Отчёт о Герое № 6. Сила (джен)

Лирика и я проработали Персонажей схематично. Возникла размолвка с Покоем.

— Я не стану детально создавать Персонажей. Роль творца оставлю этому миру.

— Ты собираешься столкнуть Героя с реальными людьми?

— Теми, кто не прошёл через наши руки.

— Воля твоя, конечно, — Покой стрельнул правой бровью. — И за результат отвечаешь ты.

— Разумеется.

В итоге я доверила Лирике и ассистентам вести наблюдение за Персонажами, сама же занялась самым захватывающим эпизодом.

Организовывая первый подвиг, Терний и я обычно прекрасно проводим время. В прошлый раз тоже так было — вплоть до практической части.

Рэнхом снова повстречал Драммо и приволок на станцию. Драммо, Терний и я неприятно поговорили.

— Усы, — говорил Драммо. — Твои усы сейчас пышнее золотых лелаивных (лелаив — съедобные злаковые) колосьев.

— Не хочешь ли в открытый космос? — спросила я.

Драммо пискнул — так он усмехается.

— Просим прощения, — сказал ему Терний. — Чувство вины заставляет нас избегать темы предыдущего... Героя.

— Будьте благоразумны, — сказал нам Драммо.

— Весьма ценим твой совет, — сказала я.

Терний же, молча и осторожно, взял Драммо за шкирку и исчез. Драммо был оставлен в Фозо.

— Пусть на Вечных посмотрит, — объяснил мне Терний.

* * *

Чудищ морских мы раньше не создавали. Решили: именовать будем Драконом Глубин.

Меня беспокоило, что из страшных тварей мы способны создать лишь дракона. Я поинтересовалась мнением Терния по этому поводу.

— Согласен, — был его ответ. — Мы зациклились на одном виде чудищ. Я рад твоему решению создать иное существо; пусть всё же дракон, но хотя бы не земновоздушный. Первый шаг к освоению новых монстров сделан. Благодарю тебя, Сила.

Когда мы вместе работаем, Терний беседует в официальном тоне.

Я предложила создать чудище совсем непохожим на наших обычных. Терний пришёл в восторг.

— А каким? Сколопендрой размером, например, с половину Шестнадцатой реки (второй на Орис по величине, уступавшей только Четвёртой)? Непробиваемый панцирь, безжалостные челюсти и пять тысяч твёрдых лапок острее когтей хищника? И без глаз. Создадим облик бездушной и непостижимой твари, что вселит в орисян первобытный ужас.

— Прекрасное творение, — заметила вошедшая в лабораторию Лирика, — но трудно одолеваемое. Панцирь, челюсти, размеры...

Она оборвала список. Мы вспомнили и Пятого Героя, и наставления Драммо.

— Тысячещупальцевый многоног, — объявил без перерыва Терний. — Только если отрубишь все конечности, победишь. Последняя скрыта в зубастой пасти. Можно пойти и простым путём. Косяк плотоядных рыб. Собираются в форму дракона. Несколько миллионов, скажем, пятьдесят. Убьёшь предводительницу косяка, скрытую в самом центре, — распадётся общество, перемрут все. Представляю ещё хищную рыбу размером с головной корабль Будущих. Она носится по океану и в темноте вся светится пронзительно-розовым. Или зелёным, или синим.

У Терния хорошее воображение.

— Остановимся на многоноге, — сказала я через двадцать секунд. — Семьдесят семь щупалец, каждым держит по реке — станут говорить в народе. Семьдесят восьмое в зубастой пасти. Чтобы победить, можно отсечь лишь его. И пусть светится.

— Цвет? — вновь деловито спросил.

— Рэнхому нравятся жёлтый и красный.

— Пронзительно-оранжевый семидесятиосьминог, — продиктовал Терний зелюнцам и компьютеру.

* * *

Говорить не о чем, поскольку сейчас я целиком занята работой в лаборатории. Первому испытанию я посвящаю себя полностью.

Сначала разрабатываем внешность, продумываем функции органов тела. Далее формируем привычки и организуем среду обитания (тьма, холод, высокое давление). После втроём — я, Терний и Лирика — создаём легенды о семидесятиосьминоге. В мифологическую картину мира орисян Лирика подбрасывает разные варианты составленного нами текста. Таким образом, Рэнхом с детства знает легенду об Огненном Страшилище, или Пламени Глубин, известном также как Дракон Глубин. Огнедышащий монстр бороздит океан, и в каждом его щупальце — по реке, а последнее, невидимое, сжимает сушу — оба материка. Он просыпается, когда реки иссыхают, и нет ему покоя в страдающей воде. Он топит корабли и пожирает острыми, словно скалы, зубами рыб, потому у рыбаков нет улова. Он неустанно размахивает щупальцами, и оттого вечно неспокоен океан.

Год выдался засушливым, и с уст орисян не сходили истории древних. К концу весны некоторые моряки утверждали, будто перед восходом видели на горизонте пронзительное оранжевое свечение ярче Леориса, исходящее не с неба, а из воды.

В первый месяц лета не вернулись из делового путешествия три торговых любимчских корабля. Вечные послали сокола с угрозами, но в ответ им сообщили, что два седмьседмицийских корабля также пропали безвести (они были исследовательскими и плавали, в отличие от Вечных, в Новом океане, интерес к которому стал появляться у Будущих только в последние пятнадцать лет). Оба континента всерьёз забеспокоились и послали каждый по фрегату-разведчику. Фрегат Вечных исчез, а Будущих вернулся на Седмьседмиций. Экипаж состоял из семи человек, трое погибли, один, раненный в живот мачтой, устало боролся со смертью. Уцелевшие, казалось, помутились рассудком. Из них удалось вытянуть только то, что Пламя Глубин существует, причём не так далеко от материка.

— Чудище огромное, больше, чем Седмьседмиций, — рассказывал худощавый кривой матрос.

— Меньше, но б-больше п-п-пяти кораблей, взг-взг-взггг-вызыгромождённых друг н-н-на друга, — поправлял поседевший боцман.

— Больше десяти, это точно, — говорил молчавший трое суток красноволосый красавец штурман.

Верховный киладарр отправил в Хеделе ("Земля благодати" — богатая страна под руководством тирана-кихеделе) гонца с предложением обсудить ситуацию при встрече. Гонец мчался ветра быстрее, и через десять дней верховный киладарр получил ответ — время и место собрания.

На третий день второго месяца лета, при новой луне и умеренной облачности, киладарры и по три их наместника собрались в башне Рлделе — военного поселения в Хеделе, стоящего на Первой реке — ближайшей к океану на юге.

Решили понаблюдать за Новым из башни. Перед рассветом глаза третьего наместника киладарра Хеделе пронзило сияние сочнейшего апельсинового цвета. Леорису ещё рано выходить — это подтвердил кихедельский звездочёт. Его не пришлось огорчать, подняв с постели затемно: он сам из любопытства наблюдал за океаном с крыши башни, из-за чего будто насквозь отсырел. Звездочёт подхватил насморк, зато его историю о Пламени Глубин слушали с интересом придворные, прислуга и даже внуки, пока им не исполнилось по пять.

Из дома в дом, из города в город, из деревни в деревню, до Второй реки и даже дальше, к Фозо и всему Любимчику, неслась весть, что киладарры считают Огненное Страшилище живым и — важно — опасным, а потому намерены кое-что предпринять.

Дальше мы поработали по стандартной сказочной схеме: ежели какой смельчак одолеет чудовище, получит богатства несметные от своего ки да исполнение одного желания (в рамках допустимого). Шестеро смельчаков-дураков купились и погибли.

Я посетила первого визиря ранним утром пятнадцатого дня второго месяца лета. Обнимая Долгожданную во сне, первый визирь не захотел проснуться по первому же моему зову. Покой удалил сонливость.

Первый визирь попал во дворец к Вечным. Ему надо найти императора, чтобы поведать некий секрет о киагархе. На глаза страже попасться нельзя, поэтому первый визирь прикрывался шкурой неведомого зверя. Шкура была оранжевая и ярким пятном пылала среди холодных плащей Вечных. Первый визирь понимал это и дрожал под прикрытием, но никто из встретившихся ему ничего не заподозрил. "А вдруг я превратился в них?" — толкнуло сердце, и первый визирь упал в покои и увидел мои мудрые и леденящие душу карие глаза.

Подскочил, стукнулся позвоночником о деревянную спинку, но Долгожданную не побеспокоил: благодаря Покою, она в неведении витала среди сотен кораблей, указывая им верную дорогу и защищая от бурь.

— В один из трёх следующих дней увидишь Героя, — сказала я.

В миг просветлело лицо.

— Он поможет нам с чудищем? — откидывая чёрные пряди со лба, занадеялся первый визирь.

— Он Герой. Он исполняет долг.

— Как я узнаю его?! — нервно крикнул первый визирь, боясь, что крик напорется на комнату без меня.

— Рыжий.

Я исчезла.

* * *

Рэнхом забеспокоился к началу лета. Спросил сначала у Терния.

— Нырнул два раза для разминки. Сперва на три минуты двадцать шесть секунд, потом на четыре минуты тридцать девять с половиной секунд. Высунул голову и говорит: "Только честно, Терний, будь добр. Моё первое испытание — Пламя Глубин? Я для него тренируюсь в воде?"

Это сообщил мне Терний в кухонном отсеке.

— "Никому неизвестно, какое испытание готовит покровитель, — ответил я. — Это дело одной только Силы".

— Складно врёшь, — сказала Лирика.

— "Сила ничего мне не сообщает. Она хочет, чтобы я всё понял сам. И всё сделал сам". Произнесено было с грустью, но покорно.

— В чём твоя методика? — спросил меня выслушавший рапорт Покой. — Герой колеблется. Это против установленного нами порядка.

Я сказала так:

— Я Сила. Я стихия, и я рушу порядки.

— Я уверен, ты знаешь, к чему ведёшь, — ответил Покой, а таких слов я не ожидала.

* * *

Через два дня после разговора с первым визирем Рэнхом и я, невидимые, гуляли по улочкам Лаагарха — столицы Агарха. На первой минуте пребывания Рэнхом заметил:

— Шумно сегодня.

Мимо нас проскакали закованные в латы киладарры со знамёнами Седмьседмиция (оранжевая стрела, метящая вправо, на жёлтом фоне, и цвета волос Рэнхома цифра "77" над ней). На шлемах развевались красные или жёлтые перья; на лошадей набросили красные попоны, расшитые золотыми двойными семёрками. Я считаю, что Будущие превосходят Вечных лишь в изготовлении попон.

Не слышно было криков зеленщиков и торговцев пирожками. То вблизи, у домов, то вдали, в полях, гаркали зычно военные.

— Что такое? — Рэнхом замер, а потом завертелся: — Что, Вечные напали? Что? Бедствие?

Миг передохнул и выпалил не задумавшись:

— Сила, я хочу материализоваться и узнать, что случилось.

Молча я одарила его видимостью.

Рэнхом уже сделал шесть шагов в сторону площади, когда его остановили слова одноглазого нищего с крючковатым носом (образ его я позаимствовала из фольклора другой планеты):

— Тоже силу молодую пытать идёшь, га? И правильно. Негоже юноше дюжему на берегу сидеть, пока весь мир в омут затягивает.

Старик пах пылью, и от него зачесалось в носу.

— Как пытать, о чём вы? — спросил Рэнхом и чихнул.

— О победе над властелином моря! — провозгласил, дребезжа, старик и воздел жёлтый костлявый палец с длинным ногтем цвета мочи. — Не слышал? Из какой же глубинки пожаловал, га? Киагарх объявил смотр. Любой желающий приходит на Шиповое поле, проходит киагарховы испытания и получает разрешение на битву с Огнём Глубин. Никто ещё не получил, хотя уж третий день как маются там.

— Ага, — сказал Рэнхом и провёл рукой по коротко стриженным волосам. — Будьте здоровы!

— На что здоровье-то, — бормотнул вслед Рэнхому старик. — Послал Тайна жизнь тягучую, как кожа на сапоги. Впрочем, никто на обувку мою не жалуется, вот и я не жалуюсь на житьё-бытьё.

Старик закашлялся, уполз в свою халупу и через день умер от туберкулёза.

А Рэнхом, энергичный, страстный, вдохновлённый молодостью, закутавшись в плащ (подражал типичному романтическому герою), шагал через весь город к Шиповому полю, где ждали его самые важные люди планеты.

Поле было оцеплено непоколебимыми киладаррами с глупыми лицами.

— Имя? — пробасил первый попавшийся Рэнхому киладарр.

— Рэнхом Пригорский.

— Возраст.

Рэнхом не сразу понял, что это вопрос.

-...А, пятнадцать.

— Капюшон с головы.

— Зачем?

— Капюшон с головы.

Шевеление справа отвлекло Рэнхома. Киладарр изгонял с поля румяного светловолосого юношу.

— Но почему?! — вопил юноша, пытаясь перехитрить грузное, но ловкое тело.

— Тебе нельзя.

— Так скажите, почему?! Вы даже не видите, как я сражаюсь!

— Этого не нужно, — сказал киладарр и железной хваткой скрутил собеседнику плечо.

— Капюшон с головы, — повторил Рэнхомов киладарр.

Мимо них двое стражей протащили ещё одного юношу, смуглого и очень высокого.

Рэнхом откинул капюшон.

Киладарр молча разглядывал его. Подозвал другого и бессловно кивнул на исследуемый объект.

Лица обоих приняли одинаковое тупо-задумчивое выражение.

— Пропустим? — сказал второй.

— Мы и так уже вон скока лишних, — сказал первый.

— Ну так, вроде... — сказал первый, подёргивая головой.

К ним подошёл киладарр с красным пером, а не с жёлтым, и с хитрым лицом, а не с тупым. Лизнул Рэнхома взглядом, развернулся и сказал:

— Пусть идёт.

Преград больше не было. Рэнхому тут же вручили лук и стрелы и, после того как он победил в состязаниях, сам того не зная, первого придворного стрелка, отвели к Шиповому озеру, что за полем, не очень большому, зато самому глубокому на седмьседмицийской земле (Вечные хвастались тремя бездонными озёрами). Там велели снять всю одежду, даже исподнее, вручили шерстяной плавательный костюм и приказали нырять. Человек с красным пером, который позволил Рэнхому принять участие в состязаниях, водрузил на берег песочные часы.

— Я переверну, и ты прыгай в воду, — по-отечески ласково сказал он.

Рэнхом разбежался, когда песок в часах потёк, и, почти не почувствовав холода воды, ушёл в мир зеленоватых размытых пятен и гула в ушах.

Он ежедневно проделывал упражнения на много порядков сложнее, чем простая задержка дыхания: доставал условное сокровище с воображаемого дна морского, вступал в подводный бой с пиратом Тернием, танцевал, кувыркался и просто глотал воду, стараясь контролировать потухающий разум.

Теперь же скучно ему было просто стоять, хоть озёрное дно, илистое и мягкое, радовало ступни сильнее, чем жёсткий песок тренировочного моря. Рэнхом поплыл по-лягушачьи, стальные — не побоюсь избитой метафоры, стальные! — руки двигались уверенно, грациозно-резко.

На берегу к верховному киладарру подошёл первый визирь.

— Великолепный образец! — восхищённо отчитался верховный киладарр. — Песок просыпался на три четверти, а он ничуть и не устал (на дереве над водой сидели два киладарра и особой азбукой докладывали начальнику о состоянии испытуемого. Оба сейчас лаконично держали поднятыми мизинцы: состояние прекрасное).

— Он рыжий? — ровно спросил первый визирь.

— Мы не смогли понять, — голос верховного киладарра чуть сел.

Верховный киладарр прочистил горло и сощурился от вышедшего из-за туч колючего Леориса.

Вынырнул Рэнхом — почти у самого берега. Голову залепило илом: стоял на дне вверх ногами.

— Песок почти полностью просыпан, — вполголоса благоговейно обратился к первому визирю верховный киладарр.

Туча глотнула Леорис.

Первый визирь, и в жару одетый в чёрное: плащ, штаны с пристяжками на коленях и гладкую рубашку из хедельского ивле (хлопка), — поправил сползшую на бок шляпку с красным пером одной рукой, а другую положил на бок инкрустированного агатами поясного миниколчана. Угольные глаза чертили траектории на Рэнхоме — вверх-вниз-влево-вправо-снизу вверх-сверху вниз, — будто разрезали на кусочки острым любимчским оружием.

— Дйствительно, непонятно, — с лёгким удивлением произнёс первый визирь.

Рэнхом прошлёпал к экзаменаторам, остановился в паре шагов от них, боясь запачкать, и поклонился.

— Из знати? — спросил первый визирь.

— Рэнхом Пригорский, — отрицательно помотал головой Рэнхом, разглядывая чёрные крупинки песка, а не точёный лик второго лица Агарххора.

— Где научился нырянью?

— У Седьмой реки. Мой отец рыболовство сильнее всего любит, брал меня с собой, а я плавал, — отрапортовал Рэнхом по писанному, чувствуя, как по шее скользит прохладная капля, а в левом ухе горячими волнами толкается вода.

Первый визирь покивал и, причмокнув, на едином дыхании выдал:

— Скажи мне: каков цвет твоих волос?

— Сестра из-за них зовёт меня лисом.

Лисы на Орис серые, чёрно-белые или тёмно-шоколадные.

— Нет, — вздохнув, сказал первый визирь, — ступай домой, Рэнхом Пригорский.

Верховный киладарр всхлипнул и подался к первому визирю. Надоело, что стольким по-военному талантливым юношам поломали мечту из-за полубредовой прихоти.

— Пусть киагарх посмотрит! — сказал верховный киладарр, чуть совладав с собой.

— Лисы, — сказал Рэнхом, поднял голову и встретился взглядом с чёрными молниями первого визиря, — у нас возле Седьмой реки водятся необычные. Они рыжие, даже с красноватым оттенком.

Дрогнули полные губы первого визиря.

— Пусть киагарх посмотрит, — сказал он, отмахнувшись от жужжащей у правой щеки осы.

* * *

Волокита с отбором заняла втрое больше времени, чем Битва Героя с Чудищем.

Рэнхом предстал пред очами ки на закате. Временной резиденцией владыке служил торговца морского резной терем с крышей голубой и красной резьбой. Первый помощник первого визиря, увидев терем, возмутился было, мол, негоже правителю Будущих под крышей цвета Вечных жить, но киагарх махнул рукой и сказал: "Чепухи не мели. Небо тоже голубое, так что?"

Первый визирь вспомнил любимое своё словосочетание — "Вечная женщина". Холод пробрал: а вдруг Долгожданная, долг которой быть любовницей ки, — Вечная?

Но отвлекаться не стоило: рядом шёл Рэнхом, то ли рыжий, то ли нет, и вопрос о цвете его волос следовало бы решить не откладывая.

Киагарх с любопытством выслушал доклад Верного о моём предрассветном посещении и дал владыческое разрешение на поиски Героя. Потому глашатаи на всех углах, улицах и в переулках орали во всё горло: "По приказу ВЛАДЫКИ АГАРХА! ПЕРВОСТЕПЕННО!!!" Сейчас же киагарх, кутаясь в шаль, хладнокровно взирал на потенциального Героя с резного трона из берёз Вечных (материал собственной персоной привёз из-за моря-окияна постоянный хозяин дома).

— Ну молодцы, что нашли. Молодец, — кивнул киагарх лично Рэнхому, и прозрачно-серые глаза Героя встретились с великими пронзительно-голубыми. — А я что, теперь решаю задачи верховного киладарра? Без меня отправить на сражение не можете?

— О владыка, видите ли, — поклонился первый визирь, — мы не совсем уверены в...хм...возможности мальчика...победить...

— Разве не рыжим он должен быть? — бесцеремонно вставил киагарх.

Прищурился, взглянул внимательнее на голову, склонённую пред его мудростью и величием, и расхохотался.

Первый визирь сжался: киагарх всё понял и долго ещё будет отпускать шутки.

— Я теперь не владыка, а законодатель мод! — заявил киагарх и хлопнул в ладоши от удовольствия. — Вот что: Героями не рождаются, их создают. Коли считаете, что малый достоин, так окуните его в бочонок с охрой, вот и всё. Герой не убежит от нас, смекалистые мои подданные. Но и вы сложа руки не сидите. А сейчас уложите-ка лучше беднягу спать. Мальчик устал, верно я говорю?

После ценного совета Рэнхома накормили в комнатке рядом с кухней и отправили в одну из почивален на верхнем, третьем, этаже.

Я не показывалась ему. Он вполголоса звал, сидя прямо на полу и глядя в полукруглое окошко на луга с муравой, и чувствовал, что я рядом, а большего и не просил.

— Мне понравился киагарх, — сказал после первого испытания Рэнхом. — Он похож немножко на шута, но на правильного шута. Умного.

* * *

Человек Вечных под боком у ки сработал оперативно, и в гонке времени весть о Герое уступила полудню следующего дня лишь несколько мгновений. Вертмен оживился и приказал отправить Будущим послание такого содержания:

"Одолеть чудище — всепланетная задача. Меня и всех Вечных держать в курсе требую. Вертмен".

Когда послание дошло до киагарха и кихеделе, первый довольно хмыкнул, а второй вздохнул в густые чёрные усы.

— Писарь, — не глядя помахал рукой около себя киагарх, — отправь ему вот что: "Опоздал. Чёлн с Героем отплыл в три часа пополудни". И жмякни мою подпись.

Киагарх и император состязались друг с другом как дворовая ребятня, а кихеделе наблюдал со стороны и временами использовал соперничество в собственных целях: в нынешнем году, например, Хеделе досталось больше сочных любимчских слив. А кихеделе обожал сливы.

Рэнхом действительно отплыл в восемь часов пополудни — по седмьседмицийскому времени. На Любимчике это значило за час до полуночи. За два часа до полуночи Вертмен получил дразнящую записку. Пора было отходить ко сну, но император на водах тёмно-синего ложа подскакивал и вертелся, словно малютка, оставшийся без матери, срывался, не боясь сквозняка, трепавшего синенькую ночную рубашку в пол, топал босыми ножками по гладкому — упаси Тайна, не занозиться — полу к окну в форме лежащей восьмёрки и, прижавшись носом к потеющему стеклу, глядел в сторону Седмьседмиция: не полыхает ли там пожарище поражения, не слышны ли стоны безутешных простолюдинок?

Только собственные вечные псы поскуливали во тьме.

С утра Вертмен был бледнее обычного, а синяки под глазами походили на сливы, те самые, что любит кихеделе.

— Новости о Герое, — первым делом, до умывания даже, затребовал император.

Письмоносец поклонился и, не сводя взгляда с яшмовой чаши, в которой озорным озером плескалась лесная любимчская вода, проговорил:

— За час до полуночи Герой поверг чудище в пучины морские.

* * *

Я опустила описание битвы. Я видела пять первых испытаний, четыре из которых заканчивались благополучно, то есть победой Героя. Все пять случаев я подробно описывала. Во что был одет Герой, о чём думал, дрожала его рука или словно превратилась в местный самый крепкий материал, какой ветер дул и какого цвета жидкость источал погибающий дракон, что окружало противников: дождевой лес, или горные вершины (в двух случаях), или скучная степь.

Я хотела передать ужас и восторг в ошеломляющем рассказе, но всякий раз получался протокол.

О первом испытании Рэнхома я скажу следующее.

Во-первых, отплыл он на закате. Один, в резной лодке из белого дерева, на корме которой склонилась к воде ослепительная Мать-Река. Провожающие толпились на берегу и махали из окон. Киагарх, кихеделе, первые визири и верховные киладарры провожали Героя с пристани. Когда лодка стала размером с сундучок, заходящий Леорис осветил Рэнхома. Пожаром взвеялись волосы.

— Смотрите, смотрите, рыжий! — крикнул киагарх, первым заметивший мой знак. — И волноваться не надо было.

Первый визирь, боявшийся моего наказания за ослушание или ошибку — смотря как расценить, покраснел и опустил длинные чёрные ресницы. Не одна девушка на берегу подавила вздох.

Во-вторых, сражение продолжалось двадцать две минуты. Два часа тридцать восемь минут Рэнхом просто плыл в сомнениях: а вдруг не встретится никто? а вдруг встретится, тогда что? И в одно мгновение полыхнуло пред ним Пламя Глубин, а Героя окатило с головы до ног.

Появилось чудище на таком расстоянии, чтобы не опрокинуть лодочку Рэнхома. Герой должен гордо стоять пред лицом опасности, а не валиться, как сноп, из-за внезапных волн.

По щупальцам стекали водопадики воды — семидесятиосьминог словно вырывался из нитей липкой паутины. Глаза горели зелено, и взгляда от Рэнхома чудище не отрывало. Вот так они встретились.

В-третьих, опишу арсенал Героя. Лук с тончайшей тетивой выбрал лично верховный киладарр. В колчане семьдесят семь стрел (использовано семнадцать). Ещё Рэнхому вручили два коротких крюкообразных кинжала и одноручный меч — неохотно и лишь по его собственной просьбе дали не любимое Будущими оружие. Последним Рэнхом и поверг врага. Сначала запустил по стреле в каждый глаз — благодаря сиянию чудища, видимость была отличная. Бросился в воду, подскочил на ближайшее щупальце, рискуя соскользнуть, и пополз, цепляясь кинжалами за влажное покрытие, разработанное зелюнцами по подобию кожи обитателей их планеты — морских змей. Щупальце подрагивало, иногда нервно пульсировало: семидесятиосьминог испытывал дикий ужас и страшную боль. Семнадцать его щупалец взвеялись к небу огненными стволами не виданных здесь деревьев, двадцать одно хлестало по волнам, пробуждая недовольное сонное море, пятнадцать бессильно ушли под воду, остальные подрагивали, как Рэнхомово. Пламя Глубин не имело органов, чтобы кричать, но пасть разевало, и кровь, что ручейком бежала из бывших глаз, попадала на самое важное щупальце. Рэнхом дополз до туловища врага, засунул кинжалы за пояс, подпрыгнул, на лету выхватил меч из-за спины и на лету же отсёк семьдесят восьмое щупальце, в котором была спрятана вся жизненная сила чудища, то есть его сердце. Страданиям несчастного пришёл конец.

Я позаботилась, чтобы за ходом битвы можно было комфортно наблюдать с берега. Когда погасло Пламя Глубин, море погрузилось во мрак и шум. Герою рукоплескали, бессвязно орали, а когда он выполз на берег (красивая лодка затонула от конвульсий чудища), чуть не разорвали на куски, но защитили киладарры, сами готовые броситься на рыжего мальчика с распростёртыми крепкими объятиями.

* * *

Рэнхом шёл по набережной солнечным днём, сытый и отдохнувший. Женский пол бросал восхищённые взгляды, мужской — завистливо-уважительные.

"О да! Я ещё не то могу! Все девочки смотрят на меня. Я сильнее всех, я быстрее всех, я теперь опытный! Я Герой! О да, я Герой!"

Ночь битвы Рэнхом от избытка впечатлений помнил смутно. Зато следующий день был весь блестящий, как лучи Леориса на волнах у горизонта. Утром ему кричали: "Ура!" на улицах, бросали под ноги коралловые цветы и устилали путь дешёвыми прибрежными жемчужинками и веточками вечнозелёных растений. Внимание не обременяло его.

Вечером пировали в замке. Помещения там мрачные, с низкими потолками, зато при трёхстах гостях кажутся пустыми. Одни настенные факелы, никаких канделябров и подсвечников. От входа к праздничному столу тянется длинный, как настоящий путь, красный ковёр в жёлтой рамке.

Рэнхом сидел во главе стола, и это было неслыханно! Кихеделе по левую руку, киагарх — по правую. С трудом осознавалось происходящее. Рэнхом после воспринимал тот пир как сон-мечту, а не достойное завершение главы о первом испытании. Первый визирь тоже был ошеломлён: и происходящим нарушением субординации, и тем, что мои пророчества оказались правдой. К слову, киагарх и кихеделе с моей помощью сами захотели посадить Рэнхома на место владыки. Я сделала жест символичным: настоящий властитель мира — не киагарх, не император, не первый визирь, не мудрая любовница, а Герой, что бессмертен в песнях и сердцах.

"Проси, чего желаешь", — сказал киагарх Рэнхому. Так Герой оказался в списке поступивших в Академию Семидесяти Семи.

Эту мечту я взращивала в нём со второго дня занятий.

Радовался не только Рэнхом. На пиру я отлучилась не к Вечным, как люблю, а на Агарххор.

Я долго хохотала. Смотрела с Агарххора, как мне кланялись деревья (а некоторые падали), слушала, как звенел ветер. Обожаю своё величие.

* * *

— Я рад, что всё обошлось благополучно. Я убедился, что тебе можно доверять.

Мы собрались в лабораторном отсеке. Слова выше произнёс Покой.

— И я рада.

— Первое испытание прошло гладко, — резюмировал Покой, — но очень быстро.

— Это минус, — сказала Лирика. — Он одолел чудище слишком легко.

— Потому что с ним были я и Терний, — ответила я.

— Пусть лучше легко, чем смертельно тяжело, — ответил Терний себе в усы.

Первое испытание казалось мне самым сложным пунктом в жизни Героя. Теперь же я не испытываю неприятных ощущений.

В последний месяц лета Рэнхом стал обучающимся в Академии Семидесяти Сами. Здесь три года он будет счастлив (за исключением двух эпизодов), а я за это время детально разработаю следующие пункты:

1. Гибель Сестры Героя.

2. Битва с Граэм.

3. Любовь.

4. Разведка.

5. Смерть друга.

6. Смерть.

Это могло бы не войти в отчёт: просто напоминание себе.

И ещё. Я ждала, что Драммо объявится. Взглянет одобрительно. Но он предпочёл приходить к нам, только когда хочет укорить.