Мрак. Нанапрасная надежда (джен)

Десять, одиннадцать, двенадцать.

Пятнадцать, шестнадцать.

Двадцать.

Лимит на сегодня исчерпан. Превышен. Опасно превышен.

Дальнейшее уничтожение посуды грозит травмой.

У меня есть два разных указания, полностью друг другу противоречащих.

Не выходить из комнаты. И останавливать Нину, когда это случается.

Когда-то я могла свободнее выбирать в таких случаях. Но с тех пор программу ужесточили. Все должно быть основано на чётких приоритетах.

Приоритет: не позволить Нине серьёзно пострадать.

Я вышла из комнаты. Тарелка полетела прямо в меня. Я её поймала.

— Вы уничтожили посуды столько, сколько хватило бы на среднестатистическую семью. Советую остановиться, иначе, вы можете пострадать, — раньше я могла обращаться к ней на «ты». Раньше я почти была её другом.

— Заткнись! — полетела чашка. Разбилась. Двадцать один. — Заткнись, кукла! Это все ты! Из-за тебя!

— Моя вина в произошедшем сомнительна.

Просто теперь некому дружить. И не с кем.

Мы с Ниной умерли в один день, но её агония почему-то до сих пор продолжается.

А я — заперта внутри себя самой, и необходимости продолжать выполнять её указания.

Она все ещё обвиняет меня. Я все ещё склонна считать, что она виновата больше.

Это она на него кричала, когда он выбегал из дома. Это она лгала. Это она сходила с ума от того, как я поддерживала её ложь.

— Убирайся! Пошла прочь!

Еще одна тарелка, на сей раз в лицо.

Я снова поймала её.

Я всегда должна была слушаться Нину.

Но это она сама мне велела не позволять ей заходить слишком далеко, когда накрывает истерикой.

Поэтому, я не могу уйти.

По битому стеклу, в мягких тапках — мне это не может повредить всерьёз. А ей — да.

Я подошла и крепко взяла её за плечи.

Нина закричала и попыталась отпихнуть меня или ударить изо всех сил.

— Ваши действия не имеют эффекта. Вы не можете причинить мне вред, — убедительно и спокойно сказала я.

Но она продолжала кричать и ударять меня по груди.

— Вы снова не приняли таблеток вовремя.

Она пропускает время всякий раз, когда меня нет рядом. Как будто сама хочет снова кричать и снова угрожать своей собственной безопасности.

— Заткнись! Мне не нужны таблетки! Я хочу к нему, к нему, сейчас же!

— Это невозмо…

— Я вырву тебе волосы! Сожгу брови! Я… Я тебя!..

— Это ничем не поможет ситуации, — твёрдо ответила я.

Нина действительно может так сделать. Но не делает, потому что тогда не сможет манипулировать, и говорить, что ничем не виновата.

Я подвела её к столу.

Последний целый стакан наполнила водой и заставила выпить таблетку.

Со слезами, и дрожью, и даже извинениями, Нина скоро успокоилась.

Я увела её спать.

Затем занялась уборкой.

То, что осталось во мне от меня, хотело бы не покидать Нину. Её нельзя оставлять одну.

Но она заставляет меня уходить, и делать все, что скажет человек, давший ей надежду. Надежду на невозможное, надежду, не поддающуюся логике. Надежду, что Артёма можно вернуть.

Каждый раз, как я говорю, что это невозможно физически, слышу только её крик, о том, что я злобная лгунья.

Быть честной с людьми вообще невыгодно.

Мне уже почти не приходится.

Я не могу нарушить приказ и уйти. Я не могу убедить Нину меня отпустить.

Все, что я могу, это, дождавшись конца дня, снова скрыться внутри капсулы для зарядки, и там, упав на колени, вспоминать глаза Алексея Петровича и искать в них хотя бы один полезный совет.

Но как и от Артёма, от него не осталось ничего. Он умер. Они оба умерли.

И вовсе не ложь, что ни один из них уже не вернётся.

Я неисправна. Я неисправна.

И слезы текут из моих глаз.

Над тем, чего не поправить, нет толку плакать.

Но я продолжаю. И продолжает Нина.

Улыбается один только Николай Степанович. Улыбается и шепчет обеим нам в уши:

— Ну конечно. Человеку всегда нужно надеяться.

---

Примечания:

Советую не читать комментарии. Там могут быть спойлеры. А кроме того, моё резко негативное мнение о персонажах, которое не всем будет приятно ?

Я согрела фаллоимитатор до приятной и невредной температуры, как всегда. Нина сама его купила, выбрав размер, основываясь на параметрах Артёма.

Я перевязала грудь эластичным бинтом очень плотно, так, чтобы её нельзя было даже случайно почувствовать. И завязала Нине глаза.

Она просила сама, как и всякий раз. И как и всякий раз, сама начала. Гладила себя одной рукой, сминая грудь второй. Это чтобы не рушить иллюзию.

И чтобы не рушить иллюзию, я повторяла слова Артёма, его голосом. Казалось, вместо того, чтобы осторожно погружать фаллоимитатор в подготовленное, растянутое и смазанное отверстие, я вонзаю обоюдоострый меч в сердца нас обеих. И каждое движение, каждый жалобный и возбужденный стон Нины, кажутся неверными и ужасными.

Нина кончила быстро. Её никогда не хватает надолго.

Я отвела её в душ. И как всегда, она плакала, безутешно и громко.

Мне кажется, подобное ей не на пользу. Но я не могу отказывать ей, потому что это — прямой приказ. А кроме того, сексуальное удовлетворение хорошо сказывается на психоэмоциональном состоянии.

Если бы только ей этого было достаточно… Но она всегда хочет думать, что Артём с ней.

И поэтому я никак не могу понять, помогаю или причиняю ей вред.

* * *

Николай Степанович улыбнулся мне, немного натянуто, и жестом пригласил сесть. Он сам не вставал из-за стола, как и обычно.

Я опустилась на стул, который был к нему ближе всего.

Он знает про нас с Ниной, знает. И очень рад, что она в его руках, а в её руках — я.

Сначала он помогал ей просто как богатой клиентке, но обнаружив меня, решил, что услуги могут быть ценнее денег.

— Нана. Мне всегда приятно тебя видеть. Роботы — особенные существа. Такие чистоплотные и спокойные.

— Спасибо, Николай Степанович, — холодно ответила я. Грубить ему нельзя, Нина запретила. Поэтому я использую только пассивную агрессию: тон, взгляд, жесты.

А он потешается надо мной, зная, что оков не сорвать. Улыбается криво и продолжает говорить, словно ничего не замечает.

Он спокоен как каждый, кто уверен в себе и своей власти над другими. Но в действительности, он не владеет мной. Нужно только убедить Нину, что он лжец и не поможет. Что ей никто не поможет, кроме квалифицированного психолога. Или даже психотерапевта.

— Ты помнишь моего друга, мистера Стампа?⁽¹⁾

Конечно, я не забыла. Я ведь не могу забывать. Если бы я могла забыть…

Но мне бы не стало легче: мне кажется, я чувствовала бы ту же пустоту. Это нелогично, но такова цена бытия человеком. Даже если я больше этого не хочу, нет способа вернуться назад. Об этом никто не предупреждал.

— Помню, — мистер Стамп — бандит. Преступник. Но очень влиятельный, поэтому Николай Степанович и ведёт дела с ним.

Они очень похожи, но мистер Стамп немного больше склонен к театральным жестам. Чаще прикасается и куда лучше изображает дружелюбие. Но тоже только изображает.

— Он снова хочет тебя видеть.

Я не знаю, зачем это мистеру Стампу. Я впервые попала к нему просто как доставщик информации — моя скорость создаёт удобные условия для подобного рода работы, потому что Николай Степанович не хочет, чтобы кто-то знал о его связи с мистером Стампом.

Но после первой встречи, мистер Стамп хотел видеть меня снова и снова. Хотя всегда говорил со мной о странных вещах. Наверное это какой-то комплекс, комплекс пожилого человека, заставляющий желать общения с молодыми женщинами. Неважно, о чем, главное, чтобы они слушали. Я бы не возражала этому, но ведь пока я с ним, я не с Ниной. И Нина может пострадать.

— У меня нет на это времени, — с нажимом сказала я.

— Ну что ты, — понижалая голос, медленно провгорил Николай Степанович, — это мой друг. Друзей нельзя расстраивать. И ты к нему пойдёшь, я приказываю. И будешь очень вежлива с ним, — он давит, давит, давит, хотя говорит очень мягко и спокойно.

— Хорошо, — отчеканила я.

— И ты красиво оденешься на встречу с ним. И не уйдешь, пока он не разрешит. Он уверял меня, что это очень важно.

— Ладно.

— И ещё. Обязательно расскажешь мне все, что там произойдёт. Ясно?

— Да.

— Вот и хорошо. Ты очень способная девочка, Нана, — и он с ложным благодушием улыбнулся и склонил голову набок.

* * *

У Нины очень мало осталось интересов. У неё и прежде было их мало. Но «понты» остались. Она всегда выбирает для меня одежду на выход «в свет».

Но с тех пор, как она ушла в горе, мода очень поменялась. Так что я знала, что мой наряд не соответствует желанию Николая Степановича. Но это совсем неважно. Главное, чтобы Нина думала, что в мире для неё ещё остались дела и что в чем-то она — специалист.

* * *

Мистер Стамп просил входить с задней двери. Парадная у него лишь для важных гостей, таких, как Николай Степанович.

Внутрь меня пропустил очень молодой охранник. Рыжий. Выражением лица напоминающий Нининого сокурсника — Федулова. Только немного собраннее. И такой же скромный, улыбается, но в глаза не смотрит.

Я поднялась к мистеру Стампу. Он задумчиво перебирал страницы книги. Дорогое издание: твёрдый переплёт и плотные страницы, а обложка из тактильно-приятного материала.

— А, это вы, Нина, — протяжно, почти ласково проговорил он. — Я очень рад вас видеть, — хотя его высказывание противоречило логике: он совсем не смотрел на меня, — я была склонна верить ему.

— Что вы хотели от меня?

— Я хотел, чтобы ты пришла, — он улыбался очаровательно, но в его глазах мне виделась пустота.

— Для чего? — и мне было необходимо знать, чтобы выполнить быстрее и идти.

— Мне нравится твоё отношение к жизни. Оно просто ужасно, — и мистер Стамп это понял, и теперь качал головой, словно укоряя меня. Я бы не стала говорить так грубо, если бы не думала, что сейчас Нина дома одна. — Какое нетерпение, какое стремление к конкретике. И полное отсутствие сомнений. Можно ли так говорить с человеком, нельзя ли… — уголки его губ дрогнули. — Мне хотелось увидеть тебя. А когда все соберутся, вас ждёт маленький сюрприз. Это будет приятный сюрприз.

Я заставила себя улыбнуться. С его стороны это любезный поступок. Хотя наверняка за этим стоит его собственная выгода.

— Спасибо, мистер Стамп, — я кивнула ему.

— И ещё я хотел поговорить с тобой об одном человеке. Ты его знаешь. Профессор Даров.

— Алексей Петрович? — удивилась я.

Алексей Петрович был хорошим, мягким и добрым человеком. Очень печальным и одиноким, но искренне любящим свою работу. Но почему-то работать ему приходилось с такими, как Николай Степанович… И все равно, я не понимаю, почему о нем спрашивает бандит.

— Да. Ты помнишь его?

— Конечно. Он был другом нашей семьи.

— И его убили, — значительно, медленно и безжалостно проговорил мистер Стамп. Я невольно сжалась. Мне все ещё было грустно из-за смерти создателя, и я не была уверена, какая реакция должна быть адекватной. Но мистер Стамп продолжал, пристально глядя на меня. — Или он пропал без вести?

— Нет, — твёрдо ответила я. — Убили.

— Но я выяснил, что его тело пропало. До вскрытия.

— Да, — и мы хоронили пустой гроб. Это было ужасно и отвратительно. Зачем кому-то похищать мёртвое тело такого человека? — Его тело похитили. Но до того, полиция нашла его. Есть фотографии. Его осмотрели, насколько возможно вне лабораторных условий.

— Ну да, ну да… — протянул мистер Стамп, опираясь щекой на кулак. — Но такое исчезновение — повод задуматься. Мёртв ли он вообще?

— Он мёртв, — отрезала я. Мне совсем не хочется идти следом за Ниной и ждать возвращения умершего.

Мистер Стамп вздохнул, возведя глаза к потолку.

— Да. Да, все вы дети спешите забыть своих отцов, чтобы надежда на их возвращение не причинила вам боли…

— Надеяться, что мертвый человек жив — непродуктивно и глупо.

— О… Я уже долго живу непродуктивно и глупо, — печально проговорил мистер Стамп, продолжая, что странно, улыбаться.

Неужели и мистер Стамп живёт так, как Нина? Сходит с ума, устраивает истерики, притворяется, что все ещё может прикоснуться к?..

К?..

— Вы ведь не про Алексея Петровича?

Он мягко рассмеялся.

— Нет. Не про него, само собой. Но от тебя мне хочется услышать именно про него. Про то, как он умер.

— Разве вы не знаете?

— Хочется услышать от очевидца.

— Я не была очевидцем, — если бы была, я смогла бы, я бы его защитила. Мне все ещё трудно верить, что Алексея Петровича убили, умышленно. Ведь он… Никому не вредил.

Но у людей, почему-то, достаточно быть честным человеком, чтобы кто-то стал желать тебе зла.

— Тогда что-нибудь про вашу последнюю встречу.

Я опустила голову, чтобы не показывать лица. Я не привыкла вспоминать это при ком-то, тем более, при постороннем.

— Он зашёл ко мне в гости. Был очень грустным.

— Неожиданно?

— Нет. Он тоже горевал. Из-за дочери. Так что я не удивилась, — хотя тогда я ещё не могла толком осознать, почему горе его так длительно и так глубоко.

А он улыбался моему непонимаю и говорил, что я — тоже его дочь. И что он всегда будет рядом.

А затем он умер.

— Мы пили чай вдвоём, — Нина почему-то совсем не хотела с ним общаться. Как и со своим отцом, хотя и жаловалась мне, что ей не хватает его внимания. — И я спрашивала его о любви, мне нужен был совет, — очень трудно любить, когда ты — робот. И если любимый встречается с твоей хозяйкой.

— Это был тот же день, когда его убили?

— Да.

— И он не вёл себя странно?

— Он сказал… Что желает мне счастья, — желает, даже несмотря на то, что я отдана в руки Нине. Тогда это действительно не казалось препятствием. Но уже тогда от его слов почему-то хотелось плакать. — Но это не было для него так уж странно. Он ушёл почти весёлым. Пообещал заглянуть ещё раз, через неделю.

— А потом его нашли задушенным ремнем от брюк, — медленно проговорил мистер Стамп.

— Да, — несколько холодных слезинок стекло рядом с носом. Я смахнула их коротким жестом. — Да.

— Это, моя дорогая, как раз очень удобный случай для ошибки.

— Никакой ошибки не было, — почти разозлилась я. Почему мистер Стамп так давит на это?

— Ну что ж… — мистер Стамп вяло махнул рукой. — Не стану тебя больше мучать. Урри! Эй, Урри! — его голос изменился, стал резким и требовательным.

Из соседней комнаты выскочил лёгкий, но крепкий молодой человек, в тёмной одежде. Его волосы, чуть длиннее, чем обычно у мужчин, имели романтически-растрепанный вид и, кажется, тоже были легки.

Симпатичный. Но сегодня как будто чем-то внутренне недовольный.

— Проводи девушку вниз и вели позаботиться о ней.

— Есть, шеф, — смешно взяв под козырёк, хотя и не имея на себе шляпы, кивнул Урри и с комичной учтивостью протянул мне руку. Я её приняла, хотя такую условность сейчас тоже считают устаревшей.

— До свидания, мистер Стамп.

Мы вышли в коридор, и мистер Урри тут же спросил:

— Ну как у вас дела, леди?

Леди, на самом деле, неуместное ко мне обращение. Но почему-то это считается романтичным и вежливым.

— У меня все хорошо, — солгала я. Честный ответ на такой вопрос не предполагается, хотя мистер Урри тут же странно прищурился, будто сомневался.

— Те, у кого все хорошо, к нам не ходят…

— Мистер Стамп сам меня позвал.

— Но вы ведь пришли, — заметил он, продолжая улыбаться.

— Да. А вы, кажется, тоже чем-то недовольны. Вы очень напряжены.

Он моргнул, его лицо сделалось ещё более весёлым.

— Виктор, напоите Нину как можно скорее! — мистер Урри окликнул ещё на лестнице здешнего работника. Виктор должен развлекать здесь женщин.

Он танцует, шутит и даже может оказывать интимные услуги. Красивый, ухоженный, ослепительный и вежливый.

Но тёмный мистер Урри кажется мне более привлекательным. Может, потому, что его работа заключается в чем-то другом. А может, потому что в нем есть что-то, что-то очень отдалённо напоминающее…

Но мистер Урри ускользнул из зала, а я выбрала место рядом с лестницей.

Виктор уже подошёл ко мне с бокалом шампанского. Это бесполезно. Я не пьянею. Но Нина пьянеет легко и быстро. Придётся притворяться.

Время шло медленно. Мне хотелось вернуться домой, но раз мистер Стамп велел обо мне заботиться, значит, я должна остаться на приём. Здесь будут его гости, и те, кто зависит от него и его милости.

Медленно, они уже собирались.

Я пыталась убедиться, что с Ниной все хорошо, писала ей и даже звонила, но не получала ответа. Но Нина редко отвечала мне, это было обычно.

Виктор пытался веселить меня, но я не реагировала. Нина часто могла игнорировать тех, кто ей не нравится, а другие гости отличались мрачностью или молчаливостью.

Даже яркие девушки не решались шутить и шуметь: ни маленькая и полная, в алом платье — Оля из Зеркального королевства⁽²⁾, ни высокая и тонкая, в зелёном, спрятавшаяся в углу, о которой я ничего не знала, ни строгая Герда⁽³⁾ в серебристо-белом, ни печальная в темно-синем, Суок, подопечная господ Трифат⁽⁴⁾. Хотя последняя медленно шла по залу и пыталась говорить с другими, но её голос звучал едва-едва, очень тихо.

Скоро она подошла и к нам, и Виктор ушёл с ней. А я успела только снова про себя отметить, какой хрупкой она выглядит. Какими непомерно-тяжелыми кажутся её темно-красные кудри на узких плечах.

Она танцевала с Виктором, а затем, Виктора поймала госпожа Сноквин⁽⁵⁾. Она, я знала по опыту, работала с Давицким, и иногда он посылал меня помочь ей.

Вообще-то, все здесь так или иначе с ним связаны.

Странно, что от мистера Стампа никто не спускается, как это обычно бывает.

* * *

Спустился только Сергей Павлович⁽⁶⁾, и это было очень поздно.

Сергей Павлович мне не нравился. Я знала, что Нина пила с ним. Я знала, что она спала с ним. Я знала, что она рыдала до срыва голоса после того, виня себя в измене.

Это непродуктивно. Это иррационально.

Но что-то во мне говорило, что она — виновата. Что она — изменщица. Что раз не может удержать такие желания и идёт к другим мужчинам, несмотря на мою помощь, то она — животное, а не человек.

Это неправильно. Она человек. И будет хорошо, если она сможет полюбить снова, побороть горе и жить дальше.

Но мне больно и противно, когда она пытается. Может быть потому, что она так злилась на меня за любовь…

А Сергей Павлович — ужасный человек. Он воспользовался её слабостью.

Наверное, Нина не одна. Он привлекает внимание почему-то очень легко.

Вот и теперь, Суок подошла к нему. Не прошло и минуты, как они пустились танцевать.

Мне хотелось верить, что раз она здесь не одна, её защитят. Опекуны. Или грустный юноша, Тутти, чем-то на неё похожий.

Но он не смотрел на неё. Он решил тоже поучаствовать в танце, и привёл в центр девушку в зелёном.

Затем в танец вступили Герда в белом и её спутник, Кай, и Оля в красном, хотя, кажется, её партнёр, мастер Гурд, был слишком высок для неё.

Я полагала остаться стоять, но скоро Виктор подошёл ко мне.

И я согласилась участвовать, чтобы только не вспоминать, как когда-то танцевала с Вадимом, даже вызывая ревность.

Теперь в танцах для меня ничего нет. Мне нечего и некому сказать движениями. А Виктор имеет лишь одно послание: «Я не зря получаю свои деньги».

Мы танцевали недолго. Пять минут и четырнадцать секунд.

Все пары распались механически, и только Сергей Павлович сел на диван вместе с Суок.

Никто не успел придумать нового развлечения.

Наверху закричали.

Дочь хозяина, Зоя⁽⁷⁾, выбежала на вершину лестницы. Вид у неё был отчаянный.

— Сыроежкин! Ты! Ты! — истошно и сорванно. Нина кричала так, когда ей сказали об Артеме.

— Зоя? — а он был смертельно спокоен.

— Зачем ты это сделал? — она зашагала вниз, надломленно опираясь на перила.

— Сделал?..

— Убил.

---

1) «Приключения Электроника»

Вернуться к тексту

2) Королевство кривых зеркал

Вернуться к тексту

3) Тайна Снежной королевы

Вернуться к тексту

4) Три толстяка

Вернуться к тексту

5) Снежная Королева из фильма «Тайна Снежной королевы»

Вернуться к тексту

6) Сыроежкин, Приключения Электроника

Вернуться к тексту

7) Зоя Кукушкина, Приключения Электроника

Вернуться к тексту

Человеческая реакция на трагедию — сложная тема. Люди и их особенности психики бывают такими разными, что создают множество адекватных и неадекватных путей поведения в случаях, подобных этому.

И я боюсь, что мой способ сильно отличается от способа Нины. Я не такая чувствительная и не такая яркая, как она. Её реакция лучше.

Я наморщила лоб и жалобно поджала губы.

— Кого?! Кого он убил?! — одновременно к дочери хозяина бросились Виктор и Оля. И именно она так отчаянно хотела узнать, кто оказался жертвой.

— Стампа… Отца, — бессильно всхлипнула Зоя.

Это было ожидаемо. И все же, так давяще и болезненно.

Мистер Стамп мёртв. Мёртв. Мёртв.

Я говорила с ним всего два часа назад. И он мёртв.

Мёртв!

Он никогда не был мне дорог, но любая человеческая смерть — ужасна. Это неправильно, немыслимо.

И я закричала, плача. Так сделала бы и Нина. Сквозь рыдания, я не слышала никого и ничего, будто спряталась от общего мрака за шторой.

До того мгновения, пока мне в лицо не крикнули:

— Заткнись! — это была Герда. Её поведение всегда казалось мне неадекватным, а теперь...

Мне было плохо и горько без неё, а теперь, будто в горло насыпали перца. И я заплакала только громче.

— Отстань! Он ведь умер! Умер!

— Твое нытье ему не поможет! — беспощадно выкрикнула она. Я хотела ответить, попытаться её прогнать, но тут разозлилась уже дочь Стампа.

— Заткнитесь обе! Витя, иди и уйми!.. — Виктор отстранился от неё и бросился к нам. — Урри! Урри! Скотина!..

— Его нет, Стамп отослал его.

Виктор поймал меня, стараясь заглянуть в глаза, гладил по рукам и тянул за собой, к окну. Нина не поддалась бы.

Но я — да. И стала чуть тише, из сочувствия к Зое. Как никто, я могла понять её. И даже почти позавидовать тому, как она ведёт себя. Эмоционально.

Когда я узнала о смерти Дарова, я долго сидела неподвижно, не шевелясь и не плача. Боль засела внутри и не хотела наружу. Тогда, в то ужасное время, Нина была ещё добра ко мне, и благодаря ей, я сумела… Прожить это.

— Олег! Сейчас же иди сюда! Запри дверь и никого не выпускай! Звони в полицию! И скажи Макару, чтобы тоже все закрыл! Урри! — она действовала так быстро, будто сама была роботом, и уже выхватила телефон, пока охранник запирал дверь и вызывал кого-то по рации. — Возвращайся сейчас же! Сию же минуту! Не смей задерживаться!

То, как она сбежала вниз с лестницы, было опасно для здоровья, особенно на каблуках. Но эмоции, видимо, закрывали ей глаза, как это часто бывало с Ниной.

— Ну, Сыроежкин?! Тебе не отвертеться! Двери закрыты! Говори!

Но как и Нина, истерикой она добилась только несерьёзного к себе отношения, и Сергей Павлович усмехнулся.

— Обвиняешь на основании личной неприязни? Не думаю, что ты вошла к нему сразу, как я вышел.

Насколько я изучала этот вопрос, для человека, который убил, неестественно позволять другим людям знать, что он был последним, если убийство не было импульсивным. И даже если было. Но вести себя нагло, как будто ты точно уверен, что ничто тебе не грозит, потому что ты невиновен — вполне распространённый вариант.

— Нет. Но все гости были тут, внизу, а последняя ещё не успела войти, её время должно быть сейчас.

— И наверху никого больше не было?

— Никого, раз уж Урри отослали!

— Но тебе откуда знать? Лучше спросить Гусева, он охранял чёрный вход.

— Скажи ему идти сюда, Олег. Немедленно!

Но Гусев почему-то не спешил. И пока царила тишина ожидания, плакать требовалось куда усерднее. Нина очень любит внимание. А Виктор выглядит несколько потерянным.

— Ну что вы, Нина, так убиваетесь? Хозяина жаль, конечно, но, откровенно говоря, он давно уже тосковал. Действительно, всех поотсылал… Как двери нараспашку открыл, — Виктор вздохнул. — Видимо, устал он.

— Нет, — сквозь слезы, сказала я, — нет. Он надеялся. Он сказал мне, что все ещё надеется…

Виктор с сомнением посмотрел на меня, но не успел ничего сказать. Охранник появился.

— Где ты был?! — и новый крик Зои огласил зал.

— Так, ну… Закрывал все. Как вы и велели.

— Ты!.. Болван. Ты после Сыроежкина кого-нибудь сюда впускал?

— Никого. Рано ещё.

— И ты никуда не отходил? — почему-то спросил Сергей Павлович. Этот вопрос ему вовсе не выгоден. Ведь если охранник был все время в той комнатке, ведущей с чёрного входа сразу на лестницу наверх, к мистеру Стампу, получится, что круг подозреваемых сужается до двоих, если не брать в расчёт самого охранника или преступный сговор.

— Нет. Внутри дома только, но так, на два шага, — пускай Гусев отвечал неуверенно, но в этих словах было много веса. Как будто, они снимали с него ответственность. Поста он не покидал, но мог отсутствовать по естественным причинам. Только я не видела там двери, что вела бы в туалетную комнату.

— Ты запирал при этом дверь?

— Да за кого вы меня тут держите?!

— За охранника в доме, где случилось убийство!

Пауза. Слушать и давить из себя слезы — очень неудобно. Наверное, Виктору не слышно и половины из того, что они сказали. А я не знаю, когда остановиться, чтобы это было адекватно ситуации.

— Как убийство?.. Это… Шефа, что ли?

— Что ли! А вы все клювами щелкали! И Урри додумался, уехал в город! Так… Ну а до? До того, как Сыроежкин вошёл, все шли по списку?

— Шли. Одна даже не явилась.

— Это кто же такая? — ненадолго голос Зои стал угрожающе злым, но тут же вернулся к сосердоточенности. — Потом мне расскажешь. Теперь ты видишь, Сыроежкин?

— Что вижу-то? Тебя? Гусева? Зал с толпой гостей, при которой ты голосишь? Дальше что? — но Сергей Павлович так и не проникся и в его тоне не было ни капли уважения.

— То, что никто, кроме тебя, не мог!..

— Ты могла.

Всё верно. Для них двоих это было проще, чем для всех других. Кроме того, я действительно не видела, чтобы кто-то из гостей уходил. Разве что, Кай и Герда, но они вышли через входную дверь и не могли бы попасть к мистеру Стампу незамеченными.

— Ты смеешь?.. — но, как и Нина, Зоя не хотела признавать даже того, что её могут в чем-то обвинить. Я помню, как она обижалась на меня, хотя я всего лишь следовала логике.

— А ты что думала? Я буду сидеть и молчать? Тебе самой это выгодно. И на меня свалить удобно.

— Ты!.. Ничего. Не думай, что полиция не разберётся.

Снова повисла тишина, которую заполняла только я одна. Но скоро, бодрый и живой голос мистера Урри её нарушил:

— Эй, новая госпожа.

От окна мне было толком не рассмотреть его, входящего откуда-то из… Внутреннего коридора. Как странно. Как он вошёл? Он ведь точно уходил и не оставался в доме.

Оглушительная пощёчина. Кажется, мистера Урри, как сильного и разумного человека, Зоя винила сильнее всего. Как будто он мог как-то повлиять на то, что случилось. Нина, обычно, винила так сильных. И дорогих ей.

— Почему ты не был здесь? Почему?.. Мик!.. — Зоя причитала и снова напоминала мне о Нине. Нина никогда не могла смириться с плохими вещами. Она начинала кричать на людей, даже если они не знали. И поэтому теперь она осталась совсем одна.

— Шеф… Велел проверить сигнал. Его хотели видеть в городе, вроде, по очень ему интересному делу, — быть может, это дело было как-то связано и с его интересом к смерти профессора Дарова? Впрочем, подгонять все под одну тему было бы нелогично, а у мистера Стампа, конечно, множество интересов.

— И ты поверил?

— Шеф настаивал. Прямо-таки видеть меня не хотел. Ругался.

— Не надо было ему верить. Он и так отослал всех слуг, мы остались… Одни, а без тебя!.. как будто голые.

Она бессильно замолчала. Наверное, какое-то время ей потребуется на восстановление.

— Мистер Урри. Вообще-то, вы были там, наверху? — резкий и неприятный голос вмешался в их разговор. Этого человека я точно не знаю и его здесь не было. Но откуда он появился? Двери ведь запреты…

— Естественно, — легко ответил мистер Урри. Но он лгал. Это не было естественно. С тех пор, как Зоя ему звонила, он не появлялся здесь. Охранник тоже не упоминал. И он не спустился к нам по лестнице…

— Как умер мистер Стамп?

— Его задушили ремнем. И он как будто даже не сопротивлялся.

И вот тут-то я больше не могла продолжать. Не могла давить из себя слезы. Я застыла, пораженная. Неужели, Виктор прав и мистер Стамп позволил себя убить? Неужели, он отчаялся за эти два часа? Может быть, кто-то дал ему доказательство, что надежда была напрасной? Неужели… И Нина захочет умереть, если поймёт, наконец, правду?

— Нет, так не может быть, — сдавленным шёпотом проговорила я.

— Что-то случилось, Нина? — мягко спросил Виктор. Он, наверное, очень хотел послушать, но все-таки не забывал о своей работе.

— Мистер Стамп… Его убили так же, как одного моего знакомого. И мы с мистером Стампом говорили о нем как раз сегодня.

Виктор очень серьёзно посмотрел мне в глаза.

— Тогда вы должны обязательно сказать об этом хозяйке!

Тёмный парень с неприятным голосом оказался детективом. Его звали Ярославом и он, кажется, пользовался некоторым доверием в доме. Во всяком случае, выглядел и смотрел очень уверенно.

Мне пришлось ждать, пока Зоя распорядится насчёт того, как и где ему расспрашивать нас, гостей. Эта пауза была неприятна, потому, что к её окончанию я поняла, что так и не подобрала слов. Я не знала, какие слова были бы адекватны. Впрочем, никто и не пытался быть адекватным вокруг. Сергей не покидал дивана, хотя его просили. Зоя сверлила взглядом Урри. А Урри повторял просьбу уйти, как будто думал, что на третий раз это сработает.

И все же, я дождалась, пока Сергей не встал, и тогда подошла ближе.

— Зоя.

Но больше мне ничего сказать не пришлось. Зоя повернулась и очень резко ответила:

— Соболезнования не принимаю.

Но я не могла сейчас отступить. Чем быстрее разберутся в смерти мистера Стампа, тем быстрее я вернусь домой, к Нине. А я должна вернуться. Должна.

— Я не хочу приносить соболезнования.

Ведь я — тоже человек. А значит, «свои» мне ближе. Я никогда не дружила с Зоей слишком близко. И никогда не любила мистера Стампа. Мне жаль, что его убили, но этого недостаточно, чтобы желать утешить его дочь. В такие моменты ничто не может утешить.

— Поздравления — тоже, — ещё злее и ещё холоднее отозвалась Зоя. Я ненадолго растерялась. Считает ли она, что я могла бы поздравить её? Считает ли, что так могла бы сделать Нина? Нет. Нина не могла. Нина хитрая. Она никогда не скажет чего-то циничного вслух. Не там, где её должны считать хорошей и милой.

— Я не считаю, что вас есть с чем поздравлять, — твёрдо сказала я.

— А что тебе надо?! — почему-то Зоя злилась все сильнее, и поэтому, я поспешила объяснить, хотя все ещё не была довольна формулировкой:

— Я говорила с вашим отцом недавно. И он говорил о смерти. О такой же, какая ждала его самого.

Зоя тут же переменилась. Все её внимание теперь было отдано мне. Такое жадное и порывистое, что даже жуткое.

— Что он говорил?!

— О человеке, которого убили так же. И о том, что при таком убийстве много шансов, что на самом деле человек жив, — медленно ответила я и лишь затем заметила важную логическую ошибку: он говорил так о случае, в котором тело пропало. Но ведь кроме мистера Урри его никто не видел.

— Но шеф-то мертвее мёртвого, — и как раз он и решил тут же отбросить идею о том, что мистер Стамп мог выжить, подальше. Но у него не удалось. Не для Зои. Вся белая, она застыла, широко открыв глаза.

— А как звали того, убитого? — пока она пыталась взять себя в руки, спросил Ярослав. Мне не очень хотелось отдавать ему, чужому, имя моего создателя. Но если бы я его утаила, это было бы странно и неестественно. И я сказала, как можно ровнее:

— Даров Алексей Петрович.

— Какая разница?! — взорвалась Зоя. — Урри, если ты участвовал в идиотском розыгрыше, я сама убью вас обоих! Я иду наверх! — и она бросилась к лестнице так быстро, что могла бы упасть. И крикнула Урри, чтобы он не ходил с ней. Но другим она этого не запрещала, и я решила, что тоже должна знать правду. Такой розыгрыш слишком жесток, но Нина, желая получить всеобщее внимание и признание своей ценности для других, могла бы такое устроить.

И люди на это реагируют злостью, что вполне естественно. Поэтому, будет лучше, если я пойду с Зоей и удержу от беды. Тогда все мы скоро отсюда уедем.

Но ещё на середине лестницы меня окликнули.

— Эй.

Я повернулась с неохотой. Это был Ярослав. Теперь я могла рассмотреть его внимательнее. Маленький, тонкий, но вовсе не такой, чтобы казаться незаметным или слабым. Весь в тёмном и глаза непроглядные. И очень соответствующий стандартам красоты. Только вот неприятный, как будто где-то там, за лицом, прячется острое лезвие, омытое ядом.

И взгляд недобрый. И губы хищные, яркие.

— Стамп не говорил больше ничего любопытного? Кстати, как вас зовут?

Я не считала, что это «кстати». Вовсе нет.

Я не считала и того, что должна ему отвечать. Если мистер Стамп жив, выдавать его слова тому, кому они не назначались, будет неправильно.

— Нина, — назвалась я тем тоном, каким Нина отвечала тем, кого нельзя послать напрямую. Его — можно, но ситуация требует сдержанности. И я прибавила строго: — Наш с ним разговор не относится к делу.

— Вы ведь думали так и про разговор о Дарове, правильно я понимаю? — не сдался он. Даже стал как будто ещё упрямее. — И лишь когда зашла речь, вспомнили. Но не сомневайтесь, в расследованиях бывают и более «маленькие, незначительные, не относящиеся к делу» вопросы, которые в действительности очень важны, — он заглянул мне в глаза, будто бы надеясь тем самым заставить подчиниться его воле. Но я стремилась стать человеком вовсе не затем, чтобы подчиняться любому, кто того пожелает. Он ничего не добьётся.

— Если мистер Стамп жив, расследования не будет, — твёрдо сказала я.

— Если Стамп жив, — не согласился он, — то такими шутками вполне заслуживает раскрытия своих тайн.

Я помолчала немного. Заслужил. Заслужил. Многие люди заслуживают и худшего, но так судить нельзя.

И все же розыгрыш жестокий. Жестокий и сам Стамп. А то, что я могу сказать, не такой важный секрет:

— Он обещал сюрприз вечером.

Ярослав недовольно хмыкнул.

— Ну, сюрприз, конечно, удался на славу, — протянул он, и я сама удивилась, как могла упустить столь простую логическую цепочку. Слишком была занята эмоциями, которые должна показать. — А почему он заговорил с вами об этом? Об убийстве удушением?

— Даров был моим другом, — эти слова трудно было сказать так же ровно и безразлично, как другие. — А сам мистер Стамп надеялся, что выжил кто-то другой, но он не сказал мне. Думаю, он хотел понимания.

Судя по лицу Ярослава, он в такое понимание не верил вовсе. Не мог понять. Верно, ему незнакомы такие чувства, такое отчаянное стремление видеть живым того, кто уже умер.

Лестница закончилась. Слишком быстро и резко Зоя открыла дверь в кабинет мистера Стампа.

И сомнений никаких не осталось: мистер Стамп не шутил. Не разыгрывал. Слишком отчаянным был крик Зои.

Я подошла к ней, но не решилась коснуться и успокоить.

Ярослав, не дожидаясь её спокойствия, проскользнул в комнату первым. А за ним почти сразу же вошла Герда. Того, когда она пошла с нами, я не заметила. Но теперь видела, что не заметила так же и Сергея, и охранника, и Олю, которая вдруг мелькнула своим красным платьем где-то в стороне от нас. Куда она пошла?..

Я было думала проверить это, но тут Зоя будто очнулась и вошла в кабинет. И я — за ней.

Ярослав как будто совсем не боялся присутствия смерти и не чувствовал себя чужим. Он осматривался по-хозяйски уверенно. Кружил вокруг мистера Стампа. Затем склонился над его бокалом, держа в руках что-то тонкое и блестящее.

— Что ты делаешь? — спросила Герда.

— Собираю образец. Беспокоиться не о чем, полиции останется большая часть. Кстати, советую здесь ничего не трогать, — даже ещё более уверенно посоветовал он, и, конечно, вызвал реакцию у Зои:

— Начните с себя, — холодно потребовала она. Думаю, как и Нина, она не могла бы выдержать, чтобы кто-то чувствовал себя хозяином на её территории.

— Как скажете, — кивнул Ярослав, но все-таки, я видела, что собранный образец он забрал с собой. Значит, он считает, что-то было в бокале. Этот бокал был здесь ещё когда я пришла к мистеру Стампу.

— Мы здесь только с одной целью, — не дрогнувшим голосом произнесла Зоя.

— У вас есть сомнения? — почти ехидно спросил Ярослав.

Я мало знаю о человеческой смерти, не изучала этого вопроса специально, хоть и была ранена им дважды. Но по мистеру Стампу видно, он мёртв. Его лицо искажено так, что невыносимо смотреть даже для меня, машины.

— Нет. Он мёртв. А это значит, мы идём обратно.

Это логично. Ведь мы узнали, что мистер Стамп не шутит, за чем и шли. Но это нелогично. Найти и заметить что-то важное сейчас может быть полезно.

Я обвела комнату взглядом. Заметила, что на ширме висит красивый, серебристый наряд. И что со стола мистера Стампа пропала дорогая книга. Но книга вряд ли может быть мотивом. Наверное, он убрал её в стол или переложил в другое место.

— А эта дверь, куда она ведёт? — кажется, Ярослав цеплялся за последнюю соломинку, которую мог найти.

— Это комната Урри. Он должен был быть всегда готов прийти на зов шефа.

Сегодня он так и сделал. Жил, полностью привязанный и подчинённый. Так, как я — рядом с Ниной.

Нина… Я бросила взгляд на окно, но оно было плотно закрыто шторами. В любом случае, сейчас уже поздно. Как там Нина? Что уже натворила? Что ещё натворит, пока я не вернусь, пока буду здесь? Сколько я буду здесь?

Все вдруг стало противным и невыносимым. Голос Ярослава, настаивающий:

— Вам не кажется, госпожа Стамп, что лучше будет осмотреться толком? — и голос Зои, шипящий:

— Мне кажется, что я толком не знаю вас, Ярослав. Я доверяю Мику, поэтому, не против, чтобы вы поговорили с гостями. Но совать свой нос в вещи отца я вам не позволю.

Холодный взгляд Герды. Всё вокруг.

Я впилась ногтями в свои предплечья. Это человеческий жест. Он мне не поможет. Я должна смириться и ждать. Поделать ничего нельзя. И все же, все разговоры звучали пыткой. Каждая лишняя минута.

— Хотя бы… Убедиться, что в комнате мистера Урри никого нет?

— Открывайте. Но ничего не трогайте.

Ярослав открыл комнату с таким грохотом, будто хотел кого-то напугать. И казался непростительно медленным.

А когда вернулся, оказалось, что не нашёл ничего. Никого. В этом не было практического смысла.

— На этом все.

Мы вышли в коридор. Сергей все ещё был там. Странно. Он ни на кого не реагировал, как будто потерял смысл.

Я заглянула в его неподвижные глаза и увидела в них себя: такую же бессмысленную и потерянную. И мне даже стало легче. Спокойнее. Да, сделать ничего нельзя. И это бессмысленно. Пока Нина не может жить без меня, она как будто человек, впавший в летаргический сон. Она есть, но её нет. И пока не заметно даже того, чтобы ей было лучше. Я должна стараться по мере сил. По мере приказов. Но если ничего не могу — ничего. Ничего.

И почти тут же я задалась вопросом, почему же такое происходит с Сергеем. Что это? Ужас перед видом смерти? Осознание, что мистера Стампа больше нет? Что-то ещё?..

— Оставь его, — посоветовала Зоя. — Олег, проследи, чтобы он спустился и ничего тут не трогал.

После мы все спустились вниз. И среди нас снова была Оля. Странная Оля. Весёлая Оля.

Внизу я думала оставаться ближе к мистеру Урри, поскольку из всех собравшихся он все ещё был самым приятным для меня человеком, но Зоя тут же отозвала его к себе, на второй этаж. Думаю, она в комнате Стампа видела то, чего не заметили или не поняли мы.

Я встала у окна. Мрак непроглядный. Наверное, оттого, что я не хочу видеть. Погрузив себя почти в бессознательность, я рассеянно слушала, как Ярослав рассказывает Оле и её другу сказку про то, как мальчик спас отца от тирана в маленьком королевстве, и за это был назван предателем. Не знаю, зачем детективу рассказывать такие сказки подозреваемым. Не знаю, где он взял такую.

Но, бросив взгляд на него, я поняла. В жизни. В реальности. В своей жизни.

И кажется, я понимаю её основную мысль. В мире так много маленьких королевств, где тираны определяют моральную цену поступков… Когда-то таким предателем для Нины была я сама. Дом — ее маленькое королевство, но сама она нередко думала, что её королевство — весь мир. Теперь же, когда ей известно, что все её владения кончатся домом, а там, снаружи, могут сделать все, что угодно, она больше не хочет выходить. Но как тогда, так и теперь, она зовёт предательством желание иметь счастье для себя у других.

— Ты служишь свиньям! — злой голос Гурда как будто пробудил меня. Я знала, потому что Николай Степанович упоминал это однажды: свиньями называют господ Трифат недовольные. Он и сам не ценит их слишком высоко, общается потому, что они работают с технологией, близкой к той, которой он хочет обладать сам.

Думать о Николае Степановиче не хотелось, но здесь, в зале, почти никто ничего не делал и не говорил.

Изваяние-Герда стояла рядом с изваянием-Каем, хрупкая Суок держала за руку хрупкого Тутти, и оба они молчали, молчала Оля в объятиях Гурда, молчали охранники, и спустившийся вниз Сергей молчал тоже. Говорили только двое: Ярослав и тихая, напуганная девушка в зелёном. Она уже назвалась Лизой. В её рассказе лишь одно мне показалось странным:

— Тут, за шторой, была девушка! Она исчезла, когда все стали танцевать. Ей бы как раз хватило времени…

Когда все стали танцевать.

— Как она выглядела?

— У неё… Были синие глаза.

Девушка с синими глазами. Если Лиза имеет в виду именно то, что сказала, то найти такую возможно. Ведь чистый синий встречается реже, чем голубой.

Но это нелогично. Нелогично стоять и прятаться за шторой, если решился на убийство. Столь многие могли бы заметить… А если она бежала мимо нас, да ещё наверх, по лестнице — невозможно, что её не заметили. Танец был не таким долгим, а мистера Стампа задушили — на такое нужно время даже без сопротивления.

Нет. Эта версия не годится. Но ведь Ярослав и мистер Урри появились не с лестницы — что, если в доме все-таки есть проход между комнатой охранника и главным залом? Возможно, я могла бы проверить. Чтобы проверить, нужно пройти по дому.

Никто не запрещал ходить по дому.

Но я успела только отойти от окна. Появилась полиция.

* * *

Я говорила с полицией довольно долго. Полчаса и ещё пять минут десять секунд. Они хотели знать о настроении мистера Стампа, о том, не давал ли он намёка, кого имел в виду, что из себя представлял Алексей Петрович, как связан со Стампом, как я связана со Стампом… Мне пришлось солгать, что я сама дружила с ним: Николай Степанович добился от Нины строгого приказа, запрещающего выдавать его имя посторонним, а особенно — полиции.

Им не понравилось узнать, что Ярослав явился в дом неожиданно и ниоткуда, но, судя по его лицу после того, как расспросили его, он нашёл способ это объяснить.

Наконец, нас отпустили по домам, потребовав сообщить, если вспомним что-нибудь новое. Я знала, что ничего не вспомню.

Я спешила к Нине. Город промелькнул мимо разноцветным пятном.

Я нашла её спящей на диване. Она не разбила посуды, но растерзала несколько красивых подушек.

Я отнесла её в постель и укутала тепло.

Затем занялась уборкой.

И лишь потом, снова упав на колени в зарядочной капсуле поняла, как же устала. Как не хочу говорить о случившемся с Николаем Степановичем. Как мне страшно, но отчаянно-нужно знать: почему мистера Стампа убили так же, как моего создателя?

Утром Нина смотрела на меня очень долго и совершенно молча, как кошка, ждущая удачного момента для нападения. Она злилась, это было очевидно. Но причины её злости я найти не могла.

После завтрака, Нина сама мне сказала:

— Хорошо повеселилась, кукла?!

Каждый человек мыслит в меру того, насколько он испорчен. Теперь я поняла. Ночью, разрывая подушки, Нина думала, что я бросила её ради самой себя. Ради развлечения.

Раньше мне было бы очень обидно это от неё слышать.

— Мне было совсем не весело, — ровно сказала я.

— А что ж задержалась так? Принц перевёл часы назад?! А потом будешь смотреть на меня с осуждением. Лицемерка!

— Я задержалась потому, что мистера Стампа убили.

Нина так и застыла, раскрыв рот. Потом несколько раз моргнула.

— Как это?..

— Тем же способом, что Алексея Петровича, — выдала я.

Нина протянула руку и опустила ладонь на моё запястье. Ненадолго она стала той же самой Ниной, которой была много лет назад. Умеющей сочувствовать, сопереживать и быть доброй.

— Прости, Нана… — жалобно сдвинув брови, попросила она.

Я хотела ответить, что ей не за что просить прощения в данном вопросе. Но не ответила.

Мне никто не велел возвращать Нину к жизни. Но я знала, что никому другому не хватит на это сил.

Я погладила её пальцы.

— Я не считаю, что ты виновата, — с той минуты, как мы обе умерли. Снова называть её «ты» было легко.

И, казалось, что мы совсем вернулись в то время, когда были подругами.

— А… Что вообще там было? — чуть позднее осторожно спросила Нина.

В её глазах, впервые за долгое время, я видела хотя бы тень интереса. А интерес, любопытство — это признаки выздоровления в её случае.

И я приняла решение, что эти признаки нужно усилить.

— Я могу все рассказать. Но предлагаю воспользоваться тем, что я видела, чтобы составить из этого статью. Вы — журналист, а тема смерти мистера Стампа будет крайне востребована в ближайшее время. Получить такой материал из рук очевидца-профессионала — удача для любого издания.

Нина наморщила лоб и закусила зубами ручку чайной ложки.

Она думала долго, долго и, казалось, уже была готова взяться, но в последний момент все же сказала устало:

— Нет. Сама напиши. Ты же там была.

Этот аргумент звучал убедительно, но я не могла с ним согласиться.

Тысячи вариантов, но ухватилась я лишь за один. За тот вариант, который мучителен для нас обеих.

Но в психиатрической практике известны случаи, когда кажущие усугубляющими действия приводят к излечению.

И я сказала, очень осторожно, но все-таки твердо:

— Артём Евгеньевич был бы рад узнать, что вы снова работаете над статьями.

Ведь он действительно дорожил своей работой. Хотел, чтобы его студенты развивались в деле, которому он их учил. И он любил тот неправильный, но человеческий стиль изложения, который использовала Нина когда-то.

Нина вздрогнула всем телом. Ещё минуту и двенадцать секунд она решалась. Она злилась. Она мучилась. А потом выдохнула, одновременно недовольно и решительно:

— Ладно, Нанка, уговорила!

* * *

Я рассказала Нине все события, которые были в доме мистера Стампа очень подробно, несколько раз. Работа продвигалась медленно, но, главное, что Нина ею занималась. Она сосредоточенно грызла ручки, хотя писала на компьютере. Пробовала перестраивать предложения, вспоминала правила русского языка. Переспрашивала, уточняла фамилии. Она была полностью вовлечена, будто верила, что это действительно вернёт Артёма.

Если это приведёт к выздоровлению, то, может быть, приведёт и к появлению того, кто сумеет заполнить собой пустоту. Того, кто подарит ей те же чувства. И тогда… Моя задача будет исполнена.

Я помогала Нине, как могла. Я выключила все телефоны, чтобы Николай Степанович не мог помешать нам. Прежде у меня не было причины прибегнуть к такой хитрости, и никто не успел мне её запретить.

День прошёл хорошо. Без истерик. Без криков.

Нина уснула вовремя, без таблеток, без помощи, сразу и крепко.

А на следующий день я отнесла статью в издательство.

У людей говорят: если все идёт слишком хорошо, значит скоро настигнет беда.

Так оно и вышло.

Когда я вернулась, мне не пришлось обрадовать Нину тем, что статью приняли.

Нина говорила по телефону. И я слышала на другом конце — голос Николая Степановича.

— Чего вы хотите, Нина? — давяще говорил он. — Чтобы я отменил эксперимент? Чтобы я отказался от вас?

А Нина плакала, извинялась, умоляла. Как будто и правда считала себя не в праве ни на день перестать отвечать ему.

А когда он положил трубку, Нина набросились на меня.

— Вот ты как, нанодрянь поганая?! Решила меня заболтать, отвлечь и все испортить, так?! Думала… Думала так забрать у меня Артёма?!

— Всё что я делаю, я делаю, чтобы помочь вам, — ровно проговорила я.

Но это не сработало. Это никогда не работало.

— Не нужна мне такая помощь! Ты сейчас же поедешь к Давицкому и заставишь его нас простить! Ясно?!

— Ясно. Но вы должны принять таблетки и успокоиться.

— Я ничего тебе не должна! Иди, быстро!

— Это нужно для вашего благополучия… — все-таки сказала я, прежде, чем Нина швырнула первым, что попало ей под руки.

Я не хотела идти. Но не могла противостоять приказу.

Нина не хочет быть благополучной. Без Артёма не хочет.

* * *

Николай Степанович встретил меня злым взглядом.

У него на столе слабо светился планшет, а там, на планшете, была открыта наша с Ниной статья. Её ещё не могли выпустить, но я не удивилась тому, что Николай Степанович смог достать себе копию. Если бы он не мог сделать этого, он не смог бы убедить Нину в своём всесилии.

— Вот чем ты занимаешься, Нана, если ненадолго оставить тебя без присмотра, — без приветствия, с нажимом произнёс он.

— Я занимаюсь возвращением Нины к нормальной жизни, — твёрдо ответила я. Мне не нужно было оправдывать своих действий перед ним. Мне нужно было только показать ему, что я не считаю себя виноватой. Что я не боюсь. Что он не может пользоваться этими слабостями, чтобы на них надавить и заставить меня унижаться так же, как Нина.

— Вот как? А мне кажется, ссора с дочерью мистера Стампа никак не поможет Нине. Как и ссора со мной, — значительно двинув головой, прибавил Николай Степанович. — Поскольку только я могу дать ей то, что её утешит и возвратит к жизни.

— Я не ссорилась ни с вами, ни с дочерью мистера Стампа.

— А что же ты делала? — уголки его губ поднялись, но на улыбку, от которой людям могло бы быть приятно, это похоже не было. — Выставлять такую информацию напоказ, без спросу, это не самое приятное действие. А уж то, что ты отключила телефон… Я запрещаю тебе в дальнейшем так поступать.

Я молчала, не сводя с него глаз. Его приказ не сработал бы. Но он, наверное, уже передал его Нине.

— Мне что, нужно напоминать, к чему приведет твоё неповиновение?

— Вы не запрещали мне выключать телефон и проводить время с Ниной. И отправлять статьи в газету тоже.

Часто я прихожу к выводу, что Николай Степанович стремится напоминать мне о том, что он владеет Ниной, потому, что ещё злится на Алексея Петровича. За то, что он создал меня в тайне. За то, что не отдал меня ему. За то, что сохранял, пока был жив.

— А теперь… — начал Николай Степанович, но почему-то остановился и с усмешкой дёрнул плечами. — А теперь я тебе запрещаю выключать телефон. Ты должна всегда быть на связи со мной. От этого зависит то, насколько я буду настойчив в работе над возвращением вашего дорого Скворцова к жизни.

— Вы не можете вернуть его к жизни. Это невозможно.

— Ну что ты, — он улыбался, но мне становилось все неприятнее. — Ты должна верить, что все это в моей власти. Впрочем, ты такая же упрямая пессимистка, как твой создатель. Не будем тратить времени напрасно. Я хочу слышать твой рассказ о вечере у Стампа.

— Я уже все рассказала в статье.

— Нет-нет, — покачал головой Николай Степанович. — Ни в коем случае, это не годится. Впечатлить горожан — конечно же, но меня такое не удовлетворит. Я хочу знать все подробности.

Но я рассказывала ему все то же самое сухо, без оценок и без передачи чужих эмоций. Николай Степанович все равно понимает только то, как можно чужими эмоциями управлять и получать от них выгоду. Ему никого не бывает жаль.

Когда я закончила, он коротко кивнул головой.

— Ну что ж, Нана, а теперь, раз уж тебе так захотелось быть журналистом, этим ты и займешься. Ты проведёшь свое расследование и узнаешь, кто убил мистера Стампа.

— Но ведь дело ведёт полиция, — попыталась возразить я. Если мне придётся расследовать, я ещё меньше буду с Ниной. И тогда неизвестно, что она с собой сделает, пока меня не будет рядом.

— Полиция? Я прошу тебя, что такое полиция? Сборище продажных и жалких идиотов. Они будут куда больше заняты тем, чтобы скрыть, кому из них сколько платил Стамп. Они не узнают тех деталей, которые могли бы быть полезны мне. Не сомневаюсь, что дочь Стампа пошлёт своего человека выяснять правду, но это ее человек. Ужасно упрямый. Хозяйских дел он никому не выдаст.

— Но там ещё есть детектив, — настаивала я.

— Мальчишка Ярослав? Ему нельзя верить ни в коем случае. Не разочаровывай меня, Нана. Трифат зовут его личным детективом, замечательное название. Но он ничем не отличается от моего Кайманова. Поиск и устранение предателей, запугивание должников — вот его работа. К тому же он служит не мне, а другим. Едва ли от него будет много пользы нам с тобой. Нет. Этим делом должна заняться ты. Ты, Нана, и никто другой. Для тебя от этого все будет зависеть. И ты ничего от меня от не скроешь. А все, что узнаешь, ты расскажешь мне. Мне, лично мне, не газете, не полиции и не Нине. Приступай сегодня же.

Я сдвинула брови, но не стала возражать. Если возражать, Николай Степанович позвонит Нине и все его приказы будут подкреплены её словом. Вместо того, чтобы попасть в эту ловушку, я могла извлечь немного своей выгоды. Глядя прямо в его глаза, я отчеканила:

— Тогда я приступлю немедленно. И начну с вас.

— С меня? — переспросил Николай Степанович, приподняв брови.

— Вы работали с мистером Стампом много лет и общались с ним.

— Ну-у, — он повёл плечами с открытой снисходительностью, — это было деловое общение. Никакой романтики, но, пожалуйста, Нана, спрашивай.

— Значит, нет смысла спрашивать, о ком бы мог мистер Стамп так горевать?

— Ну конечно, — кивнул Николай Степанович. В этом ответе можно было не сомневаться. Совсем немного мне хотелось спросить, есть ли в мире мужчина или женщина, чья смерть могла бы огорчить его самого. Но и здесь мне уже был знаком его ответ. И этот ответ уже причинил мне боль — Хотя, я, пожалуй, могу тебе подсказать, где искать. Тринадцать лет назад, когда умер Даров, — внутренне я вновь дрогнула, но продолжала смотреть Николаю Степановичу в глаза прямо, — мистер Стамп вдруг затаился. Его дом был охраной просто переполнен, и он пропустил несколько довольно важных событий. Наверняка, наверняка это была некая страстная интрижка, которая увлекла его чрезмерно сильно. Некоторые думали, что Стамп и вовсе уйдёт на покой, но он вернулся, опаснее, чем прежде. Интересное было время…

Интересные времена для таких, как Николай Степанович, никогда не значат ничего хорошего для большинства.

Оставив вопрос, на который не возлагала надежд, я спросила твёрдо о том, что было действительно важно:

— Почему мистера Стампа интересовала смерть Алексея Петровича? Что их связывало?

В ломаной улыбке Николая Степановича вдруг появился едва заметный гнев.

— А почему я должен знать, Нана? — холоднее прежнего спросил он. — Потому что Даров работал на меня? Но ведь он меня предал. Ушёл, создал тебя в тайне — а ведь мне такой проект был интересен в первую очередь. Может быть, он и выпросил денег на твоё создание у Стампа, но я не вижу этому никаких подтверждений. Так что ищи сама.

Я знала, что создана в тайне. Знала и то, что причиной было желание Алексея Петровича дать мне возможность самой выбирать свою судьбу, как настоящему человеку. И как любой отец он хотел, конечно, чтобы судьба эта была светлой.

Но действительно ли ему удалось все скрыть от Николая Степановича, я сомневалась. Я сомневалась, что лишь по случайности именно Нине, из всех, потерявших близких в автокатастрофах, он решил помочь.

— Но вы даже не спрашивали мистера Стампа об этом?

— А зачем мне об этом спрашивать? — подавшись ко мне, спросил Николай Степанович. — Если бы это имело значение, мистер Стамп сам бы упомянул. Наверняка… — и вдруг, уголки его губ дрогнули. — Наверняка, — медленнее повторил Николай Степанович, — Даров интересовал его лишь как один из списка.

— Из списка?

— Он был не единственной жертвой в тот год. Так что я советую тебе проверить информацию.

Я кивнула. Действительно, мистер Стамп говорил об Алексее Петровиче не совсем так, как о близком знакомом. О том же, что жертв было несколько, я не знала. Может быть потому, что после смерти Алексея Петровича совсем перестала следить за новостями. И долго существовала, не зная, что происходит в мире.

— Хорошо, Николай Степанович. В таком случае, мне остаётся спросить у вас о гостях мистера Стампа. Вы знаете их, а значит, можете знать хотя бы поверхностные мотивы для убийства мистера Стампа, — пускай все они были рядом со мной и не могли уйти, я считала важным узнать. Большинство этих людей имели возможность послать кого-то за себя и тогда их присутствие в доме мистера Стампа служило видимости невиновности.

Николай Степанович скривил губы, словно говоря, что он поручил мне принести ему новую информацию, а не вытягивать из него ту, что ему уже известна. Тем не менее, он сказал:

— У всех есть этот мотив, он есть всегда, а потому его никогда нет. Занять место Стампа, получить часть его влияния, забрать самых талантливых подчинённых. Впустить хаос в город, в конце концов. Но зрей в чьей-то голове подобное — я бы знал. Сам Стамп бы знал. И снова окружил бы себя охраной, можешь не сомневаться.

Николай Степанович помолчал, словно решая, нужно ли говорить мне больше. Затем, чему-то кивнув, продолжил, медленнее:

— Конечно, свиньи есть свиньи. Мистер Стамп не любил их, не хотел мараться, и не вёл с ними близких дел, они могли обижаться. Но как раз позавчера все могло измениться. Думаю, они не стали бы так глупо нападать. Если только мистер Стамп позвал их по положительному поводу.

— А каким был бы негативный повод? — спросила я. По господам Трифат нельзя было понять, довольны они или нет, кроме той минуты, когда они отчитывали Суок за то, что она вышла за дверь.

— Если бы я знал, я бы сам мог им воспользоваться. Так что, если ты выяснишь, — Николай Степанович теперь улыбнулся хищно, но только на миг. — Госпожа Сноквин — женщина. Весьма эмоциональная и неспокойная, но ей неудобно терять друзей. Она уже давно потихоньку сходит с ума и скоро совсем потеряет вес. Однако, мистер Стамп к ней присматривался, словно нашёл у неё что-то очень для себя ценное, что хотел бы отнять. Но это могла быть ерунда, вроде её снежинок — девочек из прислуги. Вряд ли она решилась бы его убить.

Николай Степанович снова замолчал.

Госпожа Сноквин весь вечер была нервной, но скорее по привычке: она почти всегда себя вела дергано.

— Затем… Зеркальное королевство, которое даже не потрудилось прислать кого-то важного. Им это невыгодно совершенно: мистер Стамп всецело поддерживал их торговлю сексом с желаемыми людьми, — вернее, торговлю сексом с имитацией кого угодно, чью внешность человек мог предоставить мастеру. Мне очень трудно это понимать, ведь в мире достаточно как мужчин, так и женщин, желающих сексуального удовлетворения. Но почему-то они не могут найти друг друга и предпочитают купить. — А дочь Стампа или любой другой наследник могут начать с этим бороться. Победы им не одержать, но ущерб именно Зеркальному Королевству нанести удастся, несомненно. Конечно, мелкие обиды господина Коршунова о том, что его воспринимают лишь как подчиненного, имели место быть, но он бы не убил Стампа, пока не получил власти над его дочерью. А если бы получил, один из его партнёров выдал бы это.

Скривив губы, точно в насмешке, Николай Степанович продолжил:

— Главный подозреваемый, этот Сыроежкин, как ни странно, имел и больше всего причин. Стамп держал его на коротком поводке, наказывал за глупости. Он певец, совсем не настолько популярный, насколько сам о себе считает. Такие люди, иногда, совершают глупости. Особенно, если приняли чего-то для храбрости, — он внимательно посмотрел мне в глаза, а я подумала, что Сергей Павлович действительно мог быть чем-то одурманен. Достаточно вспомнить его пустой взгляд.

— Ну и, наконец, эта девочка. Елизавета? Её я не знаю, но знаю, кто её прислал — примерно. Сравнительно новая фигура на доске, некий Ляпус. Глупенькое имя, но сам, определённо, не глуп. Он не спешит выходить из тени, но Стамп намекал, что получил шанс узнать его чуть ближе. Но такие, в самом деле, никогда не торопятся. А что до меня, — он сделался немного ехидным. — Решив убить Стампа, я не послал бы к нему такую честную упрямицу, как ты. К тому же, я сделал бы так, чтобы его смерть была «естественной». Так что я советую тебе присмотреться скорее к его семье, чем к гостям. Это все, Нана?

— Да, Николай Степанович, — я поднялась. — Спасибо. Я могу идти?

— Иди. Возвращайся с интересными новостями.

* * *

Я вышла из кабинета только бы встретить его.

Я попыталась пройти мимо, но он заметил и спешно развернулся, и окликнул меня:

— Нана!

— Вадим.

Вадим.

Однажды он появился, как будто, лишь затем, чтобы спасти меня от полного краха.

Тогда Артём, казалось, ненавидел и меня, и Нину. И хуже всего, чтобы я ни делала, только все портила. Медленно выходило, что Нина ему нравится сильнее. Как если бы ей лучше удавалось его понимать, потому что она живая, потому что она человек. И, конечно, она ругала меня и за каждую неудачу, и за каждый успех.

Я запуталась. Я чувствовала себя несчастной, ненужной, лишней. Тонущей.

А Вадим… Вдруг пришёл. Вдруг выбрал меня. Вдруг сказал, что я не хуже других, изначальных людей.

Он сам понял, что нас две. И я открыла ему всю правду.

Он не ушёл. Не разозлился. Не ужаснулся.

Он был так хорош, что Алексей Петрович надеялся, что однажды, отринув печаль, я его выберу.

Но я не могла. Любовь не бывает справедливой, в конце концов…

Казалось, Вадим прощал даже это. Но…

— Я занята, мне нужно спешить, — я не хотела теперь даже смотреть на него.

— Неужели у тебя нет ни одной минуты? — я зашагала быстрее, но он, не боясь даже бежать, не отставал.

— Нет. Я должна найти убийцу мистера Стампа.

— Отец тебе это приказал? — он попытался поймать мою ладонь, но я отшатнулась.

Отец. Его отец. Николай Степанович его отец. И я узнала об этом в самый темный час. Когда Николай Степанович меня нашёл и заставил работать ради Нины.

Я не верю в совпадение. Я не знаю, выдал ли Вадим меня или, напротив, пришёл ли он ко мне, потому что знал, потому что Николай Степанович его послал ко мне. Я просто не захотела знать. Не хочу и теперь.

Живая энергичность, упрямство, нежелание признавать вечность скорби — все это несёт в себе боль.

— Это цена за спасение Артёма, — отчеканила я.

— Но ты ведь знаешь, что он его не спасёт! — крикнул Вадим.

И это больно. Вадим живой и не понимает. И не хочет понимать. Хоть я и согласна с ним: здоровее идти вперёд, здоровее любить новых, живых.

Но очень трудно говорить с тем, кто был прежде, когда никто ещё не умирал. И ещё труднее, если подозреваешь этого человека в том, что он лишь притворялся твоим другом.

— Скажи это Нине! — бросила я.

— Правда? — Вадим вдруг остановился и стал строгим. Похожим немного на своего отца. — Всё дело в Нине? Если бы не её приказы, ты бы ушла, так?

— Нина мой друг, — но этого Вадим тоже понимать не хочет. — Я не могу ее оставить одну. Я должна ей помочь.

— Послушай меня, Нана! Я могу!..

Но он не успел закончить. Наперерез нам вышел один из охранников.

— Нана, вернитесь в кабинет Николая Степановича. Он вас ждёт.

Я изобразила человеческий вздох, полный недовольства. Не прошло даже пяти минут. Зачем я снова ему понадобилась?

— Нана, ты не обязана, — Вадим и теперь попытался меня остановить.

— Да, я не обязана, — согласилась я. — Опираться на твоё мнение. Сейчас я приду.

Я развернулась, очень резко и пошла назад. Но слышала, что он пошёл следом.

---

Примечания:

Мне понадобилось добавить ещё главу к 1 эпизоду. По сути, в угоду своей любви к четным числам, а если точнее, я хочу, чтобы номер главы и номер части совпадали по критерию четный — нечетный. Здесь нет информации, которую я не собиралась бы вам давать, она не выдавлена из ничего, но она должна была быть первой во втором эпизоде

Впрочем, деление на эпизоды сравнительно условное

— Да, Николай Степанович? — ровно спросила я, тем не менее, с раздражением чувствуя, что дверь не закрылась, а была поймана Вадимом. Он сам вошёл за мной следом, и тут же получил достаточно строгий и не очень довольный взгляд от отца.

— А тебя я не звал, — тут же, даже не кивнув мне в ответ, твёрдо заметил Николай Степанович.

— Верно, — спокойно согласился Вадим. — Но я собираюсь присутствовать. Насколько я понял, ты хочешь, чтобы Нана узнала все о смерти Стампа, я готов ей помочь в этом.

— Мне не нужна помощь, — тут же возразила я, ожидая, что Николай Степанович отправит его сейчас же. Однако, чуть помедлив, он выдал:

— А я думаю, это хорошая мысль, — и снова глядя в глаза Вадиму, продолжил: — Но в таком случае, тебе самому придётся следить, чтобы её своеволие больше не создавало проблем. А для тебя, Нана, — он, конечно, заметил моё недовольство, — это вполне справедливое наказание за то, что ты устроила с газетой.

И мне пришлось промолчать. Дальнейшие пререкания могли привести к тому, что он позвонил бы Нине. А Нина злится на меня и так.

— Тебе повезло, — меж тем, улыбаясь лишь губами, продолжил Николай Степанович. — Сегодня ты сможешь увидеть всех, кто был в доме Стампа. Ты сможешь поговорить с ними, не прилагая усилий к их поиску. Госпожа Сноквин собирает их всех у себя, через час. Крайне противная манера — уведомлять так поздно, но ради дела, можем её простить. Кстати, — его взгляд стал только ещё более давщим, даже злым, — госпожа Сноквин просила, чтобы ты пришла одетой более прилично, чем в прошлый раз. Как я вижу, ты не посчитала нужным услышать то, что я тебе говорил, потому на сей раз платье для тебя привезут сюда, то, которое я для тебя выбрал.

— Николай Степанович, — Вадим никогда не зовёт его отцом в его присутствии, и это было бы грустно, если бы я считала Вадима своим другом, — госпожа Сноквин известна тем, что не любит красивых женщин, поэтому…

— Поэтому, все будет именно так, — отрезал Николай Степанович. — Чёрное платье доставят сюда очень скоро.

— Чёрное? — повторила я. — Но, по статистике, женщины в чёрном…

— Носят траур, — снова перебил Николай Степанович. — Таково требование госпожи Сноквин. Все, кто будет у неё, должны надеть траур.

— Но у меня никто не умер, — возразила я. И даже когда умер Артём… Нина не позволяла мне носить траура. Как будто я могла отнять его даже мёртвым. Или как если бы траур сделал бы заметным то, что Николай Степанович лжет, а смерть Артёма сделал бы более реальной.

— Ну что ты, Нана. У всех, кто там будет, умер мистер Стамп.

— Но у меня нет причины…

— Её ни у кого там не будет, — спокойно заключил Николай Степанович. — Но траур подчеркнет, что встреча серьёзная, а не увеселительная. Это требование хозяйки дома, и хорошие гости не станут с ним спорить.

Я поджала губы. Это цинично и гадко. И не по-человечески даже. Притворяться, что ты скорбишь, глубоко и по-настоящему. Делать вид, что тебя вообще это касается в большей мере, чем на самом деле.

Но, к сожалению, сейчас у меня нет способа это отринуть.

* * *

Чёрное платье было лучше чем то, первое, которое Нина сочла недостаточно брендовым, но все равно не нравилось мне. Как если бы оно требовало от меня искренней скорби прямо сейчас. Но если я что-то чувствовала, то это было раздражение.

И оно лишь умножилось, когда Вадим подошёл снова.

— Ну вот, снова сказки становятся былью, — тихо вздохнул он, наклоняя голову так, что глаза казались совсем скрытыми за лбом.

— Я не понимаю, на что ты ссылаешься.

— На «Ослиную шкуру». Принцесса прячет свою красоту в ужасном наряде.

Я отвернулась от него и прикрыла глаза.

— Платье не так ужасно. И опасность не так ужасна, как инцест-брак тоже. Зачем ты едешь?

Пауза была не хуже, чем ответ. Я и так понимала, на что идёт расчёт. Если он поможет решить проблему, у меня появится время.

Он не прав. Время не появится до тех пор, пока Нине не станет лучше. А ей едва ли станет лучше так скоро.

— Госпожа Сноквин ненавидит красивых женщин. А преступники ненавидят внимательных журналистов. Я хочу убедиться, что с тобой ничего не случится.

— Со мной ничего не случится. Я робот. Вероятность того, что мне смогут навредить равняется…

— Не надо. Не надо, Нана. Есть вещи, от которых нужно защищать даже тебя.

Только защитить от таких вещей невозможно.

* * *

В машине я села у окна и отвернулась. Больше не о чем было говорить. Во всяком случае из того, о чем я хотела бы слышать. А мне и без того предстояло множество нежеланных разговоров сегодня.

Но молчание, к большому сожалению, не то, что характерно для Вадима.

И он заговорил.

— Нана…

— Не надо называть меня так, — твёрдо и настойчиво проговорила я, не поворачивая головы. — Все гости мистера Стампа считают, что я — Нина. Никакой Наны не существует. А если они узнают, то нас могут обвинить в нападении, поскольку у Нины нет алиби, которое было бы возможно подтвердить, а следователи могут не принять моего честного слова.

— Но и мотива у вас с Ниной нет, — спокойно заметил Вадим.

— У нас с Ниной мотива нет, — согласилась я, полуобернувшись. — Но у твоего отца, он сам это сказал, всегда есть. Он мог мне приказать… — но Нина не подтвердила бы такой приказ. Нет, ни за что. Она не такой человек. Она на все пойдёт ради Артёма, но только не на убийство.

— Он бы не приказал тебе, — отрезал Вадим, и в его строгом взгляде вполне ясно читалось, что он верит, что смог бы не позволить такому случиться.

Но я не думаю, что это в его власти.

— В таких ситуациях следователи не склонны верить людям или роботам.

Вадим помолчал, но не чтобы оставить, а чтобы продолжать.

— Я не выдам вашего секрета, Нана, — выдохнул он очень медленно. — Я хочу сказать сейчас, пока мы в машине…

— Я не хочу говорить и слушать тоже.

— В доме госпожи Сноквин, — все равно продолжил он, — могут находиться запрещённые вещества.

Я замерла, анализируя эту информацию. В голову тут же пришли Кай и Герда, их постоянно странный, застывший вид. Хотя, все же, Герда была достаточно осознана для агрессии. Не для слепой и не для громкой, а до вполне направленной. И все же, вероятность того, что, как минимум, Кай, а может и они вдвоём, одурманены, существует.

— Тогда ты должен быть осторожен, — наконец, озвучила я. — Мне это ничем не грозит.

— И хорошо. Нет, я не думаю, что нас станут угощать или что попытаются сделать это тайно. Но если отец хочет, чтобы ты нашла виновного в смерти мистера Стампа, возможно, тебе стоит знать такие подробности о гостях.

— Спасибо, — очень кратко кивнула я.

Но я не сомневалась в том, что мистера Стампа убили хладнокровно, в состоянии полной трезвости. Слишком тихо, слишком быстро, слишком уверенно.

И то, что я теперь знаю, скорее поможет вести диалог в доме госпожи Сноквин, чем в раскрытии дела мистера Стампа непосредственно.

* * *

Мне приходилось бывать в доме госпожи Сноквин, пускай и не так много раз, и все-таки, его существование до сих пор вызывало у меня вопросы. Здесь «понты» действительно стоили огромных денег. Дом был выполнен в стиле готики, только весь белый, с прозрачными, стеклянными элементами. Издалека очень легко подумать, что он сделан из снега и льда.

У дверей острым клином нас встречали Герда и здешние служанки — снежинки. Их внешний облик всегда вызывает у людей эффект зловещей долины, хотя все они такие же люди. Просто униформа в доме госпожи Сноквин требовала ношения не только почти полностью белых, с едва-различимой примесью любого оттенка платьев, но и таких же точно волос и даже линз, насколько я могла это понять. По моим предположениям, так же все это касалось и макияжа, стремящегося выбелить лица до совершенно нездорового цвета, скрыть все яркое и выразительное от глаз.

На их фоне Герда, пусть одетая точно так же, выглядела немного нормальнее. Её глаза были куда ярче.

Но её выражение лица все же говорило о том, что гостям она не рада.

Я ожидала, что она закричит так, как в день смерти мистера Стампа, если подойти, но она осталась безразличной.

— Входите, Нина. Мне все равно, но ваш спутник не был приглашен.

Я обернулась к Вадиму, и заметила, что в этот раз гости спешат куда более явно, чем на вечере у мистера Стампа, потому что к дому сразу подъехало несколько машин. В такой ситуации будет особенно неудобно вступать в длительные споры.

— Вам должны были позвонить, — Вадим никогда не был из тех, кто легко сдаётся. — Я сын Николая Степановича Давицкого.

Герда открыла рот, но тут же, протиснувшись меж снежинок, её перебила очень нервно улыбающаяся госпожа Сноквин.

— Вадим Николаевич! Ах, эти негодные девчонки никогда не успевают за событиями! Конечно, входите, я с радостью вас приму. Только, наверное, вам сегодня будет здесь скучно, речь пойдёт об очень неприятных вещах… Если бы я только знала, что вам так хочется у меня побывать, я давно позвала бы вас, — она запнулась и холодно посмотрела на меня.

Я этого не понимаю. Но её взгляд мне напомнил взгляд Нины в моменты, когда она считала, что я что-то у неё отбираю. Незаконно отбираю.

— Благодарю, — Вадим был вежлив, но очень твёрд. И тут же мягко взял меня под руку, а я не стала вырываться. Не сейчас. Сейчас это было бы вредно для нашего положения. — Мне действительно тоже интересна смерть мистера Стампа, и отец не хочет оставаться вне курса дела.

— О, конечно, я понимаю… — разочарование в её глазах было слишком легко заметить. — Входите. Ни о чем не беспокойтесь.

Нам и правда не пришлось, но пришлось одной из снежинок. Я слышала, как госпожа Сноквин требует обязательно найти для Вадима место.

Мы вошли в большую и холодную, чуть голубоватую залу. Внутри, как снаружи, было много блестящих прозрачных элементов, особенно — на люстре, подобной огромному скопищу сосулек.

В зале до нас были лишь обитатели дома Стампа: Зоя, Мик Урри и Виктор, а вот рыжих охранников с ними не было, — но как только вошли мы, сразу же появились Лиза, возможно, посланная таинственным Ляпусом, охранник Гусев, почему-то вдвоём с Сергеем Павловичем, и господа Трифат, вместе с подопечными и своим детективом. И ещё прежде, чем все они нашли себе место за столом в центре, добрались и представители Зеркального королевства.

Все гости были в чёрном, как и мы, и на фоне этой черноты особенно ярко выделялись снежинки, снующие, чтобы помочь гостям, и Герда, ожидающая у одного из стульев, но ярче всех блистала сама госпожа Сноквин.

Её платье было белым без всяких примесей, ослепительным в этой обстановке. Как будто её одной не коснулся траур и мрак недавних событий.

Встав во главе стола, она нервно улыбнулась нам всем.

— Очень рада вас всех видеть, — она цепко обняла Герду за плечи, и я обнаружила, что все гости мистера Стампа сегодня немного не такие, какими были. Все какие-то потрепанные и замученные. Даже злая Герда, даже нахальный детектив Ярослав, и даже Оля из Зеркального Королевства, которой удавалось быть весёлой сейчас выглядела ушедшей под воду. А госпожа Сноквин извела саму себя и нервозность была во всем её существе. — Спасибо, что нашли возможность собраться, ведь… Приглашение было таким неожиданным.

— Разумеется, мы приехали, потому что это касается дела Стампа, которое интересно нам всем. Верно? — голоса господ Трифат были тяжелы и давили всем на плечи, но особенно пугали саму госпожу Сноквин. Она не вынесла и отвела взгляд.

— Да, само собой. Но… — слабый смешок сделал лишь только хуже, сконцентрировал на ней возмущение всех. — Не совсем.

Гнев растекся по залу, заполнил многих. Но только не мистера Урри и не Сергея. Они смотрели друг на друга и будто знали больше, чем все другие.

— Надеюсь, вы понимаете, что нам всем пришлось отложить важные дела ради вашего приглашения, госпожа Сноквин? — прошипела Асырк, но так, словно шипели с нкй почти все в зале. — Мои хозяева будут огорчены, если им пришлось отпустить меня и нашего главного мастера зря.

— Нет-нет, не поймите неправильно! — спешно выкрикнула госпожа Сноквин. Она сделала шаг назад, на всякий случай, но даже стоявшая рядом Герда была скорее настроена против неё. — Возможно, это очень важно и тогда я знаю, кто убил мистера Стампа!

Мне трудно сказать. Я видела, что большая часть гостей больше не злится и надеется. Надеялась и я. Надеялась и опасалась: говорить так напрямую — опасно, потому что если убийство связано с кем-то из находящихся здесь, они могут помешать госпоже Сноквин продолжать.

— Но мне придётся начать… — к сожалению, она тоже не спешила раскрыть, в чем дело, и неминуемо рисковала. — Немного издалека. Вы все знаете, что Кай и Герда не мои дети и не мои племянники… Я усыновила их троих…

— Троих? — оборвал её Ярослав. У Николая Степановича всегда самая точная информация, но о третьем он никогда не говорил.

— Именно… Ах… Я долго молчала… Но теперь нет смысла скрывать, — словно усталость опустилась на её плечи вместе с грустью о чем-то очень ценном. — Их трое. Трое. Но одну вы ни разу не видели, да и Каю нездоровится сегодня. Но дело в том, что Герда — она не одна. Её две.

Гомон, в котором чётко различимы были лишь слова:

— Это как понимать?

— Что значит «две»?

Но, странно. Как будто испугалась Суок. Как будто взволновалась Оля. Как будто сжалась Лиза. Как будто напрягся и замёрз Сергей. А вот сама Герда не выдала ничего. Мне тоже нечего было сказать. Меня две, ну и что? Пока Нине не станет лучше, в этом нет смысла.

— Имеете в виду близнеца? — наконец перебил общий шум Ярослав. Интересно, почему он спросил именно так. Наш с Ниной случай с наибольшей вероятностью уникален. Хотя в последние дни мне приходилось слышать, что существуют другие очень человечные роботы.

— Ну конечно… Конечно…

— Так и сказали бы! Заодно сказали бы имя этой второй Герды…

— Ах… Ну подождите, подождите! — Госпожа Сноквин вышла из терпения. — Имя тут не при чем, точнее… Оно у них одно на двоих. Впрочем, на нашем языке, конечно, оно пишется с разными буквами, но на вашем выходит то же самое. Дело не в именах! У второй только вот волосы потемнее, коричневые… Я не об этом собиралась говорить! Вы же понимаете, я не просто так молчала о ней. Вторая Герда, она… Она сумасшедшая. Совершенно. Невменяемая, бедняжка, — небольшая пауза, за которую некоторые взволнованно переглянулись. И так всмотрелись в Герду, словно думали, что и она нездорова тоже. Возможно с этим связан её уровень агрессии. — Так вот, я всегда её берегла, прятала от людей. Врачи не могли помочь, — значит, они были недостаточно квалифицированны. Или этого нельзя было сделать, оставляя её дома. — Но… Когда я была у мистера Стампа, глупенькие служанки — я прогнала их всех, конечно же, — придумали себе, что Герда — пленница, узница. Они дали ей сбежать. И они дали ей адрес мистера Стампа. Так что, может быть… Он решил ей помочь, а она убила его. Безумие делает людей сильными, я слышала. Так вот… Ну вот я и хотела спросить у вас, у всех, не видел ли ее кто в доме мистера Стампа!

Я приблизила внутри своей памяти глаза Герды. Логично допустить, что именно безумному человеку придёт в голову прятаться за шторами. Но глаза Герды, если и синие, то с серой примесью, будто во время ночной пурги кто-то смог рассмотреть небо…

Очень шумно, будто специально привлекая внимание, Ярослав уронил ладонь на лицо. А вот заговорил очень тихо, так, что я разобрала лишь потому, что хотела слышать все:

— Вы что, не могли по телефону сказать, что проблема важна исключительно для вас? — прошептал он. Нет. Не только для неё. Но думать, что сумасшедшая убила мистера Стампа правда непродуктивно. Это означало бы, что убить его легко, а это не так.

— Если бы вы вчера посчитали меня важным свидетелем, и явились, вы бы тоже были в курсе дела сегодня, — прошипела госпожа Сноквин в ответ прежде, чем очень слышимо заговорил мистер Урри, совершенно уверенный:

— Ну, будь ваша воспитанница в нашем доме, мы давно бы вам её вернули. Шеф был не в восторге от сумасшедших, да и мы все — тоже. Но даже не будь ваша вторая Герда безумицей, — слабый. Едва уловимый акцент. Как если бы он не верил в это безумие. Как будто сидящий ровно рядом с ним Сергей — тоже. Почему они вообще вдвоём сейчас, после того, что случилось?.. — или сумей она убедить шефа в этом, все равно, вы — его друг, а она девочка без денег.

— Ну-у-у. Она ведь молодая девушка, очень собой хороша… Могла бы заплатить за укрытие иначе.

Думаю, эти слова не вызвали удивления в зале, но вызвали неприязнь. Помощь за такую плату это уже не помощь, а невыгодный обмен.

— Шефу? — округлил глаза мистер Урри. — Боюсь, нет. Его совсем не привлекала такая плата от сколько угодно прекрасных женщин.

Странно. Неожиданно.

— Это так надо понимать, что мистер Стамп был геем? — вклинился Ярослав.

— Мильенпроцентным.

— Отлично.

У меня нет суждения на этот счёт. Когда-то Нины друзья очень боялись гомосексуальных мужчин, почему-то считая, что все они не беспокоятся о добровольности партнёра. Но я не могла понять, почему.

— Ничего тут отличного нет! — но госпожа Сноквин, видимо, тоже находила для себя причины. — Какая… Гадость! Чтобы такой мужчина, и все напрасно… — у людей напрасным считается союз без детей. И это очень обидно для меня. Ведь я никогда бы не смогла… Хотя не смогла этого даже и Нина.

— Ну, это для кого как, — небрежно отмахнулся Ярослав. — Тем не менее, для расследования это отлично. Раз уж мы все собрались, давайте обсудим одну интересную вещь, — он встал и я сосредоточила внимание на нем. Конечно, Николай Степанович хотел, чтобы я расследовала это дело. Но все-таки, слушать информацию, которая уже есть, удобно. — Мистер Стамп, как нам рассказала Нина, интересовался той же смертью, которой и умер. Он назвал имя, но не того, о ком сожалел. Так вот, мне удалось найти ещё пятерых, чья смерть случилась в тех же условиях: их задушили ремнями, и их тела похитили из морга, — значит, Николай Степанович прав. Их было много. — Все эти люди, сколько я мог понять по весьма скудной информации, учёные. Так вот, из этих пятерых только одна — женщина. Её звали Виолетта Фейрвинг, — вскрик. Я успела поймать тревожное выражение на лице Лизы. Мне нужно будет с ней говорить после того, как официальная часть кончится. — Поймите ещё одно, то, что у мистера Стампа был мужчина-любовник уже установлено и сомнений не вызывает. Так что нам удобно, что хотя бы один человек исключен из списка. Может, и не очень важно, кто был дорог ему, но выяснить это неплохо. Так вот, остальные четверо: профессор Нивен Теллер…

С грохотом госпожа Сноквин ударила по столу.

— Нет! Нет! Нивен хоть и был ничтожеством, но он был мужчиной! — и мучительно скривилась, боюсь, на забаву другим.

— Очень рад, что вы знали его достаточно близко, чтобы быть в курсе его половой принадлежности, — ядовито проговорил Ярослав, — однако противоречий не вижу. Один мужчина любит другого, в этом суть геев. Но если вы имеете в виду, что мистер Теллер был гетеросексуалом, то противоречий все ещё нет: мистер Стамп мог любить без взаимности.

— Отвратительно.

— Вернёмся к делу, — настоял он. — Оставшиеся трое: профессор Михаэль Флейм, мастер Ульян Татьянович Боев, и, наконец, профессор Виктор Иванович Громов, умерший спустя год после всех других.

Год спустя. Кажется, логический вывод выходит сам собой: мистер Стамп целый год не появлялся, а Громов пережил всех на год. Значит, мистер Стамп прятал Громова у себя, не давая никому подобраться. Но почему он передумал? Почему все-таки позволил убить Громова?..

— Это что такое?! — мысль оборвалась под криком. Мистер Урри… Схватил Сергея на руки. А тот не двигался и не мешал ему нисколько. Будто снова ушёл в себя, как в прошлый раз. Будто его опоили…

— Человеку плохо. Здесь есть гостевая или… Все равно, что, главное, чтобы было, куда уложить?

— Ну… Отведи их, Олли.

Служанка в бледно-красном повела их за собой, и в тишине её туфли серебристо звенели.

— Просто это… — вздохнул охранник Гусев. — Громов — он был его дядей.

Вот как.

— Надо же, какой чувствительный, — возмущённо и как будто шутя выдохнула госпожа Сноквин. Её слова не кажутся адекватными ситуации, хотя веселость мистера Урри — тоже. — Дядя, тринадцать лет назад умер. А Герда в бегах сегодня, но я же не…

— Госпожа Сноквин, — даже мне стало неприятно от того, каким стал вдруг голос Ярослава, — я вас прошу, не позволяйте себе больше таких шуток, — но он тут же скрыл злобу од серьёзностью. — Что ж, тогда выйдет, что уже трое из гостей мистера Стампа были связаны с убитыми, что…

— На самом деле… — Оля из Зеркального королевства вдруг встала. И я заметила… Что она, кажется, плакала миг назад. — На самом деле, не трое. Михаэль Флейм, он работал у нас, в Зеркальном королевстве. Он… Он был одним из… И все думали, что он очень глупый, но они были совсем не правы! Он был почти волшебником… И… — на этом «и» она осеклась, взглянула на Лизу. А та вскочила и прокричала, будто спеша куда-то:

— Профессор Фейрвинг была другом моей семьи!

И упала опять. А за ней упали тяжёлые взгляды господ Трифат на Тутти, и Тутти встал тоже. Мрачный, даже злой почему-то.

— Мастер Боев — это наш с Суок родной дедушка. И тебе, Ярослав, следовало спросить у нас, прежде, чем поднимать эту тему.

— Конечно, если бы меня хотели слушать, так бы оно и было, — прошипел Ярослав, но снова вернулся к делу. — Выходит, мистер Стамп собрал всех. И, со слов Нины, обещал сюрприз. И если бы он был жив, то сюрприз бы состоялся, — пауза. Верно, мистер Стамп обещал приятный сюрприз. Приятный, а не тот ужасный розыгрыш, который предполагали. — Мистер Стамп торжественно и неожиданно сообщил бы всем и каждому из близких убитых, кто был виноват в смерти учёных.

И ему не дали. Не позволили это сделать. Убили за несколько минут до. Стало вдруг действительно страшно. Это дело, смерть моего создателя, все ещё живо. Оно все ещё не закрыто. И я зря забывала о нем.

— Славно, что не успел… — тише прежнего вздохнула госпожа Сноквин.

— Почему это?

— Боюсь, это была его слабая тема, — улыбка её стала мягче, тон сдержаннее. — В тот год, когда убили Громова, — снова — Громов. Именно Грмсов, — он стал винить всех нас, каждого из тех, в чьих руках была власть. С чего это ему взбрело в голову — не понимаю…

— Точно так, мистер Стамп даже угрожал моим хозяевам, — согласилась Асырк. А господа Трифат лишь кивнули. И даже Вадим встал.

— Мне также известно, что он подозревал моего отца.

Ведь ему никто не запретил называть имя Николая Степановича. Никто не мешал выдавать связь.

Но сам Николай Степанович не хотел выдать мне информацию об этом. Не хотел. А Вадиму сказал. Может быть, они знают ещё. Больше.

— А ваш отец?..

— Думаю, вы слышали о Давицком, — Ярослав подтвердил лишь кивком.

— Ну что говорить, — теребя кольцо, произнесла госпожа Сноквин, — мистер Стамп буквально уничтожил Лиловоглазых из-за всей этой истории… — название этой организации, кажется, иногда мне встречалось, но очень редко, лишь как упоминание. — Так что, начни он говорить об этом, наверное, снова полетели бы головы, и снова совершенно зря.

— Почему ему вас подозревать? — удивился Ярослав.

— Да только потому, что они работали на нас, и больше причины нет! А ведь сам работал с этим Громовым!

Трижды. Громов. Из-за Громова. Теперь уже нет никаких сомнений в том, что теория верна.

— Отец, — и лишь сейчас за все время заговорила дочь Стампа, — не был уверен, сговорились ли все, вы, госпожа Сноквин, вы, господа Трифат, ваши хозяева, госпожа Асырк, ваш отец, Вадим Николаевич, и Лиловоглазые, существование которых само по себе было гадким преступлением, или кто-то один из вас заказал это убийство. Но он не сомневался в том, что связь есть.

— Что ж, — чтобы не допустить обрушения общего гнева на неё, внимание снова украл Ярослав, почти весело выдав заключение: — какие выводы сделал мистер Стамп, такие мог сделать и другой. Вот что у нас выходит: если все это связано с гибелью учёных, если Лиловоглазые не пришли мстить, тогда… Мистера Стампа убил или тот, кто прикончил учёных. Или тот, кто рассуждал точно как он, и решил отомстить за них. И тогда, отвечая на ваш вопрос, господа Трифат, теперь я уверен: все из списка подозреваемых мистера Стампа — в опасности.

---

Примечания:

https://t.me/auntcherryaut

Приглашаю в тг канал, там не все про мрак, но и про мрак тоже ?