Сосед (джен)

Кратос тактично оставил их вдвоём, сказал, что пойдёт прогуляться.

Мама взяла Бальдра за руки и усадила рядом с собой на диван.

— Всё слышал, да?

Бальдр хмуро кивнул.

— Ты врала, о чём?..

Если уж честно, он начал догадываться, но не хотел верить, пока нити сомнений не сплелись воедино. Может, он всё неправильно понял? Хоть бы так!

Мама вздохнула, прижала его к себе и погладила по голове.

— Мне жаль, милый, я не хотела, чтобы всё вышло именно так.

Бальдр замер на миг, а после вывернулся из объятий. Неужто она не понимает, что у него внутри всё перевернулось от тоскливо-тяжкого ожидания? Зачем тянет время?!

— Ты хотел узнать про отца? Я расскажу… Он вовсе не такой герой, каким тебе кажется.

— Ну, конечно, ты ведь его ненавидишь! — резко бросил Бальдр, отстранившись. — А он о тебе ничего плохого никогда не писал!

Мама поморщилась и покачала головой.

— Он ушёл и о тебе не вспоминал. У него семья в другом городе, а я об этом узнала случайно. И все его длительные командировки были, оказывается, враньём, — горько усмехнувшись, пояснила она. — У него там жена и дети, законные дети. А мы даже расписаться не успели, хотя он обещал. Я слишком поздно обо всём догадалась. И никакой он не путешественник. Это тоже я придумала, чтобы… чтобы оправдать его отсутствие.

— Нет. Нет! Это неправда! — воскликнул Бальдр, вскочив на ноги.

— Почему ты думаешь, он не звонил, не приезжал?

— Он… просто… занят, — запнувшись, выговорил Бальдр.

— Девять лет? — печально подтолкнула мама, однако Бальдр не поверил.

— Он ведь писал!

— Прости меня, сынок. Я писала эти письма и подарки от него тоже присылала я. Думала, что тебе так будет лучше. Если ты не узнаешь, какой он на самом деле. Он ведь мог навещать тебя, если бы захотел, я не запрещала. Мог звонить, но… — мама оборвала себя, отвела взгляд. Должно быть, ей было стыдно. Вот только за себя или за папу?

Бальдр отшатнулся и, прикусив губу, замотал головой. Такого быть просто не может. Какой же он глупый, что поверил! И как она только могла?!

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — выпалил он и стремглав вылетел за дверь.

Горячие слёзы катились по щекам от обиды, досады, стыда и злости. И почему он сам-то раньше не понял? Дурак! Но она хуже! Она во всём виновата.

В этом проклятом доме даже места нет, где можно остаться одному. В комнате Мимир, с которым сейчас говорить не хотелось. Обсуждать это с кем-то… Бальдр растеряно огляделся и дёрнул лестницу на чердак. Там уж точно никого нет в темноте и паутине. Он бродил, глотая горько-солёные слёзы и запинаясь о коробки, позабытые кем-то давным-давно. Бездумно водил рукой по старым доскам и рисовал узоры в пыли. В круглое окошко светила луна, достаточно ярко, чтобы видеть очертания предметов. Мир рухнул в одночасье, и его завалило обломками разочарований. Как можно верить тому, кто тебя, оказывается, всю жизнь обманывал?

Время шло, и внизу послышались приглушённые голоса. Бальдр лёг на грязный пол и уронил голову на руки, однако тут же расчихался от пыли, подскочил и со злости пнул первую попавшуюся коробку. Из неё вывалились какие-то газеты, журналы и прочий бумажный ворох. Слишком темно, чтобы разобрать.

Лестницу вновь дёрнули, и квадрат света рассеял тьму. Бальдр отступил к стене. Ну, почему его никак не оставят в покое?! И без них тошно!

Мама поднялась, на лице её застыла виноватая маска. Она протянула руки, произнесла успокаивающим тоном:

— Сынок, пойдём вниз. Здесь холодно и грязно. Поздно уже, ты устал и спать хочешь. Пойдём.

— Нет!

— Ну что значит «нет»? Я понимаю, ты злишься, но это пройдёт. Ты же не хочешь здесь простудиться и заболеть?

— Отстань ты! Оставь меня в покое!

Мама расстроенно покачала головой, будто это он что-то ужасное совершил, а не она.

Кратос поднялся следом, видно, решил, что пора вмешаться. Конечно, они заодно! Бальдр вжался в стену и упрямо стиснул зубы — прятаться здесь негде. Шум в ушах заслонил голоса, он подобрал книги, рассыпанные по полу, и зашвырнул в маму и в него. Предатели! Дальше всё было как в тумане.

Они оказались на кухне при ярком свете, от которого разболелась голова. Кратос усадил его на колени, будто малыша, и прижал к себе. Бальдр устало боднул его затылком в плечо. Мама металась по кухне, и от этого мелькания голова закружилась. Слёз уже не осталось, только дрожь сотрясала тело и сбивала дыхание. Мама какое-то лекарство накапала в кружку, и Бальдр бессильно опустил голову.

— Нет.

— Так надо, тебе станет лучше, — убеждала она.

И Бальдр, смирившись, выпил. Горькое. Мама его умыла сама, провела по лицу мокрым полотенцем, пригладила волосы. Бальдр не стал противиться. Спать так захотелось. Ужасно.

* * *

Бальдр даже не помнил, как его вчера уложили в кровать. Проснулся поздно — за окном уже солнце светило во всю. В школу его так и не разбудили. В доме было тихо — они, видно, ушли на работу. Поднявшись, Бальдр рассеянно дёрнул край пижамной рубашки. Она была новая, чистая — не та, в которой он ползал по чердаку. Странно, но он даже не помнил, как переодевали. Вчерашний вечер казался сном, а в голове всё ещё плавали обрывки тумана.

Мама звонила, и говорить с ней совсем не хотелось. Но трубку пришлось взять, а не то она не отвяжется. Бальдр всё ещё злился, однако уже не так, как вчера. Гнев угасал, словно тлеющие угли, уступая место обиде и разочарованию.

— Как ты себя чувствуешь? — мамин голос по телефону казался взволнованным.

— Не очень. Голова болит, — неохотно признался Бальдр.

— Вот как… Тогда отдыхай и не сиди целый день за компьютером, — не забыла дать наставление она. — Завтрак на столе.

— Ладно, — протянул Бальдр.

Мама расспрашивала, чем он собирается заниматься, и Бальдр вяло отмахнулся. На самом-то деле хотелось сделать что-то ей на зло. Выйти на улицу раздетым или нарушить ещё один какой-нибудь дурацкий запрет. Но вместо этого он отправился на чердак. Кажется, он вчера наткнулся на что-то интересное. Вспомнить бы.

При дневном свете было намного проще искать. Несколько пыльных коробок, старая вешалка и пара стульев с грязно-коричневой обивкой. Этому хламу пора на свалку, но прежние жильцы, видно, решили, что может ещё пригодиться. Книги оказались скучные и взрослые, в основном про строительство, механику и садоводство.

Хрупкие пожелтевшие листы Бальдр тоже сперва принял за бесполезный мусор — старые газеты, нет, даже старинные. Одна датировалась тысяча восемьсот девяносто девятым годом. Пятое октября. Ровно сто лет прошло! Витиеватый старомодный шрифт завораживал, однако слова удавалось разобрать с трудом. Фото на первой странице выглядело знакомым. Нет, точно! Это же Мимир! Бальдр изумлённо хлопал глазами. С ума сойти! Мимир будет в восторге, когда увидит. Вот только при дальнейшем прочтении выяснилось, что повод, по которому напечатали фото, совсем не радостный.

Бальдр встал под окном, к свету, и, шевеля губами, читал. «Некролог». Что это такое? Кажется, где-то он такое слово слышал. Бальдр наморщил лоб и принялся дальше изучать текст. «С прискорбием сообщаем, что сегодня ночью скончался известный в узких кругах писатель Магнус Миккель Роджерссон, знакомый многим под творческим псевдонимом Мимир…»

Бальдр опустился на пыльный пол и обронил газету. Вот оно что такое этот «некролог».

Мимиру о своей находке он решился сообщить не сразу. Нарезал круги по комнате, взволнованно кусая губы, и трепал в руках газету. Мимир явился на зов спустя пару минут, и сомнения лишь разыгрались ярче, пока он ждал.

— Здравствуй, мой юный друг, — бодро поприветствовал Мимир.

Бальдр лишь печально поджал губы.

— Вчера ты был явно не в духе… — протянул Мимир, закусив дужку очков.

— Я не… не помню, — смутился Бальдр. — Я что-то нашёл про тебя, — тряхнул газетой в воздухе он.

— Любопытно… — Мимир тут же нацепил очки на нос.

— Это некролог, — упавшим голосом произнёс Бальдр.

Мимир вздохнул.

— Что ж, этого следовало ожидать. Не беспокойся, за сотню лет я уже свыкся с собственной смертью. Однако интригует, что же там про меня написано. Похороны были пышные? Поставили памятную табличку в моём любимом сквере?

Бальдр покачал головой. От волнения голос упал до шёпота:

— Написано, что ты подавился вишнёвой косточкой.

— Что?.. Какая-то ерунда! — возмутился Мимир. — А ну-ка, покажи, я сам прочитаю.

Бальдр послушно развернул газету и приблизил к зеркалу.

Мимир долго молчал, изучая глазами строки, качал головой и жевал губы.

— Вот ведь старый дурак! И что я только себе навоображал! Местечковый баснописец! И такая нелепая смерть… — он порывисто сдёрнул очки и утёр глаза платком. — Прости, малыш, дай мне время смириться с этим, — его надтреснутый голос поглотила резко упавшая тишина, будто тяжёлая морская волна.

* * *

Серые сумерки упали на город, выпили краски дня до дна, оставив лишь мрак и холод. Бальдр сидел на крыльце и вертел в руках игрушечный пистолет. Делать ничего не хотелось: ни играть, ни даже телик смотреть. Какой же он всё-таки дурак, что во всё это поверил! Он сравнил почерк — мамин и тот, что из писем. Да, она старалась писать иначе, но всё равно выходило похоже и даже слишком. И если бы он заметил раньше, то сам бы давно всё понял.

Гнев рассеялся, будто пепел на ветру, а взамен пришла пустота — глубокая чёрная яма, из которой нет выхода. И зачем только она всё это выдумала? Зачем?!

Кратос приехал раньше мамы. Бальдр, погрузившись в свою печаль, даже не слышал, что он спрашивал — пялился в траву под ногами, тёмную и уже едва различимую.

— Как себя сегодня чувствуешь? — отчим наклонился к нему, и теперь уже сложно было избежать его изучающего взгляда.

Бальдр помотал головой. Он и сам не знал, да и какая разница?

— Думаешь, я плохой? Поэтому он меня видеть не хочет?

Кратос опустился рядом с ним на ступени.

— Я так не думаю. В этом твоей вины нет.

Бальдр вздохнул, и между ними повисло молчание.

— Ты спрашивал про мою семью… Были жена и дочь, — скованно признался Кратос.

Бальдр удивлённо уставился на него.

— Ты их тоже бросил? Как… как мой отец?

— Вовсе нет. Это произошло давно — тебя ещё и на свете не было. Мы жили в старом доме, проводка оказалась плохая, случился пожар. Меня не было рядом, и я до сих пор об этом жалею. Но есть вещи, которые не изменить.

— О… — Бальдр состроил печальную гримасу. Взрослые в таких случаях знают, что сказать, а он — нет. — Это так страшно.

— Да.

— Мне жаль.

Кратос едва заметно кивнул, а Бальдр приник к нему.

— Фрейя и ты теперь моя семья, и я не позволю, чтобы с вами случилось что-то плохое, — он помолчал немного и провёл по спине Бальдра ладонью. — Всё ещё злишься на неё?

Бальдр вздохнул и покачал головой.

— Ну, может, немного. Просто мне грустно.

— Поговори с ней, она беспокоится о тебе.

Бальдр ответить не успел: мама как раз приехала. И он сбежал к себе, даже не поздоровавшись. А после видел в окно, как мама с отчимом говорили. Наверно, о нём. Разве можно простить, что тебе столько лет врали?

Через некоторое время мама поднялась в комнату. Бальдр листал на кровати книжку — старую, со сказками, которые знал наизусть.

— Лёжа читать вредно. Сядь за стол, — сразу с порога начала она.

Бальдр лишь поморщился на её требования.

— Я и не читал вовсе! Просто картинки смотрел.

Мама поправила покрывало и аккуратно присела на кровать.

Бальдр отвернулся — сделал вид, что очень увлечён книжкой. Мама легко коснулась его затылка, провела ладонью по спине.

— Я была не права, знаю. Но неужели ты теперь на меня всю жизнь будешь злиться?

Бальдр раздражённо дёрнул плечом. Ну, конечно, это не так. Даже звучит глупо. Однако обида была сильнее, и ничего из этого он не сказал вслух. Мама посидела ещё немного и сообщила, что ужин почти готов, а после они должны сделать уроки. Конечно же, она позвонила в школу и взяла задание, раз он день пропустил. Бальдр тоскливо взвыл, уткнувшись лицом в подушку. Теперь она с этими уроками не отстанет!

— Я сам могу!

— Сам? Посмотрим.

Разумеется, мама не могла отказаться от того, чтобы не проконтролировать, как он выполняет задания. От того они ещё больше рассорились, и вечер снова закончился слезами. Ну почему так? Когда её не было рядом, Бальдр скучал и чувствовал себя неуютно. А когда она здесь, её слишком много.

В этот раз Кратос вмешался, и мама, хоть и с недовольством, но всё же отступила. Позволила ему закончить домашку самому.

* * *

Мимир целых два дня не появлялся. Бальдр уже решил, что просто надоел ему, и успел расстроиться. Но тот объявился в субботу вечером. Мама с Кратосом в театр поехали, а Бальдр наслаждался одиночеством. Смотрел телик столько, сколько хотел, и ужинал конфетами. После поднялся к себе и рассыпал по ковру детали от «Лего» — начал замок строить.

— Здравствуй, дружок, — ласково обратился к нему Мимир.

Бальдр обрадованно обернулся, но вид у Мимира был печальный.

— Привет. Ты выглядишь грустным.

Мимир рассеянно коснулся пуговицы жилета и поджал губы.

— Я всё обдумал и пришёл к неутешительным выводам. Всю жизнь я был увлечен лишь своим счастьем, упивался своими успехами, досадовал от неудач. У многих так, но я, похоже, слишком любовался собой и вовсе позабыл о других. О своих близких. Потому в этом проклятом зеркале и очутился.

— Вот как… — растерянно выдохнул Бальдр. — Но ты ведь совсем не плохой!

— Да, с этим трудно поспорить. Но, как видно, я не был достаточно хорош.

Бальдр расстроено опустил голову.

— Я придумал, как выбраться отсюда, — обведя руками раму, сообщил Мимир. — Но мне нужна твоя помощь. Разобьёшь зеркало, и я получу свободу.

— Даже не знаю… — задумчиво протянул Бальдр. — А если ничего не получится?

— Вот и увидим.

— Но… тебе будет больно?

Мимир добродушно усмехнулся.

— Нечему болеть. Тело моё давно истлело.

Бальдр всё же сомневался.

— А что потом?

— Если я правильно усвоил этот урок, то моя душа должна обрести покой.

— И больше мы с тобой не увидимся?

— Верно.

Бальдр помотал головой.

— Но ты мой единственный друг!

— Ох, вот оно что… — печально протянул Мимир. — Мне лестно это слышать. Но тебе нужны настоящие друзья, живые, твоего возраста, а не такой ворчливый старик, как я.

Бальдр долго размышлял, нарезая круги по комнате. Конечно, не хотелось отпускать Мимира, но нельзя ведь думать только о себе.

— Всё будет хорошо, — подбодрил Мимир, когда он несмело кивнул.

— Я поищу что-нибудь, чем можно разбить.

— Я буду здесь, как и всегда, — шутливо приподнял несуществующую шляпу Мимир.

Бальдр замер в дверном проёме.

— Расскажи мне сказку в последний раз, ладно?

Мимир кивнул и снял очки, окинув рассеянным взглядом комнату.

— Расскажу тебе историю про твоего тёзку — самого светлого и доброго из асов.

Бальдр уселся на ковёр, скрестив ноги, и подпёр кулаком подбородок. Сказка оказалась невесёлая, но с обнадёживающим финалом. Когда голос Мимира смолк, Бальдр задумчиво трепал ворсинки ковра. Мимир деликатно кашлянул, и Бальдр поднял голову.

— Помнишь о нашем уговоре?

— Да, — Бальдр кивнул и нехотя поднялся. Подходящим орудием оказался молоток из набора инструментов, спрятанных в кладовке.

— Мне страшно, — признался Бальдр, шагнув к зеркалу.

Мимир ласково улыбнулся.

— Что ты, малыш, ничего плохого не случится. В крайнем случае я так и застряну в этом доме на веки вечные. Ты только отойди подальше, хорошо?

Бальдр хмуро кивнул и, чуть помедлив, приложил ладонь к зеркалу. Мимир сделал тоже самое. Конечно, он ощутил лишь гладкое стекло, а не живое тепло, но добрая улыбка Мимира подбодрила.

Бальдр сделал глубокий вдох и отсчитал десять шагов. Размахнулся как следует, и Мимир одобрительно кивнул.

Зеркало разлетелось с оглушительным звоном. Так, что Бальдр уши зажал и зажмурился. А когда открыл глаза, увидел довольно сияющего Мимира, освобождённого от «стеклянной тюрьмы». В комнате будто стало светлее.

— Вот и всё, дружок. Спасибо тебе, — силуэт Мимира таял в воздухе, словно переводная картинка.

Бальдр сглотнул тяжёлый комок в горле и выдавил грустную улыбку, махнул рукой. Вот и всё, теперь Мимир обрёл покой, о котором так долго мечтал. И Бальдр был рад, правда, но кошки всё равно скребли на душе от тоски и печали.

Мама с отчимом вернулись как раз в тот момент, когда он растерянно созерцал осколки. О том, что им сказать по поводу разбитого зеркала, Бальдр как-то не подумал. И зря, они уже поднимались наверх. В панике он брякнулся на кровать и закрыл голову подушкой.

— Тут будто взрыв случился! — заметил Кратос, оглядев комнату.

Мама же села на кровать и стащила подушку.

— Всё в порядке, сынок? Ты не поранился.

Бальдр помотал головой и размазал по лицу выступившие слёзы.

— Я-я просто испугался, — поспешно выдумал он. — Прости меня, ладно? — в этот раз слова дались легко. Он и сам устал от обиды и злости. Пусть мама и поступила неправильно, но она ведь была с ним. Отец ушёл, а не она.

Мама прижала его к себе и погладила по голове.

— Я не сержусь, всё хорошо.

Бальдр облегчённо вздохнул. С души будто камень сняли.

— Я просто играл, а оно само… — не придумав ничего лучше, выпалил Бальдр.

Мама поджала губы, а отчим скептически хмыкнул. Однако его даже ругать не стали. Видно, мама была так рада, что он её простил, что решила спустить эту шалость с рук.

* * *

Зима напоследок решила побуянить. Ночью разыгралась метель, и дороги замело. Осталось всего девять дней до весны. Скорей бы, а то зима уже надоела. Зато на большой перемене они лепили снеговика с новыми приятелями. Интересно, как долго он простоит?

В школе делали подарок на День матери — открытку с бумажными цветами. Получилось неплохо — Бальдр любовался, пока ждал, когда мама за ним приедет.

За эти пять месяцев много чего произошло, и новый дом больше не казался неуютным и чужим. Мимира, правда, не хватало и его сказок. Иногда думалось, что всё это просто было сном. Однако газету с фотографией Бальдр сохранил и все его добрые советы держал в памяти.

Мама сказала, что ей нужно заехать в библиотеку, взять какую-то книгу для работы. Бальдр тоскливо бродил вдоль стеллажей, пока она общалась с библиотекаршей. И совершенно неожиданно наткнулся на полки с мифологией. Книга в потёртой коричневой обложке привлекла внимание красочной картинкой. На лицевой стороне было изображено волшебное дерево, сияющее, будто обсыпанное сахарной пудрой. «Сказания и легенды Девяти Миров», — прочёл Бальдр вслух. Автором значился… Мимир!

Бальдр едва ли не подпрыгнул от восторга. Значит, всё было взаправду! Он, конечно, упросил маму взять эту книгу и даже выкупить её.

Вечером, когда вернулись домой, Бальдр поднялся к себе и плюхнулся с книгой на кровать. Многие истории, которые рассказывал Мимир, обнаружились здесь.

Увлёкшись книгой, Бальдр обо всём позабыл. За окном давно стемнело, папа вернулся с работы, и они пошли ужинать. А после отправились в гараж, чтобы доделать мамин подарок. Бальдр вообще-то сам всё придумал, но папа помогал собирать детали и заготовку заказал. Зато шкатулку Бальдр раскрашивал сам. Осталось лишь лаком покрыть.

Когда всё было готово, они оба склонились над верстаком. Нарисованные цветы — фиолетовые и белые лилии переливались под светом ламп.

— Думаешь, маме понравится?

— Конечно, она будет рада, — папа ему кивнул и взял за плечо. — Пойдём домой.

Мама напоила их горячим чаем со сладким яблочным пирогом. За окном по-прежнему завывал ветер, швыряя острые снежинки в стекло, будто расшалившийся мальчишка. А в доме было тепло и тихо, уютно потрескивал камин и бормотал телик. Из кухни доносился аромат корицы и яблок.

Бальдр окинул взглядом гостиную. Мама с папой обсуждали новости, а он листал книгу Мимира, устроившись на ковре у камина. Бежево-золотые обои украшали фоторамки — мамина идея. Фоток висело много разных, но тех, где они втроём, больше всего. И если бы Бальдр мог выбрать любое на свете место, то пожелал бы остаться здесь.