Нитка (гет)

Устроившаяся на идеально заправленной кровати Сакура вырезает снежинки. Одну за одной, скрестив ноги и упершись в колени локтями, она выкладывает в нестройный ряд. Обрезки уже не только на подложенной бумаге, а еще и на смятом покрывале и даже на полу.

Мадара не видит в этом смысла. Проще купить украшения целым набором и не изобретать уже изобретённое. Вдобавок, это быстрее и не так… остаточно.

Спать в бумаге не понравится никому.

Это утро их выходного, так уж удачно совпали графики. И Мадара предпочел бы провести время по-другому.

Но Сакура, которой давно уже не одиннадцать, упрямо сыплет обрезками, щелкает ножницами, когда думает, где отрезать, рассматривает получившееся на просвет и кажется безмятежной.

Впервые за несколько недель.

Ее работу нельзя назвать щадящей. Мадара иногда не представляет, как это — проводить несколько часов в попытках спасти человека. Иногда бессмысленных, но все-таки с надеждой на свои руки, знания и, слегка, на чудо. Иронично, но врачи бывают суеверны.

Мадара предпочитает математическую точность, факты и точные прогнозы. Это приносит ему доход, а его компании — развитие.

Сакуре ее работа приносит облегчение и острое чувство несправедливости одновременно.

Их знакомство не назвать спокойным. Тогда она проводит время в баре с друзьями, а Мадара заглядывает к владельцу. Однажды решивший, что офисная работа не для него, Изуна решает жить с нового листа. Только почему-то открывает не типографию, а злачное место. Но, на удивление, приятное. Но по вечерам выходных чересчур людное.

Сакура, тогда еще незнакомка с блестящими глазами и взъерошенными неоново-розовыми волосами садится рядом с ним, хотя неподалеку освободилось одно место. Переговаривающийся с Изуной Мадара поднимает брови.

— Сделайте, пожалуйста, неприятное лицо, — просит она, пропустив и приветствие, и причину, почему он вообще должен ее услышать.

Изуна расплывается в ухмылке.

— Что, Сакура-чан, твоей лучшей подруге больше не наливать?

Мадара поднимает брови.

— Наоборот. У нее кончилась текила, — говорит Сакура-чан и смотрит на Изуну выжидающе. Тот кивает, почему-то ей подмигивает и двигается в сторону компании из нескольких девушек. — Говорю вам, сделайте неприятное лицо. Иначе моя подруга, у которой сейчас переизбыток текилы в организме, решит к нам подойти и сделать так, чтобы мы пошли на свидание.

Мадара в недоумении отставляет бокал и упирается немигающим взглядом в девушку. Он бывает у Изуны не раз и как-то привыкает, что у него обычно собираются условно приличные люди.

— Нет, так не пойдет. Нахмурьтесь, хотя бы. Вы так, конечно, очень красивый… но лучше, чтобы вы были пугающим. Я серьезно. Моя подруга сходит с ума по моей личной жизни уже два месяца! И она не отстанет от вас, пока не вытянет номер телефона. А это испортит вечер и мне, и вам. Так что давайте вы превентивно разобьете мне сердце сейчас, и я пойду ее разочаровывать, — и она расплывается в белозубой улыбке так, что у Мадары дергается глаз.

Он поворачивает голову в сторону компании девушек. Те, как по команде, отворачиваются в другую сторону. Наливающий им Изуна посматривает на него с усмешкой.

Мадара серьезный человек. Он может перечислить достаточное количество социальных ролей, чтобы это подтвердить. Но мысль, что кто-то будет еще бесцеремоннее, чем эта Сакура-чан, заставляет его поддаться.

От внимательного и тяжелого взгляда, которыми он обычно пугает проштрафившихся подчиненных, девчонка одобрительно улыбается во все зубы.

— Да, так отлично! А теперь скажите что-нибудь и отвернитесь! — она внимательно разглядывает его лицо.

— Твоя подруга спрашивала у меня его номер, — подходит к ним Изуна. — На твоем месте я бы ее послушал, — обращается к Мадаре. — Это страшная женщина.

— Я ей передам, — обещает Сакура-чан сердито. — Как бы она не решила взять твой номер телефона.

— Это угроза? — Изуна внешне не меняется, но Мадара с легким злорадством замечает, что это имеет влияние на брата.

— Учитывая, что у тебя нет девушки… да, — подмигивает ему Сакура-чан и напоминает: — Ну так вы…

— Удачного вечера, — желает ей Мадара с ледяной вежливостью и таким же лицом.

— И вам, — она улыбается снова, обдавая его волной облегчения, и ловко соскальзывает с барного стула.

— Харуно Сакура. Ординатура. Пьет только сок. Умеет боксировать, — монотонно перечисляет ему Изуна.

Харуно Сакура, уткнувшаяся носом в плечо одной из своих подруг, кажется смертельно обиженной. Ее подруга, выразительная блондинка, сверкает на Мадару взглядом так, что ему даже становится некомфортно.

— И зачем мне это знать? — спрашивает он у брата и берет бокал.

Брат невозмутимо пожимает плечами, как бы говоря: догадайся сам. Мадара не собирается догадываться. Он избегает назойливого внимания, пускай и приходится решиться на жертвы, и этим доволен.

Они сталкиваются у Изуны еще несколько раз. Последний перед тем, как прекратить быть полузнакомцами, оказывается ночным и до алкогольного горьким.

На часах больше двух ночи, и Мадара, заглянувший в свой выходной перед самым закрытием, обнаруживает: Изуна на удивление лоялен к концепции «до последнего клиента». Последняя клиентка пьет шот за шотом, как будто не пьянея.

В полутьме, где из света — только лампочки над барной стойкой и подсветка у коридора в туалеты, странная обстановка. Мадара не любит манипулирование ощущением «в безопасности», но у Изуны это почти ненавязчиво. Сам Изуна приветственно приподнимает ладонь и приглашает кивком головы за стойку.

— Не говори, что только с работы, — просит брат и шуршит над небольшой красной кофеваркой. — Доппио? Трипло? Лучше американо… Ты чего так поздно? У тебя выходной.

Не то чтобы настоящий выходной. Мадара часто берет работу домой. И вот, когда заканчивает, понимает, что сна ни в одном глазу. Суммирующаяся усталость, решает он, слегка развеется ездой по ночному городу. К тому же, с братом они тогда не видятся больше двух недель.

— Сакура-чан, ты делаешь мне выручку, но, может, кофе и такси? — Изуна чуть повышает голос, но говорит мягко.

Мадара скашивает взгляд на последнюю посетительницу. Ее молочно-мутный профиль кажется растворяющимся в сумерках.

Харуно Сакура поворачивает голову. Приветственно приподнимает ладонь, почти не выглядя пьяной. Отвечает Изуне:

— Спроси меня через три порции.

— Подумай сейчас, потом ты можешь не встать, — по-доброму поддевает ее Изуна.

— Хочешь меня выставить? — щурится она и упирается локтями в стойку.

— Я опасаюсь, что завтра ты проснешься и не встанешь, — Изуна подходит к ней и ставит напротив маленькую белую чашку, которую Мадара, вообще-то, ждет первым.

— Завтра уже сейчас, — улыбается ему Харуно Сакура, но не во весь рот, как обычно это делает. Но чашку берет.

Изуна возвращается к нему и принимается за новую порцию кофе.

Мадара терпеливо ждет в тягучей и теплой тишине, изредка посматривая в сторону, на сгорбленную фигуру. Он не любит пьяных людей, а если человек — женщина, то тем более. Изуна, вероятно, относится к ним более лояльно, если решает вести такой бизнес. Но то, как он говорит с ней, заставляет Мадару усмехнуться. Изуна редко бывает с кем-то таким дружелюбным. Он чаще безмятежно спокойный.

«Отвези ее», — мигает на экране телефона. Изуна смотрит через плечо выжидательно.

«Она живет недалеко, а ты на машине», — экран назойливо вспыхивает снова.

Мадара раздраженно сводит брови на переносице. Изуна демонстрирует ему большой палец и опускает напротив чашку эспрессо.

Харуно Сакура то ли имеет высокую переносимость, то ли приходит очень поздно и выпивает мало, но почти не ощущается пьяной. Почти — потому что слегка выдает ненормальное доверие к брату владельца бара, предлагающему отвезти домой.

Она отличный молчаливый пассажир, и это слегка снижает раздражение.

Мадара высаживает ее около нужного дома. Отъехать мешает дернувшееся внутри воспоминание о том, как с ней говорит Изуна. Идиотизм идиотизмом, а приходится выйти из машины и довести ее до квартиры. Не то чтобы Изуна выглядит влюбленным, но лучше уж перестраховаться.

Доведенная до квартиры Харуно Сакура улыбается ему с натяжкой, едва попадает в замочную скважину ключом, спотыкается на своем же пороге…

Мадара выругивается сквозь зубы. Мадара мысленно обещает, что никогда больше. Мадара говорит себе: только потому, что Изуна попросил.

— У меня умер пациент, — говорит Харуно Сакура, разрезая тишину своей квартиры.

Наливающий ей воды Мадара не понимает, почему это должно быть ему интересно.

— Вы просто так смотрите, будто я… сделала что-то плохое. Но я не делала. Я просто не знаю, как мне с этим справиться, — она подтягивает колени к груди и устраивает на них подбородок.

Слова становятся длиннее, а выговор — менее четким. Алкоголь просто действует на нее отложено. Мадара не собирается ее утешать. Он понятия не имеет, как кому-то справиться с тем, что человеческая жизнь имеет порог прочности.

— Мое мнение не имеет значения, — он вручает ей стакан и надеется, что на этом альтруизм Изуны его отпустит.

Она улыбается мутно и рассеяно, случайно задевает его пальцы и вряд ли это замечает, смотрит в пустоту. Запотевший ледяной стакан она держит так, будто он ее страховка.

Уходя тогда, Мадара думает: с такой чувствительностью не стоит быть врачом.

Сейчас, спустя полтора года, он признает: если и быть врачом, то волнующимся за своих пациентов.

Сакура учится справляться с бессилием и каждый раз находит какие-то новые способы. Тогда алкоголь, сейчас — ручной труд. Мадара знает, что она и ель им заказывает. Значит, на очереди какие-нибудь хэндмейд-украшения, возня с установкой, вопросы: тебе нравится так или так?..

Мадаре все равно, как. Ёлке, он полагает, тоже — примерно с того момента, как ее срубают. Но Сакуре — нет. И ему придется одобрительно кивать, помогать вешать шары, варить какао, глубокомысленно смотреть на мерцание гирлянды.

И, в общем-то, он согласен.

— Смотри! — замечает его Сакура и поворачивает голову, а ее улыбка светится. — Красиво? Я нашла туториалы!

Мадара подходит ближе, внимательно осматривает образцы и садится на край кровати. Берет протянутый лист бумаги.

— Это ты из принтера вытащила? — уточняет.

— Там еще много осталось, — улыбка Сакуры слегка блекнет.

В принтере едва ли не четверть пачки ещё три дня назад. После набега Сакуры там едва ли что-то остается. Но Мадара кивает. Протягивает руку. Сакура торжественно кладет ему на ладонь ножницы.

— Смотри, нужно сложить вот так… — объясняет она, то и дело посматривая ему в лицо. — А вот тут отрезать. И вот тут получше сложить…

Белые обрезки сыплются на пол. Улыбающаяся Сакура поправляет движение ножниц, перебравшись ближе и оказавшись под рукой. Когда дырчатый треугольник разворачивается, она ободрительно треплет Мадару по плечу:

— Ну, это же первая… А нам нужно еще штук… — она осматривает два больших окна с подозрительной задумчивостью, — много штук. Ты попробуй еще, а я пока найду вторые ножницы.

Она выскальзывает, оставляя согретый бок остывать, и шлепает босыми ногами на кухню. Мадара смотрит вслед, переводит взгляд на оставшиеся бумажные листы, потом на окна, прикидывая масштаб.

Если ей нужно обклеить стекло бумагой, чтобы почувствовать себя лучше, он согласен. Пускай обрезки в кровати и на полу и пустой принтер. Снежинки провисят на окнах до весны вместо жалюзи — и черт с ними.

Все лучше, чем алкоголь.