Ласточка (гет)

— Блять!

Буквально несусь со всех ног на свет в конце ступеней, спотыкаясь то ли об банки, то ли об собственные ноги. Я примерно догадываюсь, что происходит на поверхности. Мы так комфортно болтали, что забыла предупредить про «нюансы» наших земельных владений. На последние ступеньки заскакиваю, помогая руками, почти на четвереньках.

Немного проморгавшись от яркого света, теперь могу разглядеть картину маслом: на полпути к погребу стоит Андрей с испуганным взглядом и явно вспотевшими ладошками. Земля под его ногами шевелится, будто живая, напоминая змеиную свадьбу. А два зелёных пятна круги вокруг нарезают, то уменьшая радиус до стоп подростка, то чуть отступая.

— Это гость! Гость!

Пятна замедляются, и теперь в них можно узнать маленькие кустики северных ягод: морошки и шикши.

Явно недовольные, но послушные, постепенно увеличивают расстояние между собой и ногами ребёнка. Земля вокруг ягодных големов колыхается, напоминая рябь на воде, а сами создания балансируют на поверхности, периодически чуть «утопая» в почве. Зависли у банок, ждут, паршивки.

— Что это? — наблюдая за живыми кустами, очень тихо спрашивает «пострадавший».

— Големы — наблюдатели участка. Видать, я когда в погреб спустилась, они тебя за чужака приняли, вот и окружили. Не ссы, своих не тронут.

Андрей немного отмирает, вытирает руки о штанины и нервно зачёсывает пальцами волосы назад.

— Я только шаг хочу сделать, а земля под ногами как трясина становится — страшно пиздец! И всё так быстро произошло, я их даже не заметил!

Отряхиваю руки после подвала и выставляю банки со ступеней:

— Трясина — это способность вон той, с чёрными ягодками — шикши. Она болота очень любит. А похожая на малину — морошка, предпочитает чужаков корнями оплетать. Они за эту часть двора отвечают, а у главного входа обитает рододендрон жёлтый.

— И способность у него?

Показываю шрамы у локтя:

— Дерьмовый характер вкупе с ядом. Это я его в детстве вытащить из земли захотела. Ещё и кусается; увидишь — вообще не трогай. Тот ещё говнюк.

 

Передаю банки толстовке и постепенно спускаюсь к нижним ступеням. Андрей таскает их к общей куче и всё ещё недоверчиво косится на големов, что «плавают» около ведёрок с ягодой.

— А чего они не уходят?

— Вкуснях хотят. Положи горсть ягод подальше в траву, они и отстанут.

— Ага, понял, — кивает и отходит на пару метров.

Бравые охранницы следуют за парнишкой. Немного шороха, хруста, и кустики расплываются в разные стороны.

Подросток возвращается и, забирая у меня очередную банку, спрашивает:

— А они всегда под землей?

— Нет, но это надо летом приезжать, когда им не надо землю греть. Ползают по участку, на солнце греются, иногда бабушкины грибы подъедают.

 

А он ведь тоже земляных стихий?

Отчасти. Но кстати.

 

— Андрей, послушай. Не бойся, если растения с тобой «разговаривают».

Глазками хлопает, типа не понимает, продолжаю:

— Мы когда у грядок сидели, ты хвостик с семенами от перца прям там закопал. Зачем?

Молчит.

— Материнское растение попросило?

Кивает. Немного озадачен.

— Здесь вся земля заколдована. Это нормально — «слышать».

— Големов… я тоже «слышал». Но это не было похоже на речь, скорее, на ощущения. Внутри так неприятно, словно ногтями по доске — «чужой-чужой». В моменте очень страшно.

Похлопываю мальчонку по плечу:

— Задача големов охранять участок и следить за порядком, а не ягодки выпрашивать. Конечно, они будут устрашающими. Такова их природа.

Выползаю из погреба:

— Вот и всё, последняя банка, — улыбаюсь и выглядываю на кухонное крыльцо.

Нам до него метров десять по дорожке топать. Думаю, как быть: обойти дом и сразу до машины банки тащить или через кухню, зацепив толстовку постарше?

Пока размышляю, встречаюсь взглядом с колдуном, сидящем на лавочке. Курит. Очень даже вовремя. Машу рукой, встаёт и уже собирается идти к нам, когда кричу:

— Кури на крыльце! Не спускайся! — кивает и выдыхает порцию сизого дыма. — Открой нам машину!

— Сигналка в доме! — машет мне сигаретой. — Докурю и открою!

Поворачиваюсь обратно:

— Отлично, тогда тащи банки к машине, я здесь закончу и помогу.

— Через дом тащить? — подхватывая компот, спрашивает подросток.

— Не, давай в обход.

— Оке.

Бэмби уходит, а я закрываю погреб и наконец-то потягиваюсь.

Беру гостинцы для Ритки и выхожу из-за деревьев. Наблюдаю картину, как колдун на крыльце, с сигаретой в зубах, передразнивает мальчишку, изображая испуг и смеётся. Пострадавший грозит ему банками, что-то выкрикивает и уже как-то агрессивно топает на другую часть двора. «Гьебь» тушит окурок и скрывается за дверью.

 

А, так он всё видел. Видел и не помог… Как благородно.

Ну, я бы тоже не отказалась ещё понаблюдать за големами. Весной они обычно сонные и ленивые, и довольно агрессивные. А тут так живенько отреагировали, хоть и мирно. Надо будет бабушке рассказать.

Поднимаюсь на крыльцо и ставлю на лавку взятки с патиссонами.

— Это в машину? — интересуется джинсовка на толстовку.

— Не, это моим. В машину всё, что у навеса на земле стоит… Да пошли вместе, покажу.

Андрей догоняет нас на обратном пути и, с соленьями в руках, делает нечто неожиданное: пинает колдуна под жопу и со злодейским хохотом убегает вперёд.

— Вот же! Утырок малолетний, — «Гьебь» ставит банки и отряхивает штаны.

Удивлённо хмыкаю:

— Ох ты ж, а он и так умеет?

Колдун снисходительно на меня смотрит и выдыхает:

— Да вы, сударыня, святая простота.

— Почему?

— Мария, окститесь. То, что этот паршивец так «миленько» себя вёл, — так это просто я был очень убедителен, сказав, что он рискует на обратном пути бежать за машиной босиком. А то и вовсе голым.

 

Аха-хах-ха! Окститесь! Всё интереснее и интереснее.

 

— Да ла-а-дно… А с виду такой котёночек.

— Не поддавайся его очарованию. Думаешь, он не знает о своей смазливой мордашке? Знает. И активно этим пользуется.

Мимо нас проходит Андрей и показывает «Гьебю» язык.

— Он тот ещё мамкин манипулятор, — закатывает глаза колдун.

Доходим до машины и ставим банки в багажник. Идём обратно.

— Значит недостаточно был убедителен, раз Бэмби сорвался, — посмеиваюсь.

— Бэмби? — задумался, кивнул; «подходит». — Да нет, это он понял, что мы обратно без тебя поедем, и расслабился, крысёныш. Включит какое-нибудь свое попсовое говно и будет в машине бесоёбить.

 

А как же… рэпчик?

Погоди, есть дела поважнее.

Признаюсь, ещё с момента беготни в погребе хочу в туалет. Перетерплю, и будет лужа.

 

— Слушай, вы сами справитесь? Там только по банке овощных ассорти оставь на лавке, это соседке.

— Да, конечно.

У крыльца во всеуслышание заявляю, что «Гьебь» — гость, и заскакиваю в дом.

О, это прекрасное чувство облегчения и свободы. Наконец-то. Захожу в гостиную и встречаю бабулю, выходящую из кухни:

— Это мальчикам в дорогу, — поднимает два пакета с явно чем-то съестным внутри, — положила им оладьи и бутерброды на скорую руку сделала. Заметила, что Андрей хорошо кушает — услада для глаз. Соленья Ксюше взяла?

Мд-а, от кого ж ещё я могла старомодных словечек понабраться. Конечно, от бабушки.

— Да и Ритке вкусняхи тоже взяла.

— А варенье Матвею?

— Блин, в погребе на столе оставила! И этим же тоже взяла!

Вытягиваю пакеты у бабушки и мчу к главным дверям, цепляю тапки и бегу к машине.

«Гьебь» как раз закрывает багажник, когда я подбегаю и вручаю ему комбо-обеды в бабушкином исполнении:

— Держи, это отвлекающий манёвр для Андрея.

Разворачиваюсь и, оставляя колдуна в недоумении, быстрым шагом иду к погребу.

— А ты куда? — кричит вдогонку подросток с переднего сиденья.

— Я сейчас вернусь, подождите!

 

* * *

 

— Это вам, — передаю через окно баночки школьнику. — Земляничное варенье: две тебе, одну Глебу.

Подросток расплывается в довольной улыбке и прячет сладость на заднем сиденье. «Гьебь» дымит чуть позади машины и с кем-то разговаривает по телефону. Кивает, мол, «спасибо».

— Спасибо, что позвала в гости, — высовывается из машины мальчонка, — бабушка у тебя классная!

Ерошу ему волосы и смеюсь:

— Ты ей тоже очень понравился, — кидаю взгляд на спину в джинсовке. — И «дополнение к машине». Можно будет ещё как-нибудь так выехать на выходные.

 

Слышу шаги со спины: бабушка вышла проводить.

— Маш, а можно будет и с мамой твоей познакомиться? Интересно, какая она.

Чуть заминаюсь, делая вид, что усиленно думаю. Мягко улыбаюсь:

— Познакомлю, в следующий раз.

Бабушка подходит и накидывает мне на плечи пуховик.

— С тётей Таней разговаривал, — возвращается к машине колдун. — Спасибо за выходные, у вас очень уютно и вкусно.

Нин Евгеньнна обнимает «Гьебя» и гладит Андрея по голове:

— Рада, что вам у нас понравилось. Быстрой дороги и обязательно приезжайте ещё!

Джинсовка садится за руль. Машина лениво выруливает на дорогу под угрозы «оторвать кому-то руки, если сейчас же не пристегнётся» и вскоре скрывается из вида.

Смотрю на время, уныло вздыхаю. Да какая разница, сколько там на часах в телефоне, если пришло время умирать от чьей-то неумолкающей болтовни?

Кошусь на дом напротив:

— Шесть вечера, электричка через часа два, уложимся?

— Во что уложимся-то? — хмыкает бабушка.

— В отработку пирога, мы же сейчас прямиком в ад идём? Ну, к Ксении Михайловне с её двумя ангелочками и мужу шутнику?

— А-а. Да не пойдем мы к ним.

Разворот головы на девяносто:

— Чой-то? — недоверчиво хмурюсь.

— «Ангелочки» какую-то заразу со школы притащили — болеют. Я днём поэтому и выходила — сборы лекарственные передать.

Бабушка приобнимает меня, и мы продолжаем стоять, созерцая соседский дом, злорадно хихикая.

 

Пронесло.

— Так стоп, — немного выпрямляюсь. — А какого хера я тогда с парнями не поехала?! Ты чего раньше-то не сказала, ба?

Старая мудрая женщина не даёт выбраться из объятий и сжимает руки ещё сильнее:

— А это, внученька, и есть твоя отработка. Посудку помоешь, чай со мной в тишине да покое попьёшь, сплетни там свои расскажешь. Проведём с тобой семейный вечерок. А к половине девятого, кстати, Фёдоровский сын в Москву поедет — заодно и тебя подвезёт, не переживай. И не выражайся.

Кладу голову бабуле на плечо и выдыхаю:

— Ах ты-ы, слишком хитрая женщина. Признавайся — с самого начала всё спланировала?

Легонько смеётся и выпускает меня из тёплых рук:

— Кто знает, кто знает. Пойдём в дом, мерзляво что-то.

— А соленья? Они там на крыльце стоят.

— А, так это Фёдору банки — оплата твоего проезда.

Почти у самого крыльца цепляюсь взглядом за старые качели, что так искусно обвил своими лозами старый-добрый плющ Хедера, делая детское развлечение практически невидимым.

Поднимаюсь по ступенькам:

— Слышала? Андрей про маму спрашивал, познакомиться хочет.

— Для жениха пока мелковат, конечно, — усмехается. — Но познакомить можно.

— Может, сходим к ней?

Бабушка останавливается у самой двери:

— Хорошая идея, да и время у нас есть, но сначала чай и покушать. Ты сегодня так ни разу нормально и не поела.

Заходим в дом.

— Да нормально я ем, ба. Не преувеличивай.

— Да-да, всё понятно, — отмахивается, — но сначала чай. Заодно Анечке пирог возьмём. Точнее то, что от него осталось. После ночного-то набега, — легонько толкает меня локтем и, посмеиваясь, скрывается на кухне.

Иду на второй этаж — надо заранее собрать все вещички и поставить их у порога, пока чайник не вскипел.

 

И банки! Банки со скамьи не забудь.

 

* * *

 

На улице, за пределами нашего участка, прохладно. И пока мы идём вдоль домов в сторону леса, есть время насладиться, возможно, одним из последних весенних снегопадов.

Крупные, воздушные хлопья кружатся в лёгких потоках воздуха, плавно оседая на различных поверхностях. И мне на макушку. Внутри отзывается знакомым, тёплым. Будто вернулась в детство. Вот-вот подбегут соседские ребята и отпросят меня, «наканючат» разрешение на погулять. Мы будет играть в снежки, лепить снеговиков и ловить снежинки языком, а под конец прогулки обязательно завалимся к кому-нибудь на ночёвку. На всех не хватит ни подушек, ни одеял, и мы будем спать кучками. Ютиться.

Улыбаюсь.

Освежаю в памяти знакомые просторы каждым домом, деревцем и снежинкой. Пока на сердце спокойно и тихо. Пока можно вспоминать и рассказывать бабушке всякие шалости из детства. О которых она знала с самого начала. Ветер вездесущ. И он отменный сплетник и доносчик. Мой вечный детский враг.

Выходим на небольшую полянку в конце деревни.

Здесь, поближе к древесным гигантам, обосновался каменный «бассейн» с родниковой водой. Сам источник находится в глубине леса. Он служит лесной живности и растениям. А вот ручей, что тянется от «основания», очень удобно выруливает именно сюда — его и используем.

Чтобы жителям здешних земель хватало воды, кто-то из древних Алёхиных возвёл стены возле ручья: магические, способные удержать и не испортить воду внутри.

Напоминает каменную чашу, утопленную в земле. Метра два, два с половиной в диаметре и чуть больше полуметра глубиной. Позже, деревенские выложили вокруг резервуара невысокий каменный бортик. Помимо сбора родниковой воды иногда сюда приходят просто посидеть в тишине и покое. Приезжающие колдуны — очистить обереги и отдать дань уважения благам природы. А некоторые сюда заявляются… чтобы носиться как ошалелые и бултыхаться в «лягушатнике».

— Тебе воды с собой набрать? — бабуля кивает в сторону родника.

— Да не, у меня есть. Как «зацветёт» — поменяю.

Кивает.

Всегда слежу за водой, в которой очищаю минералы. Всё просто. Позеленела — значит пора менять.

Проходим мимо каменной чаши и направляемся в лес.

Он не желает просыпаться. Ему зябко и лениво. Деревья стоят голышом, и пока не планируют выпускать почки. Редкие сосны скрашивают бело-коричневый фон своей зелёной красотой, как и прошлогодние ягоды на кустах, до которых не добрались птицы и животные. В прошлом приятно шуршащие под ногами листья теперь смахивают на замёрзшую сгнившую кашу. Радуюсь, что по ней всё ещё можно спокойно пройти.

Через недельку-другую солнца станет больше, и почва начнет жадно напитываться теплом, тормоша спящие растения. Птицы будут спешить вычистить и занять старые гнёзда, а деревья скинуть остатки старой листвы. У прыгучих, бегающих и некоторых летающих настанет пора линьки и смены окраса. Грядёт большая генеральная подготовка к лету.

А пока. Пока мы проходим вглубь леса. Здесь много разных тропинок, но мы точно знаем, куда идти.

Сначала прямо метров пять.

Свернуть на левую тропинку и пройти до небольшого оврага.

Обойти его справа и пройти ещё пару метров.

Впереди небольшой пригорок и несколько могучих сосен, слегка припорошённых снегом. Словно в шапочках стоят. Проходим к той, что стоит дальше всех. Окружённая кустарниками, словно прячется от ненужных глаз. На ней нет никаких отметин или флажков, но я точно знаю — мы на месте.

Аккуратно лавируя между колючими ветками, пробираюсь к дереву поближе. Помню его ещё маленьким саженцем. За прошедшие года оно успело окрепнуть и вымахать под метра три, если не больше. Бабушка идёт следом, почти неслышно.

Присаживаюсь на корточки, замечаю тонкую мерцающую нить, повязанную у самого основания. Это бабуля не удержалась и украсила, выделила. Смахиваю снег с земли и кладу два кусочка пирога рядом.

— Привет, мам…