The valley blooming wild roses (джен)

Кто говорит, что яд и кинжал — орудия разгневанной женщины?

Романисты говорят; им это нужно для создания роковых красоток. А на самом деле что?

А на самом деле — яд — штука ненадежная. Когда он подействует, никогда не известно точно, да и раздобывать его тоже — занятие неблагодарное.

Потому что, когда ты его покупаешь, то после убийства — жди прихода полиции. Если ты фармацевт или аптекарь — не надо пользоваться ядом. Устрой властям разрыв шаблона.

Кинжал, нож и иже с ними — никак не предназначены для хрупких женских ручек. Поцарапает или чуток порежет, ну бывали случаи, когда и убивали… Нож — это секс. Без шуток, одухотворенный акт соития с другим человеком. Кровь, брызжущая в стороны, короткая агония и вот — человек обмякнет, перейдя из живых в мертвые.

Некоторые закрепляют эту связь ритуальным поеданием трепещущей плоти, но это уже извращение.

Убивать надо, когда чаша терпения переполнилась.

* * *

Майкл Сонни  вышел на заднее крыльцо популярного заведения, выщелкнул из пачки Даллас Лайт сигарету, помял её и сунул в рот. Прикурил от спички, огонек которой на миг осветил жесткое, чуть одутловатое лицо с трехдневной щетиной, и выдохнул дым в окружающую темноту.

Майкл Сонни — 45 лет — вышибала в борделе. Живет на Наруто-роуд. 19. Снимает квартиру. Педофил со стажем, по этой причине не женат.

* * *

Заведение, в котором он работал, энный раз меняло вывеску. То оно называлось — Уютный домик бабушки Рут, то — Вкусная кухня матушки Лиз, затем — Теплый приют сестренки Пегги, а после — Сестринский приют святого Мудо. В настоящее время название было простым и непритязательным — Ивушка.

Они недавно сделали ремонт, около главного входа, выходящего на Пуаро-авеню, красовались две высаженные ивы, сияли фонари и переливалась вывеска, приглашающая на вкусные ужины и живую музыку.

Ровно половина дома принадлежала респектабельному заведению с хорошей кухней и живой музыкой, а вот вторая половина — была сомнительным заведением с плохой репутацией, существовавшей под той же вывеской.

Там алкоголь лился рекой, шла игра, делались ставки и были бляди.

Официантки, работавшие в Ивушке, проститутками не были, а проститутки, работавшие во второй части дома, не были официантками. Поварам было пофиг, кому готовить, а хозяйка имела нехилый профит со всех частей.

* * *

Майкл Сонни был вышибалой, водителем и швейцаром одновременно, но в респектабельную часть никогда не заглядывал. Заднее крыльцо выходило в маленький дворик, упиравшийся слева в опиумную лавку Чуй Линя, а справа — в молельный дом Святого Муна. Между молельным домом и еще одним домиком, неизвестного происхождения, на Зенигата-авеню, был маленький проход, выходивший на соседнюю улицу.

И вот Майкл сейчас стоял на этом крыльце и курил. Его держали в заведение не только за мощную фигуру, пудовые кулаки, но и за то, что он поставлял малолеток на потеху пресыщенной публике. Внизу здания был подвал. Он делился на две части, с одной —располагался винный погреб, неплохой. Ибо хозяйка прекрасно разбиралась в винах, а с другой стороны — функционировала общага для мелких. Мальчики, девочки от пяти до пятнадцати лет, из хороших семей, чистенькие, невинные… Их покупали богатые извращенцы за большие деньги, и судьба этих живых игрушек была потом незавидной.

Майкл принимал живейшее участие в пополнение подвала, у него был отличный вкус, если такое сравнение уместно в этом случае. Через его руки прошли многие, через его хер тоже. Вспомнив последнее поступление, Майкл похотливо облизнулся. Хозяйка обещала ему выплатить награду, и он уже предвкушал её, но тут что-то очень жесткое сдавило ему шею.

Майкл попытался просунуть пальцы под это, чтобы ослабить давление, но ему не удалось. Удавка затягивалась. Вышибала захрипел и последнее, что услужливо подсунул ему агонизирующий мозг, фото пятилетней девочки с мягкими волосами, которую он оприходовал лет пять тому назад… А потом наступила темнота.

* * *

— Где этот сраный ублюдок? — во двор вышел детектив Мак-Тер, воняя очередной сигариллой.

— Вон, — показали ему эксперты на сидящее между двумя мусорными баками обезглавленное тело, — а голова на столбике, огораживающем стоянку, пальцев тоже нет.

— И кто это у нас? — проворчал Мак-Тер, подходя к голове, изо рта которой свисала потухшая сигарета.

— Майкл Сонни, — откликнулись эксперты, — педофил со стажем.

— Собаке — собачья смерть, — прорычал детектив и отправился обратно в здание.

С неба лил дождь, и было непонятно, то ли ночь, то ли день, а Мак-Тер не любил дождь. Сырость заставляла ныть старые раны и вспоминать неуютный вечер одного года, когда он был молод и неопытен.