Мрак. Нанапрасная надежда (джен)

Утром Нина смотрела на меня очень долго и совершенно молча, как кошка, ждущая удачного момента для нападения. Она злилась, это было очевидно. Но причины её злости я найти не могла.

После завтрака, Нина сама мне сказала:

— Хорошо повеселилась, кукла?!

Каждый человек мыслит в меру того, насколько он испорчен. Теперь я поняла. Ночью, разрывая подушки, Нина думала, что я бросила её ради самой себя. Ради развлечения.

Раньше мне было бы очень обидно это от неё слышать.

— Мне было совсем не весело, — ровно сказала я.

— А что ж задержалась так? Принц перевёл часы назад?! А потом будешь смотреть на меня с осуждением. Лицемерка!

— Я задержалась потому, что мистера Стампа убили.

Нина так и застыла, раскрыв рот. Потом несколько раз моргнула.

— Как это?..

— Тем же способом, что Алексея Петровича, — выдала я.

Нина протянула руку и опустила ладонь на моё запястье. Ненадолго она стала той же самой Ниной, которой была много лет назад. Умеющей сочувствовать, сопереживать и быть доброй.

— Прости, Нана… — жалобно сдвинув брови, попросила она.

Я хотела ответить, что ей не за что просить прощения в данном вопросе. Но не ответила.

Мне никто не велел возвращать Нину к жизни. Но я знала, что никому другому не хватит на это сил.

Я погладила её пальцы.

— Я не считаю, что ты виновата, — с той минуты, как мы обе умерли. Снова называть её «ты» было легко.

И, казалось, что мы совсем вернулись в то время, когда были подругами.

— А… Что вообще там было? — чуть позднее осторожно спросила Нина.

В её глазах, впервые за долгое время, я видела хотя бы тень интереса. А интерес, любопытство — это признаки выздоровления в её случае.

И я приняла решение, что эти признаки нужно усилить.

— Я могу все рассказать. Но предлагаю воспользоваться тем, что я видела, чтобы составить из этого статью. Вы — журналист, а тема смерти мистера Стампа будет крайне востребована в ближайшее время. Получить такой материал из рук очевидца-профессионала — удача для любого издания.

Нина наморщила лоб и закусила зубами ручку чайной ложки.

Она думала долго, долго и, казалось, уже была готова взяться, но в последний момент все же сказала устало:

— Нет. Сама напиши. Ты же там была.

Этот аргумент звучал убедительно, но я не могла с ним согласиться.

Тысячи вариантов, но ухватилась я лишь за один. За тот вариант, который мучителен для нас обеих.

Но в психиатрической практике известны случаи, когда кажущие усугубляющими действия приводят к излечению.

И я сказала, очень осторожно, но все-таки твердо:

— Артём Евгеньевич был бы рад узнать, что вы снова работаете над статьями.

Ведь он действительно дорожил своей работой. Хотел, чтобы его студенты развивались в деле, которому он их учил. И он любил тот неправильный, но человеческий стиль изложения, который использовала Нина когда-то.

Нина вздрогнула всем телом. Ещё минуту и двенадцать секунд она решалась. Она злилась. Она мучилась. А потом выдохнула, одновременно недовольно и решительно:

— Ладно, Нанка, уговорила!

* * *

Я рассказала Нине все события, которые были в доме мистера Стампа очень подробно, несколько раз. Работа продвигалась медленно, но, главное, что Нина ею занималась. Она сосредоточенно грызла ручки, хотя писала на компьютере. Пробовала перестраивать предложения, вспоминала правила русского языка. Переспрашивала, уточняла фамилии. Она была полностью вовлечена, будто верила, что это действительно вернёт Артёма.

Если это приведёт к выздоровлению, то, может быть, приведёт и к появлению того, кто сумеет заполнить собой пустоту. Того, кто подарит ей те же чувства. И тогда… Моя задача будет исполнена.

Я помогала Нине, как могла. Я выключила все телефоны, чтобы Николай Степанович не мог помешать нам. Прежде у меня не было причины прибегнуть к такой хитрости, и никто не успел мне её запретить.

День прошёл хорошо. Без истерик. Без криков.

Нина уснула вовремя, без таблеток, без помощи, сразу и крепко.

А на следующий день я отнесла статью в издательство.

У людей говорят: если все идёт слишком хорошо, значит скоро настигнет беда.

Так оно и вышло.

Когда я вернулась, мне не пришлось обрадовать Нину тем, что статью приняли.

Нина говорила по телефону. И я слышала на другом конце — голос Николая Степановича.

— Чего вы хотите, Нина? — давяще говорил он. — Чтобы я отменил эксперимент? Чтобы я отказался от вас?

А Нина плакала, извинялась, умоляла. Как будто и правда считала себя не в праве ни на день перестать отвечать ему.

А когда он положил трубку, Нина набросились на меня.

— Вот ты как, нанодрянь поганая?! Решила меня заболтать, отвлечь и все испортить, так?! Думала… Думала так забрать у меня Артёма?!

— Всё что я делаю, я делаю, чтобы помочь вам, — ровно проговорила я.

Но это не сработало. Это никогда не работало.

— Не нужна мне такая помощь! Ты сейчас же поедешь к Давицкому и заставишь его нас простить! Ясно?!

— Ясно. Но вы должны принять таблетки и успокоиться.

— Я ничего тебе не должна! Иди, быстро!

— Это нужно для вашего благополучия… — все-таки сказала я, прежде, чем Нина швырнула первым, что попало ей под руки.

Я не хотела идти. Но не могла противостоять приказу.

Нина не хочет быть благополучной. Без Артёма не хочет.

* * *

Николай Степанович встретил меня злым взглядом.

У него на столе слабо светился планшет, а там, на планшете, была открыта наша с Ниной статья. Её ещё не могли выпустить, но я не удивилась тому, что Николай Степанович смог достать себе копию. Если бы он не мог сделать этого, он не смог бы убедить Нину в своём всесилии.

— Вот чем ты занимаешься, Нана, если ненадолго оставить тебя без присмотра, — без приветствия, с нажимом произнёс он.

— Я занимаюсь возвращением Нины к нормальной жизни, — твёрдо ответила я. Мне не нужно было оправдывать своих действий перед ним. Мне нужно было только показать ему, что я не считаю себя виноватой. Что я не боюсь. Что он не может пользоваться этими слабостями, чтобы на них надавить и заставить меня унижаться так же, как Нина.

— Вот как? А мне кажется, ссора с дочерью мистера Стампа никак не поможет Нине. Как и ссора со мной, — значительно двинув головой, прибавил Николай Степанович. — Поскольку только я могу дать ей то, что её утешит и возвратит к жизни.

— Я не ссорилась ни с вами, ни с дочерью мистера Стампа.

— А что же ты делала? — уголки его губ поднялись, но на улыбку, от которой людям могло бы быть приятно, это похоже не было. — Выставлять такую информацию напоказ, без спросу, это не самое приятное действие. А уж то, что ты отключила телефон… Я запрещаю тебе в дальнейшем так поступать.

Я молчала, не сводя с него глаз. Его приказ не сработал бы. Но он, наверное, уже передал его Нине.

— Мне что, нужно напоминать, к чему приведет твоё неповиновение?

— Вы не запрещали мне выключать телефон и проводить время с Ниной. И отправлять статьи в газету тоже.

Часто я прихожу к выводу, что Николай Степанович стремится напоминать мне о том, что он владеет Ниной, потому, что ещё злится на Алексея Петровича. За то, что он создал меня в тайне. За то, что не отдал меня ему. За то, что сохранял, пока был жив.

— А теперь… — начал Николай Степанович, но почему-то остановился и с усмешкой дёрнул плечами. — А теперь я тебе запрещаю выключать телефон. Ты должна всегда быть на связи со мной. От этого зависит то, насколько я буду настойчив в работе над возвращением вашего дорого Скворцова к жизни.

— Вы не можете вернуть его к жизни. Это невозможно.

— Ну что ты, — он улыбался, но мне становилось все неприятнее. — Ты должна верить, что все это в моей власти. Впрочем, ты такая же упрямая пессимистка, как твой создатель. Не будем тратить времени напрасно. Я хочу слышать твой рассказ о вечере у Стампа.

— Я уже все рассказала в статье.

— Нет-нет, — покачал головой Николай Степанович. — Ни в коем случае, это не годится. Впечатлить горожан — конечно же, но меня такое не удовлетворит. Я хочу знать все подробности.

Но я рассказывала ему все то же самое сухо, без оценок и без передачи чужих эмоций. Николай Степанович все равно понимает только то, как можно чужими эмоциями управлять и получать от них выгоду. Ему никого не бывает жаль.

Когда я закончила, он коротко кивнул головой.

— Ну что ж, Нана, а теперь, раз уж тебе так захотелось быть журналистом, этим ты и займешься. Ты проведёшь свое расследование и узнаешь, кто убил мистера Стампа.

— Но ведь дело ведёт полиция, — попыталась возразить я. Если мне придётся расследовать, я ещё меньше буду с Ниной. И тогда неизвестно, что она с собой сделает, пока меня не будет рядом.

— Полиция? Я прошу тебя, что такое полиция? Сборище продажных и жалких идиотов. Они будут куда больше заняты тем, чтобы скрыть, кому из них сколько платил Стамп. Они не узнают тех деталей, которые могли бы быть полезны мне. Не сомневаюсь, что дочь Стампа пошлёт своего человека выяснять правду, но это ее человек. Ужасно упрямый. Хозяйских дел он никому не выдаст.

— Но там ещё есть детектив, — настаивала я.

— Мальчишка Ярослав? Ему нельзя верить ни в коем случае. Не разочаровывай меня, Нана. Трифат зовут его личным детективом, замечательное название. Но он ничем не отличается от моего Кайманова. Поиск и устранение предателей, запугивание должников — вот его работа. К тому же он служит не мне, а другим. Едва ли от него будет много пользы нам с тобой. Нет. Этим делом должна заняться ты. Ты, Нана, и никто другой. Для тебя от этого все будет зависеть. И ты ничего от меня от не скроешь. А все, что узнаешь, ты расскажешь мне. Мне, лично мне, не газете, не полиции и не Нине. Приступай сегодня же.