения цены», — решил я.
После заявления права каждое предложение и действие символизировали или обмен, или вложение. Если так, то что значили обычные вопросы?
Набрал полные легкие воздуха и громко произнес:
— Я, Рязанов Теодор Александрович, требую Скрытого, что мешает мне переступить порог, бесплатно показаться!
Тишина. Я стоял перед порогом и ждал. Ждал, пока Скрытый подаст хоть какой-то знак. И он подал.
Взгляд на затылке пополз влево, половицы за спиной жалобно заскрипели, словно по ним ступало что-то тяжелое.
Обернулся и никого не увидел. Взгляд на шее пропал, из прохода послышался стук копыт — кто-то спускался по лестнице со второго этажа, отбивая когтями по поручню неспешный ритм. Я попятился и тут же замер. Сбоку, с той стороны, показались бледные пальцы с черными ногтями. Они выпрямились и резко сжались на дверном косяке. Их хозяйка не заставила ждать.
Передо мной вышла невысокая девушка лет двадцати-двадцати пяти. Она носила черный топик, черные шорты и черные туфли. Все в одном стиле. Бледная кожа сильно выделялась на фоне одежды — девушка будто никогда не видела солнца. Я не сразу заметил ремень, такой же черный и чересчур длинный. Один конец вылезал со спины и постоянно бился о заднюю сторону бедер.
Девушка провела пальцами по темным волосам, встала на пороге, скрестила руки на груди и улыбнулась мне.
— Приветствую, ручной мистик Марии, — сказала она. — Ты позвал, и вот я.
Я сжал пальцы в кулаки, прочистил горло и выпрямился. Не ожидал, что сработает.
Она назвала меня «ручным мистиком Марии». Хотелось спросить, что это значит, но нельзя. Если ответит, на меня наложится долг. Пустяковый, но долг без ясной цены.
«Первое предложение и сразу ловушка, — подумал я. — Она и эта женщина стоят друг друга».
— Назови свое имя… в обмен на знание моего. И назовись, что ты такое, в уплату за грубость.
Я понятия не имел, к какому типу Скрытых она относилась. Дух? Тень? Черт? Может, какое-то божество? Слишком мало информации. Я был «оккультным бомжом» без кармического гроша в кармане. Единственный способ получить от нее хоть что-то — навязать долг.
Не знаю, сколько смысла было в словах о грубости. Выбирать не приходилось, в ход шли любые уловки. Даже правила хорошего тона, которым я и сам не следовал.
Девушка в ответ лишь усмехнулась.
— Мария назвала меня Амбрагарудой. В моих действиях не было «грубости», — сказала она. — Поэтому не скажу. Догадывайся сам.
Уже хоть что-то. Но имя мне ничего не говорило.
— Мне нужны ответы. Правдивые. Желательно бесплатно. Но могу отплатить ответами на твои вопросы.
— Нет, — цокнула она. — Цены не равны. Хорошая попытка, ручной мистик. Но я сделаю одолжение и скажу, как их уравнять. Совет бесплатный.
Я обдумал предложение и прокрутил в голове ее слова пару раз. Кроме подначивания моего любопытства «ручным мистиком», не нашел ловушек.
— Давай.
Амбрагаруда указала на мою руку, и я заметил, что до сих пор сжимаю кулаки. Пальцы слегка онемели.
— Я отвечу в обмен на ноготь. Обещаю: вырвать без боли, тебе даже понравится. Или обязуюсь отвечать правдиво на все вопросы, в том числе и на будущие, в обмен на твое заточение на один год. Не боись, о милый ручной мистик, я обеспечу тебя всем необходимым: вода, еда и развлечения. Все, что душа пожелает. Но я буду сдирать с тебя шмоток кожи раз в день. Под конец сошью костюм. Я буду одеваться в «тебя», чтобы выйти к людям.
— … откажусь, — только и выдавил я.
Откашлявшись, произнес:
— Предлагаю другое. Всего один ответ. Бесплатно, конечно же.
Она посмотрела мне в глаза. От взгляда ее серых зрачков по коже пробежали мурашки. Я скривился. Почувствовал, как она прожигает меня, продирается сквозь кожу и кости, как устремляется прямо в мозг, чтобы разворошить там все и разорвать на части.
Не знаю, сколько продлились гляделки. Но по ощущениям — очень долго.
— Зависит от вопроса, — улыбнулась она, не отводя глаз.
— Мне нужно попасть в другие комнаты. Думаю, есть какое-то условие или плата за пропуск.
— Я пропущу за один человеческий год. Даже раскрою бесплатно — почему. Мария оплатила мои услуги на два года и приказала не пускать тебя в остальные комнаты. Заплатив один год, ты получишь пропуск на это же время. А после… Делай, что хочешь.
Амбрагаруда усмехнулась, словно произнесла смешную шутку, и продолжила:
— А вообще-то, ты мне нравишься, Тео. Твоя осторожность и неловкость умиляют, а обход вопросов — лучшее, что я слышала за год, пока ждала тебя. Предлагаю, чтобы с этого мига все ответы были бесплатными, если не сказано обратное.
Я кивнул.
— Отлично, — сложила она пальцы в замок. — Ручной мистик, я ведь болею за тебя. Мария бесит меня. Гордая, строгая и язвительная. Худшего человека не найти.
На этот раз «ручной мистик» прозвучал громче, чем остальные слова. Мои губы сжались в ровную линию. Хотелось рявкнуть, чтобы она меня так не звала, но я удержался.
— Мы с тобой в одном положении, — кивнула она сама себе. — Да-да, веришь или нет, Ручной Мистик. Для этой женщины мы лишь инструменты. Я сторожу пороги, а ты, РУЧНОЙ МИСТИК, делаешь…
Амбрагаруда осеклась и смущенно прикрыла рот ладонью, широко раскрыв глаза. Она подначивала меня, распаляла любопытство и била в одно место: с каждым разом сильнее повышала голос на «РУЧНОМ МИСТИКЕ», а затем резко снижала, когда начинались другие слова. Амбрагаруда вкладывала силу в «РУЧНОГО МИСТИКА». Не знаю, как она добилась этого. Вложение должно было усилить влияние на нее саму, но не меня.
«Силу вкладывает не она», — пришла мысль.
Я подпитывал «РУЧНОГО МИСТИКА» вниманием. Из обычного словосочетания оно превратилось в проклятие. Буквы жужжали над ушами, как рой комаров. РУЧНОЙ МИСТИК. Проклятые звуки отдавались даже в мыслях, кожа зудела лишь от одного слога… РУЧНОЙ МИСТИК… Хотелось спросить: «Что это, черт возьми, значит? Почему ты меня так называешь?»
Но я одернул себя и глубоко вздохнул.
— Ты задумался, РУЧНОЙ МИСТИК.
— Трудно жить без паспорта. Это очень важный документ, — перевел я разговор в другое русло, чтобы не думать о проклятых словах. Еще больше внимания, и я задам вопрос.
— Спрашивай прямо. Мы же договорились.
— С твоих слов… Мария, — выплюнул я имя этой женщины, — приказала ограничить мои перемещения.
Амбрагаруда кивнула.
— Но она не запретила свободно бродить по дому тебе. Предлагаю клочок волос за мой паспорт.
Она приложила палец к подбородку и чуть наклонила голову вперед.
— Забавно. Обычно я по опыту легко понимаю: сходятся цены или нет. Но тут растерялась, — развела она руки в стороны. — Ты уже должен знать, как определять цены. Я подожду бесплатно. Иди, РУЧНОЙ МИСТИК.
Я развернулся и медленно пошел через гостиную к проходу в коридор. Переступив порог, сорвался на бег. Когда я влетел в кабинет, выдохнул весь воздух из легких.
Сердце бешено стучало в груди. Майка под толстовкой промокла насквозь. О чем я, черт возьми, думал?
Сгреб блокнот и ручку и остановился. Мне не нужно проверять цены перед ней. Рухнул в кресло и перелистнул на чистый лист. Сверху написал «Мой паспорт», а снизу «Клочок моих волос». Обвел в кружки, опустил конец ручки на край нижнего и медленно повел вверх. Этот способ сравнения описывался в «Основах».
По мере движения линия истончалась, пока не оборвалась в паре сантиметров до кружка с паспортом. Для уверенности провел еще одну. Результат тот же. Интересно. Будь у меня друзья, мог бы удивить их таким фокусом. Как к этому отнесется Надя? Уже хочу увидеть ее лицо.
Я улыбнулся. Поднявшись с кресла, направился в гостиную, чтобы показать лист Амбрагаруде. Она стояла там же — на пороге между гостиной и комнатой с лестницей.
Я остановился в двух метрах от нее, приготовился показать блокнот и… мне пришла идея.
— Я покажу тебе листок с проверкой в обмен на правдивый ответ на мой следующий вопрос, — произнеся это, сжал блокнот двумя руками.
Жизнь на улице научила цепляться за любую возможность.
Амбрагаруда приподняла бровь и еле слышно фыркнула.
— Мне известно, что клочок волос стоит дороже, — сказала она и улыбнулась. — Но, да ладно. Согласна. Показывай.
Я развернул к ней блокнот, Амбрагаруда присмотрелась, кивнула сама себе и скрестила руки на груди.
— Спрашивай.
— Позже. Сейчас хочу услышать цену за мой паспорт.
Она усмехнулась мне в лицо.
— Узнаю ее почерк. Ты точно ее дитя!
Я смял края блокнота и прошипел сквозь зубы:
— Цена.
— Один правдивый ответ, — подняла она указательный палец.
— Согласен. А теперь мой паспорт.
Амбрагаруда прыгнула вбок и скрылась за стеной. До меня донеслось цоканье копыт и скрип ступеней. Через пару секунд цоканье перешло на второй этаж, потолок надо мной затрещал. Я на всякий случай подошел ближе к семейному портрету — ушел с возможной дороги Амбрагаруды на втором этаже.
Судя по звукам, она остановилась. Я прислушался — надеялся разобрать скрип открывающейся двери, чтобы…
— Готово, — донеслось из прохода к лестнице.
Резко повернулся и увидел Амбрагаруду. Она сжимала паспорт в указательном и среднем пальцах и протягивала его мне. Подошел ближе, но не взял.
— Ты хотела спросить что-то у меня, — сказал я.
— О, нет, — помахала она паспортом у меня перед носом. — Я спрошу позже. А теперь держи, РУЧНОЙ МИСТИК.
Амбрагаруда протянула паспорт.
— В чем подвох? — задал я вопрос, для которого и купил правдивый ответ.
За весь разговор я понял, что совершенно не понимаю, чего она добивается. Сначала ответ стоил один ноготь, затем после пары бесплатных цена сильно упала. И вот, она принесла мне паспорт в обмен на один ответ в будущем… Никакого постоянства. Никакого внятного мотива. Разговор больше напоминал игру в «наперстки», где маленький шарик являлся мотивом, а Амбрагаруда старалась всячески запутать меня. И, кажется, у меня получилось указать на правильный наперсток.
Она задумалась. На секунду взгляд стрельнул мне за спину, в коридор, и снова вернулся ко мне. Амбрагаруда прикусила нижнюю губу. Но я вместо радости пожелал убраться из дома как можно скорее. Без понятия почему. Мне показалось, что я задел тему, которой касаться не стоило.
Амбрагаруда посмотрела на меня, и я инстинктивно отступил.
— Подвох в том, — начала она и широко улыбнулась, — что за мой ответ ты заплатил кармой. Цены не равны, и мир восстановил разницу из твоей кармы. Это станет тебе уроком. В следующий раз проверяй цены.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Он самый, — усмехнулась она. — А это второй урок. Ты получил, что хотел.
Амбрагаруда кинула паспорт. Я поймал его и раскрыл на странице с фотографией и основной информацией.
Имя, фамилия и отчество совпадали. Город и адрес места, где я его получал — тоже. Свою фотографию я плохо помнил, но вроде она правильная. Я не видел ее два года, поэтому мог легко ошибиться. Серию и номер просмотрел бегло — никогда не запоминал их, не было надобности. Но я проверил количество цифр: четыре в серии и шесть в номере. Все верно.
— Не ищи ловушку там, где ее нет, — холодно произнесла Амбрагаруда.
Я на секунду спутал ее с кем-то другим — настолько перемена казалась невозможной.
Я открыл рот, хотел спросить. Но осекся — понял, что почти угодил в ее ловушку.
— Еще увидимся, Теодор, — сказала она.
Кивнув на прощание, вернулся в кабинет. Бросил паспорт в рюкзак и зашел в библиотеку. На лице растянулась легкая улыбка. Ни разговор с Амбрагарудой, ни балансирование на острие ножа, ни даже мое выживание в беседе с чудовищем не грели душу больше, чем маленькая частичка меня, спасенная из лап этого места. Я ощутил прилив сил. Два года. Я два года был никем. Бомж без документов, без знакомых в чужом городе. Призрак — так меня назвала работница приюта, когда встретила в больнице. Теперь у меня появилось доказательство моего существования. Захотелось проверить отражение в зеркале, но не думаю, что увижу разницу. Паспорт — лишь маленький шаг. И на подходе квартира и постоянный источник кармы.
Я взял с полки «Духи-хозяева. Классификация славянских малых господ» и уселся за стол. На черной обложке красовался золотой узор в форме низкого старика с широкой шляпой. Я поморщился. Милое изображение проклятого гнома вызывало приступ рвоты. От воспоминаний пальцы сами потянулись к шее. Сколько бы ни принимал душ, не смог смыть ощущение горячих рук на шее. Гном оставил на мне след. Свой след. Доказательство, которое нельзя отмыть даже самым ядренным мылом.
Я открыл книгу.
Домовых причисляли к духам — простейшим Скрытым, которые во что-то вселялись. Подобные этому гному принадлежали к более узкой категории «духов-хозяев». Они овладевали местами и даже промежутками времени. Домовому посвящалась целая глава с описаниями обрядов и возможных «подарков», что он может дать. Мне приглянулась шапка-невидимка, изготовленная из ногтей и волос домового. Как понятно из названия, она делала владельца невидимым, но в обмен уменьшала присутствие в мире.
Я вспомнил строчку из «Подсказок Вселенной» про использование даров незримых Скрытых. Я вздохнул. Придется забыть об удобном артефакте.
Не важно, насколько я ненавидел этого гнома, прогнать его, увы, не мог — кроме домового, неоткуда было брать карму. К тому же он будет содержать в чистоте квартиру. Преимущества перевешивали недостатки.
Выписав в блокнот заметки, вышел из поместья и двинулся к воротам по тропинке вдоль яблонь. Приближался вечер. Я посмотрел на яблони и увидел полупрозрачных слизней — по одному на дереве. Они зеленели, сливались с листьями, но пара усиков выдавала их. До заявления права я не замечал никаких слизней.
Ворота остались позади, и вскоре я вышел из СНТ на проселочную дорогу, которая пролегала сквозь скромный лес. По траве и стволам деревьев ползли бледно-зеленые вены. При направленном взгляде вены терялись в буграх и неровностях коры, но в боковом зрении горели, как звезды в ночном небе.
Это место кишело духами. Светлячки облепляли листья, из кустов высовывали голову лягушки, по стволам деревьев ползли огромные сороконожки длинной не меньше метра.
От их вида у меня зазудела кожа. Я ускорил шаг и чуть не налетел на маленький комок шерсти на дороге. Заметил его за секунду. Остановился, когда до столкновения оставалось два шага.
Присмотрелся. Передо мной сидел серый заяц. В его мехе спутались кусочки коры и листья.
Животное даже не шелохнулось от моих резких движений и все это время смотрело на меня. На голове я заметил два крохотных рога и закрытый человеческий глаз. Пушистые веки распахнулись, и зрачок сузился на мне. Заяц оскалился, оголил два ряда желтых человеческих зубов.
Я попятился.
— К сожалению, — прохрипел заяц старческим голосом, — у нее получилось.
Из человеческого глаза по мордочке сползла слезинка. И заяц продолжил:
— Не бойся, дитя. Я пришел для обмена. Не знаю, с кем ты успел столкнуться в доме Ведьмы. Но думаю, они были весьма скользкими, а их речи — сладострастными.
— Ты… Вы, — быстро исправился я. Чутье подсказывало, что грубость может аукнуться, — упомянули обмен.
— Покинь это место, этот город. И мы пообещаем бездействовать.
В голову не лезло ничего дельного — разговор с Амбрагарудой истощил меня. Хотелось задать много вопросов, но теперь каждый из них означал обмен. Как же тяжело жить без вопросов…
— Таково мое предложение, — сказал заяц, поняв, что я ничего не отвечу. — У тебя один день на решение. Надеюсь на твое здравомыслие.
Порыв ветра поднял с дороги пыль. Я зажмурился. Когда открыл глаза, заяц исчез. Единственным напоминанием о нем был островок зелени на месте, где он сидел.
Похоже, долг в сто девять лет — еще не самая большая проблема.
«Черт!»