Дуб, залитый солнцем (гет)

Ночь перед отправкой в пансионат была мучительной и долгой. Августин не спал. Вильгельм, когда узнал, что ждет Августина, конечно, как мог, помог ему, но уговорить Юлону признать, что это глупый шаг, ему так и не удалось. Августин же терялся в догадках — почему именно он и почему он все же проведет там почти два года? Что будет и как изменятся Агнесса и младшенькие? Он старался лежать тихо, чтобы не разбудить Юма. Он снова стал вспоминать Австрию, их недавнюю поездку туда за полгода до выпуска отца. Юноша, достав стопку фотографий, тихо отодвинул ящик. На одной из фотографий он стоял с Агнессой. Они вместе, стоя на фоне какого-то памятника, улыбались во все зубы. Хорошее было время, но всему хорошему приходит конец.

Туманный рассвет не давал Августину забыться и придавал его настроению скверный характер. Стоял конец июля, и такая погода не была нормой для этого времени года. Он уже собрал свои вещи. В городе они отыскали Эдит, и теперь та приходила помогать матери. Эдит помогла ему упаковать его вещи; он хотел взять с собой хотя бы скрипку, но было нельзя. Теперь Августину это место окончательно казалось мертвым.

Августин долго лежал в кровати и никак не мог распрощаться со своим новым домом. Этот уголок был ему приютом последние полгода, когда они переехали из квартиры Анны и Вильгельма. Теперь Августин повзрослел и возмужал, он превратился в прекрасного шестнадцатилетнего юношу; многое поменялось: он бы сказал, что вся его жизнь перевернулась с ног на голову. Изменилась мать, которая после возвращения из тюрьмы стала совершенно зациклена на деньгах и на отце, что каждый день подходил к окну и тихо стоял возле него по несколько часов. Мать не желала контактировать с сыном, который просто не хотел принимать ценности, которые она навязывала ему, за что она отправила Августина в школу-пансионат и не принимала возражений. Мать все-таки выгнала его из дома. Да, почему-то для него теперь это уже не было удивительным, скорее это было тихое принятие неизбежного.

— Эдит, скажи, а куда ты поедешь после увольнения?

Женщина остановилась и пожала плечами.

— Не знаю, может, снова поеду во Францию. А может, тут останусь, хотя это вряд ли. В любом случае не беспокойтесь, я не пропаду. Думаю, и вы тоже.

Августин закатил глаза и что-то пробормотал ртом.

— Не говори так! Я уже сто раз пожалел об этом. Я всю ночь лежал и думал, почему именно так. Почему вообще все сложилось именно так. — Августин ходил из угла в угол и бормотал.

Эдит тихо вышла, решив, что нельзя ему мешать. Августин почувствовал, что сейчас будут звать его и решил спуститься сам. Он поедет в самое зыбкое место из всех на свете — в школу для будущих солдат. Что там его ждет и как повернется его жизнь после, он и знать не хотел. Все равно он ничего не сможет сделать. На его плечи тяжелым грузом легла неизбежность, как и когда мать оставила их у Вильгельма и Анны в ту самую ночь, которая полностью перевернула его жизнь. Возле двери послышались шаги в комнату — вбежал его младший брат Юм, сильно походивший на мать своими серо-зелеными глазами и аккуратными чертами лица.

— Брат, я слышал, ты сегодня уезжаешь? — с грустью проговорил маленький.

— Да, но не переживай, я буду приезжать на Рождество и на выходные, если будет получаться. — Он погладил мальчика по голове и потрепал за мягкие щечки.

— Мне будет не хватать твоих рассказов на ночь и наших прогулок.

— Мне тоже.

Юм тепло обнял старшего брата за ногу и собрался идти.

Он взял чемодан, накинул пиджак и спустился медленным шагом вниз, запоминая все, что попадалось ему на глаза, в их маленьком доме. Его провожала Агнесса — младшая сестра, которая до последнего не верила, что он поедет туда, и Юна, которая тоже не желала отпускать старшего брата. Он вышел из подъезда и увидел, что к дому подъехал черный мерседес. Вышедший из него человек в форме был бледен и сер на лицо. Он приближался, и сердце Августина обливалось кровью. Пройдя к мужчине в форме, тот пожал ему руку.

— Здравствуй, Августин. Меня зовут Герберт Айс, я являюсь заместителем директора по приему в школу.

— Здравствуйте, — еле-еле смог выдавить из себя он. Августин рассматривал его. Холодный оценивающий взгляд Герберта давил на Августина, юноша стушевался под ним. Герберт прошел в машину и сел на место водителя. Августин сел следом сзади, в последний раз — уже из окон автомобиля — смотря на свой дом.

Дорога в школу проходила в тишине и спокойствии, Августин старался не издавать лишних звуков и рассматривал пейзаж за окном, который менялся с городских улиц с современными зданиями на небольшие улочки с одноэтажными домами. Позже они выехали за городскую черту. Позади осталось все то, что он так любил: прогулки, булочки с маком, долгие вечера у камина и рисование великолепных пейзажей, быстрая езда с горки на велосипеде, когда ветер дует тебе в лицо, — все осталось позади, вся его жизнь. Осталась та далекая и обшарпанная квартирка Вильгельма и Анны, времена, когда они все были в Австрии, и те вечера, когда отец вернулся из тюрьмы. Он много шутил с братом и сестрами и часто веселил их. Остались позади и дни, когда, собирая всех, он рассказывал им смешные истории, которые придумал сам. Августин дремал, сидя в автомобиле; теплый кожаный салон и езда убаюкивали его.

Автомобиль резко затормозил, и Августин сразу открыл глаза. Было уже так темно, что хоть глаз выколи. Он потряс головой в желании наконец-то проснуться. Герберт вышел из машины, Августин следом — с чемоданом в руке. На улице было достаточно холодно и зябко. Они стояли на дорожке из гравия, их окружали яркие фонари и прожекторы, стоявшие повсюду.

— Идем, — произнес Герберт.

Августин прошел через темные ворота, что отворились и вели во внутренний двор. Они прошли огромную площадь. Деревья зловеще отбрасывали тени.

— Это площадь для построения — утреннего и вечернего. Тут ведется перекличка.

Августин качнул головой в знак того, что понял, что ему сказали. Далее они прошли в большой холл с лестницей из белого мрамора; темные шторы и темные стены, отделанные бордовой краской, не придали настроения Августину. Свернув направо, они очутились у стойки вроде ресепшна. Их встретил мужчина лет сорока. Герберт невежливо и с холодностью в голосе сказал, чтобы мальчику выдали форму и спросил у Августина, какой у него размер. Августину выдали несколько видов одежды, среди которых были спортивный костюм, парадная форма, состоявшая из черного кителя и штанов такого же цвета, пары ботинок, шорт черного цвета и коричневой рубашки, также кепка. Получив комплект одежды, Августин пошел в кабинет Герберта для подписания бумаг и удостоверения. Проходя мимо кабинетов администрации и учебных кабинетов, он рассматривал стены, увешанные полотнами с изображением свастики и портретами многих людей, неизвестных ему.

Кабинет Герберта тоже не отличался мягкостью и светлыми тонами: черная обивка мебели, красные шторы. Разве что коричневый стол, стоящий в центре комнаты, выделялся на этом фоне всего черно-красного.

— Итак, присаживайся. — Он указал на одно из кресел, стоявшее напротив него. — Сейчас я дам тебе заявление на поступление, ты должен будешь его заполнить. — Он вынул из ящика стола небольшую бумажку и протянул ее Герберту, а сам занялся его книжкой.

Августин указал свое имя и фамилию — Августин Гейзенберг — и мельком прочитал текст находившийся после «Я объявляю о своем вступлении в Гитлерюгенд. Я потомок немца и обещаю своей подписью продвигать движение как искренний немец в соответствии с национал-социалистическими принципами всеми своими ресурсами и следить за продвижением своих лидеров как можно скорее». Далее указывались национальность, пол и денежные взносы. Но родители не дали ему никаких денег. Он сидел в раздумьях минут пять. Герберт давно закончил с его книжкой и, чувствуя на себе взгляд, он подписал и уточнил про взносы. Оказалось, что Вильгельм и Анна уже давно все оплатили, видно, родители давно говорили с ними об этом и правда собирались отдать его в эту школу. Ему выдали книжку — что-то вроде школьного дневника.

— Давай я провожу тебя до твоей комнаты. Ты будешь делить ее еще с тремя юношами твоего возраста.

Августин все так же ответил молчаливым кивком. У него до сих пор не выходили из головы те слова в заявлении. Теперь же ему казалось это не просто школой, а, скорее, тюрьмой, выпускавшей непонятно кого. Зайдя в темное помещение, Августин нашел в правом верхнем углу комнаты свободную койку и тихо присел на нее.

Вдруг включился свет, и Августин зажмурился от яркости.

— Так-так, ты новенький. — Один из трех парней стоял в шортах и майке. Августин кивнул ему. — Располагайся. Завтра ранний подъем. — Все, что незнакомец ему сказал. Затем он выключил свет.

Прислушиваясь к себе и слыша только собственное сердцебиение, Августин положил чемодан и сверху на него вещи и, раздевшись, положил свою одежду на близстоящий стул, лег на койку и накрылся одеялом, сразу провалившись в сон.

Утро для Августина началось очень рано. Его разбудил звонок в коридоре, который оказался рядом с его комнатой. Он вскочил и, только когда сфокусировался, понял, где теперь находится. Его соседи по комнате внимательно на него смотрели, сидя на своих койках в майках и трусах. Комната, в которую его заселили, была маленькой и с низкими потолками. Серые стены, железные кровати, маленькие окна и дубовые двери не добавляли атмосферы.

— Вставай скорее, новенький, а то проспишь и останешься без ванны. — Ребята из его комнаты уже практически были одеты, а Августин еще только сидел в мятом.

— А, сейчас. — Юноша тяжело поднялся с кровати и встал, покачиваясь, как после тяжелого похмелья.

— На перекличку нельзя опаздывать.

— Хорошо, — ответил Августин как болванчик и, быстро посмотрев на рядом лежавшую стопку с одеждой, выбрал черные шорты и коричневую рубашку, как и его товарищи по комнате. Он аккуратно застелил кровать и, одевшись, пошел в ванную. Но не успел он выйти из комнаты, как наткнулся на очередь из тридцати, может, тридцати пяти человек. Августин, стоя с полотенцем и зубной щеткой, удивился, сколько тут людей. Голова болела, он был в ужасе от такой очереди.

— О, это еще удачно мы построились. — Услышав эту фразу у себя за спиной, Августин обернулся.

— Что вы имеете в виду? — Незнакомец чуть странно на него посмотрел. Потом улыбнулся.

— Ты новенький — понятно, в чем дело. Из какой комнаты? — Любопытство блестело в его глазах.

— Из двадцать пятой. — Августин стоял чуть обернувшись к незнакомцу, поворачиваясь каждый раз, когда очередь продвигалась вперед.

— Из двадцать пятой… — с некой задумчивость произнес юноша. — Я из тринадцатой. Меня зовут Эрнест, — протянул он руку. Августин пожал ее.

— Очень приятно, Эрнест, я Августин. Так что ты имел в виду, когда говорил про удачу?

— Тут может быть еще больше очередь. Туалет и раковины вместе с душевыми находятся на одном этаже, комнат много, и, если не занять очередь, можно не успеть к перекличке, за это штраф. — Августин еле-еле поспевал за ходом всего, что тут происходило. Темп в этом месте был намного быстрее, чем у него дома, где он неторопливо пил кофе, расхаживал и наслаждался утренней красотой.

— И что после переклички?

— Завтрак и занятия у разных групп — они разные. Ты скоро сам все узнаешь.

Больше незнакомец ему ничего не сказал, и Августин, продвигаясь в очереди, отмечал разношерстные подразделения и то, насколько разная была социальная прослойка людей, собравшихся тут. Одни совершенно были тупы на лицо, другие, наоборот, хитры и лживы, третьи молчаливы и замкнуты.

Ванная оказалась большой и была разделена на несколько секций. Августин подошел к первой освободившейся раковине и умыл лицо, почистил зубы. Быстро вернувшись, он последний выходил из комнаты, зашнуровывая ботинки. Александр — блондин с голубыми глазами, самый старший из их группы, которому только только исполнилось семнадцать, — был главным в их комнате и поэтому подгонял Августина не церемонясь — это было то, с чем Августин столкнулся впервые; находясь даже на попечении Вильгельма и Анны, он не знал строгих правил — единственным правилом в их доме было не опаздывать в школу. Эрих — тот самый, с кем заговорил Августин после пробуждения, — был самым разговорчивым. Он по дороге на построение все рассказал про их группу и делился с Августином всем, что сам знал, чтобы скорее он влился в их общество. Александр то и дело пристально на них смотрел, затыкая Эриха. Еще одним соседом Августина был Густав — парень, державшийся надменно и с особой наглостью разглядывавший новенького.

Августина пробрал озноб из-за того, что он вышел на улицу в столь раннее утро. Александр выстроил их в восьмой ряд, позже к их ряду присоединились остальные учащиеся. Стоя на холодном, хоть и летнем, ветру, Августин дрожал всем телом, зуб на зуб не попадал, Эрих подшучивал над ним, однако позже он успокоился, поняв, что делать это бесполезно — Августин не реагирует на его придирки. Перекличка началась с начала списка: звучали имена и комнаты, и каждый должен был выкрикнуть, что он тут. Перекличка длилась час с небольшим, после роспуска они все пошли завтракать, Августин постоянно зевал и есть особо не хотел. Они одной большой колонной шли в столовую, эта общность — все делать вместе с другими — немного раздражала его.

Помещение оказалось большим и просторным, деревянные столы и присоединенные скамейки рядом с ними создавали целостность, каменные стены отдавали холодом. Электрические лампы уже выключили. Август сел за дальний стол и, взяв свою порцию каши, пододвинул безвкусный чай и стал медленно потреблять пищу, а точнее пихать ее в себя, понимая, что вряд ли для него ее подогреют или дадут другую. За время, проведенное в Австрии, он привык есть любую еду, только не приготовленную сестрой мамы Фрейндлих; она больше походила на чью-то рвоту, чем на еду. К нему откуда-то сбоку подсел сегодняшний товарищ в очереди Эрнест, с которым они столкнулись сегодня по пути в ванную.

— Ну что, как тебе начало? — игриво спросил он, подкалывая Августина.

— Ну… — еле заметно протянул он. — Не знаю, все слишком быстро, что ли. Я привык, чтобы все было не так быстро и не так безвкусно, — показывая пальцем на кашу, проговорил он.

— Привыкай. Сколько тебе? — Эрих закончил с кашей и уже выпивал чай.

— Шестнадцать, — с неохотой проговорил Августин, отставляя кашу и выпивая чай. Время подходило к восьми. — А тебе?

— Пятнадцать только исполнилось. Тебе повезло, тебе тут всего два года, некоторых отдают в четырнадцать.

— Подожди, зачем так рано?

Эрих помолчал, затем ответил:

— Я не знаю, тут все оказались по разным причинам, но у всех есть одна черта. Мы не существуем для своих близких. Да, конечно, к нам приезжают родители, и, конечно, нам привозят из дома еду. Однако знаешь, Августин, нас в какой-то мере бросили. Мы тут все брошены своими родителями, которые не захотели ухаживать за нами и отдали нас государству.

— Но что с нами будет, когда мы выпустимся? — Августин уже вставал из-за стола, понимая, что скоро прозвенит звонок, извещающий об окончании периода приема пищи.

— Никто не знает. Может, вступим в партию, может, пойдем в армию. Это дает кое-какие привилегии и поблажки, ты можешь остаться преподавать в школе, как я слышал, но это вряд ли что-то значимое. — Он встал, оставив тарелки на кухне. Августин поспешил — скоро должны были начаться занятия. Так как он отсел от своей группы, ему пришлось догонять их уже в коридоре.

— Ты можешь, если ты новенький, хотя бы не отставать? — наехал на него Густав.

— Хорошо, хорошо, я тебя понял. — Августин смотрел в его холодные, полные ненависти глаза.

— Густав, он сегодня первый день тут, — обратился Александр. — Ты можешь на него не давить?

— А тебе какое дело? Он нарушил дисциплину. — Теперь разговор шел между ними двумя.

— Я главный в комнате, я отвечаю за нашу группу, и это мне решать, кого отчитывать, а кого нет. — Александр присмирил его пыл. — К тому же я надеюсь, что ты помнишь про то, что ты неуспешен по некоторым дисциплинам. — Разговор был окончен, и Густав метнул в сторону Августина гневный взгляд.

Августин после получения аттестата зрелости больше ни разу не сидел за партой. Раньше он мечтал о поступлении в колледж, однако теперь он должен жить тем, что имеет здесь и сейчас. Он посмотрел в окно — вид из него выходил на поля и редкие деревца, что были высажены недавно и еще не укрепились. Августин задумался и не уследил, когда к нему подсел Александр. Он коротко его поприветствовал, и тот кивнул в знак приветствия в ответ. В классе было шумно: несколько юношей громко шутили, другие же сидели и читали книжки. Все были собраны совершенно по-разному и посажены не с соседями по комнате — все это, видно, делалось для того, чтобы учащиеся лучше общались друг с другом. Зашел учитель, и все встали, чтобы поприветствовать его. Когда они сели, начался урок.

Александр весь урок не спускал с Августина глаз. Наблюдая за тем, как Августин неуклюже разбирал и собирал ружье, Александр посмеивался. Августина напрягал его взгляд, он не любил, когда кто-то пялился на него.

— Если тебе больше не на что смотреть, смотри на пол, — проговорил Августин с упреком, перезаряжая ружье и тяжело выдыхая. Он в жизни не держал оружия, и сейчас это был его первый раз; в теории все выглядело легко, но на практике давалось с трудом.

— Почему ты тут оказался? — Августин вдруг прекратил собирать ружье и оглянулся на Александра. — Ты ведь явно не хотел сюда идти, верно? И, судя по тому, что ты даже не можешь собрать эту легкую модель, ты не вояка, так почему? — Августин молчал. Отведя глаза, он разобрал модель и протянул Александру.

— Теперь твоя очередь! — передавая, произнес он. — Зачем ты спрашиваешь меня? — Александр легким движением обеих рук за считанные секунды собирал и разбирал ружье, а позже принялся и за пистолет.

— Просто интересно. Таких, как ты, тут мало. — Александр положил оба оружия в собранном виде посередине стола. Минуту-другую Августин молчал, раздумывая что сказать.

— Меня отправили сюда родители. Это все, что я могу тебе сказать, — смущенно промолвил юноша.

— Меня тоже. В четырнадцать отец разорился на своих гробах и продал весь бизнес, а меня сослал сюда, чтоб под ногами не путался. — Александр робко взглянул на него из-под своих длинных ресниц.

— Меня в шестнадцать, правда, мой загремел в тюрьму. — Бормотание учителя, объяснявшего что-то на заднем плане и напоминавшего, что скоро выйдет время, казался тут лишним. Августин думал, что он единственный, кого сюда сослали, но оказалось, что тут тоже есть кто-то с похожей судьбой. Александр тоже был рад, что нашел компаньона, понимавшего его. Они просидели до конца уроков, рассказывая друг о друге — чем живут, дышат и думали, как выжить в этом месте. Александр, до того как попасть сюда, увлекался верховой ездой и архитектурой, а также игрой на гитаре и скрипке. Августин же рассказывал про скрипку, мольберты и фортепиано.

Оказалось, что в это место ссылают и таких, как они. Дети ранее богатых, но ныне разорившихся родителей. Теперь их жизни и судьбы отданы государству. Александр сказал, что теперь они приравнены к деньгам и что он, окончив это заведение, может открыть для себя множество дорог.

— Скажи, как ты думаешь, мы выйдем отсюда и начнем нормально жить? — прогуливаясь после уроков по небольшому садику, с надеждой в голосе сказал Августин.

— Нет, попав сюда, мы уже стали теми, кто себя нормальными не назовет. К тому же… что нас ждет? Неизвестно. И лелеять пустую надежду, что мы когда-то станем такими же, какими мы ушли, нельзя. Это глупо.

— Ну да, ты в чем-то прав.

— Ладно, идем, скоро начнется история, не опаздывай. — Александр ушел вперед, а Августин чуть постоял и пошел следом.