Свинец или серебро (De plumb sau de argint) (джен)

Бухарест, декабрь 1936 года.

Своей изломанной позой и бледностью юная обнажённая дочь графа Диаманди походила на скульптуру начала века. И, как подобает статуе, она была совершенно неподвижна. Потому что лежала мёртвой на постели.

Именно поэтому комиссар Тудор Миклован и попал в чисто по-румынски расфуфыренный особняк на берегу замёрзшей речонки Дымбовицы — эх, не дал Бог столице Дуная или ещё чего-нибудь покраше! В мирное время привратники Диаманди, глядишь, не пустили бы его и на порог. Но теперь без ищейки не обойтись.

— Оригинальный способ убийства, — оценивающе сказал комиссар инспектору Понте, оглядев тело. — Преступник прокусил шею жертвы, иначе говоря, загрыз.

— То есть как… — Василе Понта, как и Миклован, видел всякое за годы беспорочной службы. Но чтобы люди грызли друг друга насмерть в прямом смысле слова…

— Зубами. Или сам, или, может, собаку привёл…

В соседней комнате раздался удар об пол. Это лишился чувств и без того обалдевший от страха и горя старый граф Диаманди.

— Согласен, это неблагородно. Понта, вызывай карету скорой помощи, — распорядился Миклован и перешел к подробным допросам прислуги.

— Итак, господа, что мы имеем по убийству Василики Диаманди? Имейте в виду, что интерес к делу проявляют в близких к его величеству кругах, министр внутренних дел уже оборвал мне телефон, — на грозной ноте начал совещание префект бухарестской полиции Маринеску.

— Итак, господин префект, по данным допроса домашних и прислуги графа можно сделать вывод, что преступник и убитая были людьми одного круга и давно знакомы. Появление убийцы в доме Диаманди не вызвало никаких подозрений, к его визиту относились как к совершенно естественному, — рассказал о своих наблюдениях Миклован.

— Может, предположим, что это был и вовсе кто-то из прислуги? — проявил креативность инспектор Понта. — Девчонка, говоря начистоту, только и делала, что со всеми сссорилась. Может, горничная не выдержала? Или садовник?

— Эх, Понта-Понта, — покачал головой Миклован. — Вроде полицейский ты опытный, не дурак. Когда ты последний раз видел, чтобы убийца «из простых» использовал зубы, а не нож или подручный инструмент? До такого ещё додуматься надо. Или допиться.

— Кстати, о "допиться", — добавил комиссар Петреску. — Патологоанатом полагает, что преступник успел выпить некоторое количество крови убитой. Небольшое, но...

— У вас есть конкретные подозреваемые, господа? — прервал дискуссию Маринеску.

— Главный подозреваемый — некий господин Дорин Стурдза. По показаниям прислуги и самого графа, без пяти минут жених убитой. Он всё время то заключал, то расторгал помолвку с Василикой Диаманди, — объявил комиссар. — Кроме того, он пользуется репутацией человека импульсивного, несдержанного, с развинченными из-за богатой личной жизни нервами. Неоднократно задерживался полицией за различные выходки. Опыт показывает, что такие способны на многое.

Дорин Стурдза был классическим столичным вертопрахом из «особ, приближённых…», единственными занятиями которого в жизни были гольф, скачки, возлияния и блуд. В этом он был достойным наследником Стурдзы-старшего. Некогда отец подозреваемого был верным спутником принца Кароля во всех его ночных похождениях, чем обеспечил себе положение при дворе, когда Кароль наконец стал королем. Недавно Стурдза наконец потерял отца — если верить злым языкам, от сильно запущенной половой болезни — и стяжал себе огромное состояние.

— Есть показания служанки мадемуазель Диаманди, что молодой человек, похожий на господина Стурдзу, пролез в окно на втором этаже и предложил ей восемьсот лей, чтобы она молчала и не показывалась. Вроде как хотел уговаривать Василику снова с ним сойтись. На часах была половина двенадцатого — незадолго до предполагаемого времени смерти, — продолжил комиссар.

— До Стурдзы нам не достать, Миклован… — покачал головой Маринеско. — Он пользуется расположением таких людей, что ему сойдёт с рук даже вооружённое ограбление Господа Бога. Комиссар Петреску, ваша версия?

— Я проверил близких подруг мадемуазель Диаманди… В общем, последнее время она вступила в кружок последователей мистика Эмиеля Региса. Подозрительная личность, по слухам, помешался на теме вампиризма. Серьезно утверждает, что в нашей стране существуют эти твари! — предложил подозреваемого Петреску.

Эмиель Регис — сам он на визитных карточках добавлял ещё и «Рогеллек Терзиефф-Годфрой» — был известной всему Бухаресту и одновременно загадочной фигурой. Прибыв в Румынию пару лет назад, этот мутный тип довольно быстро обрёл популярность в столичном свете и полусвете как оккультист, целитель и психоаналитик-любитель. Печать присвоила ему титул «румынского Распутина», церковь молилась за его скорейший упокой, а площадная молва приписывала Регису вызовы во дворец короля Кароля для укрепления мужской силы его величества и гадания по руке мадам Лупеску⁽¹⁾.

— Всему виной идиотские заграничные романы и киношки. Этот Регис начитался у себя дома про графа Дракулу и теперь думает, что у нас все такие, — тихо и зло сказал Понта. — Каждый второй иностранец первое, что спрашивает в Румынии — это о вампирах. И что, теперь их всех подозревать?

— Не будем забывать и девушек из круга м-ль Диаманди, — намекнул Петреску. — Как минимум у двоих из них — княжны Кантакузино и м-ль Бибеску — она переманивала перспективных… гм... ухажёров.

— Посторонних девиц в доме никто не видел. Мужчину видели, — настоял на своём Миклован.

— Могли найти исполнителя за плату, — не уступал Петреску.

В конце концов префект Маринеску раскидал все версии «на троих». Стурдзу пробивал Миклован, Региса — Петреску, Понта проверял благородных девиц. Комиссар был скептичен, он полагал, что префект навязывает им безобидного, в сущности, шарлатана, чтобы отвлечь от самого вероятного, но неудобного и защищённого связями подозреваемого.

Но прекрасно помнил, что самое очевидное не всегда оправдывается.

Дорин Стурдза предавался любимому делу — партии в шмен-де-фер в клубе «Пале-Ромен» — когда его отвлек служитель, передав карточку:

— Господин Стурдза, вас к телефону. Спрашивает некий господин Миклован.

— Я слушаю, — надменным голосом сказал молодой боярин в трубку.

— Наконец-то мы с вами встретились, мосье Стурдза, а то по нашей повестке вы не явились, — ответил ему комиссар. — Позволю себе пригласить вас лично, а то такое наглое обращение с представителями закона не сойдёт с рук даже человеку вашего круга. За вами заехать?

— Да как вы см… Я поеду сам. Через пятнадцать минут, — наконец смог выдавить из себя обалдевший от наглости комиссара боярин.

…Вскоре Дорин Стурдза действительно сидел перед Миклованом в его кабинете.

— Я хотел объясниться с графиней Василикой и распутать наши отношения. Та, которая стала причиной разрыва нашей помолвки… это была ошибка. Я должен был сказать, что я люблю только её, — неправдоподобно выкручивался он.

— Давайте вы потом напишете роман про это, — прервал его излияния Тудор. — А мне отвечайте чётко по делу: когда вы ушли от покойной, она была ещё жива?

— Да, господин комиссар. Она меня выгнала, я же сказал!

— Как я её понимаю. Вы не заметили в окрестностях её дома какую-нибудь подозрительную личность?

— Не могу вспомнить…

— Постарайтесь, господин Стурдза, — продолжал Миклован. — Вы ведь, думаю, хотите отомстить за возлюбленную? Хотя о чём я, безумный, если вы проводите её поминки в клубе за картами.

— Откуда вам, полицейскому чиновнику, понять возвышенную тонкую натуру?! — вызывающе держался Стурдза. — Я пытаюсь как-то поддержать душевное равновесие… а тут вы!

— Вижу, вас тоже вывел из себя экстравагантный метод убийцы? — ответил комиссар. — Тогда прошу вас пройти в отдельный кабинет. Возьмите вот это: эту штучку вы прикусите, а журнальчик с красотками поможет вам при сдаче, пардон, спермы…

— Вы издеваетесь надо мной, господин комиссар?! — возмутился молодой дворянин. — Чтобы я, потомок господарей Молдавии, онанировал на глазах у ищеек?!

— Я сказал — в отдельный кабинет. И подумайте, как истолкуют ваше упрямство мои коллеги, а потом и прокурор.

— Только бы вы не пожалели, Миклован… Вы не представляете, какие люди способны меня защитить, — ощерился Стурдза, но указание комиссара выполнил.

Выходя из префектуры полиции и бранясь себе под нос, он столкнулся с оригинального вида господином, который шел по коридору с комиссаром Петреску. Эмиеля Региса тоже взяли в оборот.

А между тем, оригинальным шведского подданного, г-на Эмиеля Региса Рогеллека Терзиефф-Годфроя назвать было нельзя. Тудору Микловану он показался необычным лишь в силу его сыскного таланта. Невзирая на шведский паспорт, мосье Регис выглядел как обыкновенный бессарабский или черновицкий еврей: белая рубашка, угольно-черное пальто и шляпа, узкий черный же галстук. Разве что бороды и пейсов свидетель не носил, как и какой-либо оптики. Седые волосы его немного виднелись из-под полы шляпы, поэтому пока нельзя было достоверно судить о том, насколько он был лыс.

Инспектор Василе Понта вызвал господина Региса телефонным звонком из его квартиры, расположенной на улице Липскани, рядом со знаменитым зданием Национального Банка. Василе должен был и допросить свидетеля по делу, однако преступники не дремали, и Понта был вынужден заняться иным, но не менее срочным делом. Поэтому допрос провёл комиссар Петреску. И был этот допрос самым необычным и даже страшным за всю жизнь комиссара…

— Итак, господин Регис, мы были вынуждены вызвать вас для дачи показаний по…

— Делу об убийстве графини Диаманди? — внезапно прервал «румынский Распутин» комиссара полиции Бухареста тихим голосом с довольно сильным польским акцентом. — Да, конечно, я расскажу вам все, что знаю. Итак, вас, господин Петреску, ведь интересует мой распорядок на вечер вчерашнего дня? В 20-00 я поужинал, затем отправился к чете Малакса, по их приглашению. Они пригласили меня, дабы я провел с ними, м-м-м… Психологический тренинг, как раздельный, так и коллективный. Дело в том, что у супругов Малакса в последнее время наблюдаются некоторые разлады, и мосье Малакса просил меня помочь ему и его жене справиться с этой проблемой. С супругами Малакса я занимался до 23 часов, затем моим пациентам позвонили от мадам Лупеску. Искали меня с настоятельной просьбой немедленно приехать, даже не заезжая домой за травами, которые я обычно беру в подобных случаях. У госпожи Елены с ее, кхм, другом произошла одна очень деликатная проблема, суть которой я, как лекарь, раскрывать не имею права. Да, даже вам, господин комиссар. Да, мои принадлежности были доставлены к мадам Лупеску специальным курьером. Закончив все необходимые процедуры, я решил воспользоваться гостеприимством мадам Лупеску и остался на ночь в ее доме. Проснулся я, как всегда, ровно в 5-00 и, не тревожа ничей сон, вернулся домой. Нет, господин комиссар, мадам Лупеску не волновалась, ибо ей известны мои деликатность и такт, она знает… эти мои особенности. Дома я оказался в 5-30, позавтракал и принялся за работу в своей домашней лаборатории, от которой меня отвлек лишь ваш звонок по телефону. Прекрасно, я вижу, что вопросов у вас больше ко мне нет! Вы ведь хотите взять у меня некоторые анализы, верно? Извольте, подайте мне эту формочку, я ее прикушу. Спасибо! А теперь пробирку, она должна быть в вашем ящике стола. Заранее благодарен вам за то, что вы разрешите мне идти сразу после сдачи… другого анализа. Пробирку я верну вам в руки, а пока разрешите мне отлучиться в уборную! Всего вам доброго!

А комиссар Петреску сидел, раскрыв рот, будто на него взглянула Медуза Горгона. Чертов Регис не то, что не запирался, он без умолку трындел десять минут, не дав комиссару и слово вставить. И в то же время ошарашенному Петреску оставалось только записывать, поскольку свидетель безошибочно угадывал каждый вопрос, который хотел задать комиссару, а тот и рта раскрыть не успевал. Как такое вообще возможно?!

— Не терзайтесь, господин Петреску! — сказал Регис, возвращая из уборной уже наполненную пробирку, — Я уже пожилой человек и имею богатый жизненный опыт! С вашего позволения я откланяюсь!

А Петреску тупо смотрел в сделанную им стенограмму допроса. Об всем этом следовало рассказать Тудору Микловану и доложить господину префекту. Чертовщиной, ох явной чертовщиной так и тянуло от этого, чтоб его, "психа-аналитика"…

Анализы подозреваемых были сданы в университет доктору медицины Вальтеру Хитманну — этот немец из Сибиу, выучившийся в Лейпциге сумрачный гений, пользовался самыми современными и точными методами.

На следующее утро Петреску и Миклован допросили подружек покойной Василики и вынесли из допросов лишь одно: при таком явном отсутствии мозга спланировать сколько-нибудь приличное убийство невозможно. Даже ко всему привычный Тудор не выдержал и пошел заливать тоску кофе по-турецки "У янычара", заодно полистав свежую прессу.

До Рождества оставалась неделя, центр Бухареста уже был иллюминован, а тут — зверское убийство, да ещё и в высшем обществе. Румынские газеты, разумеется, сразу набросились на него, за более серьёзные темы их бы «порезала» королевская цензура.

Солидные либеральные и консервативные издания переживали в основном за самого старика Диаманди, который из-за трагедии слёг в больницу и настолько плохо говорил, что как свидетель полиции стал совершенно бесполезен. Восстанавливался граф медленно, а национал-либеральной партии без лучшего оратора приходилось в парламенте несладко.

«Жёлтые» издания кивали на неведомого визитёра из окна, свихнувшегося из-за безнадёжной любви к юной небожительнице, и всё норовили пнуть и без того зверски убитую Василику за бессердечность и скверный нрав.

Легионерские листки уныло и злобно кивали на «ритуальный масонский» характер убийства «за считанные дни до Христова праздника». Коммунистические листки натужно острили про «достойную смерть для эксплуататора и кровопийцы из «золотой молодёжи», гуляющей на горбу горняков и батраков».

Но об одном никто не говорил — об аналогичных убийствах на другом полюсе общества, в котором брезгуют копаться досужие любопытные. А именно они интересовали комиссара Миклована.

Метод убийцы — загрызание до смерти — вполне мог быть признаком маньяка. А жертва маньяка никогда не бывает одна. Миклован сам брал однажды серийного убийцу и ещё раньше помогал коллеге изловить другого. Опыт подсказывал ему, что других убитых маньяком следует искать в более доступных и менее оберегаемых классах. Джек Потрошитель ведь тоже убивал сплошных шлюх с лондонского дна.

И для этого комиссару понадобился человек особый. Его он увидел на улице вскоре после того, как довёз Ионуца домой из начальной школы. Лимбэ, щипач — чемпион Бухареста, пристраивался к «вылизывающим витрины» модницам-ротозейкам, готовясь атаковать беззащитные кошельки.

— Что, Лимбэ, едва вышел на волю — и опять за старое? За молодое нужно браться!

— Куда мне в этом деле с вами тягаться, господин комиссар! — узнал его цыган. — Давайте так — и я сегодня больше не работаю, и вы меня не видели.

— По рукам, Лимбэ, — не стал возражать Тудор Миклован. — Ты мне сейчас нужен не потому, что ты карманник — а потому, что знаешь всё, что случается в вашей цыганской Яме.

— Имейте в виду, господин комиссар! Лимбэ вор, жулик, кто угодно — но не предатель!

— Я не прошу тебя никого предавать. Я прошу тебя спасти пару христианских душ. Слыхал, как выпили кровь у графини Василики Диаманди?

— Весь Бухарест только о том и говорит, господин комиссар! Одни на евреев грешат, другие на нашего брата цыгана… Чует моё сердце, будут бить.

— Пока тебя никто не бьёт, Лимбэ, мы культурно беседуем, — ответил Миклован. — Так что смелее. А я незаметно верну вот этот кошелёчек вон той барышне и тебя не задержу.

— Года четыре назад пришли к нам в Яму кочевые цыгане, из Олтении. За заводилу у них был косой Кэлдэрарь. Сводил он со своими молодцами со двора детей да таскал их по улицам, милостыню просить да воровать. Поначалу мы его терпели, в Яме ведь тоже народец всякий. Не нам привередничать. Но потом они на соседних улицах детишек уводить стали. Наших, цыганских. И ни на одной паперти их потом не найдёшь, с концами пропадали. А месяца три назад нашли… одного… потом второго… — Лимбэ посерел и прослезился. Стало комиссару ясно, что нашли их уже на пути в царствие небесное.

— Из Дымбовицы выловили. И точно таких же погрызенных, как ваша мадемуазель графиня, господин комиссар! Человечьими зубами! — зловещим шёпотом добавил Лимбэ.

— Что же вы молчали?! — почти рассердился Миклован на карманника. — Ведь для этого мы, полицейские, и нужны!

— Вы же знаете нашу Яму, полиция нам никак не подруга. Отмутузили олтенских сами — кого успели, до смерти — и выгнали из Ямы, а хибару их сожгли да пепел по ветру развеяли. Теперь они на снаговскую дорогу ушли, в Волчьем овраге поселились в заброшенных халупах. Сам не видел, но добрые люди говорят… — объяснил цыган.

— Браво, Лимбэ. Мою избирательную слепоту ты уже отработал.

…Вернувшись в префектуру, Миклован первым делом направился в кабинет Маринеску:

— Есть вести, господин префект! У нас появилась дополнительная зацепка… — и кратко пересказал шефу чудовищную историю Лимбэ.

— Почерк действительно похожий… — задумался Маринеску. — Неплохо получается у вас, Миклован. Полиция получила лишнюю ниточку, а жители Ямы узнают наконец, что закон и их тоже касается.

Самый мерзкий уголок Бухареста для добропорядочного румына — конечно, цыганская «Яма». А самый мерзкий угол Бухареста для жителя «Ямы» — это Волчий овраг на полпути в Снагов. С дороги его не увидишь, он надёжно укрыт зарослями, и потому ещё при турках был излюбленным разбойничьим укрытием и местом для засад. Теперь разбойники живут в Бухаресте — поближе к банкам и инкассаторам — а в овраге осталась всякая шелупонь. Обосновалась там и шайка Кэлдэраря.

«Атаман вольных валашских нищих» привык, что легавых его дела не волнуют. Поэтому Кэлдэрарь был неприятно удивлён, когда на кромке оврага зажглись фары автомобилей, и комиссар Миклован крикнул в рупор:

— Господа детокрады, это полиция Бухареста! Вы окружены! Выходите по одному, руки на затылок!

…Невеликое удовольствие — допрашивать торговцев малолетками один другого краше, записывать, как они поставляли живой товар извращенцам да профессиональным нищим, как калечили его, чтобы юным инвалидам больше подавали. Но такую службу выбрали себе Тудор и его коллеги. И результата они всё же добились.

— Господин префект, — доложил комиссар Петреску, — допрос закончен. Мы с комиссаром Миклованом получили словесные портреты покупателей несовершеннолетних, и… — Петреску заметно замялся.

— Один из постоянных клиентов «фирмы» Кэлдераря по описанию — наш друг господин Дорин Стурдза. Всё сходится, — продолжил Тудор Миклован. В этот момент на столе у префекта зазвонил телефон.

— Одну минуту, — Маринеску снял трубку, выслушал, что ему наговорили. Затем вновь обратился к подчинённым.

— Стурдза пока подождёт. Звонили из сигуранцы. Эмиель Регис арестован, похоже «вампир из дома Диаманди» — это всё-таки он.

— С чего бы, господин префект? Регис, конечно, неприятный тип, но алиби у него — броня, — усомнился Миклован.

— При обыске после анонимного звонка информатора сигуранца обнаружила в его сейфе бутылочку из-под коньяка, наполненную знаете чем, комиссар?!

— Неужели кровью, господин префект?

— Именно. Человеческой кровью. Обыкновенной. Красной. Должен вас огорчить, но, похоже, Морузов нас обставит.

— Не думаю, господин префект. У нас есть данные дантистов, исследовавших слепки зубов. У Региса не тот прикус: слишком развитые клыки. Над Диаманди поработал обычный человек с крепкими зубами. К тому же мы ещё не взяли анализ его спермы…

— Это всё ваш гениальный эксперт, нобелевский, чтоб его, лауреат! — взорвался Маринеску. — Чего он там с ним возится, два плевочка под микроскопом посмотреть — велика доблесть! Важно другое. Регис действительно употребляет человеческую кровь! Это прямая улика, а на Стурдзу у нас лишь косвенные.

«Что ж, все мы совершаем ошибки», подумал Миклован. Сильно он не расстроился — рассчитывал, что поимка детокрадов искупит его неудачу в громком деле, и никто не ткнёт носом в то, что он всего два года как комиссар, а уже замахивается на высший свет. Но ощущение, что сигуранца просто выгораживает аристократа-наследничка, его не покидало.

Господин комиссар еще не представлял себе, какой оборот примет дело в скором времени…

1) Фаворитка Кароля II

Вернуться к тексту

— Алло? Гостиница «Австралия»? Это префектура полиции! — раздался зимним утром звонок в дрянной гостинице для свиданий. — Инспектор Понта беспокоит!

— Э? А? За что? Мы же приличное заведение! Налоги платим! — возмутился перепуганный ночной портье.

— Да мы не собираемся вас закрывать за притонодержательство! Хотя пора бы… Позовите комиссара Миклована к телефону! — потребовал Понта.

Но это было непросто сделать. Комиссар пребывал на седьмом небе — если так можно назвать видавшую не один десяток парочек кровать. На плече Миклована пристроила пышнокудрую голову Гречанка — так звала эту жгучую брюнетку мужская половина Бухареста, ибо её фамилия Ангелопуло совершенно не совпадала с образом жизни. Гречанка была исполнительницей восточных танцев в «Орфеуме» на бульваре Дакии, в переводе на нормальный румынский — средней дороговизны куртизанкой.

Миклован, как полицейский, прекрасно знал, что артисток кабаре толкают на панель сами же администраторы — чтобы снять процент с «народной тропы» к подопечным, а заодно и продать лишние билеты разгоряченным господам. Поэтому он нарочно не подавал виду, что перед ним особа лёгкого поведения: у них ценится, когда за ними «по-настоящему» ухаживают стоящие кавалеры. И комиссару воздалось сторицей: царапины на спине пришлось смазывать йодом. Но последние ласки были неприятно прерваны стуком в дверь.

— Господин комиссар! Прошу прощения, вас дежурный инспектор вызывает!

— Прости, девочка. Меня зовет труба, — тихо сказал Миклован. Наскоро одевшись, он оставил на тумбочке триста лей, попрощался воздушным поцелуем, сбежал вниз к стойке портье и взял трубку.

— Миклован на проводе!

— Господин комиссар, разрешите доложить — Эмиель Регис сбежал! — крикнул Понта из недр трубки.

— Взял и сбежал? Из сигуранцы? В его-то возрасте?

— О да, — не без удовольствия, что есть шанс «уесть конкурентов», ответил инспектор. — Там такой бардак… Сами себя подозревают! Срочно требуют вас на помощь, господин комиссар!

Первым, кто встретил Миклована в штаб-квартире полиции безопасности, была рожа в противогазе. Нет, снизу-то рожа была облачена в подобающую жандармскую форму, а вот голова была уже совершенно нечеловеческой.

— Хрю, — сказала рожа, вытягивая руку, и комиссар по опыту догадался, что от него желают документов.

— Прошу, — Тудор предъявил полицейское удостоверение.

— Хрю, — кивнула дежурная рожа, не снимая химической защиты.

— Хрю, — согласился комиссар и прошел в логово сигуранцы.

Охранка его величества Кароля Второго оказалась наводнена хрюнами в противогазах, отдающими судорожные команды жестами. Наконец один из них стащил защитную маску — благо сам Миклован никакой отравы в воздухе не ощущал.

— Господин комиссар? Честь имею — полковник Ребров!

— Вы русский? Где так хорошо овладели румынским?

— Контрразведка Румынского фронта, господин комиссар. Шестнадцатый год. После переворота служил у генерала Деникина, барона Врангеля… А теперь здесь, как специалист по борьбе с большевизмом.

— Вижу, у вас богатый послужной список, полковник. Это вам было поручено дело Региса? — поинтересовался Миклован.

— Именно. Но обстоятельства побега вынудили нас обратиться к вам. Видите ли, замок никто не отпирал, кроме дежурного по карцеру! На двери, на решётках — никаких следов взлома или напильника! Но не могли же сообщники убийцы вломиться во внутреннюю тюрьму! — полковник во время разговора всё хватал комиссара за рукав.

— Значит, они служат где-то среди вас, — ответил Тудор. — А почему все бегают в противогазах?

— Так! Всем снять химзащиту! Воздух безопасен! Ж-жива! — скомандовал Ребров и продолжил:

— Побег обнаружили только потому, что дежурный унтер-офицер сообщил о чёрном тумане в коридорах. Е-ещё двое охранников… они попали в это облако и теперь мертвы. М-мы вызвали врача, он констатировал остановку сердца. Похоже, преступники применили неизвестный отравляющий газ, — полковник начал несколько заикаться, ему явно было не по себе. Тут с улицы глухо забибикали.

— Срочно откройте! — рявкнул Ребров на дежурного. С улицы в сигуранцу вломилась целая компания разряженных церковнослужителей, явно наивысшего ранга. В самом осанистом, бородатом иерее с огромным ведром в руках Миклован узнал по газетным снимкам патриарха Мирона и поклонился.

— А что здесь делает его святейшество? — тихо спросил комиссар.

— П-понимаете… Кровопийца этот… Если он ещё и исчезает из наглухо запертой камеры, оставляя только об-блако ядовитого газа… Я не суеверный, но дело тут н-нечисто, господин к-комиссар. — На этом месте патриарх лично принялся разливать по всем углам ледяную воду — видимо, святую — читая «Да воскреснет Бог».

Только через сорок минут лицезрения этого спектакля Миклован смог провести требуемый допрос дежурного и всех жандармов, ошивавшихся в здании в ночь побега Региса. Его теория не оправдалась — в тюремный блок почти никто не заявлялся, политические из соседних камер — анархистка и украинский националист — одновременно твердили, что ничего не слышали. Ребров потратил ещё около часа на поиск в картотеке сведений о нужном газе — и не нашёл.

— М-да, Миклован... С одной стороны, приятно, что старый дурень Морузов так опростоволосился. Но с другой, кашу эту расхлёбывать всем нам, — задумчиво сказал Маринеску и продолжил диктовать машинистке приказ: «Подозреваемые в организации побега не установлены. Ориентировать полицию на допросы ученых-химиков, а также на поиск подпольных лабораторий, в который может производиться химическое оружие…»

В кабинете, который комиссар делил с Василе Понтой, его тоже ждал сюрприз. Инспектор стоял на коленях перед образом Богородицы в углу.

— Правы эти ребята из сигуранцы. Нечистая рука поработала. Да и с самого начала было видно: разве станет человек человеку глотку перекусывать и кровь сосать? Ну застрели эту девку, отрави — но это уже за гранью всякой божьей твари.

— И ты туда же, Понта. Взрослые мужчины, понюхавшие пороху, а говорите совсем как старухи из провинции.

— Про провинцию — это вы в точку. Я сам-то с Муреша, господин комиссар, из хуторян. У нас народ ещё не такое видел. Особенно перед Рождеством и на святки, когда на улице тьма тьмущая.

Год назад, когда я был у отца в отпуску, кум Траян вернулся с лесозаготовок на перевале Борго, с заработков. Поседел и пил как лошадь. Рассказывал, что у них пильщика нашли в ущелье. Точно такого же выдутого, как наша графиня. Только досуха. А вы говорите — маньяк… — рассказал инспектор.

— Что же ты раньше молчал? — даже обиделся комиссар.

— Я справлялся потом в полицейском управлении в Бистрице. Парня сразу списали как «несчастный случай». Видно, тут политика была замешана. Пильщик при жизни состоял в забастовочном комитете и разводил агитацию. Я думал, что его за это и… — продолжил Василе Понта. — Какой-нибудь легионер начитался про Влада Цепеша и решил воплотить в жизнь — они ведь все бешеные.

— Полагаешь, и тут политика? Хотели запугать старого Диаманди или сразу вогнать в гроб… — задумался Миклован. — Интересный мотив. Только тогда бы самого графа покусали. Короче, телеграфируй в Бистрицу, пусть вышлют нам материалы дела!

— Господин комиссар! — крикнул за дверью дежурный Флоря.

— Я здесь, что там у тебя!

— Приходил подозрительный тип цыганской наружности, господин комиссар, сунул под дверь вот эту записку.

Тудор забрал у Флори записку. С многочисленными грамматическими ошибками она приглашала «господина камисара» к церкви Ставрополеос, суля «важную формацыю про упыря с сигурацы»…

— Лимбэ, больше никогда не подбрасывай записки среди бела дня. А то потом твои дружки тебя сразу раскусят по авторской орфографии, — покачал головой Миклован.

— Что вы сразу орфографией обзываетесь, господин комиссар? — обиделся цыган. — По всему Бухаресту только и разговоров, как ваш клиент перекинулся в дым и утёк из сигуранцы. Вот всем бы так! Сами знаете, что такое сигуранца и что там из людей делают…

— У тебя ведь есть что-то по делу, Лимбэ? Вот к нему и перейдём, — вывел комиссар разговор из лирического русла.

— Мой старый приятель, Радован-попрошайка, липовый слепой с кладбища Антим, сегодня меня повстречал на дороге в Хэрэстреу и говорит, что съезжает. Я не поверил: как, с такого-то денежного места? И он мне говорит, что в склепе Владимиреску нечистая снова расшалилась. Перед рассветом его весь чёрным дымом окутало, как будто сто грузчиков курить пришли! От него аж птицы дохли! Ну и понял Радован: нечего там крещёному человеку делать…

… — Как сообщил мой информатор, он нашёл возможное укрытие Эмиеля Региса и его подельников. Они прячутся в склепе на кладбище при монастыре Антим. Видимо, пользуются его дурной славой и пережидают, пока полицейские посты не уберут с дорог и вокзалов, — доложил комиссар префекту Маринеску.

— Хорошая работа, комиссар. Я позвоню всё-таки господину Реброву — пусть пришлёт подкрепление. У них есть винтовки, гранаты, броневики... Обложим зверюгу! — глаза матёрого охотника загорелись.

Перед тем, как идти «на дело», комиссар успел заехать домой.

— Ионуц никак не может заснуть, — предупредила его матушка. — Долго с ним гуляли, а на улице только и судачат, что про вашего вампира. Несут всякую чушь, а ребёнок теперь боится спать, боится гасить лампу… Успокоил бы ты его.

— Пап, — отозвался сын, высунувшись из-под тёплого до духоты одеяла. — Это ведь неправда? Что упыри оборачиваются туманом и летают по городу?

— Знаешь, Ионуц, — тихо сказал ему Миклован, — боюсь, что один упырь точно существует. И точно пытается от нас улизнуть. Сегодня ночью я его поймаю. Так что тебе он уже не страшен. Спи крепко, — комиссар поцеловал сына в лоб.

Склеп Владимиреску на кладбище Антим — «памятник времён турецкого владычества — на самом деле был не памятником, а омерзительной сырой развалиной. С тех пор, как этот боярский род пресёкся, никто за склепом не ухаживал, затянуло двери и оконца паутиной, а от сырости там рассиялись по ночам гнилушки. Склеп пользовался в Бухаресте дурной славой, и даже самые забубённые бродяги, порой ночующие на кладбище, брезговали его кровом.

«Теперь у них появится ещё один повод, — подумал Миклован. — Чёрный газ».

— Лимбэ, ты уверен, что подельники Региса прячутся в склепе? — Комиссар и цыган притаились у раззолоченной ограды могилы министра Бибеску, оставившего пост навсегда в 1898 году. Ночь стояла безлунная, и ничто не демаскировало Тудора и рассредоточенных по кладбищу жандармов — разве что хруст снега мог их выдать.

— Господин комиссар, мне же Радован рассказывал, а он отродясь ни капли в рот не брал… Знаете, пойду я лучше. Если в деле нечистый замешался — я туда не ходок. Этот склеп-то и днём стороной огибают…

— Ты свободен, Лимбэ. Но в твоём возрасте верить в страшные сказки… — покачал головой Миклован.

Убедившись, что никого нет впереди, комиссар коротко взмахнул рукой, подав жандармам знак «Следуйте за мной»! Их прикрытие было крайне важно: у Тудора был с собой только верный револьвер и ломик для вскрытия склепа, а королевскую жандармерию вооружали новенькими чехословацкими винтовками ZH-29*. У двоих самых опытных бойцов в стволы были даже вставлены винтовочные гранаты** — полковник Ребров явно решил перестраховаться…

Вот и склеп — угрюмая хоромина с облупившейся за полвека штукатуркой. Миклован вскрыл дверь так легко, что, наверное, даже ломик бы не понадобился. На всякий случай он тут же пару раз пальнул в затхлый воздух дверного проёма и крикнул:

— Сопротивление бесполезно! Это полиция! Бросайте оружие, выходите по одному!

Никто и не думал сопротивляться. Комиссара даже не удостоили ответом. Миклован залез в чёрную дыру склепа, зажёг фонарь и не увидел ничего, кроме надгробных плит с ещё церковнославянскими надписями. Живых здесь не было. А нежити…

— Ага, попался! — раздались снаружи голоса жандарма. — Господин комиссар, мы его нашли! Он снаружи, на дереве! Слезай, дурень, замёрзнешь!

Тудор осторожно высунулся из склепа и увидел, что это не бред. Эмиель Регис де Рогеллек Терзиефф-Годфрой расселся в голых ветвях старинного дуба, будто в кресле ресторана «Бюфет». Сюрреализма добавлял тот факт, что одет герр Регис был в то же легкое пальто и был без шляпы. И даже паром не дышал!

— Господа, вы уверены, что хотите, чтобы я слез? — громко сказал предполагаемый вампир. — Быть может, лучше мне остаться на дереве?

— Нет, господин Регис, нам бы не хотелось подменять собой пожарных, снимая вас с дерева! — оценил юмор противника Тудор Миклован, поднимая верный «Смит-и-Вессон» — Поэтому вам лучше слезть самому! Вы же не хотите, чтобы я, подобно циркачу, перестрелял ветки, на которых вы сидите?

— Ох, не цените вы красоты! — вздохнул Регис и… исчез!!! Жандармы и Миклован готовы были крест целовать, что собственными глазами видели, как на месте человека внезапно появился сгусток антрацитово-черного тумана. Который стек по стволу дуба на землю и материализовался прямо перед лучшим комиссаром полиции Бухареста.

— Я не хотел этого цирка, господин Миклован! — с еще одним вздохом обратился Регис к обмершему от удивления комиссару — Но иного выхода у меня нет!

И началось светопреставление.

Для начала Эмиель Регис отнял у комиссара Миклована револьвер и… разломал верный "смит-и-вессон" пополам, как пластилиновую фигурку.

Что за чертовщина, спросите вы? Эээ, это еще не чертовщина. Чертовщина началась в следующую секунду.

Еще не успели обломки оружия комиссара Миклована упасть в снег, как упырь снова обратился в черный туман. Один из жандармов прочухался и выстрелил из своей «збройовки Холека», но пуля прошла сквозь туман и лишь по счастливой случайности не попала в стоящего в ступоре Тудора. Туман же рассеялся в воздухе лишь для того, чтобы материализоваться в человеческую фигуру перед жандармами с гранатами. Впрочем, у людей обычно бывают пальцы, а не костяные когти размером с морской кортик, да и клыки во рту явно поменьше. И двигаются они явно помедленнее новейшего истребителя…

Фигура взмахнула своими когтями — и винтовки с гранатами перерезало как колоски серпом. Остальные жандармы дали залп — но убили наповал своих же товарищей, а чертов Регис снова стал сгустком черного газа! Через секунду, зрелище повторилось, но немножко разнообразнее. У одного жандарма отлетела в сторону голова, а другой повис безвольной куклой в объятиях «шведа», вцепившегося ему клыками в глотку. Еще через мгновение обескровленный труп был отброшен, а оставшиеся в живых герои сигуранцы с дикими криками побросали винтовки и… Нет, не припустили, а полетели к выходу с кладбища! Джесси Оуэнс и тот не угнался бы за ними сейчас!

А Тудора Миклована немного трясло. Он не знал, что делать: еще не один преступник так гарантированно не обезоруживал его. И что-то подсказывало комиссару, что в рукопашной схватке удача будет на стороне мосье Региса. Но как, святая Филофтея, такое вообще возможно?! Так легко рвать сталь, не говоря уже о человеческом мясе?

— Отче наш, иже еси на небеси… — казалось сами собой зашептали губы Миклована, когда упырь повернулся к нему. И Господь Тудора явно услышал. Потому что Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой медленно шел к Микловану по потемневшему от крови снегу в человеческом обличье. Весь перемазанный кровью, но без клыков и когтей. Как будто сошедший с легионерского плаката «вечный жид», со вкусом отужинавший румынскими православными младенцами…

— Господин Миклован, вы и в самом деле меня не испугались! Примите за то искренний поклон! И примите мои искренние извинения и соболезнования за то, что вы сейчас видели! Поверьте, я не хотел никого убивать, но жандармы начали стрелять первыми. Не попади их пули в своих же коллег — я пощадил бы всех. А так я понял, что сигуранце будет гораздо спокойнее списать все на... скажем, советских диверсантов, вооруженных саблями и химическими гранатами. Поверьте, Тудор, они умерли мгновенно и не мучаясь!

— Вот как? А Василика Диаманди…

— Я не имею к ее смерти ни малейшего отношения! — перебил отчаянно храбрящегося комиссара упырь — Да и сами посудите, логично ли убивать свою ученицу, чей отец, к тому же, познакомил меня с его величеством Каролем Первым и его ненаглядной мадам Лупеску?

— Позвольте полюбопытствовать, господин Регис, чья же кровь тогда в вашей бутылке?

— Итальянская. Раскованная сеньорита, любящая белое полусухое!

— И насколько раскованная?

— Знаете, не всякий вампир станет употреблять ту же самую даму… а иногда и господина… с которой проводит ночь. Вы ведь тоже не станете… кхе-кхе… передёргивать в бутылку для шампанского. Я не Мауриц, и лично эту кровь не брал. Она была сдана ей для госпиталей итальянской армии в Абиссинии, из чистого патриотизма!

— Вы не кто?!

— Не Мауриц Аурелий ван ден Граафе. Высший вампир-мятежник. Тот, которого Скрытый из Туссента приговорил к смерти и поручил мне привести приговор в исполнение. Комиссар, нет времени объяснять!!! Позднее я расскажу вам все сам, лично, в подробностях.

Суть же происходящих событий такова: юную графиню Диаманди убил подражатель Маурица ван ден Граафе, Дорин Струдза. Почему — я не знаю, но могу точно доказать свою невиновность! И дело не только в том, что нормальный вампир никогда не высосет (простите за невольный каламбур) свою любовницу, а Мауриц к тому же педераст...

— Стоп, Эмиель! Для начала расскажите мне…

— Все предельно просто! — в очередной раз перебил Регис Миклована, и комиссара эта манера упыря, вкупе с его тоном президента королевской академии наук, очень сильно раздражала, — В камере сигуранцы я имел некоторое время на размышления. Убийство графини было для меня шоком, я не думал, что Мауриц обнаружится столь нагло. Для такого хитреца, как он, это совершенно несвойственно. Я был просто обязан проверить характер повреждений на теле госпожи Диаманди. С этой целью ночью из тюрьмы я отправился в префектуру полиции, а затем в морг.

К сожалению, мои побег прошел негладко: в охранке очень узкие коридоры и я просто вынужден был вселиться в бедолаг-часовых, а такое для любого незащищенного человека — мгновенная смерть. В префектуре же и морге я в столь поздний час, к счастью, никого не встретил. Я аккуратно изучил все материалы дела и с полной ответственностью заявляю: Василику Диаманди убил не вампир. Не высший и не низший. Характер смертельного ранения это абсолютно исключает.

— Вот как? — поднял брови вверх Тудор Миклован. — И почему я вообще должен тебе верить, упырь сучий?!

— На основании нашей специфической анатомии. В теле несчастной Василики оставалась кровь. А горло всякого вампира (и я здесь не исключение) подобно вакуумному насосу и способно вытянуть всю кровь из человеческого тела за пятнадцать секунд. Кроме того, наши охотничьи клыки приобретают игольчатую форму и впрыскивают в жертву специальный анестетик, производимый нашими железами внутренней секреции. А поскольку юная графиня умерла не сразу, активно сопротивлялась убийце и, в общем-то, вся ее кровь осталась на кровати…

— То вампирский след отпадает... — с явным облегчением в голосе подытожил Миклован — Значит, ваши поиски не увенчались успехом. Знаете, я даже думаю, что ваш враг — граф или как там вы его называете…

— Мауриц Аурелий ван ден Граафе! И нет, комиссар, теперь-то я железно, даже двимеритово уверен, что он обосновался где-то в Румынском Королевстве! Потому что маньяк, грызущий глотки женщинам и детям — это явный ему подражатель. Вы были абсолютно правы, этот убийца — Дорин Струдза, ибо больше совершить его было просто некому. И он совершенно точно связан с Маурицем, поэтому моя задача — допросить вашего боярина, дабы узнать, под какой же личиной скрывается мятежник против Скрытого…

— Ваша задача?! — усмехнулся комиссар бухарестской полиции — А я наивно думал, что такие вещи входят в компетенцию полиции Бухареста! А уж никак не убийцы десятка королевских жандармов! Кроме того, если вы умеете читать мысли и память людей, то явно прочли во мне то, что серьезных нарушений закона я не допускаю. Дорин Струдза будет арестован, как только у меня будут полные результаты экспертизы — и не секундой позже! И вот тогда-то, в камере, мы и потолкуем с господином боярином…

— Знаете, Тудор, а вы правы! — потирая подбородок протянул упырь — Техника вашего мира опережает даже мою лично на тысячу лет. Лучше и в самом деле убедиться в виновности Струдзы. Конечно, я мог бы и прочитать все, что меня и вас интересует, в мыслях самого Струдзы, но телепатию к уголовному делу не пришьешь. К тому же логика не есть Абсолютная Истина, она может подводить. Давайте сделаем так: сообщите мне когда вам придут результаты экспертизы, и тогда мы вместе решим, как быть с нашим пациентом. А пока же… А пока я слышу шум двигателей бронеавтомобилей, поэтому пора прощаться. Но на прощание, комиссар…

С этими словами упырь со шведским паспортом указал на Миклована пальцем правой руки. Указательный палец Эмиеля немедленно утолстился и удлинился. Фактически то был уже не палец, а клинок размером с турецкий ятаган из Национального музея. Регис резко полоснул Миклована этим «ятаганом» наискосок снизу вверх, самым острием когтя. Комиссар почувствовал короткую вспышку боли и холод: пальто Тудора оказалось разрезано будто хирургическим скальпелем.

— Прошу прощения, господин комиссар, но это — ваше алиби от агентов сигуранцы! Связаться со мной вы не сможете, это сделаю я сам! Auf wiedersehen!

С этими словами Регис коротко поклонился и растекся по земле и воздуху сгустком черного тумана. А Тудор Миклован решил, что с него на сегодня категорически хватит впечатлений. Поэтому комиссар позволил внезапно накатившей слабости лишить себя сознания…

___________________________________________________________________________

*https://ru.wikipedia.org/wiki/ZH-29

**https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B8%D0%BD%D1%82%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%82%D0%B0

— Yat' vashu mat' v gryzlo, долго ещё? — тихо, но раскатисто рычал полковник Ребров на главного врача госпиталя св. Парпангела. Видимо, из уважения к интеллигентной профессии бранился он на русском, который больше никто из присутствующих не знал.

— Господин полковник, здесь вам больница, а не непотребный дом! Придётся потерпеть, — отрезал профессор Албулеску. — Комиссар Миклован поступил к нам в тяжёлом состоянии, и часу не прошло, как он пришёл в себя! Нервная система больного ещё не пришла в норму после перегрузок, и вряд ли он выдержит принятые в вашей организации методы…

— Это вы рискуете их не выдержать, господин профессор, если будете чинить препятствия при исполнении! Мне приказано допросить комиссара об инциденте на кладбище Антим! Пять жандармов убиты, двое в сумасшедшем доме, сбежал особо опасный преступник! А вы, пардон… кобенитесь! Желаете в уютную камеру-одиночку? — Ребров навис над столом Албулеску почти нос в нос к почтенному профессору, дыша на него сложной смесью табаку, спирта и дрянных котлет.

— Прошу, господин полковник. Миклован в отдельной палате. Но я бы посоветовал вам пять минут, чтобы успокоиться…

…Комиссара уже не так мутило, как первые минуты после прихода в сознание, а зрение сфокусировалось. Но голова гудела, как если бы он засунул её в рупор играющего патефона. Поэтому коллеге из сигуранцы он был совсем не рад.

— Господин полковник, чем обязан?

Миклован, не вылезавший из перестрелок и переделок, был для вчерашнего боевого офицера императорской и белой армий в чём-то своим. Поэтому Ребров с ним был более учтив, чем с первым скальпелем Румынии «штафиркой» Албулеску. Но даже в вежливом виде он пах неприятностями.

— Господин комиссар, мне приказано вас допросить на предмет перестрелки на кладбище Антим. Я понимаю, что вы, может, помните не все детали, но имейте в виду — сбежал государственный преступник…

Миклован понял, что придётся врать — иначе сигуранца захватит Региса и, верней всего, вздёрнет, а настоящих убийц мадемуазель Диаманди он так и не найдёт.

— Дело было так. Мой осведомитель сообщил, что в склепе Владимиреску укрылись подозрительные личности, предположительно русские. Когда наша группа приблизилась к склепу, то по моему недосмотру позволила застать себя врасплох.

— Диверсанты ГПУ, так я и знал, — буркнул себе под нос посланец сигуранцы. — Сколько их было?

— Я не успел заметить, они сразу открыли огонь, пришлось метнуться в укрытие. Один из них сидел на дереве. Противник пустил газ — возможно, слабо, я только потерял сознание.

— Позвольте, какой газ? — сразу не поверил Ребров. — Жандармы были либо застрелены, либо зарублены, похоже, кавалерийскими саблями.

— Тот самый, господин полковник, чёрный дым. Последнее, что я услышал — это «Да здравствует Интернационал!», — издевался Миклован.

— А что вы скажете о докторе Хитманне? Почему он задерживается с экспертизой… гхм… принадлежностей Региса? Уж не сообщники ли они?

— Не думаю. Хитманн считает его шарлатаном и вряд ли будет ему помогать.

— Понятно. С этим алхимиком мы ещё поговорим по-своему. А вы, я не я буду, что-то утаиваете. И я надеюсь выяснить, что… Скорейшего выздоровления, господин комиссар, — и полковник откланялся.

— Доктор Хитманн, полиция безопасности, — с места в карьер начал Ребров, врываясь в кабинет в корпусе естественных наук Бухарестского университета. — Мы должны задать вам несколько вопросов.

— Если вы по делу Диаманди, то экспертиза практически закончена. Правда, анализы герра Региса оказались несколько необычными, и я вынужден был исследовать их поподробнее. Но в целом… — начал объясняться длинный, как каланча, и лысый, как колено, трансильванский немец-перец-колбаса.

— В целом вам придется пройти с нами, — Ребров был безапелляционен, а толпа жандармов с пудовыми кулаками и большими пистолетами за его спиной очень убедительна. Когда Вальтера Хитманна вели по коридору, где-то за спиной — кажется, из анатомического театра, — раздался свист и выкрики:

— Сигуранца проклятая! Эксплуататоры трудового народа! Пауки! Приспешники капитала! Гады!

Полковник Ребров записал сей печальный факт в книжечку. Вскоре беседа продолжилась уже в кабинете проклятой сигуранцы.

— Видите ли, господин доктор, на нашего общего друга комиссара Тудора Миклована при исполнении напала предположительно шпионско-диверсионная группа советского ГПУ. Несколько сотрудников полиции безопасности были пристрелены или изрублены саблями, Миклован ранен. А вы, как мы оба знаем, после русского плена успели пару лет повоевать за красных. Я даже имя вашего комиссара отряда могу назвать — Семён Финк. Мы весь ваш краснопузый кагал держим под микроскопом, товарищ Хитманн. И отпираться вам нечего. Какой интерес коммунистам прикрывать убийц Василики Диаманди?! Это провокация Сталина с целью дестабилизировать и расколоть Румынию?! Отвечать, ж-ж-ж-жива-а-а!!!

— Что вы несёте, полковник? Я вышел из партии большевиков в двадцать первом году в знак протеста против их политики и уехал в Германию. С Совдепией меня больше ничего не связывает, господин полковник, — выполнил его приказ Хитманн.

— Хорошо. Официальная часть вашего допроса окончена. Распишитесь вот здесь и вот здесь. Да. А теперь я попрошу стенографистку выйти и пригласить в комнату двух жандармов. Товарищу Хитманну предстоит неофициальная часть допроса…

Возвращаясь с процедур, Тудор столкнулся в коридоре больницы с солидным, осанистым господином в дорогом пальто, из-под которого виднелся строгий чёрный костюм.

— Bon jour, месье комиссар, — поприветствовал его пальтатый с французским акцентом. — Вы меня не помните? Я Альфред, дворецкий его сиятельства графа Диаманди.

— Граф тоже здесь? Я-то думал, он во дворце в Синае, на водах… — усмехнулся Миклован.

— Профессор Албулеску — старый приятель господина графа. Мне как раз нужно передать его сиятельству… гхм… некоторые лекарства, которых не найдёшь в Бухаресте. Как продвигается следствие по делу… гхм… молодой графини, месье комиссар?

— Туго, Альфред, очень туго. Главного подозреваемого защищают сигуранца, а за ней, не побоюсь этого слова — двор. Второй подозреваемый укокошил пятерых здоровенных жандармов и бежал в никуда. Похоже, быть мне снова инспектором.

— Не отчаивайтесь, месье комиссар, — подбодрил его дворецкий. — Этот человек ближе, чем вы думаете. Возможно, скоро я смогу указать вам, где искать Эмиеля Региса, — перешёл он на шёпот. Микловану выражение глаз Альфреда показалось очень знакомым — и не характерным для слуги.

— Почему не сейчас, Альфред? Зачем такие сложности?

— Признаюсь, этот господин меня пугает, — продолжил француз.

— Простите, совсем забыл… Как здоровье его сиятельства? — вспомнил об этикете Миклован.

— Просто поразительно, господин комиссар! Не по дням, а по часам поправляется! Надеюсь, скоро мы встретимся уже не в палатах с запахом карболки…

Когда Альфред улыбнулся на прощанье, комиссару почудилось, что клык у него несколько больше, чем следует иметь уважающему себя дворецкому благородной фамилии.

— Теперь распишитесь вот здесь…

Вернувшись на службу и выслушав подобающую распеканцию от господина префекта, Тудор Миклован получал на складе новый револьвер, прикидывая мысленно, сколько он теперь должен румынской казне за старый. Чувствуя приятную тяжесть «смит-вессона» в кобуре, комиссар вернулся было в кабинет, как вдруг…

— Разрешите доложить, господин комиссар! Полковник Ребров откомандирован в ваше распоряжение приказом директора полиции безопасности Морузова!

— Полковник… Неужели вас выгнали первым?

— Почти… — и Ребров, шевеля усами, рассказал Микловану краткую историю своих злоключений.

— ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО НАТВОРИЛИ, ОСЛИЦА, БАРАН, ПЕЛЬМЕНЬ, ВАЛЕНОК?! — директор Морузов наматывал круги по кабинету, употребляя и другие выражения, присущие человеку, не окончившему толком даже сельскую школу. — ЗНАЕТЕ, КТО МНЕ ЗВОНИЛ ИЗ-ЗА ДОКТОРА ХИТМАННА, КУСОК ВЫ…

— Неужели его короле… — предположил полковник.

— Выше! Много выше! — обломал его шеф сигуранцы. — Его превосходительство посол Германии! Он потребовал немедленного освобождения доктора. «А вы, говорит, не представляете, что будет, если держать в тюрьме секретаря Румыно-Германского общества и попечителя землячества студентов-саксов в Бухаресте! Вы хотите, чтобы «Железная гвардия» снова выползла из нор и начала отстрел министров?». Нам поставлен ультиматум, полковник! И вы его примете ради спокойствия Румынии! ЭТО ПРИКАЗ, НАГИБАТЬ ТВОЮ ГОЛОВОЙ В ВЫГРЕБНУЮ ЯМУ!!!

— Теперь меня сослали… в полицию, пока скандал не утихнет! В-вот даже письменный приказ: «поступить в полное распоряжение комиссара Миклована»!

— Не переживайте, господин полковник, это вовсе не понижение, — улыбнулся комиссар. — И потом, Хитманн наконец-то закончит свою чёртову экспертизу. Теперь пойдёмте к нам — раз вы в моём полном распоряжении, я должен дать вам боевое задание.

Миклован крепко задумался, с какими же тайными поручениями Гитлера на Балканах может быть связан Хитманн, если за его арест германский посол грозится обрушить на Румынию всю мощь фатерлянда… И какие же длинные руки у германской разведки, если она и вправду держит за химок и легионеров, и сигуранцу?

— Что новенького по Бистрице, Понта?

— Ничего, господин комиссар. Бистрицкая полиция отписывается, как и в прошлый раз. Единственное — подтвердила, что покойный пильщик Думитру Струнга публично хвалил советскую Россию, вёл разговоры о низложении короля и получал от какого-то активиста компартии из Бухареста какие-то листовки.

— Прошу прощения, господин инспектор! — внезапно встрял полковник Ребров — А вы не могли бы рассказать подробнее о том деле, которое вы сейчас обсуждали с господином комиссаром? Мне оно что-то напоминает, и очень возможно, что это «что-то» может нам существенно помочь…

Василе Понта начал рассказ о вампиризме на трансильванских лесозаготовках с самого начала. Но Тудор Миклован не столько слушал своего старого товарища, сколько присматривался к новому. Русский белогвардеец нравился комиссару все больше и больше: от уныния он очень быстро переходил к охотничьему азарту и нетерпению до действия при малейшей зацепке…

— Так! — к моменту окончания речи инспектора Понты полковник Ребров сиял, как золотая царская десятка, — Эти лесопилки мне знакомы! Причем довольно давно, еще, можно сказать, задолго до убийства госпожи графини. Скажите, господа, вам ничего не говорит такое имя — Михай Роман?

— Пару раз встречались с ним на поле для регби, — ответил Тудор. — Похоже, он что-то натворил?

— Один из самых отъявленных большевиков во всей Румынии. В руководстве румынской компартии, к величайшему нашему счастью, не состоит, иначе господа краснопузые были бы для нас опасностью намного хлеще железногвардейцев. Он развернул прямо-таки бешеную агитацию на предприятиях и даже в учебных заведениях Бухареста. Отделался всего лишь ссылкой в самое захолустье под надзор полиции безопасности — а в моё время его бы шлёпнули по дороге в контрразведку без лишних апелляций... Он запросто может быть причастен к бухарестским событиям: сбежать даже из-под нашего надзора опытному подпольщику труда не составит. Господа, я просто обязан немедленно, пулей бежать в сигуранцу, телеграфировать в Бистрицу о срочной проверке Романа! А заодно я захвачу его дело в архиве. Я мигом, господа, одна нога здесь, другая там!

Последнее восклицание ошеломленные Миклован и Понта слышали уже из коридора…

«Граф Александр Диаманди просит вас оказать ему честь и прибыть на званый ужин по известному вам адресу…» Когда же он успел выбраться из больницы? Еле ноги таскал, — изумился комиссар, рассматривая принесенный расфуфыренным посыльным конверт с небольшой открыткой. Микловану вспомнился дворецкий графа, француз Альфред, встреченный в больнице. Что-то в нем было нехорошее… От воспоминания даже довольно сильно зачесался шрам на груди комиссара — то ли от сабли, то ли от когтя вурдалака…

Вторая половина дня привела к Тудору посетителя, которого он долго ждал.

В коридоре префектуры его ждал высокий молодой человек в строгом костюме и светлом галстуке. Возможно блондин. Возможно — потому что его брови были светлыми, глаза — светло-голубыми, но череп был идеально гладко выбрит, как и его лицо.

— Комиссар полиции Бухареста Тудор Миклован? — осведомился молодой человек почти без акцента.

— Конечно. А с кем имею честь?

— Доктор медицинских наук, преподаватель Бухарестского Университета и временно привлеченный судмедэксперт Вальтер Хитманн!

Рукопожатие знаменитого герра профессора было… познавательным. Как он сжал руку комиссара, как посмотрел на него… Микловану сразу вспомнились ранее встречаемые по работе профессиональные наемные убийцы. Доктор Хитманн в тот момент сильно напомнил комиссару одного из таких — по взгляду и манерам. Полковник Ребров был весьма неосторожен, беря господина профессора в оборот столь грубыми методами…

— Если в Румынии произойдет переворот, и вы станете шефом полиции, возьмите меня в тайные палачи. Я хотел бы сделать полковнику Реброву пару весьма неприятных операций лично, и без анестезии! — криво усмехнувшись, сказал Вальтер Хитманн, проследив направление взгляда своего визави. Миклован мог видеть ещё не рассосавшиеся следы допросов на лице и голом черепе доктора, которые тот и не думал гримировать.

— Но я надеюсь, что до этого не дойдёт. Как там ваши анализы?

— Со Стурдзой всё ясно, господин комиссар. 98%-ное совпадение. Можете брать его под караул и нести дело государственному прокурору, — отчеканил Хитманн. — А вот господин Регис гораздо интереснее. Видите ли, клетки спермы этого господина напоминают человеческие весьма отдалённо. Я могу даже утверждать, что мы с вами открыли новый вид…

— Я в курсе, — не разделил его энтузиазм Тудор. — Это государственная тайна, так что лучше вам пока повременить с новым выдвижением на Нобелевскую премию по медицине. — Хитманн уже претендовал на неё несколько лет назад, но его обошёл американец Морган.

— Конечно, господин комиссар. Вот краткий отчет о моих исследованиях! — с этими словами Хитманн открыл чемоданчик, бывший у него в руках и извлек из него довольно-таки пухлую папку. Вальтер был истинным немцем, называя столь основательный труд «кратким отчетом»…

— Благодарю вас, господин профессор!

— Не стоит благодарности, господин комиссар. Если моя помощь вам еще понадобится, прошу обращаться лично ко мне по этому телефону, минуя как господина префекта полиции, так и господина ректора. Так будет намного проще для всех. А теперь, меня ждут дела. До скорой встречи!

А господина комиссара дела ждали этим же вечером. Тудор перед отправкой в особняк графа Диаманди побывал в уважаемой в Бухаресте церкви Ставропигиос за Дымбовицей и прикупил в лавке при ней новенький серебряный крест. По просьбе комиссара Миклована отец Атанэсиу освятил новое распятие дополнительно и обещал крепко молиться за отвод от комиссара клыков чудовища. Кроме того, плоская коньячная фляжка, наполненная святой водой из того же храма, соседствовала с символом православной веры в кармане пиджака комиссара. Миклован не был верующим, но был трезвым практиком. Он четко убедился, что пули вампира, который может поджидать его в особняке, не берут, а значит револьвер лучше оставить на работе и взять более подходящее оружие...

Машина заехала за господином комиссаром вовремя. Черную "испано-сюизу" вел высокий крепкий русоволосый молодой человек с идеальной военной выправкой и уложенным бриолином пробором, представившийся как Георге, личный шофер его сиятельства. Он был четок и немногословен, действительно доставил Миклована на место назначения в короткий срок.

Встретил комиссара верный Альфред, проводивший его непосредственно в гостиную к графу. Невероятно здоровому графу Диаманди. Тому самому, кого известие о зверском убийстве единственной и ненаглядной любимой дочери чуть не парализовала... Ну конечно...

— Добрый вечер, господин комиссар! Мы с господином Регисом весьма рады вас приветствовать!

Миклован резко обернулся к дворецкому, сжав в кармане фляжку со святой водой. Альфред спокойно стоял прямо перед комиссаром, как ни в чем не бывало. Не считая того, что его лицо плавно, но быстро начало меняться: удлинялись и старились волосы, на гладко выбритом лице отрастали бакенбарды, кожа смарщивалась. Мгновение — и в том же фраке с бабочкой дворецкого вместо старшего слуги графа Диаманди стоял упырь и убийца королевских жандармов Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой.

— Добрый вечер, господин комиссар! Я вижу, что к нашей новой встрече вы подготовились серьезно. Сразу хочу заверить вас, что ваша святая вода и жреческий амулет вам не понадобятся: наши с его сиятельством намерения абсолютно мирные. Его сиятельство в самом деле просил вас придти, дабы он мог спокойно рассказать вам все, что знает об убийце покойной Василики, Дорине Струдзе. В свою очередь, господа, мне тоже необходимо многое поведать вам: о моем родном мире, вампирах и непосредственно преступнике Маурице. Да, Тудор, я вылечил его сиятельство с помощью своего собственного, скажем так, знахарства — мои травяные отвары подействовали лучше, чем швейцарские успокоительные. Альфред жив и здоров, находится в отпуске у родных во Франции. Его же обязанности в доме господина графа временно исполняю я! Ваше сиятельство, прикажете ли подавать ужин?

— Конечно, Эмиель! Время достаточно позднее, лучше не тратить его зря! Господин комиссар, прошу за мной, в столовую!

Все трое проследовали за вампиром.

Регис, что бы ни говорили о вурдалаках сказки, не обманул. Стол был и в самом деле накрыт, а нечеловеческие скорость и ловкость вампира избавили графа Диаманди и его полицейского гостя от томительного ожидания.

Ужин состоял целиком из экзотических шведских блюд, превосходно освоенных господином Регисом в этой северной стране лет пятнадцать назад. Маринованная балтийская сельдь и салат с телятиной были выше всяких похвал. По ходу насыщения собравшихся мистик-кулинар подал и бифштекс Линдстрем с гарниром из картофеля в мундире. Отдельно способствовали непринужденной атмосфере за столом несколько объемных графинов, наполненных соответственно пуншем и пшеничной водкой. И все трое не стеснялись подливать себе напитки. Но начался ужин с выпитой каждым молча и не чокаясь без закуски чарки за упокой души рабы божией Василики…

То ли возлияния, то ли сомнение в вампировых чудесах дёрнули Тудора Миклована потребовать у Региса какого-либо доказательства существования его сверхъестественных способностей.

— Вы уверены, что хотите этого, господин комиссар? — спросил вампир, прожевав очередной кусочек филе сельди.

— Иначе я бы не просил вас, господин кровосос! — немного невежливо ответил Миклован забитым салатовым ртом.

Регис, молитвенно сложив ладони, глубоко вздохнул. И внимательно посмотрел комиссару прямо в глаза.

Лучше бы Тудор не подкалывал вампира. Потому что он мгновенно от взгляда Региса потерял управление своим телом. Престраннейшее ощущение, когда разум протестует и всячески пытается прекратить, но твой рот открывается сам и говорит, говорит, говорит. Причем такое, что порядочные люди держат на задворках своего сознания…

В тот сентябрьский день 1932 года инспектору Микловану несказанно повезло. После передачи в суд зубодробительного дела о распространителях фальшивых лей его отпустили домой с половины рабочего дня. Господин инспектор полиции впервые за добрый месяц готовился выспаться — особенно если мадам Миклован угомонит Ионуца.

Но вернувшись в свою квартиру, сыщик не поверил своим глазам. Которые узрели валяющиеся прямо на полу прихожей гвардейский мундир, блестящие сапоги, халат и ночную сорочку Корнелии Миклован. А через уши до инспектора донеслись совершенно однозначные звуки со стороны супружеской спальни.

Подкравшись к двери и заглянув в замочную скважину, Миклован увидел свою благоверную Корнелию, полностью обнаженную, на кровати на четвереньках. Её гостеприимством злоупотреблял столь же голый господин с благородными бакенбардами, как у объединителя Румынии Александра Кузы на литографии из учебника истории. Профессиональная память инспектора подсказала, что это его старый знакомый и партнёр по картам, гвардии лейтенант Драгомир Михаилеску-Брэила. К счастью, Ионуца в этот мерзкий момент не было в спальне. Корнелия, как оказалось, сбагрила родного сына одной из подруг на время романтического свидания…

Как Миклован ни хотел выволочь гвардии лейтенанта за бакенбарды с лестницы, он понимал, что за кулачные бои с наследником самих Михаилеску-Брэила вылетит из полиции тем же манером. Инспектор максимально бесшумно прокрался в рабочий кабинет и начал письменно составлять черновики документов для бракоразводного процесса. Времени у него было навалом.

Когда же стоны Корнелии улеглись и из спальни потянуло табачным дымом, Тудор, уже не таясь, зашел туда. Как и полагается в хорошем водевиле, случилась немая сцена.

— Дорогая! — прервал неловкое молчание инспектор Миклован. — Не волнуйся, я сдержу брачную клятву и пальцем тебя не трону! Не могла бы ты сходить в ванную, привести себя в порядок? Сердечно благодарю! А мы с господином лейтенантом пока обсудим нашу непростую жизнь…

— Господин Миклован! — сказал Михаилеску, дрожащими руками тщетно пытаясь закурить. — Я готов…

— О даа, ваша боеготовность превзошла все ожидания, — прервал он гвардейца. — Значит, правду о вас говорят в Бухаресте: у вас набралось не меньше роты невест. Я помогу вам сдержать хотя бы одно из своих обещаний. Вы женитесь на мадемуазель Корнелии Унгуряну!

— Господин инспектор полиции, что за тон? Вы разговариваете с офицером королевской гвардии его Величества! Я, конечно, готов дать вам удовлетворение, но я не позволю…

— Полное удовлетворение вы уже дали моей законной супруге. Я все видел, господин лейтенант! И наручники, если что, при мне. Мне стоит надеть их на вас, позвонить в префектуру полиции, да передать им заранее, пока вы тут развлекались, составленный по всем правилам протокол об изнасиловании. Командование гарантирует вам револьвер с одним патроном. Что это вы так побледнели, может, душно? Но из гуманных соображений я составил не только протокол задержания насильника, но и ходатайство о расторжении нашего с Корнелией брака. Какая-то из двух бумаг будет прямо в этой комнате порвана в клочья. И какая именно, решать вам.

— Протокол, — тихо, но уверенно и с нажимом произнес Михаилеску-Брэила.

— Это был выбор джентльмена, — и Миклован растерзал в клочья черновик протокола о задержании «насильника». — Корнелия, дорогая, можешь перестать подслушивать и спокойно заходить к нам, мы все решили, как цивилизованные люди. Мы аккуратно одеваемся и едем к нотариусу, где оформляем наш развод. А потом мы едем в вашу, лейтенант, полковую церковь, где вы с Корнелией немедленно же обручаетесь. Под моим присмотром, а то вы как дети малые, за вами глаз да глаз нужен. Не волнуйтесь, полковник легко даст вам разрешение на брак…

Несколько дней спустя бывшая инспекторша и впрямь была обвенчана с блестящим гвардейским лейтенантом. Тудор был на их свадьбе свидетелем невесты, но больше её видеть не захотел. Согласно условиям развода, Ионуц остался с отцом…

Наконец-то язык снова начал повиноваться комиссару. Миклован покраснел от своей нежданной исповеди так, как он краснел лишь однажды в жизни, когда отец всыпал ему мощного железнодорожного ремня за крупное хулиганство. Комиссар молча, залпом выпил один за другим два фужера водки для успокоения нервов. Ищейка на этом и успокоилась, тем более что этим вечером трезвая голова была всяко нужна…

А за столом все продолжилось своим чередом. Его сиятельство граф Диаманди, казалось, не заметил конфуза, произошедшего с комиссаром Миклованом. Недавний инцидент быстро забылся, ведь за столом все внимание было приковано к Регису, рассказывающему о себе, своем мире и, так сказать, биологическом виде…

— Родился я чуть более пяти веков назад, подобно так называемому графу Калиостро…

— Впечатляет, господин Терзиефф-Годфрой. Это вы, пожалуй, ещё Мирчу Старого застали, а то и Орлеанскую девственницу, — предположил комиссар.

— К сожалению, девственницу застать не довелось. Рождён я, мягко говоря, не на Земле. Или на Земле, да не той.

Теория относительности Региса выглядела так. Между измерениями, по вампиру, существует некий пространственно-силовой барьер, непроницаемый в обе стороны и плотный как стена, но невидимый невооруженному глазу. Однажды его целостность нарушил некий катаклизм в мировом эфире, и случилось Сопряжение Сфер.

— Было это тысячу лет назад. Так мы, высшие вампиры, и обрели новый дом. А следом за нами — ещё более опасные твари. И среди них, хе-хе, эльфы и люди, — расказывал Регис.

Покорив эльфов и туземные народцы — краснолюдов и низушек, — люди создали два десятка королевств, подобных в чём-то Венгрии или Валахии времён Влада Колосажателя. Регис нашёл приют в небольшом южном княжестве Туссент, славившемся виноградниками. Но народ, возделывавший тот виноград, сам был «винным погребом» для местных вампиров.

— Дело в том, господа, что для разных видов вампиров человеческая кровь является разной потребностью. Для низших вампиров это необходимая пища. Но для нас, венца вомперской эволюции, это тот же алкоголь. Даже больше — спиртным нас не проймёшь, а кровь повергает нас в состояние настоящего опьянение. Признаться честно, господа, в молодости и я страдал от… гм… алкоголизма и полностью исцелился, — смутился Регис.

— А как же бутыль, найденная при обыске? Уж там-то был не кофе с молоком, — нехорошо покосился на него господин комиссар.

— Та кровь, что у меня нашли… Во-первых, le noble sang* придает высшему вампиру храбрости, усиливает его боевые качества. Во-вторых, это просто-напросто вкусно. Мы десятилетиями проводили исследования — и определили, что наилучшими вкусовыми качествами обладает кровь человека, регулярно употребляющего виноградное вино и ведущего постоянную и активную половую жизнь. Княжество Туссент подходило нам идеально. Вампиры чуть ли не с начала его истории взяли его под свое покровительство…

— Та же Испания просто раем земным была бы при таком подходе! — заметил граф.

— Возможно, ваше сиятельство! Вообще наши миры очень во многом похожи. Вплоть до языков: тот язык, что в моем мире называется Всеобщим — это ваш земной польский. Туссентцы говорят почти по-французски. Эльфийский, или Старшая Речь, имеет много общего с английским… Впрочем, это тема отдельной, хоть и крайне интересной беседы. Сейчас же, господа, я обязан рассказать вам, с чего все началось и как я вообще оказался в вашем обществе…

Община вампиров устроена следующим образом. Есть своеобразные семьи высших вампиров с самками). Низшие вампиры живут либо вне общины, либо внутри нее, на правах скота у высших вампиров. Все они являются рабами одного, самого сильного из высших в округе. Такой вампир зовется Скрытым по причине своего одиночества и страха, вызываемого им среди подданных. У этого вожака нет потомства и самок, но он обладает огромной властью. Власть эта всё же "ограничена удавкой": Скрытого можно одолеть и занять его место самому. Что случается крайне редко, поскольку они превосходят силой, интеллектом и опытом своих подопечных.

Высший вампир по имени Мауриц Аурелий ван ден Граафе бросил вызов Скрытому Туссентской общины. В отличие от своих предшественников, Мауриц нарушил неписаный вампирский закон: на Скрытого он покушался не один. Ван ден Граафе помогали чужаки. Кроме того, мятеж свой Мауриц устроил в крайне неподходящий момент — во время конфликта туссентской знати с вампиром Детлаффом ван дер Эретайном. Эта история не имеет большого значения, важно отметить только то, что замысел ван ден Граафе провалился с треском. Из всех заговорщиков выжил лишь он один. И то исключительно благодаря своей исключительной способности к путешествию между мирами и временами. Мауриц скрылся от Скрытого (хе-хе!) здесь, в Европе.

— Как же вам удалось нагнать его в Румынии? — недоверчиво сказал Миклован.

— Скрытый охранял место, где барьер между мирами был нестабильнее, чем обычно, некое подобие дыры в заборе. Наш вождь пропихнул меня в эту "дыру" с приказом настичь Маурица в этом мире и немедленно убить его…

— А есть ли у вас способ вернуться назад? — спросил Диаманди.

— Нет, господин граф! Я... как бы сказать это по-румынски... невозвращенец, — выдумал Регис на ходу новое словцо. — Я обречен вечно гоняться за Маурицем и пытаться его уничтожить. Но даже если я выполню волю Скрытого, то при всем его желании, забрать меня он не сможет: дыра в заборе между европейским материком и Туссентом уже "затянулась". В общем-то, он не зря выбрал именно меня. Это было наказанием за убийство того самого Детлаффа ван дер Эретайна. Считайте, что вы общаетесь с ссыльным каторжником, господа!

Все присутствующие немедленно выпили за эту обнадеживающую новость.

— Я имел несчастье попасть прямо на поле боя в 1916 году, аккурат под чей-то снаряд, — разоткровенничался Регис. — Мауриц, само собой, удрал, а меня разорвало пополам. Меня это остановило всего на несколько часов, но след был безнадежно потерян. В вашем мире на тот момент я не имел ничего кроме знания Всео... польского языка. К счастью, с помощью Шведского Красного Креста я смог эмигрировать в это нейтральное королевство. Я жил в Уппсале, служил в библиотеке университета и заодно изучал ваш мир. Я не знал, как мне искать Маурица, но мне повезло. В 1927 году я обратил внимание на деятельность виноторговой компании «Гардениус и Ко»…

— Что именно вам показалось в ней подозрительным? — продолжил допрос комиссар.

— Масштаб деятельности. И состав ее продукта. Фирма импортировала итальянские вина особой ферментации. Однажды мне случайно попалась кровь девушки, употреблявшей его. Несомненно, по своим свойствам она была идентична туссентской.

— То есть…

— Да, Тудор. Мауриц пытался устроить для себя новый Туссент на Земле. Сванте Гардениус — это была его личина! В силу своей должности я свел знакомства со многими серьезными людьми, в том числе из полиции. С их помощью я попытался взять Маурица в Стокгольме. Это была чудовищная ошибка, господа! Часть своих помощников мне удалось уберечь от когтей Маурица, но сам он бежал. Я дал слово больше не привлекать к своим поискам людей. Оно поначалу и не было нужно, поскольку я взял четкий след.

Я преследовал Маурица по пятам, в Германии, Австрии, Чехословакии, Франции, Италии. Года три тому назад я потерял «Сванте Гардениуса» на венгерско-румынской границе. Оставалось начать поиски в Румынии, но ваша сигуранца работает, ох, не в пример лучше, чем охранка дуче Муссолини. Поэтому я обосновался в Бухаресте и начал искать высоких покровителей. Судя по всему, я нашел тех же покровителей, что и Мауриц, поэтому и произошло убийство графини Диаманди… А Маурица я так и не вычислил. Никакого шведа по имени Сванте Гардениус в стране нет, я это знаю точно. Этот гад использует другую маскировку...

— Даа, есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам! — задумчиво процитировал Шекспира Александр Диаманди. — В такой ситуации волей-неволей почувствуешь себя Принцем Датским. Что даже я мог бы сделать с таким созданием, как этот ваш Мауриц? Я молю Бога, господа, чтобы убийцей моей Василики был именно Дорин Струдза, потому что он хоть и редкая тварь, но все же человек…

— А насколько редкой тварью является Стурдза, ваше сиятельство? — вставил реплику комиссар Миклован.

— Не знаю, господин комиссар. Все в мире относительно, и, возможно, что таких людей, как он, вы видите каждый день. Но я — человек старого закала, который такого, кхм, образа жизни не предусматривает категорически. Мои отец и дядя вернулись из-под Плевны с орденами, а Дорин Стурдза вырос уже в иной среде, отравленной декадентством. Судите сами, господа: он живет на свете 30 лет, из них 15 посвятил разврату.

Не поймите меня неправильно, я сам в молодости не был бестелесным ангелом с фресок монастыря Путна. О, я помнил наизусть все имена и фамилии лучших девок в лучших кафешантанах. Но о наркотиках и педерастии, а то и о чём погаже я и думать не смел. Струдза же в своем гедонизме ограничений не имеет. И добро бы еще он один, но нет. С мадам Лупеску его связывает давнее знакомство, которое обычной постелью не окончилось. Вы знаете поговорку «румынские офицеры с женщин денег не берут»? Стурдзе до офицера как до Луны из пушки, поскольку он не просто брал у Лупеску деньги, но и прямо торгует доступом к ней…

— В каком смысле, ваше сиятельство?

— В коммерческом, господин комиссар. Стурдза зарегистрировал контору, на банковский счет которой принимает комиссионные за аудиенции у Мадам и её августейшего друга. А вы думали, почему он до сих пор не проигрался в пыль? Без клиентов он не остается — спекулянтов и шпионов в Румынии, к несчастью, хватает. Ума не приложу, что Василика могла в нем найти?!

— Но он ведь был вхож в круг общения молодой графини? — не унимался Миклован.

— В том-то и дело! Как и я, Василика его презирала, для нее он был слишком пуст. Несмотря на ее образ жизни…

— А каков был образ жизни вашей дочери?

— Господин комиссар, для начала оговорим — могу ли я быть уверен, что то, что я вам расскажу, не станет известно бульварным газетам?

— Безусловно, cher ami! — встрял до сей поры молчавший Эмиель Регис. — Не только господин комиссар, но и лично я гарантируем вам полную конфиденциальность!

— Благодарю вас, господа! — кивнул граф, но прежде чем продолжить, все же глотнул пунша. — Вес, как покойницу звали в доме, характером была похожа на меня. Она мой единственный ребенок и я ее стеснял, в разумных рамках, само собой. И я ничуть об этом не жалею. Когда Василика выросла, я старался быть в курсе ее жизни и не допускать конфузных ситуаций. Но моя парламентская деятельность и государственная служба... Вы понимаете, никакого времени. Потому я и взял к себе Георге. Превосходный солдат, меткий стрелок… Выгнан из гвардии с позором за взращивание рогов командиру. Георге был Вес помощником, защитником и… Как я не зря опасался, был чем-то большим.

— Георге был единственным любовником Василики?

— Замыкаться на шофёре — это не для неё. Были кавалеры и с серьёзными намерениями, которые бы могли составить ей партию. Но Вес замуж не выходила до последнего. Она приговаривала: "Я своей свободой дорожу, брак — это добровольное рабство".

— Георге вам что-либо говорил об отношениях Василики со Стурдзой?

— Только то, что он крайне настойчиво ухаживал — и постоянно получал от ворот поворот.

— Понятно. Ваше сиятельство, вы не будете против, если я допрошу Георге завтра?

— Конечно, господин комиссар, но будет лучше, если вы не будете вызывать его в префектуру полиции, а останетесь у меня на ночь. Утром он явится на службу и вы зададите ему все необходимые вопросы!

— Да будет так. Благодарю вас за старое доброе валашское гостеприимство! Эмиель, простите, но вам я запрещаю приближаться к моей комнате и входить в нее**!

— Конечно, Тудор! Я даже рад, что вы подготовились ко встрече со мной столь основательно! И да, ваши легенды здесь правы: теперь войти к вам я не смогу никак. Но стоило ли так перестраховываться? Ведь мои намерения к вам абсолютно дружелюбны.

— Если моя жизнь чему-то и научила меня, господин Регис, то только одному — ни одна предосторожность не бывает лишней, — комиссар был непреклонен.

Георге Молдована Миклован расколол уже утром, в машине графа по пути в префектуру. Пять дней назад комиссар уже допрашивал шофера, но на откровенность его вызвать не сумел. Однако теперь ситуация изменилась в корне.

— Итак, отрицать бесполезно, мне все рассказал твой патрон. Ты имел связь с покойной графиней Диаманди.

— Так точно, господин комиссар, имел, — кивнул Георге.

— Как вы встречались с Василикой?

— Когда она хотела, господин комиссар. Реже когда хотел я. Я все же человек дисциплинированный, что бы обо мне не говорили господа офицеры. А Василика… Была прямо чертовкой, в хорошем смысле.

— Чертовкой, говоришь? Многих эта чертовка завлекала в свои сети? — улыбнулся Миклован.

— Почитай, пол-Бухареста — ту половину, от которой потом и чесноком не воняет, конечно. Поговаривают, даже его величество король обращал на Вес внимание, да мадам Лупеску не дремала, хе-хе…

— Понятно. И ты не ревновал?

— А смысл, господин комиссар? Где она и где я? Да и дураком я отродясь не был, чтобы от малинника отказываться... — ответил Георге.

— Понятно. Тебе приходилось конфликтовать с кем-либо из-за Вес?

— Бывало, но редко. Вес иногда просила меня осадить кого-либо из чересчур навязчивых ухажеров…

— Дорин Стурдза входил в их число?

— Конечно, господин комиссар. Тля человек, но на редкость настойчивый. И столь же трусливый. Вес последний месяц только и делала, что на него жаловалась. Представляешь, говорила она, этот фигляр утверждает, что за некую плату поделится со мною каким-то уникальным тайным знанием! А через день нашли... загрызенной.... Не иначе, с нечистым дружит этот Стурдза. Неважно, разреши мне его сиятельство, я так этого боярчика свинцом бы нашпиговал…

— Ну это тебе вряд ли позволят, приятель! — усмехнулся комиссар. — Но даю тебе слово чести, что скоро выведу на чистую воду убийц твоей Вес. Ведь ты бы хотел их покарать?

— А как же! Искренне желаю вам удачи в этом деле, господин комиссар! И, если что… Не могли бы вы дать мне знать, если вам понадобится какая-либо помощь от меня? Даже если его сиятельство будет против…

— Вот только дров ломать не надо! А чем дело закончится, я тебе непременно расскажу. Слово Миклована!

На службе комиссара уже ждал прокуренный курьер из сигуранцы с пакетом, «коий комиссар Миклован должен получить лично в руки». Явно весточка от Реброва, умчавшегося в Трансильванию...

«Уважаемый господин комиссар!

Прежде всего я хочу принести вам свои извинения за исчезновение без предупреждения. В нашей службе такие повороты — к сожалению, неизбежное зло. Вчера я доложил лично господину директору Полиции безопасности о своих соображениях относительно М. Р. Директор крайне заинтересовался бистрицким делом и выразил одобрение моим соображениям. Таким образом, я получил приказ немедленно, экстренным поездом отправляться на перевал Борго для организации неотложных оперативных мероприятий. Предполагаю, что они не займут много времени и вскоре я вернусь в Бухарест, вместе с означенным мною ранее подозреваемым и мы совместными усилиями установим степень его причастности к бухарестским событиям. Уверяю вас, что приложу все усилия к тому, чтобы окончить активную фазу расследования к Рождеству.

Искренне Ваш,

Начальник первого оперативного сектора, полковник Русской Императорской Армии Арсениу П. Реброфф»

«Не бежали бы вы впереди паровоза!» — думал Тудор Миклован, спрятав письмо полковника Реброва в ящик стола. Среди бумаг завалилась и ещё более интересная — заключение доктора медицины Хитманна...

— Итак, господин префект, взятый у господина Стурдзы образец совпадает с образцом с места убийства на Дымбовице. По меньшей мере на 99%, — кратко пересказал комиссар окончательный анализ.

— Вы просто выкрутили мне руки, Миклован, — пожал плечами Маринеску, которому явно не хотелось ссориться с влиятельной особой. — Я теперь могу только отправить вас с этим к государственному прокурору, пусть выписывает ордер на его арест.

В этот момент задребезжал внутренний телефон. Между короткими отрывистыми фразами шефа Миклован уловил подрагивающий голос дежурного. Префект бросил трубку и сказал:

— Ну вот, комиссар. Ордер вам больше не нужен. Дорин Стурдза найден мёртвым в собственном доме на бульваре королевы Элизабеты.

*Благородная кровь (фр.)

** По поверьям, вампир может пройти только туда, куда его приглашают.

Труп боярина Стурдзы обнаружила кухарка, пришедшая на службу раньше обычного времени. Вернее, обнаружила она фрагмент хозяина — голую, волосатую, отрезанную по бедро правую ногу, брошенную прямо на пороге черного хода.

Вызванные ей полицейские нашли левую ногу в холле. Дальнейший осмотр дома принес следующий улов: туловище без рук, ног и головы, лежащее на насквозь пропитанной кровью кровати в спальне боярина, левая рука в ванной комнате и правая — в бильярдной. Для полной экспозиции не хватало только головы. Она была открыта не сразу, причем не полицейским или жандармом, а одним из зевак, в изобилии собравшихся у ворот особняка. Голова Дорина Стурдзы, светского льва и личного друга его величества, увенчала собой шпиль, поднимающийся над двухэтажным домом в стиле карпатской готики.

В эту торжественную минуту на бульвар королевы Элизабеты прибыли Миклован и Василе Понта. Визг тормозов черного служебного «опеля» отлично наложился на звуки, издаваемые несчастной кухаркой и дамами из публики, наподобие «ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ! ИСЧАДИЯ АДА! ДЕМОНЫ!»

-…в блядскую душу драной богоматери архангела Михаила из навоза сатаны мать! — тихо, сквозь зубы оценил ситуацию на участке господин комиссар. Инспектор Понта, оглядевшись, только крякнул — не поспоришь!

В то время, как Миклован принял на себя общее руководство действиями небольшой армии полицейских и экспертов, Понта занялся опросом свидетелей злодеяния. Вопреки ожиданиям, их почти не было: убийство произошло слишком рано, во всяком случае по меркам распорядка дня Стурдзы. Помимо изрубленного чем-то исключительно острым боярина, на этаже было обнаружено еще одно мертвое тело — горничная Рада Солодку, молодая буковинка, по свидетельству мажордома, состоявшая с покойным в порочащей связи. Признаков насилия на теле барышни не обнаружено, не считая выражения крайнего ужаса на лице да сложенных для крестного знамения пальцев правой руки.

— Согласно показаниям мажордома, господин Стурдза не любил пускать посторонних ночью — за исключением специально званых девочек или мальчиков. Поэтому вся прислуга на ночь распускалась по домам, а приходила примерно за полчаса до завтрака боярина. Стало быть, убийца пришел в дом намного раньше, возможно, даже затемно… — доложил инспектор.

Тем временем господину комиссару предстояло совершить, пожалуй, самую ответственную операцию — достать с крыши дома непонятно как и зачем занесенную туда маньяком голову хозяина усадьбы. Хорошо хоть ход через чердак был открыт: убийца явно проследовал на крышу этим же путем.

Учитывая опыт столкновения с Эмиелем Регисом на кладбище Антим и его истории за ужином у Диаманди, Тудор почти не сомневался, что содеянное — дело рук вампира. Разве что казаки умели несколькими ударами сабли разделать человека на части, подобно мяснику со свиной тушей — но сейчас их и в России-то живых не найдёшь, а уж в Румынии…

Нельзя исключать, что здесь поработал и сам Регис. «Честный» вампир мог ночью пробраться к боярину, вытянуть своим колдовством из него все, что тот знал, и нашинковать на кусочки. Горничная умерла, скорее всего, вдохнув той черной дряни, в которую могут обращаться упыри, как охранники тюрьмы Сигуранцы. С другой стороны, почему Регис не сделал этого раньше, сразу после того, как Александр Диаманди пришел в себя? А если вспомнить, что даже столь могущественный вурдалак, как Регис не может входить в дом, куда его не звали, либо запретили входить, то вряд ли он бы сюда вообще просочился. Нет, всё же искать надо ещё одного кровопийцу…

— Есть, господин комиссар! Готово! — прервал мысли Миклована патрульный Эужениу. — Нести теперь голову вниз?

— Нет, давай ее мне, а ты дуй сразу за экспертом! — крикунл комиссар сквозь ледяной порыв ветра, стараясь не поскользнуться и не полететь вниз по скользкой крыше, прямо на головы зевак и оцепления…

Когда комиссар уже внизу передавал свой печальный груз судмедэксперту, воздух внезапно сгустился черным туманом, из которого материализовался «коллега» убийцы, господин Регис.

-…таким образом, окончательную картину смерти мы сможем представить вам… ЧТО ЭТО?! — резко оборвался доктор на полуфразе. Возникла почти театральная немая сцена, ибо на такое представление никто из присутствующих господ полицейских и жандармов не рассчитывал. А Эмиель Регис быстро прошелся по боярской спальне коротко заглянув в глаза всем, кроме Тудора Миклована. Этого было достаточно для того, чтобы взрослые люди застыли в своих позах, будто статуи, без малейшего звука и движения.

— У вас опять «нет времени объяснять», Эмиель? — иронично поинтересовался комиссар Миклован, проводя рукой перед стеклянными глазами полицейского, застывшего в дверях. — Что вы сделали с моими коллегами?! И какого черта вас вообще сюда принесло?!

— Доброе утро, Тудор! — криво усмехнувшись по своему обыкновению, одними губами ответил знахарь-кровосос. — О произошедшем я узнал по радио. Полицейских же я ввел в обычный транс — вряд ли кто запомнит мое появление. Кроме вас, конечно. Не нужно подробностей, я в принципе все себе так и представлял, а детали я вижу, простите, в вашем разуме…

— Жаль, что я не вижу, что теперь со всем этим гиньолем делать! — съязвил в ответ комиссар. — Надеюсь, вы явились сюда не с пустыми руками…

— Пока с пустыми, но надеюсь, что кое-что в них заполучить удастся! Мы, вампиры, многое знаем о смерти, как с точки зрения биологии, так и магии. Мертвое тело может очень многое рассказать. К сожалению, это не наш случай: Мауриц навестил господина боярина глубокой ночью, что даже вы можете заметить по отсутствию одежды на останках и легкой ночнушке на трупе девушки снаружи. Но Мауриц даже немного облегчил нам задачу, когда отсек голову. Позвольте, сейчас мы узнаем как минимум новую внешность нашего vis-a-vis…

— И как же вы собираетесь это сделать? Может, в отражение убийцы в зрачке верите? — недоверчиво спросил Миклован.

— Всё гораздо проще, господин комиссар. Я «прочту» последнее, что запомнил этот месье.

— Из отрезанной-то головы, ага, — Тудор всё ещё сомневался.

— Биологи доказали, что нервная деятельность курицы продолжается ещё несколько минут после отсечения головы, — напомнил вампир. — А чем Стурдза лучше? Единственное затруднение — процесс может затянуться на полчаса-час, так что вам придется как-нибудь отводить от этой комнаты полицию. Но надеюсь, что до этого не дойдет. Позвольте!

С этими словами вампир взял из рук застывшего судебного медика голову Стурдзы и резко прислонил ее лбом к своему лбу, глядя в остекленевшие мертвые глаза. В следующую секунду веки Региса начали моргать со страшной скоростью, как военные фотоаппараты. Несмотря на ощутимое любопытство, комиссар Миклован беспокоился, что в любую секунду может войти Понта, нашедший новую улику агент или, не приведи Господь, офицеры сигуранцы, и тогда творящееся в спальне убитого объяснить будет очень затруднительно. Несколько минут, пока Регис стоял столбом в обнимку с головой, показались целой вечностью, а каждый шаг снаружи вызывал волнение. Наконец высший вампир закончил свои колдовские манипуляции.

— Кто бы мог подумать, — сказал Регис, кладя голову Стурдзы назад в руки застывшего доктора Варламеску, — что человеческий инстинкт самосохранения может быть настолько подавлен снобизмом! Казалось бы, покойный не мог быть настолько недоразвитым, чтобы не понимать, с кем имеет дело, но все равно не просто считать себя выше, но столь явно и грубо это демонстрировать…

— Что вы увидели, Регис?! — прервал философствования вампира Миклован, нервно оглядываясь на закрытую дверь.

— Я видел момент убийства и, самое главное, новую личину Маурица во всех подробностях. Ее я изображу на бумаге и сначала покажу его сиятельству графу Диаманди — возможно, что наш оппонент вращается в бухарестском высшем обществе, а затем перешлю рисунок вам как можно быстрее. Убийство произошло глупейшим образом: Стурдза взбесил Маурица своим, я бы сказал, неразумным апломбом. Вампиры, особенно оседлые, имеют иерархичный склад характера и грубое своеволие не прощают, тем более людям. Степень ярости, в которую пришел Мауриц, вы сами можете наблюдать… Прошу прощения, Тудор, меня частенько заносит в размышлениях и я прекрасно понимаю ваше беспокойство. Ждите посыльного от графа Диаманди с портретом убийцы!

Наконец, к облегчению Миклована, Регис громко щелкнул пальцами и растаял в воздухе. В тот же миг околдованные им люди снова обрели сознание и способность к действиям.

— А… Простите, господин комиссар, о чем мы сейчас говорили? — ошалело моргая, спросил судмедэксперт Варламеску.

— Вы говорили о сроках проведения патологоанатомического исследования, доктор!

— Трупы, трупы, трупы... Не успеваем взять подозреваемого за глотку, как ему уже её перегрызают! — рычал префект полиции. — А в Бухаресте снова паника! Добрая треть ночных заведений закрывается раньше времени — никто не хочет возвращаться домой после полуночи. С десяток светских дам переселились в женские монастыри! Радикалы призывают к погромам! Это дело, господа, уже становится по-ли-ти-че-ским!

"Опять", вздохнул Миклован. Политическая жизнь Румынии ничего, кроме тоски, у него не вызывала. От "приличных" национал-либералов и национал-крестьянской партии, соревновавшихся в подделке голосов на выборах, тошнило. Для правых комиссар был недостаточно набожен и юдофобен. В коммунизм в полудеревенской стране Тудор не верил.

— Полюбуйтесь! — префект Маринеску бросил на стол аляповатую, но зловещего вида листовку, на которой демоническая тварь с крыльями атаковала симпатичную девицу в праздничном валашском крестьянском наряде, символизирующую отчизну. Её прикрывал грудью малый с нарисованной поверх кожаной куртки железногвардейской «решёточкой». Текст гласил:

РУМЫН! НЕ ГНЕВИ БОГА!

ГОНИ УЗУРПАТОРА,

ГОНИ ЕВРЕЕВ,

ГОНИ ЛУПЕСКУ!

— Легионеры раздают это по всем перекрёсткам, — поморщился префект. — Одного разносчика наши ребята уже взяли. Идёт допрос. Странно, что коммунисты даже не шелохнулись, чтобы половить рыбку в мутной воде. Ведь до выборов меньше года…

— Версию советской провокации, господин префект, уже отрабатывает полковник Ребров. Я всё-таки дополнительно проверил бы деловые связи господина Стурдзы, — гнул свою линию комиссар. — Напомню, что, согласно показаниям графа, убитый пользовался в свете репутацией, как говорят мошенники, «решальщика» при мадам Лупеску — якобы сводил с ней наших толстосумов и иностранных концессионеров за комиссионные. Возможно, где-то здесь и скрылся мотив его устранить...

— Ловко подделавшись под маньяка с Дымбовицы? В этом что-то есть, Миклован...

Вернувшись в свой кабинет, Миклован долго листал синенькую записную книжку покойного боярина с телефонными номерами. Как часто бывает, Стурдза сокращал нужных ему людей до нескольких понятных ему одному букв. Ну, «Д-чки» в блокноте холостяка может значить лишь «Девочки». Различных «А-ску», «Ф-ску» и «М-яну» легко разгадать по телефонной книге и справочнику «Кто есть кто в Бухаресте».

А вот что такое «С М Нокк 21, 07 ВАЖНО!»? По форме записи эта последняя заметка явно содержала не номер телефона. Конспиративный контакт? С кем? Зачем? 21, 07 — что это? 21 июля? Девять часов семь минут вечера?

Тут комиссар глянул на отрывной календарь и вспомнил, что сегодня 21 декабря. Смерть, по данным экспертизы, наступила около семи. Стурдза ждал Нокка, а встретил вампира-убийцу…

Но кто же всё-таки Нокк? Явно иностранец — ни один румын не проводит важные встречи так рано утром. Миклован принялся перебирать те документы, до которых не дотянулась сигуранца.

— Я кое-что нашёл, Понта, — обрадовал помощника комиссар. — Смотри — на момент смерти, если записная книжка нам не врёт, Стурдза должен был встретиться с неким С. М. Нокком!

— Кто это?

— Уже есть на него кандидатура, — продолжил Тудор. — Вот этот розовый листок — договор аренды, в которую Стурдза сдал фамильные леса в Бистрицком уезде (имение Борго) финскому подданному Саули Маурицу Ноккиля. Года три назад. А это — свидетельство об учреждении фирмы «Логаре де Карпаци» покойником на паях с Ноккилей…

— Не уверен я, что это конфликт коммерческих интересов, — покачал головой Понта. — За этим обычно идут с «барашком в бумажке» к нашему брату и заказывают дело о мошенничестве или укрывательстве от налогов. Но чтобы буквально на куски рвать?

— Ты сильный духом человек, Василе, — сказал Миклован. — Ты сохранил способность удивляться после того, как видел девушку с высосанной кровью. Как у вас там в Бистрице…

— Погодите, господин комиссар. Вы сказали «Бистрица». Имение Борго. Так… так это на их лесопилках выпили насухо человека! Всё сходится!

Миклован всё же успел посетить торговую палату и попытаться навести там справки о господине Ноккиля. Ничего необычного ему там не сообщили: уроженец Санкт-Михеля, Финляндия, 1889 год, активный член палаты, имеет медаль от посольства «за укрепление экономических связей». Фактически четыре пятых всей бумаги, выпускавшейся в Румынии, происходили с его производств — даже та, на которой комиссар писал свои рапорты. Клерк по секрету шепнул Тудору, что в дело как пайщик вошёл важный чин из министерства финансов — что многое объясняло…

Комиссар вышел на лестничную площадку палаты покурить в окно, когда на него обратил внимание неопределённо смуглый человечек с бегающими глазёнками.

— Мосье Миклован, я полагаю? — осведомился он таким заискивающим тоном, будто брал автограф.

— Нет, дражайший, я королева-мать в вечернем туалете, — нагрубил в ответ утомлённый полубесплодным днём Тудор.

— Сразу узнал ваш стиль работы, господин комиссар, — не отставал Бегающие Глазки. — Приказано передать вам это, — он практически засунул в карман Миклована руку с конвертиком.

— Если это взятка, чтобы я оставил Ноккиля в покое… то вот вам, — и комиссар показал человечку кукиш.

— В конверте нет ни лея, господин комиссар. Разве бы я посмел такому человеку… Увы, мне пора! Салют! — Бегающие Глазки скатился по лестнице раньше, чем Миклован сообразил запихать его в укромную уборную и вытрясти всё.

Конверт Тудор открыл уже в машине, просмотрел содержимое и удовлетворённо хмыкнул.

— Это вся полученная нами информация, 647. Агент с Центральной телефонной станции передаст данные о переговорах объекта «Шуцман» позднее.

— Негусто, даже с поправкой на недавнее начало операции. Вы определили основные контакты Шуцмана?

— В основном рабочие. По роду своей службы он каждый день контактирует с разными людьми. По интересующему нас направлению пока можно выделить только визит в Торгово-Промышленную Палату сегодня в 14-30. В здании был зафиксирован контакт Шуцмана с одним из порученцев Николае Малаксы, от которого объект получил конверт малого формата. Мы предполагаем, что это приглашение на встречу.

— Хм, Малакса… Он тоже имел связи с нашей конечной целью. А зафиксированы ли новые контакты с графом Диаманди?

— Пока нет.

— Думаю, что на этом и стоит сосредоточиться. Несмотря на то, что Диаманди слишком на виду, а более-менее свободно контактировать с целью может только Шуцман, нельзя отбрасывать покровительство, причем не такое уж старое. Необходимо уделить особое внимание контактам Шуцмана с Диаманди, не ослабляя контроля за самим Шуцманом. Учитывая ограниченность наших ресурсов, это может быть непросто, но мы не имеем права упустить цель окончательно.

— Будет исполнено, агент 647!

… — Папа приехал! Папа, тебя к праздникам отпустили пораньше? — встретил Миклована дома радостный крик Ионуца.

— Если бы это было правдой, Ионуц… Я только переодеть костюм. Некто Николае Малакса зовёт меня ужинать в «Дунайские волны», — похвастался комиссар.

— Ты высоко взлетел, Тудор. Сначала тебя графы приглашают, потом — поднимай выше! Сам Малакса! — недоверчиво сказала мать.

— Кажется, я становлюсь человеком, мама, — сдержанно улыбнулся Миклован.

Несмотря на вывеску «Дунайские волны», вместо навязшего во всех румынских зубах одноименного вальса ресторан встретил комиссара полиции бодренькой «Кукарачей». Новомодное ночное заведение было обустроено в американском вкусе, отходя от привычного для Бухареста шика «под Париж» — современные интерьеры, яркие разноцветные лампы, джаз на эстраде.

«И сдерут за всё это с клиента втрое дороже, чем в старом добром «Бюфете», — подумал Тудор Миклован. — А в Ферентари, в Рахове, в Гривице, на всех дыроштанных рабочих окраинах сейчас полужидкой мамалыге без масла — и той рады…» Полицейский сыщик и сын работяги из депо, он слишком часто наблюдал изнанку разряженной румынской столицы. И словно бы в ответ при возможности тянулся к огням, музыке, шампанскому, смеющимся женщинам с открытыми плечами — доказывая сам себе, что он не просто ночной сторож этого мира, а его полноправная часть.

Холуй во фраке, бабочке и с блестящей лысиной провёл комиссара в отдельный кабинет. Там его ждал сухой пожилой человек, похожий на Эбенезера Скруджа из сопливого фильма «Рождественская песнь в прозе».

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, господин Малакса, — снял Миклован шляпу перед богатейшим промышленником Румынии.

— Представители власти не опаздывают, господин комиссар. Они задерживаются, — растянул Малакса губы в ящеричьей улыбке и поставил поближе к полицейскому бокал хорошего виски. — Вы, конечно, на службе, но разве я не знаю, как вы на службе не пьёте?! — и хохотнул.

— Чем моя скромная особа может вам помочь, господин Малакса? — сказал комиссар, усевшись поудобнее и отхлебнув виски.

— Вы не угадали, дорогой комиссар. Это я намерен исполнить свой гражданский долг и кое-что предоставить вам по вашему текущему делу, — еле заметно ухмыльнулся миллионер. — Моему доверенному лицу стало известно, что полиция интересуется компаньонами покойного Дорина Стурдзы…

— Давайте раскроем карты, господин Малакса, — прервал его Тудор. — Вы действительно собираетесь нам помочь или хотите руками правосудия раздавить конкурента?

— И то, и другое, господин комиссар, — нагло признался Малакса. — Видите ли, не так давно я прикупил долю в полиграфическом комбинате «Прометеу» — они печатают «Универсул», «Адевэрул», «Диминеаца» и ещё пару-тройку популярных газет. А то там только и пишут, как я, такой-сякой, граблю несчастную Румынию.

— Подозреваю, «Прометеу» достался вам из-под носа у кого-то из постоянных клиентов Стурдзы?

— На такой лакомый актив точили зубы многие. Но прежде всего — этот финн, Ноккиля. Он решил, что со своей передовой техникой и с карпатским лесом на землях своего милого дружка захватит всё бумажное дело в стране — по цепочке от заготовок древесины до конечного продукта. Я как патриот не мог допустить, чтобы подозрительный иностранец паразитировал на нашем королевстве!

И в эту патетическую минуту на столике задребезжал телефон.

— Пардон, — бросил Малакса, снял трубку, что-то выслушал и разразился монологом: «Ни в коем случае! Если Крупп не продаст по триста пятьдесят, заканчивайте с ним все дела!». Дальше пошёл какой-то биржевой жаргон, на котором комиссар не понял почти ни слова.

— Кажется, я стал на три миллиона лей богаче, — вывел фабрикант, повесив трубку. — Итак, девятнадцатого числа на очередном утреннем кофе с Червонной Дамой* и нашим жеребчиком они предупредили меня, что покойник Стурдза настаивает на конфискации «Прометеу» с тем, чтобы затем акции комбината были переданы мосье Ноккилю на так называемом аукционе. Якобы сделка была совершена незаконно. А потом покойник встретил меня за рулеткой в «Пале-Ромэн». Молодой Стурдза был в жутком состоянии, чуть не плакал, предлагал всё, чего у него нет и не будет, лишь бы я помог ему избавиться от «этого монстра».

— Монстр — Ноккиля, я полагаю, — сказал Миклован. — Судя по всему, со Стурдзой он был связан крепче, чем все остальные спекулянты?

— Существенно. Все остальные стелились перед этим ничтожеством, лишь бы он замолвил за них словечко Червонной Даме. А Ноккиля, судя по стурдзиному бреду, сам крепко держал его за штаны.

— Мы вышли на единственного свидетеля убийства, который по понятным соображениям скрывается, — сказал комиссар. — С его слов уже составлен портрет. — И Миклован протянул Малаксе рисунок Маурица Аврелия ван дер Граафе.

— Святой Дософтей… — Олигарх стал нервно раскачиваться на стуле. — Ноккиля… Но это же невозможно! Сегодня мы созванивались как раз по поводу «Прометеу», и утром он был ещё в Борго! Разве что на истребителе долетел туда и обратно!

— Боюсь, мы недооцениваем этого господина, — сказал Миклован.

— Согласен, господин комиссар. Он несколько подозрителен. Начнём с того, что я всегда навожу о контрагентах подробные справки по своим неофициальным каналам... Так вот, никаких сведений о первых этак сорока годах жизни мосье Ноккиля нет. Где учился, с чего начинал в молодости, когда впервые подцепил сифилис — тёмный лес. А самое забавное — что мой человек нашёл его следы в Выборге. Но в очень, очень необычном месте...

— Вы меня раздразнили, господин Малакса. Неужели в городской тюрьме?

— Хуже, гораздо хуже, друг мой! На кладбище. Саули Мауриц Ноккиля из Санкт-Михеля, 1889 года рождения был погребён там в восемнадцатом году, среди прочих павших в борьбе с большевиками...

"Что-то слишком много упырей становится в деле", — подумал Миклован. "Конечно, он просто самозванец, присвоивший себе имя честного покойника, но когда имеешь дело минимум с одним живым вампиром...". А вслух сыщик сказал:

— Как вы понимаете, я должен это проверить. И потом, пока я не вижу его мотива для убийства Стурдзы...

— Мотив есть, уж поверьте! И он тесно связан с вашим следствием. За эту информацию покойник запросил с меня сто тысяч лей! Сошлись на тридцати... Помните банду Кэлдераря? Похитителей детей, нескольких из которых выловили в Дымбовице — а то и в Дунае — с несимпатичными ранами на шее?

Комиссар кивнул.

— Боярин Стурдза рассказал, для кого он покупал их. Не только сам душеньку отводил, хе-хе! Умолял тиснуть это где-нибудь в принадлежащей мне газетке. И, судя по всему, его услышал не я один... Жалко этого идиотика.

— Кажется, я начинаю кое-что понимать... — задумался Тудор. — А именно... что я на верном пути. Салют!

— Телеграмма комиссару Микловану! — раздался бодрый голос дежурного по префектуре утром 23 декабря, — Международная!

Рассчитавшись, Миклован вскрыл конверт и тщательно просмотрел телеграмму из министерства внутренних дел Финляндии. Ответ на вчера поданный официальный запрос был напечатан на безукоризненном немецком языке. "Метрике Ст Михеля 1889 год значится один Саули Мауриц Ноккиля тчк убит Выборге красногвардейцами тчк захоронен новом кладбище воинскими почестями тчк".

— Дело принимает интересный оборот... Надо оповестить Реброва, — комиссар взялся за телефон.

— Барышня, алло! Барышня, мне Бистрицу! Бистрица, это комиссар Миклован, префектура Бухареста! Отделение полиции безопасности, срочно! Лейтенант, комиссар Миклован, полиция Бухареста! Мне необходимо передать важные сведения полковнику Реброву! Что? Где?

— Вчера утром господин полковник ушёл в горы в районе Борго! Не вернулся! — сквозь помехи кричал бистрицкий жандарм. — Одну минуту! — и бросил трубку.

Перезвонил лейтенант ещё через час.

— Г-господин к-комиссар... Полковник з-злодейски у-убит. Он... О-о-он...

— Ну!

— В-вся к-кровь из тела выпущена, г-господин к-комиссар. М-мы уже отправили тело в Б-бухарест и оповестили ш-штаб к-квартиру...

Миклован бросился рапортовать префекту, но не нашёл его на месте — Маринеску срочно вызвали в министерство. Вся эта история выглядела как deja vu: только расследование продвигается вперед, как обнаруживается очередной труп, вынуждающий комиссара уходить с проторенной дороги...

Префект полиции вернулся через полтора часа, красный, как рак.

— Я полагаю, вы уже в курсе, комиссар?! Третий сверхъестественный труп за неделю! Вы не разжалованы обратно в инспектора только по одной причине — мы всё-таки умыли сигуранцу! Господин Морузов и тот спасовал перед вашими железобетонными доводами!

— И это значит, господин Маринеску...

— Что бистрицкое дело передаётся нам! Не спешите радоваться: вы командированы на место преступления. Вот ваш билет на завтрашний экспресс. Прошу прощения, что порчу вам Рождество, Миклован… но долг есть долг, — сказал префект.

— Значит, будем служить и защищать в Карпатах, — обречённо кивнул комиссар.

— И последнее, Миклован… Я имел сегодня конфиденциальный разговор с министром внутренних дел. Он передал секретные инструкции с самых верхов. Известная вам высокая особа не желает, чтобы хотя бы один из господ вампиров дожил до суда. Процесс будет означать огласку всех… гм… материй, в которых погрязли приближенные ко двору лица, — добавил Маринеску.

"Знали бы его величество с министром, что я как раз собираюсь нанести визит некоему вампиру...", подумал Тудор.

* «Червонная дама» — кличка Елены Лупеску, который она получила за рыжий цвет волос.

Жизнь полицейского всегда полна парадоксов. Тудор Миклован был не исключением, а одним из самых ярких подтверждений этого правила. Он допускал, что когда-нибудь ему придется отчитываться о проделанной им работе не только непосредственному начальству. Но отчет перед вампиром, подобный тому, что происходил в настоящий момент в особняке графа Диаманди, представить себе было невозможно...

— Когда тело полковника прибудет в Бухарест? — спросил Эмиель Регис, сидя в кресле у камина с закрытыми глазами и молитвенно сложенными руками. Он так и не поменял этой позы с момента начала рассказа комиссара ему и его сиятельству о подробностях всколыхнувшего весь Бухарест преступления.

— Судя по реакции господина префекта, проволочек быть не должно. Если погода не помешает, то послезавтра. Но к этому времени я сам уже буду на месте, — прикинул комиссар.

— Плохо, что вас торопят, Тудор! — вздохнул Регис, открывая глаза, — То, что вы мне рассказали, свидетельствует о том, что личина Маурица раскрыта. Именно поэтому нельзя бросаться вперед, очертя голову. Нам нужно узнать о той местности, особенно о замке Борго, как можно больше. Кроме того меня смущает явный вампиризм в смерти господина Реброва. Убийство Стурдзы Мауриц совершил в состоянии аффекта, но и там не оставил явных следов. Я подозреваю, что вашего полковника могли выпить "сторожевые псы"...

— Пардон, Регис, они ещё и овчарок приучили к этой мерзости?

— У некоторых высших вампиров в нашем мире есть обычай держать при себе низших — в качестве домашних животных. Они охраняют жилище или землю хозяина, подобно собакам.

Граф Диаманди перекрестился при этих словах, а Регис тем временем продолжал:

— Проверить это очень просто: нужно внимательно проанализировать укусы на теле. Но на это нужно время...

— В любом случае это не ко мне, — есть ведь экспертиза, — пожал плечами Миклован — Я хотел бы знать, что мне делать, если в Карпатах меня будут встречать ваши сородичи — высшие, низшие, третьей степени...

— Конечно. Я напрямую передам вам знания о низших вампирах — словами о них энциклопедию в двух томах писать надо. Позвольте, господин комиссар...

Регис подошел к сидящему Тудору и взял его двумя пальцами обеих рук за виски. Как только их глаза встретились друг с другом, комиссар почувствовал сильнейшую сонливость. Через секунду Миклован провалился в глубокий сон. И ему немедленно приснился ярчайший кошмар.

Твари, разной величины и подобия летучим мышам. С пастями, полными подобным коротким кинжалам клыков. Быстрые, как пулеметные очереди. Прыгающие на людей из тьмы пещер, с верхушек деревьев. Выпивающие всю кровь в считанные секунды, рвущие людей заживо на кусочки и обмазывающиеся их кишками. Экиммы, фледеры, гаркаины.

— Să mor io*! — выбранился Тудор Миклован, пробуждаясь от кратковременного сна в холодном поту и выворачиваясь наизнанку. Служанка уже торопилась к нему с бумажным полотенцем и американским пятновыводителем, чтобы прибрать с ковра рвоту.

— Величайшее счастье вашей цивилизации в том, что они в Румынии не водятся и вряд ли заведутся, если вы успеете их перебить, — усмехнулся одними губами Регис. — В Редании или Туссенте против того же гаркаина у вас не было бы никаких шансов — братья наши меньшие намного быстрее, а некоторые и сильнее людей. Недаром в нашем мире существуют ведьмаки. В Европе прогресс оружейного дела шагнул неизмеримо дальше, поэтому противостоять некоторым низшим вампирам вы сможете. Однако имейте в виду, Тудор, что свинец, как и сталь, не нанесет существенного вреда. Основательно запаситесь серебром, только оно смертельно для слуг Маурица и болезненно для него самого.

— Хотите сказать, что я должен достать серебряные пули? А как насчёт чеснока или водицы из-под мощей Гликерия Исповедника? — поднял брови господин комиссар.

— Чеснок не всякого вомпера возьмёт. А пули очень желательны, ибо свинцовых на одну экимму, скажем, понадобится где-то в районе ящика. В любом случае, рыщут ли в бистрицких лесах низшие вампиры или нет, в замке Борго сидит Мауриц. С ним нам в любом случае придется столкнуться, поэтому...

— У меня не остается выбора, — подытожил Миклован. — Что же, я приблизительно понял, что мне следует делать. А что намереваетесь делать вы, Эмиель? Как ни крути, но цель у нас одна.

— С позволения его сиятельства, я немедленно начну поиск информации о замке Борго и близлежащих горах. Потом, как только я смогу осмотреть тело полковника Реброва, я отправлюсь в Бистрицу вслед за вами. Умоляю вас, ведите себя там очень осторожно и не пытайтесь взять Маурица без меня — это для вас верная смерть...

— В этом я уже успел убедиться! — пробурчал комиссар. — Значит, я осторожно проведу разведку на месте. Даю слово, что в замок до того, как встречусь с вами в Бистрице, не полезу.

— Прекрасно, господин комиссар! С вашего разрешения, господа, я отойду в библиотеку! — Регис обернулся облаком тумана и растворился в воздухе.

— Господин комиссар! — обратился к Тудору до сих пор задумчиво молчавший Александр Диаманди. — Вы готовы уничтожить их беспощадно, чтобы сам Цепеш на том свете содрогнулся от ужаса?

— После того, что я увидел — обязан это сделать, ваше сиятельство.

— Я тоже обязан, господин комиссар! — в голосе графа послышалась сталь. — Не только как патриот и христианин, но и ради справедливости: пусть моя дочь отомщена, но их жертвой была не одна Василика. Поэтому я тоже внесу свою лепту в это дело. Вы ведь должны ехать в Бистрицу один, господин комиссар?

— Да, ваше сиятельство, но..

— Я отправлю с вами Георге. Он полностью разделяет мой взгляд на проблему. И, как вы уже знаете, он обладает многими навыками, проверенными в деле. Возможно, господин комиссар, в Карпатах вам придется воевать не только с упырями...

— Более чем возможно, ваше сиятельство, более чем... Вы не разрешите воспользоваться телефоном?

— Господин комиссар! — забарабанил Лимбэ в окно автомобиля. — Как вы просили! Это вам на пули!

— Однако, — сказал Миклован, недоверчиво изучая взглядом крупный, погромыхивающий металлом свёрток в другой руке цыгана. — Признавайся, чьё столовое серебро спёр?

— Ну что ж вы так?! — деланно обиделся Лимбэ. — Грех вам, господин комиссар! Их сиятельство граф Диаманди пожертвовали по собственной доброй воле! Меня ихний служитель нагнал на Липсканах и вручил вот эту дуру, чтобы вам, значит, на упыря ходить! Забирайте её по-хорошему, ей-богу, руки уже отваливаются...

— Это легко проверить. Если соврал хоть одну букву — смотри у меня! — погрозил комиссар добровольному помощнику, запихивая мешок с серебряными ложками в багажное отделение. Даже если сказки врут и серебро никак не влияет на вампирский организм — всё равно шкуру Маурица пуля продырявить сможет.

Дорогу в оружейную мастерскую Клауса Фесса Тудор Миклован давно выучил по своей полицейской надобности. Этот уроженец Брашова, поселившийся аккурат на границе беспокойного предместья Ферентари, был главным поставщиком "волын" для бухарестского преступного мира.

— Чем обязан визиту господина комиссара? — спросил грузный, похожий на карикатурного колбасника хозяин с сильным саксонским выговором.

— Срочный заказ. Пули для охоты на крупную дичь, господин Фесс, — Тудор развязал мешок.

— Однако... — усмехнулся сакс. — Неужели и полиция помешалась на вампире с Дымбовицы? У меня уже три десятка заказов на серебряные пули — всё больше от людей из общества, даже дамы интересуются. Спать некогда — зато потом полгода можно будет не работать.

— Приказ есть приказ, — отговорился комиссар. — Кроме того, нужна винтовка.

— Целая или обрез?

— Обрез удобнее.

— Имею обрезанные экземпляры "винчестера" девяносто пятого года. Эхо мировой войны, — кивнул трансильванец. Миклован, подумав, удовлетворился таким оружием. — А когда вам потребуются пули?

— Завтра в первой половине дня. Сколько успеете, — и видя, что оружейник тушуется и пытается торговаться, Тудор добавил, — Это распоряжение министра!

— Министра так министра, — сказал флегматик Фесс. — Правила вы мои знаете, господин комиссар — половина оплаты в задаток!

Подразорившись ради святого дела, Миклован краем глаза заметил, как какая-то тёмная личность в углу магазина пришла в движение и незаметно ускользает через боковую дверь — Фесс держал её как раз для клиентов, полицию не жалующих. Но далеко он от комиссара не убежал.

— Кого я вижу! Солдатик! Тебя с самого освобождения в Бухаресте не было, мы уже все соскучились...

Нунуцэ по кличке Солдатик, получивший её после своего дезертирства, был, наверное, самым невезучим грабителем за всю историю Румынии. Раньше его, бывало, брали на крупные дела, но он всякий раз попадался представителям закона, и столичные бандиты сочли Солдатика "не фартовым", заказав ему путь во всякую приличную шайку. Поэтому, выйдя из тюрьмы последний раз в тридцать пятом, Нунуцэ уехал куда-то в провинцию, и духу его больше в Бухаресте не было.

— Господин комиссар! Сразу скажу — ювелира не я подломил! Я в тот день в участке ночевал в Плоештах!

— Плевать мне на ювелира, им занимается инспектор Патуля. Я здесь по другому делу. Ты ведь, кажется, в Бистрицу уезжал, Солдатик? — навострил нос Миклован.

— Т-так точно, господин комиссар. Только в нашем деле там ловить нечего, местные мне после первого гоп-стопа дохлую кошку в окно подкинули. Я намёк понял. Сначала в обходчики пошёл, но платят там нынче гроши... А потом в сторожа, на лесопильню в Борго к господину Ноккиля...

Заунывный трёп Солдатика неожиданно стал полезным.

— Ну и как там, у этого господина? Кормят? — вцепился в "надёжный источник" комиссар.

— Деньги в охране — грех жаловаться, обед горячий, койка своя. Вот только порядки там поганые. У меня дружок там был, он в лагере в Меркуря-Чук сидел за политику. Там, говорит, чалиться вольготнее. Работяг обсчитывают как младенцев, чуть что — мы их в морду били. А кто протестовать ходил да жаловаться, или всякие союзы организовывать... — Нунуцэ посерел и замолчал.

— Что ж ты остановился? Давай рассказывай.

— Пропадали, господин комиссар. При мне двое как в воду канули. Да их там и не искал никто, хозяева и с полицией, и с жандармами дружат. А потом находят в ущельях... Мясной ряд. Сначала я думал — над ними медведь поработал, местные говорят — не бывает у зверей таких зубов. Тут стригой или кто похуже, говорят, с нечистой силой в Борго знаются. Но времена в уезде нынче голодные, народ на лесопильню идёт...

Миклован аккуратно записывал.

— Дружок тот не выдержал, рассчитался, а потом в корчме мне и говорит: пойду к легионерам, пускай они это антихристово гнездо спалят. Я в подвале, мол, такую страсть видел... А потом и его... не нашли... — у Солдатика застучали зубы. — Я весь пожиток свой в охапку, на станцию — и куда глаза глядят. До сих пор кошмары снятся!

— Наплакался ты достаточно, Солдатик. Раз ты охранял этот гадюшник, не подскажешь ли, как туда незаметно попасть?

Тудор зарисовывал план, торопясь — предстояло и чемоданы собрать, и рождественские подарки матери и сыну не забыть. "Тот ещё праздничек получится", — думал сыщик...

— Месье, медам! Карпатский экспресс Бухарест-Бистрица отправляется с четвёртого пути!

Хотя вовсю валил снег и газеты вопили, что сразу на трёх перевалах поезда застряли в заносах, бистрицкий поезд не выглядел непопулярным. На него валом валили горнолыжники и альпинисты, держащие путь в Синаю или в трансильванские ущелья — как иностранцы, так и столичная молодёжь. Хватало и обычных, неспортивных пассажиров, торопящихся на Рождество к провинциальной родне.

Комиссар Миклован ничем не выделялся из этой весёлой толпы. Экипирован он был в самый раз для зимней вылазки в горы, во всё тёплое. А ружьишко изделия мастерской Фесса довершало образ туриста-охотника.

— Господин комиссар! — окликнул Тудора знакомый голос. — Собрались на крупного зверя?

По перрону шёл доктор Хитманн во главе небольшой группы молодых парней, крепких, белобрысых и перебрасывающихся шуточками по-немецки. Все они были нагружены рюкзаками, альпенштоками и прочим скарбом для покорителей вершин.

— Вы водите туристов в Карпаты, господин доктор? Я не знал, — ответил Миклован по-румынски. На всякий случай неизвестным друзьям Хитманна он не стал показывать, что владеет языком Шиллера — учитывая, как защищает эксперта посольство рейха, они могли оказаться кем угодно.

— Мои друзья из Германии, лейпцигские бурши, как и я, — пояснил Вальтер. — Они опытные альпинисты и каждый год на Рождество совершают новое восхождение. Теперь им захотелось в Трансильванию. А я — их проводник-туземец.

— Желаю удачи, господа. Салют! — Вьючные немцы двинулись вперёд в поисках своего вагона. Тудор же остался на перроне, чтобы покурить и дождаться Георге.

И бывший гвардеец вскоре появился. Неприметное серое пальто и стандартная фетровая шляпа в сочетании с объемным чемоданом, перекладываемым из руки в руку, делали его похожим на несчастливого клерка, командированного под Рождество. Или наоборот, спешащего навестить любимую бабушку из горной провинции студента.

— Какое у вас купе? — спросил Георге.

— Двухместное купе в третьем вагоне. Боюсь, что вряд ли мы сможем путешествовать вместе.

— Наверное, оно и к лучшему — меньше внимания привлечем... Но я хотел бы позже в поезде подойти к вам ненадолго и кое-что показать по просьбе его сиятельства.

Георге подхватил свой чемодан и направился в вагон. Миклован проводил его взглядом и неторопливо вновь извлек свой портсигар. Свое место в поезде он занял после звонка.

Если верить проводнику, второй пассажир должен был сесть только в Плоештах. Комиссар разместился, не торопясь, намереваясь в кои-то веки отдохнуть с гидом "Живописная Румыния" (том третий, Трансильвания, изд-во "Лукан и сын"). Однако вскоре ему пришлось отложить книгу из-за стука в дверь купе. Это был Георге Молдован со своим чемоданом.

— Господин граф попросил меня помогать вам. Я не сыщик, и в розыске от меня, наверное, будет мало толку. Но я не буду вам обузой. Смотрите, господин комиссар...

С этими словами Георге положил на столик свой чемодан и открыл его. Быстро и аккуратно извлек стопки одежды и личных вещей и ловко расстегнул двойное дно. Там, прикрытое старыми газетами, лежало разобранное, но серьезное оружие.

— "Томпсон", модель 23-го года — подтвердил Георге — И четыре диска, на сто патронов каждый. Как видите, я смогу оказать вам серьезную огневую поддержку — а я слыхал, что место, куда мы едем, охраняется серьезными ребятами...

— Его сиятельство — человек основательный! — удовлетворенно заметил Миклован — Надеюсь, ты его не подведешь, и не вступишь в игру раньше нужного. А этот самый нужный момент определяю я. Поэтому подожди моего телефонного звонка о встрече, на который ты и захватишь свою игрушку. А до того спокойно жди, не привлекая к себе внимания. Понятно?

— Так точно, господин комиссар! — по-гвардейски щёлкнул каблуками напарник.

Когда Георге снова собрал свой чемодан и вышел, комиссар снова углубился в "Живописную Румынию": "Замок Борго на одноименном перевале, связующем северную Трансильванию с Сучавой, был возведён в XIV столетии Людовиком Венгерским, тщетно надеявшимся удержать непокорную Молдавию. После восстания куруцев Борго был разрушен австрийской артиллерией в назидание трансильванскому дворянству, и более двух веков на этом месте стояли лишь руины. Лишь воссоединение нации по итогам Великой войны вдохнуло в Борго вторую жизнь: в 1923 году он был выкуплен знатной боярской фамилией и воссоздан из пепла в точности по историческим чертежам..."

Миклован перелистнул страничку и наткнулся на такой пассаж: "Именно Борго стал местом действия небезызвестного романа г-на Стокера о Дракуле, принесшего нашему отечеству незаслуженно мрачную славу в Европе..."

— Стильно работает, мразь, — подумал вслух комиссар полиции.

— Кто, простите? — Тудор и не заметил, как поезд достиг Плоешт, и вошёл его спутник — солидный господин, по виду провинциальный судья или хозяин магазина готового платья.

Снежные заносы не помешали поезду прибыть на вокзал Бистрицы согласно расписанию. В православных, католических и реформатских храмах по случаю Рождества лупили во все колокола — словно каждая конфессия надеялась перекричать заблудших братьев.

Перед приездом комиссар Миклован еще раз встретился с Георге и уточнил, где он остановится, дабы позже связаться с ним. Затем, еще раз раскланявшись с немцами, Миклован взял такси и направился сразу в жандармское управление. Увы, у него не было времени, не торопясь, ознакомиться с местными достопримечательностями. При комиссаре был особый мандат, подписанный директором Морузовым, поэтому фирменной бюрократии сигуранцы, к счастью, можно было не ждать. Да и сами жандармы были порядком ошеломлены произошедшим с эмиссаром из Бухареста.

Принял комиссара сразу и без промедлений начальник управления, майор Владяну. Видал Тудор Миклован на своем веку ошарашенных людей, но в такой степени, как господин майор — в первый раз. Казалось, что если Тудору в три часа ночи позвонит сам король и прикажет немедленно прибыть во дворец для чистки сортиров, он и то был бы меньше дезориентирован...

— Пожалуй впервые не только за свою службу, но и за всю свою жизнь, я совершенно не понимаю, что происходит! — несколько дрожащим голосом говорил Владяну. — Господин полковник по прибытию из Бухареста сразу объявил полную готовность. Мы быстро арестовали поднадзорного Михая Романа и всех, кто был с ним связан в Бистрице, начали с ними усиленно работать. Потом через несколько допросов господин полковник резко собрался на лесопилки Борго, причем спешил так, что никого с собой толком не взял. И почти на следующий день его обнаруживают убитым в горном лесу, да при таких обстоятельствах, будто сам сатана его умертвил...

— В целом, я знаком с картиной происшествия, господин майор! — с иронией ответил Миклован — не каждый раз выпадает оказия безнаказанно поиздеваться над конкурентами. — И можете не слишком сильно волноваться: в штаб-квартире понимают в происходящем намного меньше вашего. Именно поэтому расследовать смерть полковника Реброва направили именно меня — голова, знаете ли, свежее от отсутствия государственных тайн. Не будем же и сейчас забивать ими голову и перейдем непосредственно к делу. Я верно понимаю, что полковник не посвящал вас в детали его расследования?

— Так точно, господин комиссар. Полномочия господина полковника того и не требовали. Мы были обязаны исполнять его приказы в приоритетном порядке, как сейчас ваши.

— Понятно. Значит, мне остается только лично встретиться с мосье Романом и поговорить с ним диаметрально противоположно вашему слогу.

— Господин комиссар, имейте в виду, что подследственный Роман — особо опасный политический преступник, поэтому..., — взбрыкнул было Владяну.

— Знаете, вы сейчас напомнили мне одну историю, — комиссар в очередной раз нагло перебил собеседника. — Когда я только начинал карьеру, то служил под началом комиссара с презабавной фамилией Пупа. А экспертно-криминалистической службой в префектуре в двадцатые заведовал доктор медицины Лупу. Сами понимаете, бухгалтер то и дело их путал, когда выдавали жалованье. И комиссар топал ногами и скандалил, что "клистирная трубка получил за Пупу, а я, получается..." — ну вы поняли.

Так вот, господин майор: Михай Роман проходит у меня по делу ключевым свидетелем, и каким бы страшным государственным преступником он ни был, вместо него вы получите то же, что и покойный Пупа. Он должен быть здесь, в вашем кабинете, максимум через десять минут — а вы, пока я буду с ним разговаривать, тем временем насладитесь чудесной зимней погодой. Ясно?

* непереводимый румынский фольклор). Скажем так, звучит похоже на "жёваный крот!"

При словах "революционер-коммунист" аполитичный Миклован представлял себе два типа людей. Коммунистом мог быть или очкастый студентик (возможно, студентка) из семьи банкира с фанатичным огоньком в левантийских глазах, или наоборот — крепко сбитый усатый "дядя Марин" в пропитанной машинным маслом блузе, которому надоел барак с крысами и дрожащий за каждый лей хозяйчик.

Михай Роман относился скорее ко второму типу, чем к первому — эдакий архетипичный Исконный Валашский Мужик из патриотической поэмы. Правда, усов и бороды товарищ Роман не носил, стригся коротко, гладко брился. Он выглядел весьма впечатляюще даже в избитом до полусмерти виде — в кабинет майора Владяну его именно втащили на себе двое жандармов и усадили за стол.

— Комиссар Миклован, полиция Бухареста! — стандартно представился Тудор, внимательно разглядывая своего визави и прикидывая, не вызвать ли прямо сюда карету скорой помощи. — Вы Михай Роман, 1906 года рождения, уроженец Ферентари?

— Да. Спрашивайте! — тихо, но твердо ответил Роман, с трудом сдерживаясь от того, чтобы замычать от боли.

— Я прислан сюда для расследования смерти полковника Арсениу Реброва...

— Что, тоже будете давить из меня признания в убийствах в Бухаресте, как молодое вино из винограда? — ухмыльнулся красный.

— В этом нет никакой надобности. Мне достоверно известно, что в дни последних убийств вас уже обрабатывали здесь.

— Вот как! Тогда зачем вы здесь вообще находитесь? Может быть, вы ждете от меня доносов на моих знакомых? А вот это видели...

— Давайте сразу раскроем карты, — вздохнул комиссар, чувствуя, что пациент попался непростой. — У меня уже есть подозреваемый в убийстве полковника, более того, я обладаю железными доказательствами его вины. Однако есть распоряжение оттуда, — Миклован покосился на парадное фото короля Кароля, — живым его не брать. От вас же мне нужна помощь, как от человека, долгое время живущего в Бистрице и знающего, что здесь происходит. И, поверьте, в долгу за помощь я не останусь. После нашего разговора, если он пройдет конструктивно, вы немедленно выйдете на свободу.

— В самом деле? — Михай Роман удивился еще больше. — Неужели вы можете даже вернуть меня в Бухарест из ссылки?

— Это выше моих сил, Роман, — честно признал Тудор. — Но чтобы отнять вас у кошкодавов Владяну, моих полномочий хватит точно. Вы и так уже загостились дольше, чем положено подозреваемому.

— Слишком хорошо все это выглядит, чтобы быть правдой, — усмехнулся Михай. — Догадываюсь, что ваш подозреваемый — кто-то очень хорошо мне знакомый! Кого именно вы имеете в виду, Миклован?

— Некоего Ноккиля. Саули Маурица Ноккиля. Этот человек вам знаком?

Вот теперь степень ошарашенности плененного жандармами коммуниста была равна ошарашенности главного местного жандарма. Михай Роман явно не ждал, что комиссар Миклован назовет имя псевдофинна.

— Слишком хорошо, — сказал Роман — И я очень удивлен, что вам нужен именно он. Обычно у таких, как он, полицейские клянчат чаевые. Кому же этот пират перешел дорогу — неужто мадам Лупеску?

— Почти, — ответил комиссар. — Если вы с ним конфликтовали, считайте, что вам сказочно повезло. Ноккиля причастен к серии зверских убийств, поэтому правительство и двор требуют убрать его без судебного процесса и газетных разоблачений. За себя и своих однопартийцев вы можете быть абсолютно спокойны.

— Очень соблазнительное предложение, господин комиссар! — признал Михай. — Однако, я не могу не отметить то, что мы с вами сейчас становимся пешками в грязной игре правящей клики? Вам от этого факта не противно, господин комиссар?

— Гораздо больше мне противны преступления, совершенные этим финном! — отрезал Миклован — Вам рассказать подробности того, что он натворил в столице? И уйти ему я не позволю в любом случае, даже если ради этого мне придется служить хоть черту лысому!

— Черту лысому точно не придётся. Его нет, — сказал Роман. — Как и всех этих стригоев и вурдалаков, которыми населило леса на Борго воображение карпатских крестьян. Ноккиля и его держиморды гораздо страшнее. Что же, я готов рассказать вам все, что необходимо.

— Прекрасно, господин Роман. Перейдем же сразу к делу! — не стал переубеждать идейного материалиста комиссар.

Допрос вышел долгим, но на редкость плодотворным.

Когда Михай Роман был выслан из Бухареста за антиправительственную пропаганду, то, несмотря на надзор сигуранцы, активно включился в работу на новом месте. С первых дней работы фирмы "Логаре де Карпаци" его товарищи пытались организовать ячейки на новом месте. И с первых же дней Саули Мауриц их люто возненавидел, как отметил Михай, намного хуже, чем другие буржуи и даже королевская охранка.

Нунуцэ Солдатик оказался прав: большую часть заработка пильщиков и столяров Стурдза и Ноккиля возвращали себе разными методами — в основном бесконечными штрафами и пошлым обсчитыванием. Тех, кому это не нравилось, выставляли за ворота, обратно на клок каменистой земли в захирелой деревне. Конкурентов Стурдза выжил из уезда руками налогового инспектора. А когда Роман и бистрицкие активисты подбили рабочих на забастовку солидарности с уволенными — началась настоящая война.

Ноккиля привез из Бухареста целую банду для "террора против трудящихся". Охрана лесопилки, набранная из отставных унтеров и полицейских, а также экс-бандитов типа Солдатика, отлично вооружённая и откормленная, крепко держала лесорубов в узде. К тому же вчерашнюю деревенщину легко было запугать "кровожадными вурдалаками" из лесов и пещер. В ответ профсоюзники с подачи Романа решили сформировать дружины самообороны, чтобы вдругорядь устроить наёмным головорезам весёлое Рождество. Но не успели — из Бухареста прибыл Ребров и арестовал вообще всех известных сигуранце бистрицких коммунистов и похожих на коммунистов. Арест и неделю мордобоя в участке Михай считал заказом благородных господ, которым он изрядно насолил за несколько лет. Теперь же, когда Стурдза мёртв, а Ноккиля перешёл дорогу кому-то намного влиятельнее, ситуация имеет хорошие шансы измениться к лучшему...

Через полчаса Михай Роман, прихрамывая, вышел из опостылевшей жандармерии.

— Слушайте, Роман, из вас скоро рёбра посыплются, — оценил его состояние комиссар. — Думаю, стоит взять извозчика и довезти вас до больницы.

— Я должен заботиться о себе сам, — отрезал ключевой свидетель.

"Где-то я мог его видеть", — задумался Тудор. — Но где?" Глядя в спину ковыляющего по улице борца за рабочее дело, комиссар Миклован надеялся, что он придет в себя к моменту, когда Регис закончит свои исследования в Бухаресте...

Следующие четыре дня по меркам самого Миклована были крайне вялыми и пассивными — а чего ещё ждать после Рождества? Комиссар гулял по заснеженной средневековой Бистрице и даже успел познакомиться на благотворительном базаре с некоей Иоаной — крайне симпатичной преподавательницей женской гимназии и краеведом-любителем. Если бы Регис задержался до января, то порочащая связь с мадемуазель Иоаной была бы гарантирована — не считая знаний о внутреннем устройстве замка Борго.

Пару раз Тудор звонил Георге и Михаю Роману, чтобы не терять их из виду. Интересовался комиссар и доктором Хитманном, но он со своей группой , дозакупив припасов в Бистрице, ушел в горы в сторону Кусмы.

Наконец Регис объявился, причем совершенно в своем репертуаре. Однажды ночью Миклован проснулся от звука разбитого стекла в окне служебной квартиры. Комиссар рефлекторно пригнулся и схватил револьвер, но в несчатное окно влетела не пуля, а здоровый ворон, пробивший стекло клювом, как заправский дятел.

Не успел Тудор переварить произошедшее, как ворон выронил из клюва ранее плотно зажатое в нем письмо, оглушительно каркнул чуть не в лицо комиссару и был таков. Поминая мамашу известной персоны, полицейский развернул конверт. И его догадка оказалась верной.

Тудор, жду вас около входа в лютеранскую церковь. НЕМЕДЛЕННО.

Эмиель Регис де Рогеллек Терзиефф-Годфрой.

— Регис, в другое время я бы вас арестовал за хулиганство и причинение вреда государственной собственности! — выпалил комиссар Миклован с ходу, встретив вампира в условленном его запиской месте. В ответ вампир пристально заглянул комиссару в глаза.

— Прошу прощения, Тудор! Я вовсе не ожидал такого, когда попросил ворона доставить вам письмо как можно скорее. И да, я даже не подумал о телефоне: до такой техники мне ещё расти и расти... Впрочем, перейдем сразу к делу, ради которого я прибыл из Бухареста. Тудор, сомнений нет: полковник Ребров загрызен фледером. Полковник, конечно, пытался сопротивляться, его револьвер был полностью разряжен, но для такого противника это как кейрану арбалетный болт...

— Ещё и кейран какой-то... Я ещё не все ваши медицинские термины разумею, Регис. Значит, Мауриц всё-таки притащил в Бистрицу свой зоопарк?

— Однозначно. Без серебра вы не выстоите.

— К счастью, оно у меня есть! — улыбнулся комиссар Миклован. — Даже с излишком: Клаус Фесс не из всего имевшегося у меня металла успел изготовить патроны, поэтому несколько ножей и вилок пришлось припасти для ближнего боя.

— Это лишь полбеды! — прервал Эмиель. — Положим, сквозь охрану вы прорветесь. Но высший вампир не просто неизмеримо превосходит низших. Он по природе своей почти неуязвим. Серебро его не убьет, а может лишь причинить боль на время. Убить высшего вампира может только другой высший вампир и только одним способом — выпив его кровь. Так что без меня вы не обойдетесь, и это самый большой риск. Как вы помните, вампир не может придти в тот дом, куда его не звали. А для Маурица я не самый желанный гость. Так что пока он в замке, он в полной безопасности. Ваша задача — прорваться в замок Борго и призвать меня. Но до этого вам надо выжить. Я не знаю, сколько времени вы продержитесь, когда Мауриц лично вас встретит...

— Я тоже... — сказал Миклован. — И стараюсь об этом не думать. Меньше пораженческих настроений, как говорит премьер Татареску. Вам что-то еще удалось узнать в столице?

— Самые общие сведения о замке Борго. То, что он расположен на вершине горы и ведет туда узкая серпантинная дорога. Кроме того, известно, что со времён Матвея Корвина замок имеет множество подземных ходов, как минимум два из которых вели в предгорья...

— Больше того скажу: я знаю, какой именно подземный ход нам нужен и где находится вход! — умыть вампира-всезнайку было намного приятнее, чем вечных соперников-жандармов. — Нужно пройти через лесозаготовки близ Колибиты, дальше идет нетронутый кусок леса, а вход через пещеру, что находится на правом берегу ручья. Сам ход достаточно длинный и темный, но в конце оснащен парой электроламп и подъемником — старший Стурдза постарался для развлечения гостей.

— Браво, Тудор! — Регис даже поаплодировал комиссару. — Воистину, fortes fortuna iuvat!* И я вижу ваш план о небольшой боевой группе. Что же, он вполне умен. Однако не забывайте, что противник, с которым вы столкнетесь, очень быстр и обожает нападать исподтишка и врасплох. Пока вы будете идти по лесу, внимательно осматривайте деревья и заросли, а в горных пещерах — темные углы.

— Само собой! — кивнул комиссар полиции Бухареста — А вы отправитесь с нами сразу?.

— Увы, не смогу! Эта земля находится во владении Маурица, а значит его запрет распространяется и на нее. Но как только вы его прорвете, я прибуду к вам на помощь за считанные минуты.

— Хорошо. Значит, мне пора связываться с Георге и уговорить Михая Романа присоединиться к нашей, хе-хе, охоте...

С Георге никаких проблем не возникло. А вот с товарищем Романом пришлось немного повозиться. Комиссар пригласил его на переговоры в мадьярский кабачок у Дьёрдя.

— Господин Роман, позвольте представить вам моего коллегу из Бухареста, Эмиеля Региса! Мосье Регис — это Михай Роман, механик бистрицкого депо.

— Я действую по поручению графа Диаманди, — сказал вампир, пригубив палинки, — Меня попросили содействовать господину комиссару в расследовании убийства дочери его сиятельства, графини Василики...

— Вот как! — хмыкнул Михай. — Вы частный сыщик?

Регис коротко кивнул. Это было вполне разумно и комиссар не стал дезавуировать его легенду.

— Всё равно никак в толк не возьму, что происходит. Национал-либералы решили позаигрывать с рабочим движением для своих предвыборных игр? — недружелюбно продолжил разговор Роман.

— Всё гораздо проще. Все мы имеем претензии к Маурицу Ноккиля, — ответил Тудор Миклован — Он совершил кучу убийств, что здесь, что в Бухаресте. Графиня Диаманди, боярин Дорин Струдза, ваши друзья Думитру Струнга и Николае Иван, охранник Раду Чокирлия...

— Та ещё скотина, из легионеров. Вы ещё Реброва запишите в мартиролог... Лучше вспомните, сколько он выпил крови всей округе — и румынам, и венграм, и секеям, — обиделся Роман, даже не зная, что прав во всех смыслах.

— Между прочим, Михай, покойный полковник спас вам жизнь, заключив под стражу! — напомнил Регис. — Насколько мне известно, ваша деятельность приносила Маурицу сильнейшее раздражение.

— Это мне и самому ясно. Только я думал, что к нашему аресту он и приложил руку — каждый ребёнок знает, что всё уездное начальство ходит в лакеях "Логаре де Карпация". Но ваш Ребров — из белых эмигрантов, а им рука Москвы уже в сортире чудится. Старая сволочь вбила себе в голову, что в горах прячется отряд не то кавалеристов, не то парашютистов из-за Днестра, которые готовят тут революцию. Три дня их укрытие из меня сапогами выбивал!

— Останки полковника обнаружили работники лесопилки близ Катунул-Миты. Возможно, Ребров действительно что-то узнал, только имеющее отношение не к русским шпионам, а к Ноккиля. Как бы то ни было, мы знаем более чем достаточно. Теперь наша задача — вырезать к чертям эту раковую опухоль...

— Что же, вам и карты в руки, господа сыщики! — Михай поднял бокал, как бы салютуя собеседникам, — Но я все же не понимаю, зачем я вам нужен. Полиция и сигуранца же к вашим услугам...

— Очень может быть, что не только к нашим, — вставил комиссар Миклован. — Подозреваю, что майор Владяну приставил ко мне топтунов. Его самого во избежание утечек приходится чуть ли не пинками отпихивать. Да и я очень сильно сомневаюсь в боевых качествах местных вояк. Господин Регис не может присоединиться ко мне по определенным причинам, а соваться под прицелы бандитов Ноккиля в лес один я слуга покорный. Поэтому я и хочу попросить вашей помощи, господин Роман.

— Я, конечно, в армии служил, да и потом с вашим братом на демонстрациях часто дрался, — задумчиво протянул Михай, — Но я ведь смутьян, враг общества. Кто доверит мне оружие?

— Я, — отмахнулся Тудор, прихлебывая винишко из погребов Дьёрдя. — Винтовку я вам достану в лучшем виде. Если вы, конечно, примкнёте к нашему союзу.

— Если подумать, комиссар — то я с вами! — сказал Михай Роман и протянул руку Микловану. Над столом новоиспеченный союзный договор был скреплен тройным рукопожатием.

*Смелым помогает судьба (лат.)

— Как делишки, господин комиссар? — поинтересовался майор Владяну, смачно давя большим пальцем окурок в пепельнице.

— Мне потребуется оружие, господин майор. Конкретно — винтовка калибра 7,62 мм. Я получил небольшое подкрепление...

— Михая Романа, я полагаю? — возмутился Владяну, почесав усы. — Не будьте ребёнком, господин комиссар. Вы же понимаете, что вооружать поднадзорных полиция безопасности не имеет права.

— А обычная полиция имеет право составить рапорт о грубых процессуальных нарушениях. Имеет и не составить, но в режиме "услуга за услугу", — элегантно предложил подкуп должностного лица Тудор Миклован.

— Уговорили, господин комиссар. Даст Бог, он ещё сдохнет во время ваших следственных экспериментов, а у отделения гора с плеч свалится, — махнул рукой майор.

— Замечательно. Итак, господин майор, какие винтовки есть у вас в арсенале?

— К сожалению, морально устаревшие! — вздохнул жандарм — Но добротные и надежные. А чего вы хотите — провинция! Это в Бухаресте могут козырять новейшими образцами из-за границы, а нам приходится довольствоваться русскими винтовками, что остались с мировой войны...

— Достойное оружие! — хмыкнул Тудор — У меня в тридцать третьем был случай убийства по найму из такой винтовки с оптическим прицелом. Так что зря прибедняетесь, господин майор!

Выписав Микловану нужные бумаги, Владяну вышел из сигуранцы в соседнюю пивную и попросил телефон — в управлении связь прослушивалась.

— Алло? Центральная? Центральная, это срочно!

Комиссар полиции тем временем успел свести Михая Романа и Георге.

— Вы были бы отменным карточным шулером, Миклован — всегда держите запасную карту в рукаве! — криво усмехнулся коммунист, но протянутую руку Георге он пожал.

— Ну я не такой уж и козырь, — усмехнулся в свою очередь Георге — Я всего лишь шофёр его сиятельства. Кому же вас в горы везти, как не мне? Я могу и транспортом вас обеспечить, если вы подскажете мне координаты местной службы проката автомобилей...

— Служба проката? Здесь? — рассмеялся Роман. — Вы слишком давно не выбирались в провинцию со своими графьями! Можно, конечно, попробовать одолжить чей-нибудь драндулет покрепче, но не говорить, что едем в горы. А то испугаются — последние две недели здесь снег валил.

Регис и Миклован всё же сумели одолжить у одного из местных обувщиков его неновую "Татру-26". Хозяин запросил у них пять тысяч лей.

— Вы уверены, господин Коген? У неё такой вид, будто на ней везли в морг ещё эрцгерцога Фердинанда, — пытался торговаться высший вампир.

— Зато мотор — зверь! Застрянет там, куда всё остальное не доедет! — похвастался Коген. — Вы ведь в Карпаты на охоту собрались? В самый раз! Только... как далеко, господа?

— Не доезжая километров трёх до Колибиты, — ответил комиссар.

— А дальше вам и не надо. После снегопадов через Колибиту и танк не проедет, полиция всех разворачивает.

Погожим морозным утром 31 декабря 1936 года видавшая виды полугрузовая "Татра-26" выехала из Бистрицы на восток, в направлении Колибиты. За рулем сидел Георге, Михай Роман исполнял роль проводника, указывая направление движения. Комиссар Миклован был ответственен за багаж компании — на его коленях покоились два внушительных кожаных чемодана. Их Тудор обнимал, словно первых красавиц Бухареста, когда машина подскакивала на очередном ухабе...

Когда в селе Дороля Георге по указке Михая свернул с торного пути к перевалу, пассажиры начали попрыгивать и прикусывать языки. Не сказать, что бистрицкая автотрасса была ровной, как германские "автобаны", но тут... Уж на что "татра" мощная машина, а и та скрипела, кряхтела и пробуксовывала на слабо наезженной телегами дороге. Впереди виднелись бело-сине-серо-чёрные Восточные Карпаты, а на верхушке ближайшей горы уже просматривались похожие на пики башни Борго.

За поворотом остались кладбище и холм, разделяющий угодья жителей Дороли и соседней Кусмы. Здесь Георге заглушил мотор.

— Ну что, господа охотники, нам предстоит увлекательная экспедиция! — бодро обратился Тудор Миклован к товарищам, распаковывая свой багаж. И от открывшегося вида Михай Роман аж присвистнул.

В верхнем чемодане лежал собранный, но без примкнутого магазина, американский пистолет-пулемет системы Томпсона и чем-то до отказа набитый армейский подсумок. Пара щелчков — и Георге, как заправский киношный гангстер, вставил диск в автомат.

Затем настала очередь второго чемодана. Там лежали две винтовки и пузатый мешок с патронами. Себе комиссар взял обрез американского винчестера, а Михаю протянул помнящую шестнадцатый год и австрийское наступление "мосинку". Затем он развязал мешок, в котором, кроме винтовочных патронов, лежали и столовые серебряные ножи. Да и пули в патронах были странно белоснежными... Материалист и атеист Роман не удержался от смеха:

— Миклован, ну неужели и вы туда же?! А ведь образованный человек...

— Поэтому и решил подстелить соломки на всякий случай, — парировал Тудор. — Предусмотрительность — марка гения. Михай, возьмите половину патронов себе, калибр у наших винтовок один. А теперь, господа, повторим наш план.

Как известно, у Ноккиля в охране лесопилок не только гангстеры-неудачники и ребята, выгнанные из Железной Гвардии за жестокость. Командует этой оравой сам Дядя Ворона — бывшая гроза Бухареста — и его пятеро архаровцев, ушедшие с ним из прошлогодней облавы. Оружия Мауриц для них накупил вплоть до настоящего пулемёта — чешское, французское, даже родное финское. Но одно дело мужиков запугивать, а другое — лезть на полицейский рожон. Мы пойдем в открытую, не пряча оружия. Я предъявлю ребяткам свой мандат и потребую пропуска через лес. Если все пройдет мирно, хорошо. Если нет — Георге, выкашивай всех, кого видишь, кроме нас, мы с Михаем тебя прикроем прицельным огнем. Серьезных противников там немного, так что справимся. Вопросы есть?

— Комиссар, зачем нам серебряные боеприпасы? — спросил Роман. — Что за боярский шик? Свинец же дешевле. Или вы всерьез верите в горных вурдалаков?

— Зря вы народу не верите, товарищ Роман, — передразнил его комиссар. — Хуже не будет. В таком виде серебро не хуже свинца дырявит. Еще вопросы?

Вопросов больше не было. Поэтому охотники, с оружием наготове, неторопливо вышли из машины и зашагали в направлении лесопилки. Миклован и Георге в зимних охотничьих костюмах современного фасона и Роман в суровых бараньих шапке и тулупе выглядели как веселая компания, которая пошла на кабана и слегка заблудилась. Чего, собственно, ликвидаторы вампиров и добивались.

— ИМЕНЕМ ЗАКОНА, ОТКРОЙТЕ!!! — орал Тудор Миклован в рупор системы "сложенные ладони" перед закрытым шлагбаумом на въезде в хозяйство "Логаре де Карпация". Тем временем чуть поодаль Роман и Георге держали свое оружие у бедра, но готовым к стрельбе при малейшем подозрительном движении со стороны караулки.

Проблема была в том, что трубного гласа комиссара полиции никто не заметил — не то что шлагбаум не поднял, но даже не пошевелился подойти. И вообще сведенный участок леса казался странно пустым.

— Не нравится мне это! — прохрипел уставший от десятиминутного непрерывного крика комиссар, доставая из-за плеча ранее повешенный туда винчестер. — Георге, прикрой меня на всякий случай! Перепились они там все, что ли?

Михай Роман остался у шлагбаума, когда Миклован с шофером-автоматчиком пошли вперед. Впрочем, скучать коммунисту долго не пришлось: уже через пять минут раздалась отборная брань дуэтом. Подхватив винтовку, Михай поспешил к ругающимся товарищам. И обнаружил их посреди натуральной бойни.

Бараки и цеха за шлагбаумом, огромные штабеля спиленного леса — все было забрызгано свежей кровью из-под валяющихся на красном снегу тел. Прямо на Романа с дыркой во лбу смотрел Ион Безносый — правая рука Дяди Вороны, собиравший для него дань с кабаков Гривицы. Самого Ворону, полупридавленного сосновым бревном, комиссар узнал по полному рту золотых коронок и отвернулся.

— Чисто сработали! — Миклован подвел итоги проведенного им беглого осмотра места преступления. — На лесопилку явно напали с тыла, со стороны леса, чего господа бывшие налетчики никак не ожидали. Не могу сказать, сколько было нападавших, но гильз от маузера здесь — что шелухи от семечек в парке Чишмиджиу. И это были не пистолеты убитых, у них были новенькие "Чезеты-27"...

— То есть кто-то подкрался из леса и перестрелял тут всех из маузеров? Ловко! — присвистнул Георге Молдован.

— Ходили слухи, что железногвардейцы из здешнего "гнезда"* готовят налет на предприятия финна, — заметил Михай Роман. — Видать, черная сволочь таки перешла от слов к делу. И нам, товарищи, повезло, что мы не торопились, а то был бы здесь бой всех против всех...

— Легионеры, говоришь? — протянул комиссар Миклован. — Не уверен. Не одни они с маузерами ходят... Так или иначе, господа, задерживаться мы тут не будем. И даже полицию вызовем в самую последнюю очередь — когда зачистим замок. Будем считать это хорошим предзнаменованием, и даже пожелаем господину Ноккиля заранее застрелиться к нашему визиту...

Прогулка по зимнему лесу вышла блаженно-безмятежной, несмотря на все попытки Тудора быть бдительным. Рабочие разошлись на престольные праздники по домам, а упырей еще видно не было. Даже снег не сверкал и не слепил глаза — отряд комиссара двигался меж сосен и елей на восток, спиной к солнцу, клонящемуся к раннему зимнему вечеру. Впереди ждал длинный лесистый склон, прихожая бугрящихся Карпат, над которыми вздымался пик Пьетросула.

— Я пару минут назад слышал что-то вроде крика, — заметил Георге. — Такой громкий вроде... но как бы сдавленный.

— Я тоже, — мрачно кивнул Миклован. — Только подумал, что это птица. Из тех, что не улетели в Африку.

— Вряд ли, — покачал головой Роман. — Нашим предшественникам с маузерами, похоже, не слишком-то повезло. Надо быть поосторожнее.

Возражать политическому никто не стал. Ельник становился всё гуще и бессолнечнее. Во фледеров и гаркаинов из баек Региса в нём верилось как-то больше, чем в оставленную позади Бистрицу с телефонами, железной дорогой и "Татрой".

Наконец, честность Нунуцэ Солдатика была подтверждена: перед добровольными истребителями нечисти шумел широкий ручей, спускавшися с горы по склону. Вода текла и бурлила, как будто и не было десятиградусного мороза.

— Вот и наш Рубикон! — удовлетворенно заметил Георге.

— Ага! — кивнул комиссар Миклован, оглядываясь по сторонам и пряча в карман туристический компас. — Только бы его еще перейти не простудившись — чай не лето знойное.

— Смотрите! — Михай Роман указал в чащу на запад по течению ручья. — Видите, воон там повалена сосна? Может, по ее стволу перелезем?

— Пожалуй, вы правы, Михай! Пойдемте-ка поскорее, пока привал устраивать не пришлось — не нравится мне этот кусок пленэра.

Небольшой привал, однако, был устроен перед входом в черную неизвестность. Георге угостил всю компанию захваченными им из гостиницы холодными мититеями**, а комиссар — горячим кофе с коньяком из своего термоса. Кроме последнего, Миклован извлек из своего рюкзачка еще одно ценное пожертвование от Региса и графа Диаманди — налобные электрические фонари, подобные тем, что используют шахтеры.

Однако электрический свет не понадобился для осознания первого тревожного знамения. Снег перед входом в пещеру был очень плотно утоптан и покрыт.... Шелухой от семечек калибра 7,63 мм.

— Не к добру это! — отметил комиссар Миклован, сжимая винчестер. — Господа, в пещере — ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!!!

Бдииительность... Иииительность ... — отзывалось эхо от сводов горной галереи...

Охотники шли клином, предельно настороженно. Впереди шел Георге, как бы прокладывая путь томми-ганом, аки римский легионер копьем. Слева и справа шагали комиссар Миклован и коммунист Роман с ружьями на прицеле. Пещера была кромешно темна, и налобные фонари были как нельзя кстати. Пока они высвечивали только гильзы и отрикошетившие пули на полу, да пробоины в сводах. Будто отсюда кто-то в панике бежал, садя в божий свет как в копеечку...

Один из горе-бегунов обнаружился в небольшом зале, каким окончился начальный тоннель. Человек в альпинистской экипировке и белом военном маскхалате лежал скрючившись в позе младенца. Обеими руками покойник сжимал не защитивший его маузер, причем с откидным металлическим прикладом.

— Так, ребята, давайте немного осмотримся! — с этими словами Тудор Миклован перевернул труп. И аж присвистнул от изумления. Потому что безошибочно узнал... Нет, не доктора Хитманна, но однозначно кого-то из членов его "туристической группы".

Мертвец имел стереотипную тевтонскую внешность без особых примет: высокий, плотный, белобрысый, со слегка угловатым лицом и водянисто-голубыми глазками. На шее трупа комиссар нашёл характерные следы от клыков и поморщился.

— Полюбуйтесь на это, Роман, — кивнул Тудор скептичному напарнику. — Суеверия для бабок, да?

Михай сел рядом на корточки, посмотрел на дырки в шее и молча кивнул. Пока ссыльный всматривался в лицо жертвы фледеров — или гаркаинов, чёрт их разберёт, — комиссар обшарил многочисленные удобные кармашки маскхалата. В одном из них он нашел серую книжку, на обложке которой красовался узнаваемый германский орёл со свастикой.

— Итак, нашего мертвого друга зовут Гейнц Фоссель, — отметил Миклован, полистав паспорт под фонариком. — Уж не он ли завершил карьеру Дяди Вороны?

— Если у него автоматический маузер — очень может быть, — предположил Роман — Слыхал я о новейшей модели этого пистолета. Если немцы не врут, такая штука может палить очередями, как заправский автомат. Ха, серьезно подготовились фрицы...

— И по окрестностям гуляет еще четверка живых таких же, — вспомнил Тудор встречу на Северном вокзале. — Я предполагал, что Хитманн не так прост, но чтобы...

— Господин комиссар! — огласил пещеру громкий шёпот Георге. Полномочный представитель графа Диаманди в маленькой ватаге охотников на вампиров обследовал края зала и считал боковые проходы. — По-моему, там... что-то копошится. Шелестит. Не к добру...

Внимательность Георге спасла жизнь всей партии. А быстрота и меткость Михая Романа — уже самому кавалеру покойной Вес Диаманди. Не выстрели Михай навскидку — длинный гаркаин уже откусил бы шоферу голову. Но то были лишь цветочки, а ягодки в виде десятка здоровенных ушастых и клыкастых "аборигенов" не замедлили явиться на огонек... Неизвестно, что больше било по мозгам — сам вид противных природе монстров или тончайшая симфония из визга тварей, монотонного стрекота длинных автоматных очередей и молотковых хлопков двух винтовок.

Георге был слишком молод и не застал воочию мировую войну, но он видел ее в кинохронике. Чудовища напоминали юному гвардейцу германских "зондеркомандеров" в подземельях Вердена. Пули из его автомата то отскакивали от шкур вампиров, то вязли в них, совсем как пули французских пулеметчиков в германских пуленепробиваемых доспехах. Лишь одна из двадцати-тридцати попавших причиняла твари хоть какое-то ранение.

Один господин Молдован не выдержал бы такого натиска однозначно. Но у него были верные боевые товарищи. Серебряные пули Тудора Миклована и Михая Романа были мощным оружием против нечисти, бьющим точно в цель. А цели обильно слетались на огонек томми-гана...

Комиссар сориентировался быстро и заметил, что стая состоит из вурдалаков нескольких разных видов. Самые человекообразные — фледеры — оказались и самыми бестолковыми, лезли, размахивая когтистыми лапами, прямо под огонь. Экимма, похожая на огромного бескрылого ушана, была поопасней — от неё тяжело было увернуться, и Романа, кажется, одна из них успела задеть... только чтобы получить пулю в затылок.

— Михай! Держитесь! Еще двое сзади! — крикнул ему Миклован.

— Сзади никого нет, комиссар! Стена! Вы в порядке?! — ответил подпольщик, пальнув в лапу очередному фледеру.

Тудор метнул термосом в голову предполагаемому упырю, но тот... прошел сквозь него, как нож сквозь масло. "Галлюцинация, понял комиссар. Галлюцинации наводит... Да, гаркаин, спасибо Регису. А вот и потянуло характерной вонью..."

— ЛОЖИСЬ!!! — проорал Георге, и Миклован едва успел откатиться в сторону, как на него навалилась неприятная осклизлая туша. Раздался выстрел, и туша стала оседать на комиссара, ощутившего острую боль в бедре.

— Чёрт... Роман, по-моему, пуля прошла навылет, — прокряхтел он, выбираясь из-под подбитого напарником второго гаркаина.

Оставалось еще три твари, с которыми экспедиция быстро разделалась. Участники авантюры какое-то время отряхивались и отплёвывались.

— Бабка меня совсем другими пугала, — покачал головой Роман. — Бывшими людьми. Самоубийцами, отступниками да безбожниками вроде меня. Я думал...

— А я думаю — куда же нам теперь дальше? — спросил комиссар полиции, всматриваясь в ближайший туннель. Он выглядел пообустроенней остальных, непохожим на обычный ход в пещерах, а в свете фонаря даже просматривались какие-то ступени. У стенки валялся давно забытый окурок.

— Возможно, сюда. Господа оркестранты, перезаряжаем инструменты — и вперёд! — скомандовал Миклован.

— А там что? — мрачно поинтересовался Роман. — Опять вампиры?

— Опять, — подтвердил господин комиссар. — Возможно, один. Но самый опасный. Саули Мауриц Ноккиля.

— Что? — не поверил Георге.

— Вы серьёзно, комиссар? — Михай Роман готов был расхохотаться. — Да это же фигура речи из плохих листовок!

— Абсолютно, господа. Убийца с Дымбовицы действительно не человек. Люди не умеют вырывать друг из друга голыми руками такие клочья и с такой силой и яростью. Они существуют. И я сделаю все возможное, чтобы перестали существовать.

Должен извиниться перед вами за обман, друзья мои. Я слишком долго вас дурачил, потому что не рассчитывал, что вы мне поверите. Я и сам не верил в вампиров до последних событий. Если наши оппоненты вас напугали, то готов пойти один.

Чего-чего комиссар полиции Бухареста в ответ совершенно не ожидал, так это дикого, какого-то истерического и циничного, дружного гогота боевых товарищей. Если бы судебно-медицинский эксперт доктор Варламеску увидел бы эту сцену, он бы однозначно заявил, что господа Роман и Молдован психически нездоровы и нуждаются в обследовании на предмет военной травмы...

— Боюсь?! — сквозь ухмылку и слезы нездорового смеха переспросил Михай Роман. — Да знаете ли вы, что значит бояться, господин комиссар? Вы представитель власти, за вами вся угнетающая верхушка. А я вне закона. Если случится так, что меня изрубят на фарш железногвардейцы или пристрелит жандарм при задержании — виноватого и искать не будут. Так что не мне, Тудор, вам говорить о страхе.

Эти нетопыри-переростки — тут Михай смачно пнул тушу немного неудачно подстреленного им Галкина, — всего лишь какие-то неизвестные науке хищники. Но теперь они должны стать известны. Я должен рассказать о них всю правду раньше, чем они станут оружием в руках капитала, как это случилось здесь.

— В свою очередь, — заявил шофер графа Диаманди. — Я хотел бы честно кое-в-чем признаться, господа — раз уж мы побывали на волосок от смерти. Какие уж тут секреты, если через минуту нас снова может ждать смерть? Я, господа, не просто возил ее сиятельство Василику Диаманди. Я с ней спал. Да, вы не ослышались. Уж не знаю, кто три года назад кого соблазнил… Но все вышло так, как вышло. И я ни о чем не жалею. Можете, Михай, сразу оставить свою классовую и не очень мораль — как и вы, господин комиссар, свою полицейскую. Единственное что держало меня на службе у графа — это графиня Вес. Ее глаза, ее объятия, ее… Неважно! Его сиятельство об этом конечно знал — а еще б ему не знать, когда меня ему рекомендовал наш полковой командир и аккурат после того, как его молодая мадам окончательно устала от его почтенных седин. Граф Александр просил меня оберегать Василику, а значит, ее голова на моей совести. Что по-божески… Что по-человечески. Не знаю, почему ей перегрызли горло — из-за нашего ли с ней внебрачного блуда, или за ее собственные грехи. Но уйти дьяволу безнаказанным я не позволю!

А комиссар был лакончен. Он без лишних слов подхромал к Михаю и Георге и протянул им руку. И снова три руки подтвердили боевой союз.

Дальше все было просто. Миклован и Роман перезарядили трехлинейку и винчестер и рассовали остатки серебряных патронов по карманам, спрятав на совесть заточенное лично Эмиелем Регисом столовое серебро в голенищах. А Георге, явно не полностью выпустивший пар, грубо сорвал с себя пояс-подсумок с парой оставшихся патронных дисков и швырнул его в угол. Поначалу Тудор и Михай сделали от этого большие глаза, но затем успокоились, глядя, как Георге достает из-за пазухи какой-то длинный сверток и разворачивает его. То была длинная коробчатая обойма, вмещавшая тридцать патронов. Вставить обойму в оружие, передернуть затвор — то дело меньше минуты для рук гвардейца-пулеметчика по специальности, регулярно получавшего благодарности за меткую стрельбу на маневрах и как «Отче наш» выучившего тонкости эксплуатации американских пулеметов систем Кольта и Браунинга.

— Я готов! — сказал Георге уже мертвенно-ледяным голосом — Идемте, друзья!

И они просто пошли за комиссаром Миклованом. Навстречу судьбе.

Идти было уже недолго. Туннель, оказался подходящим: через пять минут хода начался уже не земляной, а мощеный мрамором пол. А потом фонари стали не нужны, потому что на потолке горели электрические светильники. Коридор — туннелем этом место назвать уже язык не поворачивался — заканчивался лифтом. Самым обыкновенным, как в бухарестском «Гранд-отеле».

— Вот смеху-то будет, если мы сейчас вызовем лифт, а вместо этого кааак шандарахнет! — засмеялся Георге, все же не отошедший до конца от нервного потрясения.

— Георге, мы идем в гости к мосье Ноккиля, а не к Кодряну или Дяде Вороне! — поднял палец вверх комиссар Миклован — Все же наш клиент немного предсказумее себя ведет…

— Хех, надо будет непременно рассказать вам пару историй про его «предсказуемость»! — усмехнулся коммунист-подпольщик, грузясь в подъехавший сверху лифт первым. — Если в живых после встречи с вампироводом останемся…

Как говорят в Гривице, «вспомнишь г... — вот и оно». Вот лифт поднялся наверх по прорубленной в скале шахте. Вот троица бойцов вышла из лифта прямо в живописный двор старинного замка. Действительно на совесть восстановленного — хоть какую-то пользу старый Стурдза несомненно принес Румынии, перед тем, как его заели венерические недуги…

— Зссссдрааааавствууйтеееее, даракккиииииииееее гооооооооооооости! — послышался громкий, тонкий, почти девичий голос. С чудовищно тянущим слова финским акцентом. Да предупреждал же Николае Малакса, что «говорить с ним — пытка сама по себе»…

Из древнего венгерского донжона навстречу шел низкорослый гладко выбритый светловолосый молодой человек. Волосы его были длинны, как у девушки и заплетены в косу, свисавшую чуть не до, пардон, задницы. Не будь он одет в теплые финские штаны и меховую безрукавку, его запросто можно было издаля перепутать с гимназисткой старшего класса.

Профессиональная память не обманула комиссара — то был «капрал финской армии, погибший смертью храбрых под Выборгом». Он же властелин леса и бумаги, решивший поиграть в «кто кого сборет» с допущенной ко двору олигархией. Точная до неотличимости копия Саули Маурица Ноккиля — если не считать патлов.

— Приветствую и вас, господин кровосос! — крикнул Тудор, поднимая свою винтовку, — Руки…

А договорить он не успел. Никто толком и не понял, что происходит. Поначалу комиссар Миклован будет винить себя за это, но потом, детально проанализировав произошедшее, он поймет, что Георге Молдован в очередной раз спас ему и Михаю Роману жизнь.

Георге резко ломанул вперед, держа Томпсон 23-го года у бедра.

— ПОЛУЧИ ЗА ВЕС, МРАЗЬ!!!!!!!!!!!!

А в руках вампира оказалось какое-то странное оружие с сошками и роговидным магазином.

Вершину горы разодрал страшный одновременный треск. Миклован видел, будто в замедленном кино, как бешено дергаются затворы американского ПП и финского ручного пулемета. Как летят стреляные гильзы. Как пули дырявят тела. И как орут двое одновременно решетящих друг друга мужчин.

Все пули достигли цели одинаково — расстояние было плевым. Они и свалились на брусчатку одновременно, вывалив оружие из онемевших рук. Георге Молдован был начинен свинцом, Саули Ноккиля — серебром.

Чего можно ожидать от обычного покойника? Да ничего, в худшем случае — запах разложения. Но можно ли назвать обычным иностранного лесопромышленника, подозреваемого в серии зверских убийств и вампиризме?

Но все равно, Тудор Миклован и Михай Роман расслабились. Непозволительно расслабились, подойдя к телу врага слишком близко. При этом оставив винтовки с серебряными пулями на земле.

Труп господина Ноккиля начал.... Дымиться. Нет, он не самовоспламенился — но из всех пор мертвого тела финна пошел чёрный дым — такой же, как на кладбище Антим и в сигуранце. Тудор Миклован на миг подумал, что вот сейчас он умрет самой глупой смертью из всех возможных — от уже мертвого противника. Но нет: газ оказался.... упругим. Упругим и нежным, как веревки из прочнейшего парашютного шелка. И за доли секунды струи вампирского газа спеленали Тудора Миклована с Михаем Романом. Буквально. До полной потери ими подвижности.

Впрочем, дым оказался управляемым настолько, что не лез в носы и рты. Не обольщайтесь — лишь потому что это — пока — было не нужно фигуре, сгущающейся из тумана напротив пленников.

И это был не приземистый светловолосый финн. Что примечательно — его тело как лежало на брусчатке, так и лежало. Нет, это был высокий, как баскетболист, молодой человек. Коротко стриженный гладко выбритый брюнет, одетый, подобно версальскому шаркуну XVIII столетия. Не хватало только белого парика с буклями и тяжелой шпаги у пояса. И с пронзающими, как кавалерийские пики, глазами.

Мауриц Аурелий ван дер Граафе.

Его фамилия оказалась говорящей: с графской непосредственностью он подошел к Михаю Роману, одним пальцем разорвал рукав его тулупа и жадно впился в руку коммуниста. Тудор даже зажмурился, чтобы не видеть смерть еще одного боевого товарища, но это было напрасно.

— Я в восхищении! — произнес звучный голос с каким-то непонятным, легким, но явно присутствующим акцентом. — Господин Роман, что вы пили? Палинку?! О-ля-ля, да она делает мужскую кровь не менее вкусной, чем у пьяных жительниц Канн! Надо будет это непременно запомнить — а вас потом допить... Но это потом. А пока, господа, прошу в замок — на улице все же холодно!

А дальше начались те чудеса, которых порядком перегруженный разум Тудора Миклована еще не видел. Вампир и его пленники... Взлетели в воздух. Безо всяких превращений — просто взмыли, как вольноотпущенные воздушные шары. И через несколько секунд влетели в открытое окно вернего донжона замка Борго. Которое сразу же само плотно закрылось монументальными ставнями.

Но на освещении залы это ничуть не отразилось — на потолке горела яркая электрическая люстра. Было тепло — гигантский замковый камин был явно газовым, судя по цвету пламени. Сама же зала была обставлена полностью, с великой любовью и тщательностью, в том самом средневековом стиле, во времена которого замок и был разрушен. Что ж, всем известно, что Стурдзы любили Средневековье (даже покойный урод Дорин жертвовал солидные деньги Историческому обществу). Зала была пиршественной, с гигантской длины столом. И вот на этот стол опустилось тело Михая Романа. И, будто само собой, разложилось крестом господним.

— Решили устроить пир, господин ван ден Граафе? — прохрипел Тудор Миклован, совершив жесткую посадку на пиршественную скамью, по правую руку от воссевшего на троне во главе стола кровососа.

— Верите ли, нет — даже не планировал! — убийственно спокойно ответил Мауриц. — Само собой получилось. Саули считал, что охраны будет более чем достаточно — что же, он ошибся. И заплатил за свою ошибку самым ценным, что было у человека — жизнью.

Вампир был чудовищно спокоен. На комиссара Миклована он смотрел так, как сам комиссар смотрел бы на юного шпаненка из подворотни. То есть видел его насквозь и ничуть не боялся.

Впервые за свою карьеру комиссар Миклован не представлял для преступника ни малейшей объективной угрозы. И все это понимали. Даже распятый дьявольским колдовством на столе Михай Роман.

— Саули? — переспросил Тудор. — Значит, финн реально существовал?

— О, более чем реально! — ответил Мауриц. — Когда я познакомился с ним в Гельсингфорсе, он прогорел после очередной коммерческой авантюры и перебивался банщиком — в дешевенькой сауне, облюбованной местными гомосексуалистами. Тут не то, что вампиру — дьяволу душу продашь, чтобы оттуда выбраться, хе-хе-хе!

— Продашь?!

— Ну, тонкостей в этом ритуале достаточно, но вы, христиане, называете это "продажей души дьяволу". Человек жертвует своей душой, которая поглощается вампиром. Он, фактически, умирает — но как личность, а не как организм. В его теле поселяется вампир и полностью управляет его телом. С его, человека, абсолютного согласия — противный процесс человека убьет, вы это на примере Региса в сигуранце видели. Само собой, человек приобретает все способности высшего вампира, не теряя своих знаний и умений. Наоборот, к тому что человек ранее знал и умел, прибавляется то, что знает и умеет его хозяин.

Яблоко, думал Тудор. Червивое яблоко: внешне совершенно съедобное, но внутри...

— Да, как-то так! — кивнул ван ден Граафе. — Только яблоко от червя не получает абсолютно ничего, а человек от вампира — очень многое!

— И что же вы дали Ноккиля? Ааа, хотя понимаю...

Дело. Деньги. Власть. Вот что Мауриц Граафе дал несчастному Маурицу Ноккиля.

— А...

— Регис — жалкий чистоплюй, он знал об этом ритуале, но из принципа никогда не использовал. И даже не думал, что я его использую. К тому же, я прибег и к его примитивному камуфляжу — простому копированию чужой внешности. Сванте Гардениус — обычный горький пьяница, захлебнувшийся рвотой в стокгольмской подворотне. Но он обладал более чем шведской внешностью — и шведским паспортом. Лучший старт для начинающего скандинава.

— Почему вы не остались в Швеции финном?

— Потому что в Швеции финн есть человек второго сорта. Вести серьезные дела бы ему никто не доверил.

Воистину это существо способно убить одним своим цинизмом!!!

— Хе-хе, я способен убивать не только цинизмом! — широченно улыбнулся Мауриц. — Но об этом после. Продолжим нашу исповедь. Ваш следующий вопрос, господин комиссар?

— Зачем вы импо..

— Тут Регис абсолютно прав. Я хотел создать человеческий виноградник — но не из Швеции, как думал этот осёл. Из всей Европы, без исключения.

— Почему Италия?

— Уточню: не вся Италия, а конкретно остров Сицилия. Плюс немного Калабрия. Климат и состав почвы идентичен туссентскому.

— Всего лишь сицилийское вино?!

— Конечно нет. С добавкой вампирского афродизиака, нашей старейшей туссентской разработки. Вам ничего не говорят названия "Сангреаль", "Короната", "Верментино", "Котэ-де-Блессюр"?

— Нет.

— Значит, Регис — настоящий болван! — препогано ухмыльнулся "Ноккиля". — Не раскрыть ударному помощнику замысел противника — это три четверти поражения... Он вам хоть про историю Туссента вообще рассказывал?!

Нет, сука ты фанариотская, он мне ее в стихах напевал под скрипочку!!!

— Так и думал! — подтвердил свою догадку Аурелий ван ден Граафе. — Хотя, было бы интересно послушать историю Туссента в стихах... Короче говоря, это — элитные туссентские вина. Готовятся по особым технологиям. Основная вкусовая добавка — специальный препарат на основе феромонов — каких именно, вам знать не надо. Эффект от употребления — долгосрочное спокойствие и очень сильное увеличение либидо. У обоих полов.

Ну, понятно. Если бы Мауриц сумел напоить своим вином хотя бы Стокгольм — люди совокуплялись бы, как кролики, а Мауриц потом только глотки кусать успевал бы. Причем ни один нормальный человек от такого напитка не откажется, что по вкусу, что по последствиям... Стоп. Если бы сумел?

— Регис натравил на мой склад в Стокгольме санитарную инспекцию. Вино уничтожили. Продолжать в Швеции было бессмысленно.

— Поэтому Германия, Франция, Чехия, Италия и даже Венгрия?

— Отвлекающий маневр. Польщу вашей национальной гордости, комиссар — моей конечной целью была Румыния.

— Потому что она далеко от Швеции?

— Нет. Потому что в ней есть места с такой же почвой, как и на Сицилии. К тому же Румыния — великолепно нищая страна, и гораздо более распущенная, чем эти чопорные сицилийцы и сицилийки.

Сволочь, за "великолепно нищую страну" ты мне еще ответишь!!!!!

— Отвечу-отвечу, господин комиссар! — зевнул Мауриц. — У вас есть еще вопросы?

— Зачем вы занялись лесным бизнесом?

— Ааааа саами не доккккаттттыветесь?! — издевнулся Мауриц, нарочно сказав свою фразу с ноккилевским финским акцентом.

— Потому что вы были в теле потомственного финского лесоруба, конечно же! — яростно ухмыльнулся уже комиссар Миклован.

— Не только. Главным образом — из-за Доринула Стурдзы.

— Он...

— Да, я пожертвовал ему anus нашего общего финского друга.

— Зачем?!

— Ради знакомства с мадам Лупеску. А деловое и интимное партнёрство с этим олухом — не более чем, как говорят зерриканцы, бак-шиш. Взятка, то есть.

— А Лупеску... — не договорил Миклован.

— А Лупеску всего лишь продала мне нужные виноградники в Бессарабии. Впрочем, как вы догадываетесь, сами по себе они мне нужны лишь поскольку-постольку. Кэлдерарь — не только торговец детьми, но и очень серьезный контрабандист. Его ребятки давно перетащили груз сицилийского вина на нужные склады через границу.

— "Отмывание груза", ха-ха-ха!!!!!

— Наконееееец-то! — довольно улыбнулся Граафе. — Ну хоть кто-то оценил юмор ситуации! Ваши бандиты отмывают деньги — я отмываю товары! И ведь все готово. Вино с афродизиаком в бутылках. Бутылки — на складе. Осталось только развернуть рекламную кампанию на радио и в печати — и меньше чем за год Румыния станет Туссентом на Земле, хе-хе!

Ну уж хрену тебе тертого в мамалыгу, кровосос.

— За каким хреном ты порвал в клочья этого несчастного идиота Стурдзу?!

— Он хотел быть, как писал русский поэт, владычицей морскою, — невозмутимо ответил вампир. — Но пока он был полезен — что ж, можно было позволить ему и обезьянничество вроде питья крови детей, а затем и той великосветской шлюхи. Полезность исчерпал — зачем же сдерживаться после этого? Тем более, что я ему румынским языком сказал, что больше идиотств не потерплю... А дальше боярский гонор тупо затмил здравый смысл — если он в голове мосье Стурдзы вообще когда-либо был.

— В общем, чистосердечное признание почти оформлено, господин вампир! — Тудор Миклован с этого момента старался говорить максимально нагло и напористо. — Один вопрос только остался. На черта вы мечете передо мной бисер, коль скоро я для вас свинья?!

— Ну вы же убили Саули Ноккиля! — ответил Мауриц — В чьем же теле мне оставаться дальше? В своем — Регис найдет через минуту в любой точке планеты, он теперь на меня хорошо натаскался. В теле Михая Романа — но он никто, господин комиссар. Георге Молдован убит — но он сам виноват, нечего было пугать Саули. Методом исключения — остаетесь один лишь вы!

Теперь главным было заговорить вурдалаку зубы, чтобы он только в последний момент заметил подвох.

— Вы меня с кем-то путаете, милейший. Чтоб не Бог весть какой, но крещеный человек хлестал с вами кровь своего же вчерашнего товарища? Говорят, оценить по достоинству поэта может лишь поэт — а разделить с вампиром наслаждение его трапезой способен только другой вампир, не менее искушенный в сортах крови... Регис, прошу вас к столу, мы ждём!!! — выкрикнул Миклован на одном дыхании, стараясь успеть раньше, чем упырь-попаданец перекусит ему глотку.

Приглашение было произнесено. Нарцисс Мауриц даже не осознал, как он прокололся — а ставни вылетели от одного мощнейшего удара. Секунда — и отлетела на конец пиршественного стола и голова ван ден Граафе. Отсечена она была уже когтями другого упыря, меньшего роста и с бакенбардами. Но с когтями и клыками тех же размеров. Пришло время битвы высших вампиров.

Думаете, отсечение головы закончило бой? Оно всего лишь привело к превращению тела Маурица в газ — и телепортации его на другой конец зала. Но из сгустка газа вышел уже не человекообразный упырь...

Помнится, Роман называл вампиров из подземелий нетопырями-переростками. Это были сущие цирковые карлики по сравнению с тем, в какую гигантскую летучую мышь, с какими крыльями, какими клыками и какого размера когтями превратился Мауриц Аурелий ван ден Граафе.

Впрочем, и Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой не отставал. Его размер даже превышал размеры господина Граафе. Но за Маурицем было преимущество в молодости. Микловану казалось, что он смотрит вблизи на дуэль двух аэропланов, где пилоты вместо пулемётов применяют старинные абордажные крючья с пиратского корабля.

— Ох, чтоб тебя... — хрипло восхитился очнувшийся Михай Роман, разминая затекшие руки-ноги. Комиссар, бранясь себе под нос, как можно быстрее стянул подпольщика со стола — по зале уже начала летать мебель, и нужно было искать укрытие.

— Что там происходит? — спросил ползущий следом за комиссаром коммунист.

— Нормальным людям лучше не знать. Регис сам разберётся с этой швалью. А мы — в укрытие! — Тудор присмотрел тихий угол среди кресел и обломков бильярдного стола, куда и убрались компаньоны. Как раз вовремя...

Мауриц уже изрядно истрепал Региса, лишив его возможности летать под потолком и крушить колонны. Клыкастый соратник Миклована сжался, принимая оборонительную позицию. Возможно, он хотел превратиться во что-то еще, но ван дер Граафе не дал ему это сделать. Стремительно обойдя Эмиеля сзади, он вырвал ему немалый кусок из правого бока — к счастью, не заметив, что в углу шумно вырвало Романа. Регис опрокинулся навзничь, то ли агонизируя, то ли притворяясь — кто их, нежить, разберёт?

— Ну вот и всё, — сказал высший вампир голосом человека, у которого во рту застряла недожёванная отбивная. — Дела в этой вашей Румынии пора заканчивать. Романы врут — для вампира она не годится...

Компаньоны неотрывно следили за его дальнейшими действиями. Как ни странно, искать их Мауриц даже не стал.

Ван дер Граафе творил заклинание. Без пошлых пасс руками и не менее пошлой латыни, без глупого колпака в звёздах и цилиндра фокусника. Вампир просто вперился немигающими кошачьими глазами в дальний угол рыцарского зала и, не разжимая губ, не шевеля челюстями, испускал будто в самую душу невероятно тоскливый и одновременно пугающий до дрожи звук — не то многоголосый шёпот, не то змеиное шипение, не то "цульк" капающей в подземелье воды. Звук становился всё громче и громче, а воздух в углу — все разреженней и разреженней, и наконец в нём прорезался портал, о котором так много говорил Регис.

Микловану и Роману оставалось только наблюдать из укрытия и восхищаться под нос: "Твою мать...".

Холодный воздух рыцарского зала словно бы разошёлся по шву, оставив после себя зияющую прореху с клубящимися, подсвеченными изнутри, словно бы перламутровыми краями. А в прорехе уже не было мрачных серых стен, там шла своя жизнь, там был разгар лета, стрекотали цикады, простирались до дальних гор виноградники, как в молдавской глуши близ Бакэу, и уже казалось комиссару, что его лицо обдувает теплый ветер из солнечного ниоткуда.

"Так вот ты какой, Туссент... — подумал Тудор. — Вот откуда ты пришёл, Эмиель Регис де Рогеллек Терзиефф-Годфрой".

— На этом, господин комиссар, я с вами проща... — начал ван дер Граафе, готовясь шмыгнуть обратно на родину, но его пафосную речь прервала последняя серебряная пуля из запасов Миклована. Упырь согнулся в три погибели, прикрывая то, что и сказать-то зазорно, его тело медленно, но верно разворачивалось в сторону комиссарова укрытия.

— Бездушный ублюдок! Знаешь, как щиплет, скотина?!!! — заревел он в гневе, но не успел приготовиться к новому прыжку. Регис, придерживая правый бок, встал на ноги, напружинившись, собрал оставшиеся силы и, на ходу принимая боевую форму, набросился на "Ноккиля".

— Не поминайте лихом, господин комиссар! — воскликнул он. Вновь клубок из двух отвратительных тварей, визжа и разбрызгивая кровь, закатался по залам, и наконец ввалился в портал. Дверь в лето словно бы кто-то застегнул изнутри. Эмиель Регис ушел, не попрощавшись, и с вампирами на румынской земле отныне было навеки покончено.

— Неужели... Нет. Всё. Теперь всё, — выдохнул вслух Миклован. Сыщик словно очнулся после липкого, полупьяного, дурного предрассветного кошмара из тех, что нередко мучают полицейских. Будто не было никогда ни "упыря с Дымбовицы", ни засады на кладбище, цепочки мертвецов, ничего не было. Остался лишь залитый закатным светом и кровью пополам зал.

— Проклятье... Все-таки задел, сволочь, — шипел себе под нос Михай Роман, осматривая кровоточащую дыру, которую оставил в его руке господин ван дер Граафе. Коммунист, кряхтя, оторвал себе кусок рукава и с помощью зубов пытался перетянуть руку потуже поверх раны.

— Все таки он успел поужинать, — печально сказал пришедший ему на помощь Миклован.

— Ничего. В румынском мужике крови много. Всю не выдуют, сколько б ни хлестали... — Михай прервал речь и принюхался: — По-моему, здесь пахнет гарью.

Осмотревшись, комиссар нашел источник запаха: разодранная сцепившимися вампирами электропроводка бессовестно искрила и подожгла портьеру в дальнем конце зала. Судя по потянувшему дымку и громкому, смачному треску, пламя уже перекидывалось на мебель.

— Пойдемте отсюда, Роман.

"Комиссары и коммунисты" заковыляли во внутренний двор, спеша к лифту прежде, чем он откажет. Каким-то чудом два израненных и утомленных человека успели тронуться вниз — и доехать до подземелий. Быстрее, чем расползающееся по замку пламя дотянулось до служебных помещений, где хранилось горючее для заправки электрогенераторов...

— Не чаял уже, что всё так быстро закончится, — сказал Миклован, когда лифт приближался уже к подземельям. — Теперь отвезём вас в Бистрицу, к докторам — и...

ГРРРООООХ!!!

Лифт задёргался в считанных метрах до остановки, болезненно вывалив Миклована и Романа в туннель. Взрыв газа оказался столь мощным, что волна дошла даже до этих подземелий: с потолка посыпались разнокалиберные камни. Пол-лица Михая Романа превратилось в сплошной синяк, будто марксист и не покидал никогда камеру в сигуранце. Миклован попытался встать и застонал: левую ногу жестоко резануло, наводя на мысль о переломе.

— Комиссар, давайте! — прохрипел Роман, выплёвывая пару лишних зубов и протягивая Тудору руку. — Никогда не думал, что буду спасать полицейскую шишку...

Два раненых поползли к выходу, с трудом уворачиваясь от камней, сыплющихся от новых взрывов. Наконец стало сыро, холодно и темно. До леса у подножия скал Борго и днём-то с трудом доставало солнце, а уж на закате...

— Теперь будем тут хромать в темноте, по снегу... Ащщщщ! — комиссар полиции вновь неосторожно наступил на сломанную ногу. — Одна радость: после взрывов весь вампирский зверинец точно завалило насмерть.

— Всё равно не по себе, — ответил Михай. — О! Слышите! С юга волки воют... У меня патронов нет...

— У меня нормальные ещё остались... Чччёрт! Да и пуганый здесь волк наверняка. То охотники... то упыри...

— А те фигуры с фонарями — они кто? — настороженно спросил Роман. И действительно, из ущелья к ним выбредала группа людей. Миклован навострил уши.

— Вампиры по-немецки не говорят. А вот господин Хитманн — вполне может...

Комиссар поднял голову и увидел наконец весь масштаб учинённых Регисом и Маурицем разрушений. Замковый донжон осыпался, стена треснула, а вместо островерхой крыши с гербом Стурдзы на черепице в индиговом небе сумерек темнел громадный столб дыма. Всполохи пламени придавали пейзажу мрачное величие.

— Guten Abend, господин комиссар! — раздался голос доктора. — Я вижу, вас с друзьями тоже потянуло на природу?

— За каждую победу над природой... она нам мстит, — к месту ввернул Роман цитату из Энгельса. — Подскользнулись на скале — и вот результат. Не поможете добраться до Бистрицы?

Команда немцев-"альпинистов" дотащила израненных охотников на вампиров до Бистрицы уже поздним вечером. В городке по старинке больше праздновали Рождество, а не Новый Год, и большая часть улиц была не иллюминована. Почти до больницы Миклован и Роман добирались в почти полной темноте.

— Интересные у вас рюкзаки: возвращаетесь тяжелее, чем уходили, — подметил комиссар.

— Интереснейшие для биологов находки, — пожал плечами Вальтер Хитманн. — Как я вам уже говорил, господа Регис, Мауриц и т.д. — это действительно новый вид, ранее не описанный. А тем более — их питомцы. Это произведет фурор в ученом мире Европы... Кстати, знаете, кто предупредил Маурица о вашем прибытии?

Ослабленный комиссар только помотал головой.

— Майор Владяну. Он не единственный представитель власти в Бистрице, состоявший на жалованье этой твари. Но мои друзья с ним тактично поговорили, и вред он вам причинять уже не станет, — сказал Хитманн.

— Отважные у вас друзья, — печально усмехнулся Михай Роман.

Наконец Микловану наложили гипс, а Роману перевязали голову. Главный врач отвел им небольшую палату с двумя койками, у дверей которой встал полицейский. Вскоре он начал препираться с, судя по голосу, молодой дамой. В конце концов дверь открылась, и в палате показалась Иоана — приятно раскрасневшаяся от холода, волнения и вина.

— Господин комиссар! Мы как раз были на новогоднем банкете у директрисы, когда к нам заглянул какой-то иностранец и просил передать, что вы здесь... Как же вы все неосторожны с этой модой на скалолазание! Может, я что-то могу для вас сделать?

— Ещё как, мадемуазель. Но учтите, я вас сейчас замучаю. Вам есть чем писать?

— Я же всё-таки преподаю, господин комиссар...

Тудор диктовал учительнице на ухо телеграммы, которые следовало передать в Бухарест, пока он валяется на больничной койке. Префекту Маринеску, графу Диаманди, маме... Но вот медицинская сестра увела Иоану — часы для посещений закончились. Вскоре закаркали другие часы — на бистрицкой колокольне, отбивая полночь. Один… Два… Три… Четыре…

— Ну, с новым 1937 годом вас, товарищ Роман, — сказал Миклован, с непривычки пытаясь опустить загипсованную ногу.

— С новым годом, комиссар, — кивнул второй пациент. — Пока мы еще союзники.

— Справедливости ради, в рапорте я замолвил за вас словечко. Возможно, вам сократят срок высылки, вы вернетесь в Бухарест. Там, глядишь, и встретимся на поле для регби, — устало сказал Тудор.

— А вы идеалист… Если мы и встретимся, то только в префектуре на допросе, где вы будете мне «прописывать конституцию» под ребра, как ни в чем ни бывало, — ответил скептичный Роман. Он еще не представлял, что восемь лет спустя сам станет полицейским сыщиком и будет «разрабатывать» с Миклованом бухарестских гангстеров, а потом более того — ещё за него и мстить…

* * *

Их выписали из больницы только девятого января

— Ну как, Роман? Чувствуете гордость от завершения нашего дела? — спросил комиссар, прохаживаясь с костылем — ему долго еще предстояло носить гипс.

— Да какое там завершение. Мауриц, если подумать, не так уж и страшен был, — проворчал коммунист. — Люди, благодаря которым он процветал, в круг которых был принят и желателен. Все, кто брал его взятки, подписывал ему концессии, давал кредит, ввел в общество, покрывал его кровавые забавы, сам в них участвовал от тупой сытенькой скуки, этого бича бояр и рантье… Настоящие вампиры там — в особняках на Дымбовице, в казино отеля «Палас» в Синае, в Крестьянском банке, чего греха таить — и в королевской опочивальне.

— Всех их вам не достать, — покачал головой Миклован. — Да и стоит ли всех? Как быть, например, с нашим верным союзником графом Диаманди?

— Разберёмся. Дайте нам лет десять, комиссар — и не узнаете Румынии, — убеждённо сказал Роман и мрачно закурил, пользуясь тем, что больничная территория кончилась и запрет врачей уже как бы не считается.

— Куда вы теперь? — спросил Тудор, направляясь к свободному извозчику.

— Продолжать работу. И в мастерской, и нашу работу. А вы — в Бухарест?

— Не сразу, — подмигнул ему Миклован. — Я кое-что задолжал мадемуазель Иордаке, а долг джентльмена мне не помешает отдать даже гипс.

* * *

— Стоять! Руки вверх! Полиция!

Громкий голос Тудора Миклована звучал совсем не на бандитской «хате» и не в публичном доме, а на мирном, так сказать гражданском предприятии — складе в Черновцах, куда поступила крупная партия продукции покойного ван дер Граафе. В середине января правительство запретило продажу в Румынии выдуманных им марок — за «применение в оригинальном рецепте наркотиков в больших количествах». Теперь бутылки «Коронаты» и «Сангреаля», «Котэ де Блессюра» и «Верментино» должны были торжественно разбиваться в присутствии официальных лиц, с документацией и фотографиями, а возбуждающая половые центры туссентская влага — утекать в слякоть.

Когда отщелкали вспышки, указав для истории, что приказ министра внутренних дел исполнен в точности, высокопоставленный чин из Бухареста перешел к процедуре, для которой вся эта комедия и затевалась:

— Ну-с, господа, теперь разделим наши трофеи — от злата до осла, как учит книга Чисел. Эти бутылки останутся в вашем распоряжении, господин префект, эти — в вашем, господин полковник, эти — в вашем, господин санитарный врач… Господин комиссар, вы участвуете в разделе амброзии?

— Уверяю вас, господин секретарь, пока и без неё справляюсь, — ухмыльнулся Миклован.

— Завидую. Entrez-nous*, я без этого пойла совершенно бесполезен для дам, а для бухарестского света это — все равно что покойник… Хотя если уж кто и заслужил порцию этой дряни, так это вы с вашим… как его? Лимбэ? , — сказал секретарь министерства.

— Благодарите тогда уж Кэлдераря и его живодёров. Без их показаний мы бы воевали с этим царством контрабанды до морковкина заговенья, — отговорился комиссар полиции.

— В таком случае вы можете возвращаться в Бухарест. Ваша работа здесь закончена. А моя служба Ганимеда на пиру богов только начинается… — грустно сыронизировал секретарь.

* * *

Сидя в теплом купе экспресса, несущегося через всю Румынию, Миклован воображал, во что этими вечерами превращаются приличные салоны и клубы столицы — а неприличные тем более. Одно его утешало — что все их безобразия ненадолго. Бухарестские вертопрахи быстро вылакают большую часть афродизиаков ван дер Граафе и подохнут от чудовищной нагрузки на сердце.

«Как дер Граафе и Регис, сожрут друг дружку», — думал комиссар.

И мысль господина комиссара, подобно хорошему сну, пришлась в руку. Раздался стук в дверь купе.

— Не заперто! — крикнул Тудор и остолбенел от вида вошедшей гостьи.

То была молодая, никак не старше 25 лет на вид девушка. Одетая в какую-то средневековую полотняную рубаху, кожаные штаны и высокие сапоги, по самые голенища забитые грязью. Но самое главное — за ее спиной висели ножны с серьезным и самым настоящим полуторным мечом.

Неужели опять кровососы, подумал комиссар, внутренне истерично смеясь. Как комично было бы в такой момент стать жертвой вампирши-мстительницы…

Но нет — у девушки не было в рту арсенала клыков, как у иномирных знакомых Тудора Миклована. Да и в руках ее вместо грозного оружия был конверт, запечатанный какой-то старинной восковой печатью. Может быть, ее прислал…

— Вы. комиссар… Тудор… Миклован? — старательно проговаривая слова обратилась она на ломаном румынском.

— Да, конечно. А с кем имею честь?

— Эмиель Регис… попросил… мне. передать. письмо… вы…

С этими словами нежданная гостья протянула протянула свой пакет комиссару, а затем… Исчезла во вспышке зеленого цвета. Тудор сильно ущипнул себя, но пергаметный конверт, запечатанный воском никуда не пропадал. Что же, остается только прочитать письмо от вернувшегося-таки на свою родину вампира…

«Тудор!

Прежде всего я хотел бы прояснить вам момент доставки этого письма. Я попросил об этом Цириллу Фиону Элен Рианнон, молодую чародейку, которая, подобно Маурицу, может путешествовать между мирами. Она не вампирша и ни малейшего вреда вам не причинит. Тем более, что ваш мир для нее всего лишь по пути ее нового межмирового, так сказать турпохода.

Что же касается меня и Маурица, то спешу поделиться радостной вестью: он был выпит мною. После того, как мы оказались в нашем мире, Скрытый подпитал меня силой, что окончательно решило исход поединка. Как деятельно искупивший свою вину вампир, я был амнистирован, но туссентская община все равно ненавидит меня за смерть Детлаффа. Поэтому я, сразу по окончанию этого письма отправлюсь на север, в город Диллинген, где я в свое время держал цирюльню. К одинокой жизни, будьте уверены, мне не привыкать…

В нашем мире популярна поговорка «Что-то кончается, а что-то начинается». Поэтому, Тудор, нам с вами не стоит излишне расслабляться, равно как и держать себя в перенапряжении. Просто надо уметь видеть грань между уходящим и приходящим, сохранять в себе лучшее и забывать худшее. Поверьте, знакомство с вами, господин комиссар, я включил в свой опыт самых позитивных контактов с людьми. Льщу себя надеждой, что в плане жизненного опыта вы ответите мне взаимностью.

Прощайте!

Искренне ваш,

Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой.»

И Тудору было искренне жаль рвать это письмо на мелкие кусочки и жечь в пепельнице…

* * *

На Северном вокзале Тудор думал взять такси и направиться на кладбище — посетить-таки могилу Георге Молдована, погибшего в Борго. Но планы его были нарушены.

Уже на вокзале не протолкнуться было от мрачных молодцов в кожаных куртках и зелёных рубашках. Они всё прибывали и прибывали, распихивая локтями облезлых щеголей и увядающих светских львиц с экспресса. Миклована, несмотря на сопротивление, затолкали в самый центр толпы и он увидел, что притянуло такое скопище легионеров и сочувствующих. Два гроба, едва накрытых национальными флагами с пририсованной к ним решёточкой Железной гвардии.

Это были похороны Иона Моцы и Василе Марина — легионеров, уехавших добровольцами в армию Франко и убитых в боях с испанскими республиканцами. Они превратились в крупнейшую манифестацию железногвардейцев — организованных, фанатичных, кусачих, готовых бросить вызов обрюзгшей среди куртизанок и шампанского королевской власти. Только тут, на ступенях вокзала, где к гробам прикладывались губами и едва не дрались за право их нести, где лужёные глотки ревели гимн «Молодёжь святого Легиона» и грозные клятвы, достойные разбойничьего романа, — комиссар понял, что поднимает в Румынии голову. И задумался: а так ли уж был неправ Роман?

— Господин комиссар, отойдите лучше. Радуйтесь, что некоторые у нас не знают, что вы из полиции. А то бы… — тихо, с металлом в голосе сказал ему невысокий, поджарый человек с черными волосами, похожими на шерсть большой лоснящейся цепной собаки. Чувствовалось, что многие в толпе легионеров его слушаются.

— Уж очень вы смелый с представителями власти, господин…

— Парайпан, — ответил поджарый.

— Как бы вам с нами не встретиться однажды, — бросил Миклован, протискиваясь к бирже такси.

«Да, вампиров из ниоткуда мы избыли, — подумал комиссар, — но свои остались. И румынский Скрытый — во дворце и вокруг дворца, и румынский Мауриц — здесь, под знаменами с решеткой. Вот уж воистину — имя им легион».

Старые добрые времена шли на ущерб. Над холодными крышами Бухареста, над заснеженной Румынией, над ветреной Европой ползли свинцовые тучи.

КОНЕЦ

* Между нами (фр.)

Фильм "Свинец или серебро" (De plumb sau de argint) возник во многом случайно. Как-то раз в Италии на очередном кинофоруме Серджиу Николаеску с коллегами обсуждали новый всплеск популярности фильмов ужасов на Западе, в т.ч. интерес к фигуре графа Дракулы, обычно ассоциирующейся с Румынией. У режиссера возникла мысль попробовать себя в "вампирском" жанре, хотя он понимал, что выбить ресурсы для съемок чего-то подобного при Чаушеску практически нереально.

Тем не менее Николаеску пошел на новый эксперимент. Сценарий он в полуподпольном режиме уговорил написать своих знакомых — журналиста-международника Валериу Лазареску и представителя польского внешнеторгового ведомства в Бухаресте, который печатал фантастические рассказы под псевдонимом "Анджей Слаповский". О творчестве последнего, впрочем, Николаеску отзывался сдержанно, уверяя, что такого не способен придумать даже после пьяной пирушки. Но в целом сюжет ему понравился. Главным героем, с общего согласия, сделали старого верного персонажа режиссёра — комиссара полиции Тудора Молдована аkа Миклована.

Затем Николаеску с большим трудом "пропихивал" сценарий через Министерство культуры. Версия обоснования съемок для властей звучала так:

"В последнее время в капиталистическом мире наблюдается бум фильмов о вампирах, в которых Румыния зачастую изображается в негативном ключе: как полудикая деревенская горная глушь, где только-только изобрели колесо. И в эту глушь сваливается западный красавец-герой весь в белом и задаёт кровососам перцу. Мы планируем создать пародию на эти опусы, где действие происходит в буржуазной довоенной Румынии. Это позволит ввести момент социальной критики, показав, что вампиры — в первую очередь зарвавшиеся представители господствующих классов старого мира. А "доверив" расправу над вампирами румынскому герою, мы тем самым поднимем национальный престиж".

В конце концов после двух месяцев переговоров разрешение было получено. Картина "Свинец или серебро" вышла на экраны Румынии в 1977 году. Она представляла собой в своем роде предысторию Тудора Молдована/Миклована и Михая Романа, рассказывая об их похождениях во времена Кароля II.

Хотя в сценарии обличался королевский двор и присосавшаяся к нему буржуазная олигархия старого режима, элементы мистики (в частности, настоящий вампир, чувствующий себя в правящих кругах как дома) никуда не делись. Это вызвало недовольство румынского руководства — по слухам, шефа Секуритате, по другой версии, лично Николае Чаушеску. Всего через 23 дня фильм был снят с показа в кинотеатрах страны. Впрочем, его за это время успели продать в СССР.

Приобретение фильма "с настоящими вампирами" вызвало чудовищный скандал в Министерстве культуры, где ответственные чиновники оправдывались тем, что "сослепу" закупили очередной фильм из популярной серии о комиссаре, а тааааам... В чопорной советской России ужастик положили на полку сразу. "Свинец или серебро" вышел на экраны "старшего брата" только в 1988 году под названием "Комиссар полиции и вампир".

Авторы сценария:

Серджиу Николаеску, Валерий Лазареску, Анджей Слаповский.

Режиссер-постановщик:

Серджиу Николаеску

Актеры:

Тудор Миклован — Серджиу Николаеску (Александр Белявский)

Михай Роман — Илларион Чобану (Феликс Яворский)

Лимбэ — Жан Константин (Юрий Саранцев)

Гице Петреску — Марин Мораре

Морузов — Юри Дарие

Префект Маринеску — Октавиан Котеску

Дорин Стурдза — Владимир Гайтан (Сергей Бехтерев)

Эмиель Регис — Георге Михаица (Георгий Тараторкин)

Мауриц — Валерий Арнауту (Олег Даль)

Вальтер Хитманн — Юл Бриннер

Арсений Ребров — Виктор Ребенчук

Николае Малакса — Коля Рэуту (Зиновий Гердт)

Иоана — Джина Патричиу

Василика Диаманди — Виолетта Андрей

Граф Диаманди — Мирча Албулеску

Георге Молдован — Ион Ритиу