По Собору ходят люди в различной одежде. Королева позвала почти всех своих Фанатиков разбираться с завалами. Я брожу почти бездумно. Сил никаких нет. Мыслей тоже. Я вдруг оказываюсь самым бесполезным существом во всей вселенной.
Мимо меня пробегают Адмирал с Котом. Удивительно! Кота впервые за два года привлекли хоть к какому-то делу. Он вышагивает гордо. Но его плечи то поднимаются, то опускаются. Он снова дрожит. А значит, не долеченный. У меня в голове уже появляется мысль сбегать к Королеве, и одолжить у нее для Кота пару дней отпуска, как я натыкаюсь на взгляд его желтых глаз. Я опускаю руки и утыкаю голову в пол. Они проходят мимо меня, разговаривая на свои темы.
Этот мир мне недоступен. Человек без друзей, но со связями. Только самый напыщенный идиот может считать такую жизнь райским наслаждением. Всю мою компанию составляют Королева, которой нужно льстить, Кавалерия, вечно отдающая приказы, и Который, тот, кто просто не может наказать меня за незаконное проникновение на его частную собственность. Ужас! В такой компании либо некому отругать, либо заругают до смерти.
Поднимаю голову. Впереди главная башня Собора. Такая же черная и необъятная. на самом верху Келья. В ней живет Маю. Единственное существо с именем. Вот поэтому и началась вся бойня. Сама Маю никому не нужна, но факт обладания ею делал даже самый мелким клан невероятно влиятельным. На улице догорает закат, а в Келье горит свеча. Я отворачиваюсь.
Меня уже ждут. Кавалерия, рыжая бестия. В закатном солнце в них играют золотые блики. Что-то знакомое.
Ее ехидное выражение совершенно не красит:
«Еще не ночь, а уже соришься с Котом?»
Это удивительно. Неужели мое поведение настолько злит нашего старого приятеля.
— Почему сорюсь? Он не долечился. Разве проявление внимания считается оскорблением? — мне удалось вывести ее из равновесия.
Кавалерия быстро сориентировалась:
«Королева уже столько времени хочет тобой заняться».
— Так почему еще не занялась?
Рыжая бестия находит ответ: «Ждет Кобру».
Вот ее-то вспоминать я совсем не хочу.
— А потом что? — нервы беспощадно напряжены. — Думаешь, Кобра меня остановит?
Это настолько глупо, что даже я в шоке от своего высказывания. Кавалерия не может удержать в себе презрительный взгляд:
«Пока идем к Которому. Разбираться с покушением».
— Так вот как это теперь называется, — я развожу руками по сторонам, оглядывая трупы. — А это не Бойня? Во имя чего?
Взгляд Кавалерии пронзает насквозь. Только теперь лицо принимает естественное для нее выражение. Беспощадная и беспринципная, не знающая поражений и жалких побед, признающая только саму себя. Она совсем не возмущена той бесполезной распрею, что происходит на ее глазах.
— Твоя колесница всегда впереди нас всех, Кавалерия, — именно так выглядит война.
Я двигаюсь быстро, почти бегу, ибо не хочу знать ее реакцию на мои слова. Но чутьем понимаю, что рыжая бестия дрожит.
Я бегу, но краем глаза все равно вижу, как разгребают завалы, унося трупы. Нет уверенности, что их похоронят. Скорее всего, просто сложат курган и забудут, как страшный сон.
Мне винить их не в чем. Будь я на их месте, поступил бы точно также.
Еще раз прохожусь взглядом по этим лицам. На них даже нет слез. Они все знали еще до начала: жертвы будут, кого-то придется оставить в земле навсегда.
Впереди вижу Хризантему. По ее светящемуся от счастья лицу можно понять, что случилось. Поход сложился для нее крайне удачно. Слышу радостные хвалы о повышении. Адмирал обнимает Хризантему, говорит ей высокие слова, что они больше не начальник и подчиненный, а самые настоящие коллеги. Меня всего трясет. Сколько же в подобных улыбках фальши. У Хризантемы больше нет возможности плыть. Она попала в стоячую воду. К ней подбегает Кавалерия, бросает пару весьма правдоподобных фразу. Я не слушаю, я слышать не хочу. Но теперь в голове укрепилась предположение, что Кавалерия на моей стороне в данном вопросе.
В углу, прямо на скамейке перед ядовитым фонтаном, кашляет Кот. Он настолько громкий, что кажется еще чуть-чуть, и этот астматик задохнется. Подхожу к нему ближе.
И первое, что бросается в глаза, его пепельные волосы. Красивый цвет. Красивее только у Кобры. Сейчас ярко-желтые глаза Кота смотрят на меня.
— Ты как? — самый дурацкий вопрос.
Кот покачал головой:
«Съездил в санаторий. Оказалось, бесполезно».
— И как там?
Он смеется, пока кашель не берет свое:
«Хорошо, в целом. Видишь, загорел?»
Я обращаю внимание на его бронзово-золотую кожу. А раньше-то был бледный, как поганка.
— Красиво, — действительно. У меня подобного никогда не будет.
Кот от души смеется:
«Да ладно тебе! Там либо становишься золотой, либо превращаешься в лобстера».
Кот замирает. Его взгляд сосредоточен на фонтане. Медленно течет. Тяжелые капли свинцового цвета опускаются на брусчатку, растекаясь по ней тонкими ручьями. Кот наконец-то отмирает:
«Я слышал, это место тебе знакомо?»
Не охотно делюсь ужасной частью своей биографии:
— Да, торговец карточками был хорошим человеком.
Кот разворачивается ко мне, словно хочет своими зелеными глазами вырвать из меня душу:
«Этот фонтан? И в правду ядовит?»
— Не знаю. Но кости и черепа из его центра зимой всем кварталом выгребали.
Кот еще пристальнее зачаровывает взглядом фонтан:
«Мне осталось недолго. Все это знают, — меня охватывает паника. — Даже Королева уже успела отдать приказ об освобождении моей должности. А мне присвоила статус неприкосновенного, — мои мысли становятся все хуже и хуже. — Теперь пытаюсь понять, что делать с оставшейся жизнью».
Я закрываю лицо руками и сажусь рядом с ним на лавочку. Не могу сказать, что между нами хорошие отношения. Но даже представить себе Кота мертвым не могу. На душе возникает огромный камень, а в мозгу селится тревога:
— Прекрати думать об этом, — мой голос кажется слишком властным. — Даже не помышляй о подобном!
Кот улыбается. Его зеленые глаза светятся абсолютным счастьем:
«Там, в Санатории мы с Коброй много о тебе говорили, — он почти смеется. — Разного: глупого, и веселого — разного. Ты действительно течешь, как река, — Кот уходит все дальше в свои мысли. — Быть многогранным это большой труд».
— Прекрати, — меня нахлестывает паника. Мысли Кота пугают.
Почему-то вокруг нет ни души. Я вскакиваю и пытаюсь убежать. Позвать хоть кого-нибудь. Почему рядом с Котом, сейчас, в самый тяжелый этап его жизни, нет никого из его друзей? Зачем здесь я?
Но сбежать не дают. Кот хватает меня за руку и тянет к себе:
«Даже сейчас столько эмоций, — я уже ничего не понимаю. — Не бойся, двигайся дальше с гордо поднятой головой. А я дам тебе направление. Не упусти».
Он кладет мне в ладонь что-то круглое и холодное. Я не успеваю разглядеть. Он хватает меня за затылок и тянет. Его губы оказываются прямо у моего уха:
«Я заберу с собой все, что тебе мешает».
Это звучит, как молитва. Я не знаю, что происходит. Меня трясет. Слишком много потрясений от разговора с тем, кто обычно проходит мимо.
Из Собора доносятся визги и грохот. Что-то случилось, но мои мысли заняты только Котом. Я приведу к нему помощь. Он выпускает меня, бессильно обрушиваясь на скамейку.
— Сиди здесь, я приведу кого-нибудь, — голос дрожит.
Я бегу прямо к голосам. Вбегаю в толпу и кричу:
— Кто-нибудь! Там Кот!..
Но гам вокруг стоит такой, что мой крик безжалостно задушен. Меня тянет в самый центр толпы. Пытаюсь сопротивляться. слишком тяжело. Накрывает с головой и тянет вниз. Воздуха, каплю, хоть чуть-чуть. И тут открываю глаза, натыкаясь на причину столпотворения. Прямо на стене Собора алой краской из баллончика написаны жуткие слова: «Волк не промахнулся». Волк еще над всеми нами.
Чья-то жесткая рука хватает меня за запястье и через боль вытаскивает из толпы. Немного отдышавшись, осматриваюсь. Всем настолько интересно невозможное послание, что толпа возрастает с каждой секундой. Из-за чего пришлось ретироваться прямо к фонтану, чтобы не затоптали.
И тут спотыкаюсь о пепельную голову. Труп Кота.