Вспомни, и я спасу тебя (гет)

— Расскажите, мистер Малфой, — чуть более настойчиво повторила Гермиона.

Парень продолжал молча сидеть на стуле. Прошло несколько тяжелых минут, в течение которых Гермиона выжидательно смотрела на своего пациента, боясь спугнуть только что налаженный контакт. Наконец он приоткрыл рот и тихо сказал:

— Детство я провел в Малфой-Мэноре.

Девушка улыбнулась лишь одними уголками губ, внутри тихо торжествуя, что получилось вытащить из этого и до Азкабана закрытого человека целое осмысленное предложение.

Гермиона тихо проговорила заклинание — «Memoriante», и комната начала заполняться легким белым туманом, сгущавшимся вокруг нее и заключенного. Справа от кресла разрасталось изображение большого серого дома в готическом стиле. Психолог пристально посмотрела в безжизненные серые глаза. Возникло нечто схожее с общим энергетическим полем. Гермиона теперь могла чувствовать боль, которую испытывал юноша, и видеть все, что он хотел ей сказать, будто это были ее собственные воспоминания.

Девушка почувствовала, как ее потянуло в сторону, и прямо перед ней вырос Малфой-Мэнор во всем его великолепии.

Откуда-то издалека донесся приглушенный голос Драко Малфоя:

«Я помню, как мне подарили мою первую метлу…»

Она оказалась во дворе дома, который до сих пор внушал ей страх, хотя при дневном свете он не казался таким уж пугающим. Шрам на руке до сих пор напоминал о тех пытках, которым подвергли Гермиону именно в этом доме. Она нервно потерла предплечье через ткань джемпера и вновь вернула свое сознание в воспоминания своего пациента.

Присмотревшись, девушка заметила, что это место было совершенно не похоже на то, куда ее с друзьями привели шесть лет назад. Небо было безоблачное, и на его фоне ярко светило солнце. В зеленом саду ровными рядами росло много цветов, корни, уходящие глубоко в землю, скрывал ровный слой гравия. Разноцветная палитра красок украшала дорожки с коротко стриженным газоном. Было заметно, что все это было выращено с большой любовью.

«Как все могло так измениться?»

Под тенью высокой зеленой изгороди расположился светловолосый мальчик, за которым присматривал старый домовик. Он сидел рядом с ним на траве и, очевидно, что-то рассказывал, потому что Малфой внимательно слушал, лежа на животе и подперев подбородок руками.

«Это был подарок на мой шестой день рождения…»

Внезапно за спиной мальчика выросла высокая фигура мужчины с длинными белесыми волосами, зачёсанными на затылок. Он был одет в строгий серый костюм, без мантии. На лице мальчика отразилось удивление и легкий испуг, который Гермиона сразу подметила.

— Оставь нас, — произнес грозный голос, и домовик исчез.

— Он только развлекал меня… — начал Драко.

Дальнейшее оправдание Люциус пресек резким взмахом руки:

— Твой день рождения только завтра, но сегодня чудесная погода, поэтому мы с твоей матерью решили подарить тебе подарок сегодня. Чтобы ты успел насладиться им до завтрашнего праздника.

Эти слова были произнесены очень сдержанно, но не без отцовской нежности в голосе.

Как будто из пустоты в руки к мальчику прилетела новая лакированная метла. Светлое древко отражало солнечные блики, и все словно светилось в восхищенных глазах мальчика. Это была недавно выпущенная скоростная метла «Нимбус-1700».

— Спасибо большое, — Драко в порыве радости обнял отца. — Теперь я смогу тренироваться и даже долететь до фермы маглов, в нескольких милях отсюда, и посмотреть, какие они.

В глазах Люциуса сверкнуло презрение при упоминании о маглах, и он резко ответил:

— Это совершенно ни к чему. У тебя есть, где играть.

Мальчик лишь кивнул в ответ, поняв, что он явно сказал неугодное отцу. Мужчина провел рукой по белесым волосам и шагнул в сторону дома.

— Проводи меньше времени с домовиком, сын.

«А в тот же вечер…»

Гермиона шла рядом с маленьким Драко по коридором нижнего этажа, следуя на шум, доносившийся издалека. В коридоре было достаточно темно, поэтому они не сразу заметили в нескольких метрах от них низенького человека во фраке, по всей видимости, дворецкого, избивавшего плетью того самого домовика, которого девушка видела совсем недавно, при этом все время повторяя:

— Больше ты у меня не будешь внушать нелепые мысли сыну Хозяина.

Девушка сама ощутила злость и страх, которые захватили существо мальчика, и, испугавшись, что негативные эмоции могут разорвать установившуюся связь, закрыв сознание пациента, она поспешила сказать:

— Попробуйте вспомнить что-нибудь еще, мистер Малфой. Кто был близок вам?

Снова молчание.

Обстановка начала меняться.

«Я помню маму. Мы часто проводили вечера вместе…»

Это была та же гостиная, где двенадцать лет спустя Беллатриса Лестрейндж будет издеваться над Гермионой. Но в этих воспоминаниях она не выглядела мрачной, наоборот, в большом камине тепло горел огонь, бросая красные блики на покрытый лаком деревянный пол. В глубоком кресле около окна сидела Нарцисса, выглядевшая гораздо моложе, чем женщина, иногда мелькающая на заголовках «Ежедневного пророка». У нее на коленях сидел маленький Драко, уютно уложив голову на плечо матери. В руках была книга со сказками, которые она читала вслух. Казалось бы, обычная сцена для любого дома, где есть маленькие дети, вызвала прилив нежности и ласки в душе Гермионы.

— А как вы проводили время со своими друзьями?

— У меня их нет. И не было.

Этот тихий бесцветный ответ прозвучал так обреченно для психолога, чьей целью было вернуть молодого человека к нормальной жизни, а не растоптать оставшееся от него в его же боли, что она захотела было перевести разговор в другое русло.

Но тихий стук в дверь вернул ее в реальность. Девушка встряхнула головой, провела рукой, рассеивая туман. На стуле перед ней все так же сидел заключенный, поза его не изменилась, но взгляд. Он стал чуть более осмысленным, как будто первый слой пелены на глазах стерли.

В комнату заглянула говорящая голова Дина Томаса:

— Все, Гермиона, пора заканчивать.

Примечание к части

Хочу сделать маленькое пояснение относительно применения заклинания Гермионой в Азкабане. Да, действительно, пользоваться магией там нельзя.

Но конкретно это заклятие используется на ментальном уровне, что-то вроде того, как Сириус превращался в собаку, чтобы сохранить ясность ума.