Свинец или серебро (De plumb sau de argint) (джен)

Труп боярина Стурдзы обнаружила кухарка, пришедшая на службу раньше обычного времени. Вернее, обнаружила она фрагмент хозяина — голую, волосатую, отрезанную по бедро правую ногу, брошенную прямо на пороге черного хода.

Вызванные ей полицейские нашли левую ногу в холле. Дальнейший осмотр дома принес следующий улов: туловище без рук, ног и головы, лежащее на насквозь пропитанной кровью кровати в спальне боярина, левая рука в ванной комнате и правая — в бильярдной. Для полной экспозиции не хватало только головы. Она была открыта не сразу, причем не полицейским или жандармом, а одним из зевак, в изобилии собравшихся у ворот особняка. Голова Дорина Стурдзы, светского льва и личного друга его величества, увенчала собой шпиль, поднимающийся над двухэтажным домом в стиле карпатской готики.

В эту торжественную минуту на бульвар королевы Элизабеты прибыли Миклован и Василе Понта. Визг тормозов черного служебного «опеля» отлично наложился на звуки, издаваемые несчастной кухаркой и дамами из публики, наподобие «ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ! ИСЧАДИЯ АДА! ДЕМОНЫ!»

-…в блядскую душу драной богоматери архангела Михаила из навоза сатаны мать! — тихо, сквозь зубы оценил ситуацию на участке господин комиссар. Инспектор Понта, оглядевшись, только крякнул — не поспоришь!

В то время, как Миклован принял на себя общее руководство действиями небольшой армии полицейских и экспертов, Понта занялся опросом свидетелей злодеяния. Вопреки ожиданиям, их почти не было: убийство произошло слишком рано, во всяком случае по меркам распорядка дня Стурдзы. Помимо изрубленного чем-то исключительно острым боярина, на этаже было обнаружено еще одно мертвое тело — горничная Рада Солодку, молодая буковинка, по свидетельству мажордома, состоявшая с покойным в порочащей связи. Признаков насилия на теле барышни не обнаружено, не считая выражения крайнего ужаса на лице да сложенных для крестного знамения пальцев правой руки.

— Согласно показаниям мажордома, господин Стурдза не любил пускать посторонних ночью — за исключением специально званых девочек или мальчиков. Поэтому вся прислуга на ночь распускалась по домам, а приходила примерно за полчаса до завтрака боярина. Стало быть, убийца пришел в дом намного раньше, возможно, даже затемно… — доложил инспектор.

Тем временем господину комиссару предстояло совершить, пожалуй, самую ответственную операцию — достать с крыши дома непонятно как и зачем занесенную туда маньяком голову хозяина усадьбы. Хорошо хоть ход через чердак был открыт: убийца явно проследовал на крышу этим же путем.

Учитывая опыт столкновения с Эмиелем Регисом на кладбище Антим и его истории за ужином у Диаманди, Тудор почти не сомневался, что содеянное — дело рук вампира. Разве что казаки умели несколькими ударами сабли разделать человека на части, подобно мяснику со свиной тушей — но сейчас их и в России-то живых не найдёшь, а уж в Румынии…

Нельзя исключать, что здесь поработал и сам Регис. «Честный» вампир мог ночью пробраться к боярину, вытянуть своим колдовством из него все, что тот знал, и нашинковать на кусочки. Горничная умерла, скорее всего, вдохнув той черной дряни, в которую могут обращаться упыри, как охранники тюрьмы Сигуранцы. С другой стороны, почему Регис не сделал этого раньше, сразу после того, как Александр Диаманди пришел в себя? А если вспомнить, что даже столь могущественный вурдалак, как Регис не может входить в дом, куда его не звали, либо запретили входить, то вряд ли он бы сюда вообще просочился. Нет, всё же искать надо ещё одного кровопийцу…

— Есть, господин комиссар! Готово! — прервал мысли Миклована патрульный Эужениу. — Нести теперь голову вниз?

— Нет, давай ее мне, а ты дуй сразу за экспертом! — крикунл комиссар сквозь ледяной порыв ветра, стараясь не поскользнуться и не полететь вниз по скользкой крыше, прямо на головы зевак и оцепления…

Когда комиссар уже внизу передавал свой печальный груз судмедэксперту, воздух внезапно сгустился черным туманом, из которого материализовался «коллега» убийцы, господин Регис.

-…таким образом, окончательную картину смерти мы сможем представить вам… ЧТО ЭТО?! — резко оборвался доктор на полуфразе. Возникла почти театральная немая сцена, ибо на такое представление никто из присутствующих господ полицейских и жандармов не рассчитывал. А Эмиель Регис быстро прошелся по боярской спальне коротко заглянув в глаза всем, кроме Тудора Миклована. Этого было достаточно для того, чтобы взрослые люди застыли в своих позах, будто статуи, без малейшего звука и движения.

— У вас опять «нет времени объяснять», Эмиель? — иронично поинтересовался комиссар Миклован, проводя рукой перед стеклянными глазами полицейского, застывшего в дверях. — Что вы сделали с моими коллегами?! И какого черта вас вообще сюда принесло?!

— Доброе утро, Тудор! — криво усмехнувшись по своему обыкновению, одними губами ответил знахарь-кровосос. — О произошедшем я узнал по радио. Полицейских же я ввел в обычный транс — вряд ли кто запомнит мое появление. Кроме вас, конечно. Не нужно подробностей, я в принципе все себе так и представлял, а детали я вижу, простите, в вашем разуме…

— Жаль, что я не вижу, что теперь со всем этим гиньолем делать! — съязвил в ответ комиссар. — Надеюсь, вы явились сюда не с пустыми руками…

— Пока с пустыми, но надеюсь, что кое-что в них заполучить удастся! Мы, вампиры, многое знаем о смерти, как с точки зрения биологии, так и магии. Мертвое тело может очень многое рассказать. К сожалению, это не наш случай: Мауриц навестил господина боярина глубокой ночью, что даже вы можете заметить по отсутствию одежды на останках и легкой ночнушке на трупе девушки снаружи. Но Мауриц даже немного облегчил нам задачу, когда отсек голову. Позвольте, сейчас мы узнаем как минимум новую внешность нашего vis-a-vis…

— И как же вы собираетесь это сделать? Может, в отражение убийцы в зрачке верите? — недоверчиво спросил Миклован.

— Всё гораздо проще, господин комиссар. Я «прочту» последнее, что запомнил этот месье.

— Из отрезанной-то головы, ага, — Тудор всё ещё сомневался.

— Биологи доказали, что нервная деятельность курицы продолжается ещё несколько минут после отсечения головы, — напомнил вампир. — А чем Стурдза лучше? Единственное затруднение — процесс может затянуться на полчаса-час, так что вам придется как-нибудь отводить от этой комнаты полицию. Но надеюсь, что до этого не дойдет. Позвольте!

С этими словами вампир взял из рук застывшего судебного медика голову Стурдзы и резко прислонил ее лбом к своему лбу, глядя в остекленевшие мертвые глаза. В следующую секунду веки Региса начали моргать со страшной скоростью, как военные фотоаппараты. Несмотря на ощутимое любопытство, комиссар Миклован беспокоился, что в любую секунду может войти Понта, нашедший новую улику агент или, не приведи Господь, офицеры сигуранцы, и тогда творящееся в спальне убитого объяснить будет очень затруднительно. Несколько минут, пока Регис стоял столбом в обнимку с головой, показались целой вечностью, а каждый шаг снаружи вызывал волнение. Наконец высший вампир закончил свои колдовские манипуляции.

— Кто бы мог подумать, — сказал Регис, кладя голову Стурдзы назад в руки застывшего доктора Варламеску, — что человеческий инстинкт самосохранения может быть настолько подавлен снобизмом! Казалось бы, покойный не мог быть настолько недоразвитым, чтобы не понимать, с кем имеет дело, но все равно не просто считать себя выше, но столь явно и грубо это демонстрировать…

— Что вы увидели, Регис?! — прервал философствования вампира Миклован, нервно оглядываясь на закрытую дверь.

— Я видел момент убийства и, самое главное, новую личину Маурица во всех подробностях. Ее я изображу на бумаге и сначала покажу его сиятельству графу Диаманди — возможно, что наш оппонент вращается в бухарестском высшем обществе, а затем перешлю рисунок вам как можно быстрее. Убийство произошло глупейшим образом: Стурдза взбесил Маурица своим, я бы сказал, неразумным апломбом. Вампиры, особенно оседлые, имеют иерархичный склад характера и грубое своеволие не прощают, тем более людям. Степень ярости, в которую пришел Мауриц, вы сами можете наблюдать… Прошу прощения, Тудор, меня частенько заносит в размышлениях и я прекрасно понимаю ваше беспокойство. Ждите посыльного от графа Диаманди с портретом убийцы!

Наконец, к облегчению Миклована, Регис громко щелкнул пальцами и растаял в воздухе. В тот же миг околдованные им люди снова обрели сознание и способность к действиям.

— А… Простите, господин комиссар, о чем мы сейчас говорили? — ошалело моргая, спросил судмедэксперт Варламеску.

— Вы говорили о сроках проведения патологоанатомического исследования, доктор!

— Трупы, трупы, трупы... Не успеваем взять подозреваемого за глотку, как ему уже её перегрызают! — рычал префект полиции. — А в Бухаресте снова паника! Добрая треть ночных заведений закрывается раньше времени — никто не хочет возвращаться домой после полуночи. С десяток светских дам переселились в женские монастыри! Радикалы призывают к погромам! Это дело, господа, уже становится по-ли-ти-че-ским!

"Опять", вздохнул Миклован. Политическая жизнь Румынии ничего, кроме тоски, у него не вызывала. От "приличных" национал-либералов и национал-крестьянской партии, соревновавшихся в подделке голосов на выборах, тошнило. Для правых комиссар был недостаточно набожен и юдофобен. В коммунизм в полудеревенской стране Тудор не верил.

— Полюбуйтесь! — префект Маринеску бросил на стол аляповатую, но зловещего вида листовку, на которой демоническая тварь с крыльями атаковала симпатичную девицу в праздничном валашском крестьянском наряде, символизирующую отчизну. Её прикрывал грудью малый с нарисованной поверх кожаной куртки железногвардейской «решёточкой». Текст гласил:

РУМЫН! НЕ ГНЕВИ БОГА!

ГОНИ УЗУРПАТОРА,

ГОНИ ЕВРЕЕВ,

ГОНИ ЛУПЕСКУ!

— Легионеры раздают это по всем перекрёсткам, — поморщился префект. — Одного разносчика наши ребята уже взяли. Идёт допрос. Странно, что коммунисты даже не шелохнулись, чтобы половить рыбку в мутной воде. Ведь до выборов меньше года…

— Версию советской провокации, господин префект, уже отрабатывает полковник Ребров. Я всё-таки дополнительно проверил бы деловые связи господина Стурдзы, — гнул свою линию комиссар. — Напомню, что, согласно показаниям графа, убитый пользовался в свете репутацией, как говорят мошенники, «решальщика» при мадам Лупеску — якобы сводил с ней наших толстосумов и иностранных концессионеров за комиссионные. Возможно, где-то здесь и скрылся мотив его устранить...

— Ловко подделавшись под маньяка с Дымбовицы? В этом что-то есть, Миклован...

Вернувшись в свой кабинет, Миклован долго листал синенькую записную книжку покойного боярина с телефонными номерами. Как часто бывает, Стурдза сокращал нужных ему людей до нескольких понятных ему одному букв. Ну, «Д-чки» в блокноте холостяка может значить лишь «Девочки». Различных «А-ску», «Ф-ску» и «М-яну» легко разгадать по телефонной книге и справочнику «Кто есть кто в Бухаресте».

А вот что такое «С М Нокк 21, 07 ВАЖНО!»? По форме записи эта последняя заметка явно содержала не номер телефона. Конспиративный контакт? С кем? Зачем? 21, 07 — что это? 21 июля? Девять часов семь минут вечера?

Тут комиссар глянул на отрывной календарь и вспомнил, что сегодня 21 декабря. Смерть, по данным экспертизы, наступила около семи. Стурдза ждал Нокка, а встретил вампира-убийцу…

Но кто же всё-таки Нокк? Явно иностранец — ни один румын не проводит важные встречи так рано утром. Миклован принялся перебирать те документы, до которых не дотянулась сигуранца.

— Я кое-что нашёл, Понта, — обрадовал помощника комиссар. — Смотри — на момент смерти, если записная книжка нам не врёт, Стурдза должен был встретиться с неким С. М. Нокком!

— Кто это?

— Уже есть на него кандидатура, — продолжил Тудор. — Вот этот розовый листок — договор аренды, в которую Стурдза сдал фамильные леса в Бистрицком уезде (имение Борго) финскому подданному Саули Маурицу Ноккиля. Года три назад. А это — свидетельство об учреждении фирмы «Логаре де Карпаци» покойником на паях с Ноккилей…

— Не уверен я, что это конфликт коммерческих интересов, — покачал головой Понта. — За этим обычно идут с «барашком в бумажке» к нашему брату и заказывают дело о мошенничестве или укрывательстве от налогов. Но чтобы буквально на куски рвать?

— Ты сильный духом человек, Василе, — сказал Миклован. — Ты сохранил способность удивляться после того, как видел девушку с высосанной кровью. Как у вас там в Бистрице…

— Погодите, господин комиссар. Вы сказали «Бистрица». Имение Борго. Так… так это на их лесопилках выпили насухо человека! Всё сходится!

Миклован всё же успел посетить торговую палату и попытаться навести там справки о господине Ноккиля. Ничего необычного ему там не сообщили: уроженец Санкт-Михеля, Финляндия, 1889 год, активный член палаты, имеет медаль от посольства «за укрепление экономических связей». Фактически четыре пятых всей бумаги, выпускавшейся в Румынии, происходили с его производств — даже та, на которой комиссар писал свои рапорты. Клерк по секрету шепнул Тудору, что в дело как пайщик вошёл важный чин из министерства финансов — что многое объясняло…

Комиссар вышел на лестничную площадку палаты покурить в окно, когда на него обратил внимание неопределённо смуглый человечек с бегающими глазёнками.

— Мосье Миклован, я полагаю? — осведомился он таким заискивающим тоном, будто брал автограф.

— Нет, дражайший, я королева-мать в вечернем туалете, — нагрубил в ответ утомлённый полубесплодным днём Тудор.

— Сразу узнал ваш стиль работы, господин комиссар, — не отставал Бегающие Глазки. — Приказано передать вам это, — он практически засунул в карман Миклована руку с конвертиком.

— Если это взятка, чтобы я оставил Ноккиля в покое… то вот вам, — и комиссар показал человечку кукиш.

— В конверте нет ни лея, господин комиссар. Разве бы я посмел такому человеку… Увы, мне пора! Салют! — Бегающие Глазки скатился по лестнице раньше, чем Миклован сообразил запихать его в укромную уборную и вытрясти всё.

Конверт Тудор открыл уже в машине, просмотрел содержимое и удовлетворённо хмыкнул.

— Это вся полученная нами информация, 647. Агент с Центральной телефонной станции передаст данные о переговорах объекта «Шуцман» позднее.

— Негусто, даже с поправкой на недавнее начало операции. Вы определили основные контакты Шуцмана?

— В основном рабочие. По роду своей службы он каждый день контактирует с разными людьми. По интересующему нас направлению пока можно выделить только визит в Торгово-Промышленную Палату сегодня в 14-30. В здании был зафиксирован контакт Шуцмана с одним из порученцев Николае Малаксы, от которого объект получил конверт малого формата. Мы предполагаем, что это приглашение на встречу.

— Хм, Малакса… Он тоже имел связи с нашей конечной целью. А зафиксированы ли новые контакты с графом Диаманди?

— Пока нет.

— Думаю, что на этом и стоит сосредоточиться. Несмотря на то, что Диаманди слишком на виду, а более-менее свободно контактировать с целью может только Шуцман, нельзя отбрасывать покровительство, причем не такое уж старое. Необходимо уделить особое внимание контактам Шуцмана с Диаманди, не ослабляя контроля за самим Шуцманом. Учитывая ограниченность наших ресурсов, это может быть непросто, но мы не имеем права упустить цель окончательно.

— Будет исполнено, агент 647!

… — Папа приехал! Папа, тебя к праздникам отпустили пораньше? — встретил Миклована дома радостный крик Ионуца.

— Если бы это было правдой, Ионуц… Я только переодеть костюм. Некто Николае Малакса зовёт меня ужинать в «Дунайские волны», — похвастался комиссар.

— Ты высоко взлетел, Тудор. Сначала тебя графы приглашают, потом — поднимай выше! Сам Малакса! — недоверчиво сказала мать.

— Кажется, я становлюсь человеком, мама, — сдержанно улыбнулся Миклован.

Несмотря на вывеску «Дунайские волны», вместо навязшего во всех румынских зубах одноименного вальса ресторан встретил комиссара полиции бодренькой «Кукарачей». Новомодное ночное заведение было обустроено в американском вкусе, отходя от привычного для Бухареста шика «под Париж» — современные интерьеры, яркие разноцветные лампы, джаз на эстраде.

«И сдерут за всё это с клиента втрое дороже, чем в старом добром «Бюфете», — подумал Тудор Миклован. — А в Ферентари, в Рахове, в Гривице, на всех дыроштанных рабочих окраинах сейчас полужидкой мамалыге без масла — и той рады…» Полицейский сыщик и сын работяги из депо, он слишком часто наблюдал изнанку разряженной румынской столицы. И словно бы в ответ при возможности тянулся к огням, музыке, шампанскому, смеющимся женщинам с открытыми плечами — доказывая сам себе, что он не просто ночной сторож этого мира, а его полноправная часть.

Холуй во фраке, бабочке и с блестящей лысиной провёл комиссара в отдельный кабинет. Там его ждал сухой пожилой человек, похожий на Эбенезера Скруджа из сопливого фильма «Рождественская песнь в прозе».

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, господин Малакса, — снял Миклован шляпу перед богатейшим промышленником Румынии.

— Представители власти не опаздывают, господин комиссар. Они задерживаются, — растянул Малакса губы в ящеричьей улыбке и поставил поближе к полицейскому бокал хорошего виски. — Вы, конечно, на службе, но разве я не знаю, как вы на службе не пьёте?! — и хохотнул.

— Чем моя скромная особа может вам помочь, господин Малакса? — сказал комиссар, усевшись поудобнее и отхлебнув виски.

— Вы не угадали, дорогой комиссар. Это я намерен исполнить свой гражданский долг и кое-что предоставить вам по вашему текущему делу, — еле заметно ухмыльнулся миллионер. — Моему доверенному лицу стало известно, что полиция интересуется компаньонами покойного Дорина Стурдзы…

— Давайте раскроем карты, господин Малакса, — прервал его Тудор. — Вы действительно собираетесь нам помочь или хотите руками правосудия раздавить конкурента?

— И то, и другое, господин комиссар, — нагло признался Малакса. — Видите ли, не так давно я прикупил долю в полиграфическом комбинате «Прометеу» — они печатают «Универсул», «Адевэрул», «Диминеаца» и ещё пару-тройку популярных газет. А то там только и пишут, как я, такой-сякой, граблю несчастную Румынию.

— Подозреваю, «Прометеу» достался вам из-под носа у кого-то из постоянных клиентов Стурдзы?

— На такой лакомый актив точили зубы многие. Но прежде всего — этот финн, Ноккиля. Он решил, что со своей передовой техникой и с карпатским лесом на землях своего милого дружка захватит всё бумажное дело в стране — по цепочке от заготовок древесины до конечного продукта. Я как патриот не мог допустить, чтобы подозрительный иностранец паразитировал на нашем королевстве!

И в эту патетическую минуту на столике задребезжал телефон.

— Пардон, — бросил Малакса, снял трубку, что-то выслушал и разразился монологом: «Ни в коем случае! Если Крупп не продаст по триста пятьдесят, заканчивайте с ним все дела!». Дальше пошёл какой-то биржевой жаргон, на котором комиссар не понял почти ни слова.

— Кажется, я стал на три миллиона лей богаче, — вывел фабрикант, повесив трубку. — Итак, девятнадцатого числа на очередном утреннем кофе с Червонной Дамой* и нашим жеребчиком они предупредили меня, что покойник Стурдза настаивает на конфискации «Прометеу» с тем, чтобы затем акции комбината были переданы мосье Ноккилю на так называемом аукционе. Якобы сделка была совершена незаконно. А потом покойник встретил меня за рулеткой в «Пале-Ромэн». Молодой Стурдза был в жутком состоянии, чуть не плакал, предлагал всё, чего у него нет и не будет, лишь бы я помог ему избавиться от «этого монстра».

— Монстр — Ноккиля, я полагаю, — сказал Миклован. — Судя по всему, со Стурдзой он был связан крепче, чем все остальные спекулянты?

— Существенно. Все остальные стелились перед этим ничтожеством, лишь бы он замолвил за них словечко Червонной Даме. А Ноккиля, судя по стурдзиному бреду, сам крепко держал его за штаны.

— Мы вышли на единственного свидетеля убийства, который по понятным соображениям скрывается, — сказал комиссар. — С его слов уже составлен портрет. — И Миклован протянул Малаксе рисунок Маурица Аврелия ван дер Граафе.

— Святой Дософтей… — Олигарх стал нервно раскачиваться на стуле. — Ноккиля… Но это же невозможно! Сегодня мы созванивались как раз по поводу «Прометеу», и утром он был ещё в Борго! Разве что на истребителе долетел туда и обратно!

— Боюсь, мы недооцениваем этого господина, — сказал Миклован.

— Согласен, господин комиссар. Он несколько подозрителен. Начнём с того, что я всегда навожу о контрагентах подробные справки по своим неофициальным каналам... Так вот, никаких сведений о первых этак сорока годах жизни мосье Ноккиля нет. Где учился, с чего начинал в молодости, когда впервые подцепил сифилис — тёмный лес. А самое забавное — что мой человек нашёл его следы в Выборге. Но в очень, очень необычном месте...

— Вы меня раздразнили, господин Малакса. Неужели в городской тюрьме?

— Хуже, гораздо хуже, друг мой! На кладбище. Саули Мауриц Ноккиля из Санкт-Михеля, 1889 года рождения был погребён там в восемнадцатом году, среди прочих павших в борьбе с большевиками...

"Что-то слишком много упырей становится в деле", — подумал Миклован. "Конечно, он просто самозванец, присвоивший себе имя честного покойника, но когда имеешь дело минимум с одним живым вампиром...". А вслух сыщик сказал:

— Как вы понимаете, я должен это проверить. И потом, пока я не вижу его мотива для убийства Стурдзы...

— Мотив есть, уж поверьте! И он тесно связан с вашим следствием. За эту информацию покойник запросил с меня сто тысяч лей! Сошлись на тридцати... Помните банду Кэлдераря? Похитителей детей, нескольких из которых выловили в Дымбовице — а то и в Дунае — с несимпатичными ранами на шее?

Комиссар кивнул.

— Боярин Стурдза рассказал, для кого он покупал их. Не только сам душеньку отводил, хе-хе! Умолял тиснуть это где-нибудь в принадлежащей мне газетке. И, судя по всему, его услышал не я один... Жалко этого идиотика.

— Кажется, я начинаю кое-что понимать... — задумался Тудор. — А именно... что я на верном пути. Салют!

— Телеграмма комиссару Микловану! — раздался бодрый голос дежурного по префектуре утром 23 декабря, — Международная!

Рассчитавшись, Миклован вскрыл конверт и тщательно просмотрел телеграмму из министерства внутренних дел Финляндии. Ответ на вчера поданный официальный запрос был напечатан на безукоризненном немецком языке. "Метрике Ст Михеля 1889 год значится один Саули Мауриц Ноккиля тчк убит Выборге красногвардейцами тчк захоронен новом кладбище воинскими почестями тчк".

— Дело принимает интересный оборот... Надо оповестить Реброва, — комиссар взялся за телефон.

— Барышня, алло! Барышня, мне Бистрицу! Бистрица, это комиссар Миклован, префектура Бухареста! Отделение полиции безопасности, срочно! Лейтенант, комиссар Миклован, полиция Бухареста! Мне необходимо передать важные сведения полковнику Реброву! Что? Где?

— Вчера утром господин полковник ушёл в горы в районе Борго! Не вернулся! — сквозь помехи кричал бистрицкий жандарм. — Одну минуту! — и бросил трубку.

Перезвонил лейтенант ещё через час.

— Г-господин к-комиссар... Полковник з-злодейски у-убит. Он... О-о-он...

— Ну!

— В-вся к-кровь из тела выпущена, г-господин к-комиссар. М-мы уже отправили тело в Б-бухарест и оповестили ш-штаб к-квартиру...

Миклован бросился рапортовать префекту, но не нашёл его на месте — Маринеску срочно вызвали в министерство. Вся эта история выглядела как deja vu: только расследование продвигается вперед, как обнаруживается очередной труп, вынуждающий комиссара уходить с проторенной дороги...

Префект полиции вернулся через полтора часа, красный, как рак.

— Я полагаю, вы уже в курсе, комиссар?! Третий сверхъестественный труп за неделю! Вы не разжалованы обратно в инспектора только по одной причине — мы всё-таки умыли сигуранцу! Господин Морузов и тот спасовал перед вашими железобетонными доводами!

— И это значит, господин Маринеску...

— Что бистрицкое дело передаётся нам! Не спешите радоваться: вы командированы на место преступления. Вот ваш билет на завтрашний экспресс. Прошу прощения, что порчу вам Рождество, Миклован… но долг есть долг, — сказал префект.

— Значит, будем служить и защищать в Карпатах, — обречённо кивнул комиссар.

— И последнее, Миклован… Я имел сегодня конфиденциальный разговор с министром внутренних дел. Он передал секретные инструкции с самых верхов. Известная вам высокая особа не желает, чтобы хотя бы один из господ вампиров дожил до суда. Процесс будет означать огласку всех… гм… материй, в которых погрязли приближенные ко двору лица, — добавил Маринеску.

"Знали бы его величество с министром, что я как раз собираюсь нанести визит некоему вампиру...", подумал Тудор.

* «Червонная дама» — кличка Елены Лупеску, который она получила за рыжий цвет волос.