Мартуся (гет)

— Что у вас здесь, чёрт побери, происходит?!

женский голос прозвучал так неожиданно, что они оба вздрогнули. Буквально в двух шагах от них стояла тётя Римма, тонкая, элегантная, прямая, выставив перед собой, как щит, свою маленькую сумочку.

— Ох, тётечка, — пробормотала Мартуся, потихоньку поднимаясь. Платон придержал ее здоровой рукой за локоть. — Ты как здесь?

— Я здесь, потому что ты должна была приехать ко мне на работу полтора часа назад, но не приехала. После вчерашнего это, знаешь ли, странно. Молодой человек на земле, в крови и с собакой, это, как я понимаю, Платон с Цезарем. — Марта кивнула. — А на земле... — Тётя сделала несколько шагов вперёд. — Ну да, Олег Тихвин в крайне непрезентабельном виде. И как вы объясните мне такое развитие событий?

— Извините, Римма... — Платон подался вперёд.

— Михайловна, — подсказала Мартуся.

— Римма Михайловна, мы вам, конечно же, всё объясним, только надо милицию вызвать...

Тётя Римма коротко и остро посмотрела на него, потом на Марту, потом почему-то на Цезаря, и, наконец, кивнула:

— Хорошо. Марта, ты поднимешься к Ирине Владимировне в 16-ю квартиру и пропросишь её позвонить 02 и сказать... — Она вопросительно посмотрела на Платона.

— Сказать, что во дворе была драка с применением холодного оружия и есть легкораненые, — продолжил тот. — Они тогда и скорую сами вызовут, и приедут быстрее...

— А потом ты пойдёшь домой, — подхватила тётя Римма, — и принесёшь мне аптечку, жгут, ножницы и нашатырный спирт. Всё в комоде справа. Найдёшь?

Когда Марта убежала, тётя Римма первым делом подошла к Тихвину, бегло осмотрела его, немного задержавшись только на пострадавшей руке, пощупала пульс, даже оттянула веко, затем быстро вернулась, наклонилась к Платону и тихо спросила:

— Платон, давайте коротко и конкретно, пока Марты нет. У вас могут быть неприятности из-за нападения собаки на человека?

— Не думаю. У Тихвина был нож с длинным лезвием, серьезный нож, совсем не перочинный, которым он меня ранил.

— Рана глубокая?

— Не слишком, кровь, во всяком случае, уже почти остановилась.

— Как же вы это допустили?

Платон дёрнул щекой.

— Они были вдвоём, Марту прямо у подъезда ждали. И Тихвин, меня увидев, буквально сразу в драку полез, видимо, чтобы не успеть испугаться. Причём для начала он изо всех сил пихнул на меня своего напарника, тот совершенно оторопел от такого фортеля. Ну, напарника я уложил, причём довольно мягко, и в это время Тихвин на меня со скамейки прыгнул. Я к этому готов был, да не к тому, что у него будет нож с длинным лезвием. Это довольно серьёзное оружие, непонятно, откуда он у него вообще такой. Ну и получил резаную рану предплечья.

— А что второй?

— Убежал, как только нож и кровь увидел. Я думаю, он всё расскажет, как было, чтобы самому не попасть в переплёт.

— Что было дальше?

— Дальше я поднял какой-то деревянный ящик и загнал Тихвина к мусорникам, чтобы он у подъезда ножом не размахивал. Но ящик для раненой руки оказался слишком тяжёлым, кровотечение усилилось. Пришлось его бросить. Я собирался отломать от него доску, когда прибежала Марта с Цезарем. Я её на улице с собакой оставил и пошёл вперёд двор проверить, а она не дождалась, видимо, услышала что-то. Примчалась, а тут этот опять себя накрутил и попытался на меня броситься. Марта закричала, Цезарь прыгнул... Вот, собственно, и всё...

— Собака прыгнула сама, или ей дали команду?

Платон помедлил. Посмотрел на Цезаря, понуро лежащего в двух шагах, положив голову на лапы.

— Команда была. Но Цезарь — служебная собака, он раньше в пограничных войсках служил и к нам три года назад по ранению попал. Он специально обучен защищать хозяина от агрессивного человека с оружием, а тут ситуация однозначная была. И потом, он же не в горло ему вцепился, а в руку...

— У Тихвина и с рукой, на первый взгляд, ничего особенного. Отёк есть, следы зубов, но крови совсем немного, может быть, ещё перелом лучезапястной кости, но я сомневаюсь. Впрочем, я не врач.

— Для "не врача" вы как-то уж очень уверенно говорите и действуете.

— Семейное дело, мать — военный хирург. Так что да, я многое умею, поэтому сейчас я займусь вашей раной, за последние пять минут вы стали заметно бледнее, так что скорую мы ждать не будем. Вон, кстати, и Марта бежит с аптечкой...

Женщина выпрямилась, ещё раз осмотрелась, пододвинула пресловутый ящик поближе к Платону и присела на него.

— Ох, Риммочка, я знаю, что долго, — виновато выдохнула запыхавшаяся Марта, протягивая тёте белый аптечный чемоданчик, ножницы и жгут. — Но я до Ирины Владимировны еле достучалась. Почему ты меня именно к ней послала, она же плохо ходит?

— По квартире ей ходить можно и даже полезно. Зато она просто позвонит и не пойдет по соседям. Нам пока не нужно, чтобы здесь было полподъезда.

— Сейчас приедет милиция, скорая, и всё равно все сбегутся, — сказал Платон, наблюдавший, как тетя Римма разрезает рукав его рубашки.

— Это будет не раньше, чем через десять минут. Так, молодой человек, рана всё-таки довольно глубокая, так что нужно будет зашивать, но возле мусорника я этого делать не буду. Марта, нашатырный спирт у тебя?

— Да, — отозвалась та, выуживая из кармана бутылочку.

— Сейчас он может понадобиться. Платон, я сейчас очищу рану и обработаю её края йодом. Предупреждаю вас сразу, что ругани я не терплю ни в каком виде...

— Между прочим, ты сегодня чертыхалась, когда пришла, — возмутилась Мартуся.

— Да? — Женщина обильно полила йодом только что скрученный ватный тампон. — Ну, это был особый случай...

— Вот и у Платона особый.

— Я не буду ругаться. И нашатырный спирт не понадобится. Марта, не смотри на меня так, я совершенно точно не умру, ни от этой раны, ни от йода. Давайте, Римма Михайловна...

Ровно сутки спустя местный участковый, Константин Семёнович Колычев, сидел на коммунальной кухне в Мартусиной квартире и с видимым удовольствием допивал заваренный тётей Риммой кофе. Творожную запеканку он уже доел и явно находился под сильным впечатлением. Мартусе вообще казалось, что впечатлён он не столько запеканкой, сколько тётечкой в целом, поэтому и прощаться не торопится, хотя уже и запеканка съедена, и показания их с Риммочкой получены и подробно записаны, и на дне чашки вот-вот станет видна кофейная гуща...

На место происшествия Колычев примчался вчера минут через десять после приезда милицейского уазика. Именно он узнал Платона, тут же что-то шепнул одному из приехавших оперативников, после чего на месте происшествия начался некоторый ажиотаж. Не то, чтобы до этого милиционеры работали медленно, но вдруг оказалось, что они могут гораздо быстрее. Был тут же найден и изъят Тихвинский нож, после чего Тихвиным занялись вплотную, хотя толку от него, ошеломлённого, нетрезвого и баюкавшего перевязанную тётей Риммой руку пока было немного. В конце концов его загрузили на носилках в подъехавшую машину скорой помощи, и кроме врача за ним поднялся один из оперативников. С Цезаря сняли надетый незадолго до этого безобразный намордник, тёте Римме выразили сердечную благодарность за оказание своевременной медицинской помощи раненым и разрешили им с Мартусей идти домой отдыхать, отложив снятие показаний на завтра. Впрочем, уйти Мартуся согласилась только после того, как Платон подошёл попрощаться.

— Не дрейфь, — сказал он Марте со своей обычной кривоватой улыбкой. — Всё закончилось.

Марта пока не была до конца в этом уверена.

— Ты как? — тихо спросила она.

— После укола вообще как новый... Но Римма Михайловна оказалась права, врач тоже считает, что надо шов наложить, так что поеду на скорой, а уж потом в райотдел. Цезаря участковый домой отведет. Хороший парень оказался, молодой, симпатичный, а ты к нему идти не хотела.

Молодой и симпатичный участковый Мартусю не интересовал ни капельки. Она спросила только:

— А может, я Цезаря отведу?

— Нет! — ответили хором Платон и тётя. Можно было только подивиться тому, как быстро они спелись.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Платон примирительно. — У тебя три приключения за три дня, ты уже с ног валишься.

— Вам бы тоже отдохнуть не мешало, — вмешалась тётя Римма. — Вы всё-таки довольно много крови потеряли. Никак нельзя райотдел на завтра перенести?

Платон покачал головой.

— Нет, домой я вернусь сегодня, только прояснив и уладив всё, что возможно.

— Влетит? — почему-то шёпотом спросила Марта.

— Не дрейфь, — повторил он. — Переживу. Главное, что всё закончилось...

Вот как ни крути, а получалось, что это она, Мартуся, виновата во всех приключившихся с Платоном неприятностях. И рана его, и возможные сложности с законом или с родителями, всё на её совести. Нет, крамольную мысль, что лучше бы им вообще не встречаться, она отмела сразу, но что мешало ей послушаться его и пойти с ним к этому самому участковому? Сейчас казалось вполне очевидным, что он внимательно бы их с Платоном выслушал и попробовал бы помочь. Вполне возможно, что у её проблемы нашлось бы другое, менее драматичное, а главное, бескровное решение. Вчера она целую вечность от этих мыслей заснуть не могла, извертелась вся. Как ещё закончится это милицейское расследование? Платон как будто с этой стороны серьёзных проблем не ожидал, но он их и от Тихвина не ожидал, а теперь ходит с зашитым плечом. Может, он ей просто не говорит, чтобы она не волновалась? Вдруг у него Цезаря заберут, раз он на людей бросается? А вдруг собаку... усыпят?! При этой ужасной мысли она громко втянула воздух сквозь зубы, видимо, слишком громко, потому что через минуту к ней пришла Риммочка, прилегла рядом поверх одеяла и стала тихонько гладить её по голове. И Мартуся тут же выложила ей все свои мысли и страхи, и про свою дурацкую строптивость, что всему виной, и даже про то, что Цезарем на самом деле она командовала. "Я знаю, — вздохнула Риммочка, — я как раз застала конец вашего с Платоном разговора, когда пришла... Ты не придумывай зря ужасов, Мартуся, мне кажется, что твой Платон прав, и всё плохое в этой истории уже закончилось. Он умный парень, да нет, мужчина уже, так ответственность на себя брать другие ни в сорок, ни в пятьдесят не умеют, как он в свои... Сколько ему? Двадцать? Двадцать два? Захоти он по-настоящему отвести тебя к участковому, то и отвёл бы, уговорил как-нибудь, умеет ведь уговаривать. Но он... молодой ещё," — Мартуся поняла в темноте, что тётя улыбается. — "Импульсивный... Поэтому он решил в конце концов, что "кодекс наш неточен" и "все, достостойные пощёчин, должны их получать сполна", только вот противника несколько недооценил. Так бывает. А насчёт твоей вины и строптивости... Может, и не стоило бы тебе этого говорить, потому что не педагогично, но... Плохо, что ты не послушалась его и не пошла сразу в милицию, и хорошо, что ты не послушалась его и прибежала на помощь с собакой. Не всегда надо слушаться мужчин, даже умных и сильных..."

От мыслей об умных и сильных мужчинах её оторвал голос участкового, который, так и не придумав ничего путного для поддержания разговора, наконец стал прощаться.

— А вы Платона видели после вчерашнего? — вдруг прервала она Колычева на полуслове.

Участковый сперва удивился её звенящему голосу, а потом заулыбался.

— Так часа полтора назад и видел. Заходил к ним кое-что уточнить и о самочувствии спросить, само собой. Он молодцом, можешь не волноваться, привет тебе, кстати, просил передать, а я как-то запамятовал...

Заканчивал он уже немного виновато под тяжёлым Мартусиным взглядом. Ну как можно было забыть чуть ли не о самом главном!

— А вы с родителями его знакомы? — неожиданно вступила тётя Римма.

На лице у молодого человека было написано, что ему очень хочется похвастаться, но врать он не приучен.

— Ну, как знаком, представляться приходил, когда меня два года назад на этот участок перевели и я узнал, что семья полковника Штольмана у меня на участке живёт. Яков Платонович — это настоящая легенда по нашему ведомству, да и у смежников... — Он кашлянул. — Чаем меня поили с выпечкой, очень запросто, я на такое не рассчитывал совсем.

Тут он окончательно стушевался, потому что выходило, что не работает он, а только чаи да кофе распивает, и снова стал прощаться.