Помоги мне все исправить (джен)

Реальность возвращалась урывками, словно осколки разбитого зеркала, медленно складываясь в единую картину. Первым вернулся звук: монотонное гудение каких-то приборов и приглушенные голоса за стеклом. Затем появились ощущения: стерильная прохлада больничной койки, тяжесть металлического ошейника, сковывающего шею, подобно путам.

Ванда с трудом разлепила веки. Яркий, неестественно желтый свет ударил по глазам, заставив её болезненно поморщиться. Когда зрение адаптировалось, она, наконец, смогла осмотреться.

Она находилась в просторной комнате, где каждая деталь словно застыла во времени, где-то между 1960-ми и далеким будущим. Стены, облицованные панелями из темного дерева, контрастировали с оранжевым плексигласом огромных окон. Массивные люминесцентные лампы под потолком заливали помещение теплым, чуть желтоватым светом, создавая причудливые угловатые фигуры, скользящие вдоль стены, на которой висели массивные аналоговые часы, чьи стрелки двигались неестественно, словно само время здесь подчинялось иным законам. Под ними располагалась доска объявлений, заполненная выцветшими листками с загадочными пометками.

В дальнем углу комнаты размещался небольшой бар с рядом хромированных высоких стульев. На полированной деревянной стойке стоял старомодный кофейник и несколько белых фарфоровых чашек с логотипом УВИ. Рядом примостился музыкальный автомат, из которого доносились приглушённые звуки джаза 50-х годов.

Ванда попыталась пошевелиться, но обнаружила, что её конечности надежно зафиксированы. Металлические браслеты, удерживающие её руки и ноги, выглядели как антикварные наручники, но светящиеся голубые линии на поверхности выдавали их истинную природу. Сама она лежала на узкой больничной койке, явно позаимствованной из какого-нибудь военного госпиталя середины прошлого века. Металлический каркас кровати был окрашен в характерный серо-зелёный цвет, а белоснежное постельное бельё хрустело от крахмала.

Первой мыслью было попытаться вернуть контроль. Внутри всё кричало о том, что она должна покончить с этим удушающим чувством слабости. Не раздумывая, Ванда попробовала призвать магию — привычное действие, почти инстинкт, — но результат оказался совершенно иным. Вместо знакомого ощущения энергии, наполняющей её пальцы, по телу прошелся резкий спазм боли, заставляющий ее напрячься и замереть. Тут же откликнулся ошейник: едва заметная вибрация пробежала по его поверхности, посылая по коже лёгкий разряд; поверхность металла прорезала мягкая голубоватая вспышка, будто сигнал системы о срабатывании. Казалось, он стал сдавливать шею сильнее, напоминая о невозможности сопротивления.

Ванда опустила взгляд на свои руки, безвольно прикованные к кушетке кровати и лишенные привычной силы. Тогда её внимание скользнуло на то, во что она была одета. Вместо изодранного костюма на ней отныне был надет непримечательный однотонный комбинезон бледно-серого цвета. Ткань, грубая и неприятная, слегка натирала свежие ожоги и порезы, которых она раньше даже не замечала. На груди красовался емкий логотип «УВИ».

Дыхание сбилось. В голове мелькнула мысль вырваться. Каким-нибудь образом. Но паника, мгновенно накатывая, обволокла её разум нарастающей волной. Монитор в углу коротко пискнул, реагируя на учащённый сердечный ритм. За стеклянной перегородкой раздался механический жужжащий звук: где-то в соседнем помещении заработал принтер, методично выплёвывающий длинные ленты бумаги с данными. В этот момент её внимание выхватило движение за окном. Это было мгновение, почти невесомое мельтешение в периферическом зрении, но его достаточно, чтобы её глаза тут же оторвались от пола и зафиксировались на массивном прозрачно-матовом стекле, которое прикрывало целую стену комнаты. Ванда чуть повернула голову, прищуривая глаза. За панорамным окном, выполненным из толстого, отполированного до идеального блеска стекла, она различила знакомую фигуру агента Н-927. Мужчина замер, задержав взгляд на её лице. Несколько секунд он без слов изучал её состояние, фиксируя каждую деталь, после чего, не торопясь, поднял руку и, слегка согнув запястье, активировал встроенный в браслет коммуникатор. Его голос едва уловимо прорезал пространство комнаты, но сказать, что именно он произнёс, Ванда не могла.

Через секунду дверь из прозрачного стекла открылась с едва слышимым шипением, и агент шагнул внутрь, остановившись у монитора, расположенного рядом с койкой Ванды, и слегка повернув его корпус по диагонали. Несколько щелчков по кнопкам — и экран, казавшийся до этого потухшим, ожил мягким голубоватым свечением, а гул встроенной электроники стал чуть громче.

«Временная стабильность — 47%», — гласила одна из строк, мерцая тревожным красным цветом. Рядом с этой записью по дисплею извивалась неровная линия кардиограммы, каждая вспышка которой вызывала едва заметное дрожание изображения.

— Это хронометр, — спокойно сказал агент, повернув голову к Ванде, — он фиксирует временные флуктуации. Видите эти всплески? — он указал на индикаторы, которые мигали зелёным и красным, — каждый раз, когда ваше сердцебиение ускоряется, появляются микроразрывы в ткани реальности. Ошейник подавляет вашу магию, чтобы предотвратить ещё большую дестабилизацию. Любая попытка использовать силу может только усугубить ситуацию.

Ванда молчала, но её взгляд был прикован к экрану. Слова агента звучали сухо, как отчёт, но в них ощущалось явное предупреждение. Её губы сжались в горькой усмешке, выдавая горечь: даже здесь, в этом странном месте, её считали опасной, неуправляемой угрозой.

Пик кардиограммы неожиданно взметнулся вверх, и индикаторы на консоли вспыхнули. В воздухе коротко раздалось низкое гудение, а линии голографической модели дрогнули, словно треснули изнутри. Девушка резко дёрнула руками, проверяя крепость оков — металл жалобно скрипнул, но выдержал. По телу прошла волна обжигающей боли, когда её магия, привычно откликнувшись на всплеск эмоций, наткнулась на невидимый барьер, возведённый ошейником

— Вот почему важно сохранять стабильность, — холодно подытожил агент.

В этот момент дверь вновь отворилась, и внутрь вошли двое других людей, которых Ванда видела ранее. Они встали по обе стороны от койки и, повинуясь короткому кивку агента H-927, принялись отсоединять удерживающие ее оковы от основания. Металлические замки щёлкали, освобождая руки и ноги. Она не сопротивлялась. Её тело было тяжёлым, слегка ослабленным от боли и усталости, но взгляд выражал настороженность.

Когда последний замок с щелчком открылся, один из агентов протянул ей руку, помогая подняться. Она медленно села, ощущая, как кровь начинает вновь свободно циркулировать в конечностях. Затем оба агента, получив короткий сигнал от Н-927, аккуратно взяли её под локти и, придерживая, повели к выходу.

Коридор, куда Ванду тотчас подтолкнули, оказался довольно длинным и строгим, затянутым в стерильную геометрию металлических панелей и искусственного света. Широкий пол с ламинированной поверхностью бликовал под холодными люминесцентными лампами, отражая их шаги, которые отдавались глубоким эхом. Комната, где она провела последние минуты, оставалась позади, плавно исчезая из её поля зрения.

Постепенно ее беспорядочный взгляд начинал выхватывать все больше интересных деталей: старые указатели на стенах и пыльные плакаты с инструкциями, казавшиеся пережитками прошлых десятилетий. Через стеклянные перегородки с латунной окантовкой, напоминавшие витрины старых универмагов, открывался вид на офисное пространство. Десятки агентов УВИ в серых униформах деловито сновали между массивными деревянными столами, заваленными бумажными папками с грифом «совершенно секретно» и старомодными пресс-папье. На некоторых столах стояли допотопные компьютерные терминалы с зелеными экранами, отображающие сложные ряды цифр и диаграмм.

По коридору изредка проносились курьеры с тележками, доверху заполненными документами. При их появлении остальные сотрудники торопливо прижимались к стенам, уступая дорогу, словно это было каким-то негласным правилом.

— После падения режима Того, Кто Остаётся, — вполголоса проговорил агент Н-927, поймав интерес Ванды, — мы больше не контролируем ветвление временных линий. Наша главная задача сейчас — мониторинг и предотвращение критических коллапсов.

По пути их процессия миновала несколько «карманных» залов временного анализа — небольших комнат, где опытные аналитики УВИ, в основном ветераны службы с проседью в волосах, склонялись над голографическими проекциями различных временных линий. В одном из таких залов седовласый аналитик в потертом твидовом пиджаке изучал сложную диаграмму квантовых флуктуаций, периодически делая пометки в массивном журнале.

— Отдел анализа темпоральных аномалий класса «Omega», — продолжил агент, заметив, куда направлен взгляд Ванды, — они фиксируют аномальные всплески и нестабильности в структуре реальности. Именно они засекли возмущения, вызванные вашим… взаимодействием с Даркхолдом.

Через несколько шагов они дошли до огромного окна, за кристально чистым стеклом которого простиралось нечто, напоминающее колоссальный архив. Бесконечные ряды полок уходили во тьму, а между ними сновали странные механические устройства, перемещающие коробки с документами.

Наконец, они остановились перед массивной дверью из тёмного дерева. Простая табличка над дверью гласила: «Отдел расследований темпоральных преступлений. Допросная №754.

— Прошу, — спокойно сказал агент Н-927, открыв дверь и сделав приглашающий жест.

Ванда шагнула внутрь. Комната встретила холодным, ровным светом, отражающимся от металлических панелей на стенах. Просторное помещение допросной выглядело чуждо. Устаревший дизайн соседствовал с явно развитой технологической сложностью. Стены были гладкими, выкрашенными в блеклый бежево-серый цвет, и только тонкий узор на них разводил ощущение монотонности. В центре помещения находился массивный стол, словно выросший из пола, и два одинаковых стула с низкой спинкой.

Ванда собралась сделать ещё шаг, как за спиной неожиданно раздался голос:

— О, смотрите-ка, кто у нас здесь! — тон был лёгким, с ноткой насмешливого превосходства, тем не менее, он заставил девушку остановиться и обернуться на источник.

В дверном проеме показалась высокая фигура короткостриженого мужчины средних лет в безупречно сшитом твидовом костюме-тройке, подобранном явно со вкусом и вниманием к деталям. Вся его поза являлась открытым воплощением безраздельной самоуверенности, буквально заявляющей о превосходстве так же ясно, как и выражение его лица.

— Ведьма, решившая переписать реальность… снова. Знаете, мисс Максимофф, для человека с такими впечатляющими способностями вы демонстрируете поразительную… неизбирательность в выборе методов — он произнёс это заразительно спокойно, с едва уловимой интонацией, приближенной к сарказму, однако его слова ударили точечно, и лицо Ванды замерло.

Её эмоции выдали себя прежде, чем она успела их сдержать: напряжение скользнуло по чертам, как брошенная тень.

— Не ожидали вас увидеть в этом секторе, сэр! — агент H-927 слегка наклонил голову, стараясь остаться твёрдым, несмотря на очевидное подавляющее присутствие вошедшего. Его тон был строг, но в нём прозвучал оттенок подчёркнутого уважения.

— О, знаете ли, когда речь заходит о таких… деликатных казусах, я предпочитаю лично вникать в детали, — небрежно ответил мужчина, отмахиваясь от формальностей.

В следующую секунду он уверенно вошел внутрь помещения и небрежным щелчком пальцев материализовал на стол перед Вандой серебряный поднос. На нём расположились две чашки горячего кофе, от которых поднимался тонкий ароматный пар, а рядом лежал аккуратный кусок яблочного пирога.

— Присаживайтесь, дорогая. Кофе поможет прояснить мысли. К тому же этот пирог — точная копия того, что подавали в кафе «Автомат» в 1964 году.

Ванда не двинулась. Её пальцы нервно зашевелились, пробежавшись по грубой ткани рукава. Грудная клетка тяжело поднялась, выдав её внутреннее напряжение. Каждый её инстинкт, буквально каждый, требовал призвать магию, но в тот же миг ошейник, опоясывающий её тонкую шею, сжался лёгкой вибрацией, предупредив, что любая попытка использовать силы будет моментально пресечена. Ванда крепче сжала ткань робы, пытаясь подавить внутреннюю бурю, которая не находила выхода.

— Кто вы?

— Бога ради, простите мои манеры. Мистер Парадокс, к вашим услугам — старший специалист отдела критических темпоральных дивергенций, — мужчина, в чьей улыбке таилось что-то демонстративно обворожительное, поклонился. — Присаживайтесь, мисс. Не стесняйтесь.

Ванда, сглотнув, осторожно опустилась на предложенное кресло. Чашка, протянутая мистером Парадоксом, показалась неожиданно лёгкой. Её пальцы нервно обхватили тёплый фарфор, и, несмотря на своенравный характер ситуации, аромат кофе действительно помогал прояснить мысли.

— Что это за место? — ее голос дрогнул, но слова все же прозвучали твердо.

— О-о, это место…— протянул мистер Парадокс с той самой напускной сердечностью, которая никак не могла скрыть характерный холод его тона, — это штаб-квартира Управления Временными Изменениями. УВИ, так будет проще. Когда-то мы были хранителями Священной Линии Времени. Прекрасная была эпоха. Чёткая, упорядоченная, никаких отклонений. Одним словом, мы поддерживали единственно верный порядок вещей, следили за тем, чтобы каждый вариант, каждая… скажем так, неудобная версия реальности была аккуратно подрезана как сорняк в идеальном саду. Системы временных линий должны были соответствовать строгому плану: никакой хаотичности, никакой неопределённости. Во всяком случае так было до тех пор, пока некоторые личности не решили, что знают лучше…

При этих словах агент H-927 едва заметно напрягся, но вовремя склонил голову в молчаливом, подчёркнуто профессиональном согласии, что больше было похоже на почти искусственное усилие. Парадокс бросил на него беглый взгляд и кривовато усмехнулся без капли утраты или сожаления, скорее констатируя факт некогда утраченного идеала. Его тонкие пальцы извлекли из внутреннего кармана пиджака гладкий металлический корпус карманных часов-контроллера, отточенным движением нащупывая на ободе устройства едва заметный выступ с микро-тактильной кнопкой.

Раздался отчётливый звук щелчка, а спустя мгновение на противоположном конце помещения, сопровождаясь низкочастотным гулом разогревающихся электронно-лучевых трубок, ожила массивная консоль, выстроенная из нескольких рядов примитивных кинескопных мониторов. Пространство постепенно наполнялось резким, но не раздражающим светом экранов. За темными стеклами медленно расползалась сложная сеть взаимосвязанных переплетающихся линий, на первый взгляд хаотичных, но при всем при этом следующих определенной геометрической упорядоченности. Ванда, сидя в кресле, инстинктивно отмечала сходство этой схемы с планом метрополитена: линии выглядели сложными маршрутами, соединёнными в определённой логике узлов.

— Добро пожаловать в ваше наследие, — опираясь на резной деревянный стол, мистер Парадокс неторопливо поднялся и, остановившись в шаге от одного из центральных мониторов, вновь обратил свой взгляд к девушке. — После устранения режима Того, Кто Остаётся, произошла фундаментальная реструктуризация временного континуума. То, что ещё недавно считалось нарушением, причём довольно серьёзным, теперь классифицируется как естественный процесс развития мультивселенной. Более не существует «Священной Временной Линии» как единственно допустимого хода событий… Отклонения, которые доселе требовали немедленной нейтрализации, сегодня официально признаны… допустимыми. Более того — они поощряются. Представляете? Страшная сила отныне наделена хрупким человеческим понятием «естественного», ибо нет ничего страшнее той силы, что подчинена субъективной человеческой воле.

— К чему вы ведете? — недоверчиво бросила Ванда. — Хотите обвинить меня во всех аномалиях этой… вашей карты?

Мистер Парадокс усмехнулся, так, словно заранее ожидал ее реакции.

— Разумеется, не во всех, — с тонкой, почти извиняющейся улыбкой ответил он, наконец обернувшись. — Будет вернее сказать, лишь в тех, которые не могут быть объяснены ничем иным, кроме вашего вмешательства.

Небрежно прикоснувшись пальцами к выступу на деревянной панели консоли, мужчина раскрыл часть дисплея.

— Взгляните сами. Убедитесь. Видите эту линию? — он обвёл область одного из главных узлов нарушения на экране. Яркий, неподвижный излом, окружённый «фонящей» красной аурой, будто жёг само пространство. — Это ваша реальность, мисс Максимофф. Один из самых нестабильных временных потоков на нашей практике: его всегда было нелегко контролировать.

— Контролировать? — Ванда сузила глаза и крепче сжала подлокотники кресла. Едва уловимая вибрация ошейника прокатилась вдоль её шеи, напоминая о том, как быстро её эмоции приближались к опасной черте.

Парадокс поднял руку, будто прося её об осторожности.

— Контроль — это условное понятие, обозначающее отслеживание. Мы аналитики, а не деспоты. Мы наблюдали линию вашей судьбы, фиксировали её устойчивость. Но не вмешивались… Во всяком случае до тех пор, пока этого не сделали вы сами.

Последние слова прозвучали нарочито туманно, словно мужчина с лёгким пренебрежением пытался намекнуть на что-то, что Ванда, возможно, просто не готова была услышать. И все же, кажется, она знала, о чём он говорит. Да, определенно знала.

— Я использовала Даркхолд для конкретной цели… — заметила она хладнокровно.

Парадокс сделал лёгкий шаг вперёд, пристально всматриваясь в ее лицо, которое казалось выполненным из мрамора — настолько сильно Ванда старалась подавить эмоции.

— Жажда искупления, мисс Максимофф, столь же естественна, что и жажда власти. Она порождает те же искры, тот же огонь. Однако последствия не прощают намерений, ровно как и Даркхолд никогда не предлагает прямых решений. Он лишь отражает ваши самые тёмные страхи, придавая им форму. Попросите его заключить себя в тюрьму, и он научит вас не просто запираться. Он научит ломать решётки мира, чтобы создать новую клетку — одну, в которой цепи разорвут не вас, а ту хрупкую реальность, что вас окружает.

— Нет! — голос Ванды, рваный и ломкий, вырвался из пересохших губ, но дрогнул в конце. Она запнулась, опустив глаза на свои дрожащие пальцы. В этом мгновении она поняла, что говорит это скорее самой себе, нежели собеседнику. Сознание, как фрагментированный фильм, начало рвать пространство вокруг на короткие, болезненные отрывки воспоминаний. Она видела разрушение Вундагора, гнев своих врагов, осуждающие взгляды Мстителей, взрывную мощь своей магии, что однажды разорвала реальность в Вествью. Сколько раз она пыталась справиться со своим даром, превращающимся в проклятие, но каждый раз становилась свидетельницей своей неспособности его контролировать.

Но этот раз был другим.

Она настояла на своей жертве. Она искренне верила, что заключая себя в вечную клетку, замыкаясь в своём собственном заклятии, она могла бы стереть последствия своей магии…

— Все было под контролем. Это была моя магия, мой выбор. Я не позволила бы ему управлять мной... — тихо проговорила она и, точно ища утешения, вновь взглянула на Парадокса, который в ответ лишь ненавязчиво дрогнул пальцами, точно стряхивая её слова, как лишнюю пыль на лацкане своего пиджака

— Позвольте, мисс Максимофф, я немного упрощу вам картину, — произнес он спокойным, почти доброжелательным тоном, одновременно с этим ловко провернув небольшую рукоятку в нижнем углу панели.

На центральном экране перед ними изображение темно-красной дымки стало постепенно трансформироваться. Теперь линии и потоки распадались на отдельные блоки, которые при повторных манипуляциях Парадокс сводил к двум разноцветным потокам энергии: один — пепельно-черный, густой как кровь, с мимолётными вспышками внутри; второй — скрученный насыщенно-алый с переливами, избегающими любой предсказуемости в своих изгибах.

— Ваш Даркхолд, — начал он, указывая на пепельно-черный поток, — достаточно уникален. Его магия — это нечто большее, чем просто инструмент. Она одновременно разлагает и создаёт, прописывает новые законы для любой энергетической структуры, с которой соприкасается. Она навязывает свои законы, переломляя всё под своей властью, только чтобы привести к неизбежному краху.

Парадокс выпрямился, чуть отклонившись назад, и плавным движением указал на другой поток, бурлящий на противоположной части экрана.

— А вот это, — его палец указал на яркий багровый поток, — ваша магия хаоса. Демонстративный противовес. Полное отрицание структуры. Постигая магию хаоса, вы не строите ничего — вы разрушаете саму возможность построения. Ваши действия, намерения, эмоции — ничто из этого не задаёт направления силе. Единственное, что движет хаосом, это его уверенное стремление к распылению любых рамок. Он ведь не бунт: хаос не сопротивляется, он просто есть.

Быстрым движением мужчина провёл пальцем вдоль края экрана, чем вызвал новое изменение визуализации. Точно в подтверждение его слов, ало-багровый и темный потоки, представленные на экране, начали дрожать и, словно улавливая взаимное притяжение, неохотно задвигались на сближение, пульсируя, извиваясь и выпуская тонкие хвосты энергии, но так и не вступая в прямой контакт.

— Дело в том, что изначально вы использовали Даркхолд как внешний источник силы. — пояснил Парадокс, осторожно проводя пальцем по линии их края. — Весь процесс, если следовать аналогии с физикой, напоминал контролируемую ядерную реакцию. Темную материю Даркхолда вы держали на расстоянии, притягивая энергию лишь тогда, когда это было необходимо. Контур был стабилен, насколько это вообще возможно с таким объектом. Но чем глубже вы проникали в этот источник… тем сильнее позволяли своим собственным силам переплетаться с материей книги. Это был постепенный процесс, медленное и неизбежное квантовое сближение двух абсолютно несовместимых типов энергии, которые по существу не способны создавать ничего нового — Даркхолд никогда не сдаёт контроль, а Хаос никогда его не принимает. Они только уничтожают: друг друга, пространство, время и всё, что стоит на их пути.

— Но я… — Ванда, сделала попытку высказаться, но её голос дрогнул.

— Вам, вероятно, казалось, что вы держите баланс, — задумчиво продолжил мужчина, прервав ее прежде, чем она успела договорить. — Но магия Даркхолда не подчиняется привычным законам. Это не инструмент, который можно просто использовать и отбросить, словно забытый ключ. Он живёт, как инфекция, паразитируя на всём, чего касается. Вы думали, что управляетесь с чем-то пассивным, но Даркхолд работает иначе. Он переписывает вас. Переписывает ваши идеи, вашу структуру, ваше существо чуть ли не на клеточном уровне. Он проникает, меняет, заселяет — и всё это подчиняется его правилам, а не вашим.

Он пустил на дисплей временную шкалу, где отображался постепенный процесс этого слияния, напоминающий природные явления — медленно нарастающая буря, которая не предупреждает об обрушении до тех пор, пока не становится уже слишком поздно. На схеме эти две магические структуры сначала сосуществовали параллельно, словно соседи, осторожно взаимодействуя друг с другом. Однако по мере времени их узлы начали переплетаться.

— Ключевой вашей ошибкой стало то, что вы решили заточить свою силу, замкнув весь этот энергетический конфликт внутри себя. И это безусловно был бы самый разумный и благородный акт… если бы «вы» всё ещё принадлежали себе. Понимаете? Выбранное вами заклинание требовало полной интеграции всего, чем вы являетесь, со всем, чем является Даркхолд. Но у вас уже не было «вашей» магии. Даркхолд вас изменил. Его энергия стала частью вас, а ваша магия — частью его. Вы стали связующей единицей, сосудом. Достаточно дотронуться до пламенной искры, чтобы всё разлетелось. Что… собственно, и произошло…

Парадокс повернулся лицом к Ванде и высоко вздёрнул руку, указывая на показанный на экране результат — цвета на дисплее начали смешиваться, между двумя потоками энергии вспыхивали импульсы, усиливая их взаимную нестабильность и постепенно раздуваясь в яркий шар света. Эффект был мгновенным: пространство вокруг шара задрожало, как поверхность воды, в которую бросили камень. Секунда. Вспышка. И на диаграмме подробно отобразился момент выброса энергии, бурлящий встревоженными быстро вспыхивающими сигнатурами: звуковыми, световыми искажениями материи — оформляющимися в бурно раскручивающуюся темно-алую воронку, по своей природе чем-то отдаленно напоминающую черную дыру.

Ванда сидела на месте, почти не двигаясь, но внутри неё продолжала бушевать буря. Слова мистера Парадокса звучали в её сознании гулким эхом, словно отголоски старого колокола на ветру.

«Вы больше не принадлежали себе» — фраза болезненно отдалась где-то внутри её разума — не ударом, а медленным, пронизывающим холодом.

Ванда тотчас подняла взгляд. Картина выброса энергии поглотила её внимание полностью. Зрачки невольно заметались, отражая хаотичное движение данных на экранах — замелькали сложные графики. Но затем, внезапно, изображения вокруг начали транслировать нечто новое.

На одном из экранов мелькнула родная Соковия, где до ужаса тихо, словно само время встало. Вот она с братом, маленькие, смотрят на снег из окна…

На другом — размытый образ разрушенного здания. Это был тот самый дом, тот вечер, когда их детство оборвалось. Первый взрыв. Она узнала эту стену сразу — каждую трещину, каждые осколки плитки на полу, каждый звук, который не пропустила её память.

Ещё миг — и перед глазами возникли более поздние сцены: изоляция в лаборатории Гидры, где над ними с Пьетро ставили эксперименты, и обжигающе яркий свет камня разума в ладонях.

Изображения все продолжали сменять друг друга, не давая ни секунды передышки.

Пальцы машинально сжались в кулак, а где-то на периферии сознания послышался лёгкий предупреждающий писк ошейника. Но Ванда не придала этому особого значения.

— Хватит… — почти беззвучно прошептала она, осознавая, что инициировала в себе почти забытые эмоции, и сделала отчаянный жест, словно хотела заслониться, но картинки по-прежнему накладывались друг на друга — структуры, обрывки её ошибок. На другом мониторе просматривались события, произошедшие после создания Вествью.

Ванда вздрогнула, резко отворачиваясь от болезненных воспоминаний, как вдруг её взгляд случайно зацепился за другой монитор. Он находился чуть в стороне, в тени от остальных, и поначалу девушка едва обратила на него внимание: картинка была странно статичной, без ясных деталей. Но затем экран ожил.

Перед глазами мелькнул молодой человек, одетый в костюм, напоминающий красный и синий покров городской легенды Нью-Йорка. Струны паутины, цепляющиеся за высотки. Полёт через мост. Движения, которые казались почти танцем. Постепенно моменты, привязанные к нему, начинали формировать конкретные временные сегменты, всплывавшие на боковой панели с временными метками.

Ванда медленно подалась вперёд, морщась от боли в плечах и гудящей агонии ошейника, но её внимание уже было безраздельно приковано к экрану. Прогон прошлого мальчишки разворачивался, кадр за кадром.

[ВРЕМЕННАЯ МЕТКА: 05.09.2015/14:32:07] Экскурсия в неизвестной лаборатории. Молодой человек в школьной форме, растрёпанный и неловкий, пробирается между рядами глянцевого оборудования. Мерцание камеры задерживается на маленьком пауке, едва заметно соскальзывающем на него с потолочных балок. Рука мальчишки рефлекторно дергается, пока паук исчезает в складках рубашки.

[ВРЕМЕННАЯ МЕТКА: 23.09.2015/02:15:44] Скромная комната в Квинсе. Юноша рассматривает свое отражение в зеркале, неуверенно поправляя нелепое самодельное трико с защитными очками. На столе разбросаны чертежи и схемы, исписанные формулами. Старенький ноутбук открыт на странице с новостями о городских происшествиях.

[ВРЕМЕННАЯ МЕТКА: 19.05.2016/15:47:23] Та же квартира, но теперь в ней появляется неожиданный гость. Тони Старк, небрежно развалившись на потертом диване, ведет беседу с явно ошеломленным подростком.

[ВРЕМЕННАЯ МЕТКА: 24.06.2016/16:03:55] Аэропорт Лейпцига. Первое появление в модернизированном костюме в разгар конфликта между Мстителями.

[ВРЕМЕННАЯ МЕТКА: 15.07.2016/22:17:32] Паромная переправа Статен-Айленда. Кадры спасательной операции, где юный герой пытается в одиночку удержать разваливающийся на части паром.

Ванда сощурила глаза, пытаясь понять, зачем здесь хранится подобная хроника? Почему УВИ вообще занимается этим подростком? Полёты в небоскрёбах и прыжки с паутиной не выглядели как что-то, достойное вмешательства в вопросы времени.

Её губы дрогнули в немом вопросе, но звук не донёсся до чьих-либо ушей, так как на мониторе появилось кое-что другое:

[ВРЕМЕННАЯ МЕТКА: 28.10.2024/14:48:01] Какой-то ритуал, где пространство вокруг той же фигуры раскалывается, как витраж.

[ВРЕМЕННАЯ МЕТКА: 15.11.2025/17:56:49] Тёмный переулок в Квинсе, где истекающее кровью обмякшее тело растворяется в пульсирующем ярко-алом свечении.

[ВРЕМЕННАЯ МЕТКА: 15.11.2025/18:10:06] То же лицо, молодое и одновременно странно усталое, на фотографии в личном деле УВИ… Последняя надпись, которая тенью отражения нависает над ним:

УПРАВЛЕНИЕ ВРЕМЕННЫМИ ИЗМЕНЕНИЯМИ

ДЕЛО №TS-SM-616/1610-∆

СТАТУС: КРИТИЧЕСКИЙ ОБЪЕКТ: ПИТЕР БЕНДЖАМИН ПАРКЕР

ТЕМПОРАЛЬНАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ: АНОМАЛИЯ Z-616

СТАТУС СУЩЕСТВОВАНИЯ: НЕОПРЕДЕЛЕН

СИАИУС ПАМЯТИ: КОМПРОМЕНТИРОВАН

ВАРИАТИВНОСТЬ: КОМПРОМЕНТИРОВАНА

ВНИМАНИЕ! СУБЪЕКТ ДЕМОНСТРИРУЕТ ПРИЗНАКИ ТЕМПОРАЛЬНОЙ ДИССОЦИАЦИИ. ВОЗМОЖНА СПОНТАННАЯ РЕКОНВЕРГЕНЦИЯ ВРЕМЕННЫХ ЛИНИЙ.

[ТРЕБУЕТСЯ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ДОПУСКА УРОВНЯ «ОМЕГА»]

На мерцающих экранах все продолжали сменяться кадры из чужой жизни. Линии изображения слегка дрожали, будто не хотели существовать слишком долго, а сопровождающие их метки времени плавно менялись, оставляя позади секундные отсчёты. Лишь одно слово врезалось в сознание, простое и настолько реальное, что оно словно осталось проплывать перед глазами.

«Питер Паркер»

Ванда попыталась зацепиться за него, словно за край ускользающей нитки, но все её усилия разбивались о невидимые барьеры. Это имя словно что-то значило. Словно должно было что-то значить. Но ничего.

Мистер Парадокс коротко глянул в ту же сторону, где кадры продолжали мелькать, затем вернул взгляд к девушке. Тонкая улыбка тронула его губы — он явно ждал этого момента.

— Завораживающая вещь — человеческая память. Такая… хрупкая и одновременно невероятно устойчивая. Вы начинаете чувствовать это, не так ли?

Ванда качнула головой. Отрицание было не слишком уверенным, с некоторой долей осторожности.

— То есть что я должна помнить этого мальчишку?

— Технически — нет. Заклинание Стренджа было исполнено безупречно. Никто в вашей временной линии не помнит, кто он, — с лёгкой констатацией заметил Парадокс, сложив руки за спиной. — Однако ваш разум сейчас испытывает классический когнитивный диссонанс. Проще говоря, вы помните и одновременно не помните мистера Паркера, потому что обе версии реальности — и та, где вы его знали, и та, где он никогда не существовал для вас — одинаково достоверны.

Теперь внимание Ванды сосредоточилось на мужчине полностью.

— Стрэндж? — произнесла она с едва уловимой ноткой раздражения. — Что именно он сделал?

— Он использовал заклинание забвения — одно из самых могущественных в истории мистических искусств, — мужчина слегка наклонился вперёд, будто сводя ее вопрос к сути. — Такое решение было принято для того, чтобы удержать вашу реальность от полного коллапса. Барьер между мирами был настолько повреждён, что ваша вселенная начала «течь». А Питер… стал связующей точкой для разломов. Его присутствие вызывало вспышки, как место, через которое пространство буквально выдавливало элементы чужой реальности. Цель была предельно проста: стереть каждую крупицу информации о Питере Паркере из памяти всей мультивселенной.

Ванда нахмурилась. Ее взгляд незамедлительно вернулся к экрану, на котором мигнула очередная метка времени. Всё те же прыжки по зданиям, спасительная паутина, обрывочные кадры из школьной лаборатории — непрерывный поток событий, казавшихся бессвязными, но определённо важными. Её брови слегка дрогнули, выдавая раздражение, а голос прозвучал чуть резче, чем она, вероятно, хотела:

— Но если его никто не помнит — почему мы всё ещё говорим о нём? Почему он важен?

Мужчина разглядывал её пару мгновений, с явным удовлетворением отметив рациональность ее вопроса. В какой-то момент Ванде даже показалось, что его взгляд слегка потеплел.

— Скажите, мисс Максимофф, вы когда-нибудь задумывались, почему после всех ваших… м-м… «экспериментов с реальностью» ваша вселенная ещё не рухнула в полный коллапс? Ведь каждый из них, будь то инцидент в Вествью или использование Даркхолда, должен был разорвать вашу временную линию в пух и перья. И всё же этого не произошло. Как думаете, почему?

Ванда зло прищурилась.

— Может, потому что я в последний момент всё исправила, создав барьеры, чтобы стабилизировать магнит…

— Ошибка, дорогая, — методично перебил ее Парадокс. — Это не вы её стабилизировали. Это сделал Питер Паркер. Косвенно. Невольно. Но всё же он.

Его рука взмахнула в сторону, и изображения юноши — одинокого, потерянного внутри рябящей временной линии — заняли центральное место на экране.

— Понимаете, Питер — это больше, чем просто мальчишка в маске. Он «якорь структуры». Его влияние на временные линии коренится в его природе, в энергии, что он излучает. Квантовая сигнатура, связанная с ним, влияет на устойчивость самого континуума. Он не просто человек — он один из «базовых элементов» вашей реальности.

Ванда изогнула одну бровь.

— Его «сигнатура»? Это очередная псевдонаучная чушь?

Мистер Парадокс рассмеялся, почти искренне.

— Напротив, мисс Максимофф. Это природа вещей. У вас есть магия, верно? А что, по-вашему, магия, как не физика мира, которую вы ещё просто не поняли? Магия хаоса резонирует с Даркхолдом, а энергия Питера ― с фундаментальной структурой реальности. Вы породили разлом, а он привлёк его к себе. Его природа как якоря стабилизировала аномалию, но стабилизировала крайне необычным образом. Вместо ожидаемого схлопывания вашей временной линии произошёл перегруз. Ваша магия заставила разлом перекрутить временные градиенты вокруг своей оси — пространство и время буквально перевернулись, формируя уникальное спиральное движение, которое не нашло выхода… кроме как через Питера. Результат? Энергия разлома попросту потянула его за собой. Будучи якорем реальности, Паркер стал центром этого движения — ключевой фигурой в процессе пересечения временных слоёв. Разлом, по сути, переместил его за пределы собственной временной ветки, вытолкнув туда, где его присутствие могло компенсировать нестабильность. В вашей линии это оказался 2016 год… — Он увеличил изогнутую, словно поверхность натянутой мембраны область на экране, выделяя одну из двух точек, которая вспыхнула знакомой красно-синей меткой. — Именно этот год оказался идеальной узловой точкой — достаточно стабильной, чтобы выдержать внедрение, но при этом достаточно гибкой, чтобы произошло временное замещение его более молодого двойника.

— Замещение самого себя? — недоверчиво переспросила Ванда, скрестив руки на груди. — Звучит как абсурд!

Холодный, точно отточенный взгляд мистера Парадокса задержался на её лице ещё на пару мгновений.

— Скорее как невозможность сосуществования в действии, — констатировал он терпеливо. — Когда два идентичных якоря сталкиваются в одной временной линии, их структура вступает в конфронтацию. Здесь-то и включается правило энергетического вытеснения: если вы бросите камень в воду, он вытеснит точку, где вода уже была. Так и с Питером — его старший вариант оказался энергетически устойчивее. Более мощный временной якорь занял место более слабого.

Ванда нахмурилась, точно переваривая его слова.

— То есть Питер из 2016 просто исчез … — она тут же замолчала, ощутив, как её мысли спотыкаются.

— Не исчез, а был смещен, — поправил ее Парадокс, — Надо отдать должное УВИ, его изъяли из линии до того, как разрыв мог обрушить весь поток и поместили в ноль-зону… ту самую, где временно находились вы, прежде чем вас доставили сюда. — он сделал небрежное движение рукой, как будто это было что-то незначительное, — Мы держим его под постоянным наблюдением, но любая попытка вернуть его обратно в линию или оставить вне схемы слишком рискованна, поскольку связь между занявшим его место Питером и временными линиями прошлого и будущего больше не является линейной. Теперь они взаимодействуют через механизм, который принято называть «квантовой запутанностью». Проще говоря, две фиксированные точки времени — 2016 и 2025 годы — теперь тесно связаны между собой, но не через цепочку событий, а как волны вероятностей, которые влияют друг на друга.

— И что это значит? — Ванда сделала шаг ближе, но при этом её голос прозвучал удивительно спокойно.

Парадокс усмехнулся, сухо, но без издёвки, после чего жестом активировал новый набор данных на дисплее, где схематично отображались две временные линии: соединённые тонкими дугами, которые пульсировали, перекидывая энергию туда и обратно

— Это значит, что ваша реальность, лишенная своего якоря, больше не фиксирована. — задумчиво протянул он, медленно проведя пальцем вдоль временной линии 2025 года, которая мерцала тонкими пульсациями, временами размываясь, точно теряя свою первоначальную форму, — в свою очередь, Питер, физически пребывающий в 2016 году, остаётся по-прежнему неразрывно привязан к ней. И каждый его выбор, каждое действие или же, напротив, бездействие в прошлом теперь неизбежно деформирует предписанный ему естественный ход событий, порождая так называемые «эхо-выбросы» в квантовом поле. Эти выбросы распространяются вдоль временной оси, буквально разрывая ткань между двумя временными слоями и формируя тем самым точки схождения между ними — печально известные квантовые карманы, — спонтанно возникающие флуктирующие зоны, где ваш текущий 2025 год сталкивается с событиями 2016 года и начинает с ними конфликтовать. Время в этих зонах течет нелинейно. Предметы могут на короткое время менять свои свойства: становиться гибкими, растекаться или исчезать, а затем возвращаться в исходное состояние. Искажения затрагивают даже человеческое сознание — люди в зоне влияния квантовых карманов начинают помнить события будущего, которых с ними никогда не происходило в их настоящем. Обычно эти процессы носят кратковременный характер, но их последствия могут быть крайне разрушительными, особенно если аномалия затрагивает ключевые конструкции или механизмы.

Парадокс поднял руку и развернул ладонь к панели, в ответ на что консоль живым импульсом изменила часть видеопотоков. На одном из центральных экранов вспыхнул …Манхеттен?

Ванда проморгалась, на секунду даже не поверив своим глазам. Это действительно был Манхэттен. Вернее, то, что от него осталось. Вместо привычных улиц и небоскрёбов камера показывала место катастрофы — очертания разбитого грузового самолёта с эмблемой «Stark Industries» стали центральным элементом изображения. Фюзеляж был искорёженным, часть корпуса завалилась на бок, оставленный рваный след на асфальте. Фрагменты обшивки, осколки стекла и контуры металлической конструкции, некогда крепившей грузовые отсеки. Огонь ещё тлел на крыле, изрыгая вверх редкие клубы густого дыма, которые лениво смешивались с пасмурным серым небом.

— Прямой пример действия одного из квантовых карманов в реальном времени — произнес размеренный голос, разрывая секунду тишины. — Присутствие временного «двойника» мистера Паркера в 2016 году инспирировало изменения: Стервятник не был преследован; как следствие, события, связанные с его действиями, отклонились от их первоначального курса. Самолёт не упал на Кони-Айленд, как это было предписано, тем не менее его падение должно было стать настолько значимым событием для становления Человека-паука, что даже отсутствие прямой причины не стерло вероятность его совершения здесь. Вероятность начинает зреть, накапливаясь, и в конце концов реализуется как аномалия.

Мужчина коснулся нескольких клавиш на консоли, и изображение на экране слегка сдвинулось, плавно перемещаясь к другой части площадки. Фокус на этот раз зацепился за нечто знакомое — едва различимое на фоне разрушений и разбросанных всюду обездвиженных тел лицо Тони Старка. В его глазах застыла не столько вина, сколько пустота — след того будущего, которое он, вероятно, успел увидеть. Залитый пепельными тонами город… едва видимые кроваво-красные следы на ореолах горизонта.

В глубине сознания Ванды зародилось беспокойство, переходящее в подсознательный панический страх, когда всё больше деталей увиденного осознавались ею.

— Значит… — осторожно проговорила она, пытаясь сложить воедино клубящееся облако мыслей в голове. — Даже если Питер ничего не сделает, реальность всё равно будет стремиться к реализации своего исхода? Даже если это будет уже совсем другой исход?

— Именно так, — подтвердил ее догадку Парадокс. — Каждый такой «карман» становится не только следствием его выбора, но и новым причинным звеном. Нестабильность будет нарастать, как цепная реакция. Но вот в чём проблема: если его действия уже начали деформировать структуру временного потока, как вы думаете, что произойдёт, если он совершит что-то… большее? Не просто спасёт старушку на переходе или остановит грабителя, а скажем… попытается изменить свое будущее?