Dangerous thing (гет)

Nomnia sunt odiosa

Имена ненавистны

На этот раз на повороте, ведущем к арке из штор, никого не было, и Эффи прошмыгнула туда, оказываясь у самого входа в зал. Пришлось прижаться к стене и стараться не бежать к темному углу. Кто-то неожиданно пихнул ей прямо в руки пустой стакан. Схватив его, она остановилась на углу комнаты, ожидая, пока шторы перед балконом хотя бы колыхнутся. Неожиданно она ощутила чужой взгляд на себе и быстро посмотрела в сторону — Плутарх Хевенсби внимательно рассматривал ее, но она продолжала стоять неподвижно, сгорбившись, выставив стакан в открытой руке. Кто-то пихнул ей в руки другой стакан, и она поклонилась. Из-за края капюшона она снова бросила взгляд на Плутарха, но он уже отвернулся и разразился громким хохотом рад какой-то шуткой, произнесенной в кругу его знакомых.

Этого отвлечения было достаточно, чтобы Эффи поняла, что Хеймитч не только действительно следовал за ней, но, к ее удивлению, он буквально шел по ее следам. Фигура в балахоне с желтыми полосками показалась прямо напротив нее, на другой стороне комнаты, как и она, прижимаясь к стене и стремительно двигаясь в ее сторону.

Она скрылась в темноте и побежала, путаясь ногами в балахоне. Она забежала в проход, пихая в руки Красных полосок, которая все еще стояла у входа пустые стаканы и, поблагодарив еще раз, бросилась вправо, по длинному коридору.

Мойка, вторая мойка, прачка, склад, лестница, ей даже не пришлось останавливаться, чтобы проверить, следует ли Хеймитч за ней. Она бросилась вниз по лестнице, приподнимая балахон, перепрыгивая через ступени, внимательно считая этажи.

Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Повернула налево. Толкнула тяжелую дверь. Потеряла на нее несколько секунд. Вбежала в идентичный прошлому длинный коридор. И снова налево.

Она знала, что здесь будут апартаменты. Хоть ее и не допускали до разговоров дел компании, она была в постройках своих дядюшек и уж тем более она слышала все ссоры, которые никогда не прекращались в семье. Любимой темой для спора Дедушки и дяди Трифона был план Колизей Плаза, проданный конкурентам.

Она открыла последнюю дверь, в отдаленную квартиру-студию, окна которой смотрели на другие небоскребы поблизости. В лицо ударила прохлада, но осмотреться она не успела, потому что ее уже нагнали. Эффи заметила, что он успел не только нагнать ее, но еще и решить вопрос с мешающим балахоном. Он расстегнул его до середины и обернул вокруг себя, запихивая концы по обе стороны брюк. Хеймитч, едва запыхавшийся от бега, с багровыми щеками, злобно сверкал серыми глазами на нее.

— Больше некуда бежать, — сказал он, приближаясь к ней. Напряженный, опасный. — Что тебе от меня нужно? — он схватил ее за плечи. — Снова будешь молчать?

Капюшон упал с ее головы после легкого толчка.

— Не хочешь прогуляться? — спросила она, на удивление, непринужденным голосом. — Тут открыто окно, а там строительные леса.

Хеймитч опустил ее, внимательно всматриваясь в ее лицо.

— Опять прогулки, — хмыкнул он. — Или ты заставила меня носиться за тобой по всему зданию, чтобы столкнуть с высотки?

— Не смогла даже если бы хотела, — пожала плечами Эффи.

— Ну, конечно, — фыркнул себе под нос Хеймитч, раздувая челку над бровями. — Тогда для чего?

— Заставлять даму повторять по многу раз — невежливо, — ответила она, смотрясь в серебряные зеркала с черненой окантовкой.

— Если хочешь услышать от меня ваш пресловутый говор, мы здесь будем долго стоять, куколка.

— Я не особо спешу, — хмыкнула Эффи.

— Знаешь, конфетка, это самый ужасный способ пригласить на свидание.

— Ну, если ты считаешь это свиданием, то... — изо всех сил стараясь не отвести зрительный контакт, сказала Эффи.

Может, дрогнувшие плечи ее выдали, может, неуверенный голос, может, потерявший задор тон голоса, но Хеймитч отступил. Он внимательно осмотрел ее с ног до головы, задерживаясь на лице, будто пытался разглядеть то, что еще секунду назад было у нее во взгляде. Гримаса отвращения, проступившая на его лице, все-таки уколола Эффи больнее, чем должна была. Она отвела взгляд на окна.

— Так, я сваливаю, — фыркнул он, разворачиваясь на пятках. — Не хватало мне еще и этого.

— Хорошо, без проблем, — пожала плечами Эффи, наконец-то замечая открытое окно сбоку. — Иди, если дорогу вспомнишь.

Хеймитч не останавливаясь, вышел из квартиры, хлопнув дверью. От этого действия в воздух поднялись клубы строительной пыли. Эффи закашляла. Она медленно подошла к окну и открыла его нараспашку, высовывая голову, чтобы вдохнуть свежий воздух.

Едва ее дыхание улучшилось, она заметила, в каком состоянии был подол балахона от всей строительной пыли и громко цокнула. Эхо отскочило от стен и растворилось в пустоте комнаты. Эффи потянулась к нижней молнии, растягивая балахон до талии. Сложив подол в несколько раз, она обвязала длинную полоску ткани вокруг себя и завязала сзади бант. Конечно, чтобы не запачкать свои штаны, ей нельзя было здесь оставаться.

В данный момент ей было нечего терять, поэтому она перешагнула через раму открытого окна и ступила на строительные леса.

Они были достаточно широкими, примерно два метра в ширину, а край был огорожен теми же балками, что составляли каркас. Под ногами был металлический пласт с множеством небольших квадратных отверстий. Она прошла вперед, аккуратно смотря себе под ноги. Едва ее опасения по поводу непрочности конструкции развеялись, она взялась за перила и подняла голову.

Вид вокруг захватывал. Между двумя, завершенными, но еще не заселенными темными небоскребами, проглядывал Городской Сад. Это было единственное место во всем Капитолии, кроме Сада Президента, где можно было посетить множественные оранжереи, побегать по газону, полежать под кроной дерева, поплавать на лодке по пруду. Эффи любила это место, они с мамой частенько устраивали там пикники. Они даже отметили там ее одиннадцатый день рождения. Было уже прохладно и дождливо, но они все равно нашли в парке сухой кусочек и сидели там, пока не стало совсем холодно. С тех пор она там больше не была.

Она вдохнула ночной воздух полной грудью и медленно выдохнула, перед тем как слегка вздрогнуть от резкого шума у окна.

— Что? Не смог найти нужную лестницу?

— Ха-ха, — тянул гласные Хеймитч. — А может я решил, что ты еще, поди, сиганешь вниз из-за разбитого сердца.

— Неправда, — пожала плечами она, снова отворачиваясь к виду ночного города.

Она не смогла, даже если бы хотела. Кому как не ему об этом знать.

— Но ты знала, что я приду, — фыркнул Хеймитч. — Как?

— Интуиция, — пожала плечами Эффи.

— Интуиция-хуикция, солнышко, — фыркнул он, становясь рядом. — Врешь.

— Не мог бы ты… — просить не выражаться было бы верхом наглости. — Прекратить называть меня так, — поморщилась Эффи.

— О, а не могла бы ты, прекрасная леди, объяснить какого хрена-а я здесь за-а-был? — Передразнил Капитолийский акцент Хеймитч.

— Мы не говорим так, — фыркнула Эффи.

— Еще как говорите.

— Скажи это своим ярко-выраженным "р".

— О, пр-рости, дор-рогуша, но моим яр-рко-выраженным "р" наср-р-рать, — с усиленным акцентом своего Дистрикта проговорил Хеймитч.

— Как вульгарно, — она фыркнула, улыбаясь самой себе.

— Как вульга-а-р-р-но, — снова передразнил Хеймитч, копошась в карманах брюк.

— Долго же ты, наверное, ждал, чтобы поиздеваться над нашим акцентом.

— Правда? — сказал он, вынимая сигарету из пачки и поджигая ее. — Так очевидно?

Эффи внимательно смотрела, как в глазах Хеймитча снова загорелись два маленьких огонька, проследила, как он выдохнул струйку дыма.

— Примерно, как и то, что ты не умеешь курить, — хмыкнула она, приподнимая бровь.

Хеймитч закашлялся, поворачиваясь на нее с широко раскрытыми глазами.

— Откуда тебе-то знать, — произнес он сквозь кашель.

— В Капитолии все курят. А ты не вдыхаешь в легкие, оставляешь дым в ротовой полости и в горле, — хмыкнула она. — Это, кстати, более опасно, чем обычное курение.

— Тогда, — фыркнул он, снова затягиваясь, на этот раз, делая полный вдох, пропуская дым в легкие. — Мое счастье. Быстрее подохну.

— А ты думаешь, что дадут? — Хеймитч уставился на нее. Эффи немного сжалась под его взглядом — холодным и отрешенным. — Ты ведь знаменитость… Прости.

— Нет, куколка, тут ты права, — он потушил недокуренную сигарету о металлическую балку каркаса лесов. — Ноги протянуть мне точно не дадут спокойно.

Они замолчали, пока они смотрели, как окурок летит вниз. Хеймитч вытянул левую ладонь вперед. На неоновый галстук приземлился его окурок. Он откинул его в сторону и уставился в никуда, осматривая огни ночного города, совершенно не обращая внимания на развязавшийся галстук, прикрывающий бинты.

— Как твоя рука?

— Терпимо.

— Могу я? — Эффи повернулась, протягивая свою открытую ладонь Хеймитчу. — Я только поправлю повязку.

— Пф, — покровительственно ухмыльнулся Хеймитч. — Ну, валяй.

Он выставил левую ладонь, продолжая смотреть на ночной город. Бинты были белыми, и почти чистыми, лишь на верхнем краю виднелась серая полоска пыли. Эффи стянула окончательно с руки Хеймитча галстук и, продевая его снизу, обернула его руку три раза, продевая конец в конец, фиксируя галстук ровно над пыльной полоской.

— Не пережала? — Уточнила она. Однако не получив ответа, она подняла взгляд, ожидая увидеть Хеймитча, полностью поглощенного видами города, но встретилась с его внимательным взглядом.

— Если спрошу снова, — он не сводил с нее взгляда, думая, спасаться ему или нападать. — Опять замолчишь, будто в рот ваше рвотное полезло?

— Я отвечу на любой другой твой вопрос, — Эффи медленно отпустила его руку, слегка дернув бровью на ремарку о желудочном напитке.

— Ясно, — процедил он, отворачиваясь от нее.

— Я не издеваюсь над тобой, — сказала она, уставившись на свои руки. — Не смеюсь и, уж точно, не нападаю на тебя.

— Нет, что ты, ты просто вывела меня воздухом подышать, — фыркнул он. — Все проще, конфетка. Ты просто еще одна, решившая поиграть со мной в кошки-мышки.

— У тебя была возможность отступить, — пожала плечами Эффи, переводя взгляд на Хеймитча. — Ты мог остаться на том кресле и искать дно бутылки.

— И ты туда же, — закатил глаза тот, отворачиваясь на ночные виды. — Уж ты-то не имеешь права мне на мозги капать, принцесса.

— Замечание обоснованное, — кивнула Эффи. — Но поработай над тоном. Эти снисходительные имена звучат довольно грубо.

— Пф, ну, да, конечно. Ну, так, будь здорова, солнышко.

Эффи замолчала на секунду, сбитая с толку. Но тут же продолжила:

— И вообще, воспитанные люди обращаются друг к другу по имени.

— Хорошее замечание, куколка, отличное просто. — щелкнул пальцами Хеймитч. — Только вот имени я твоего не знаю.

— Да, наверное, нужно было представиться. Но меня учили ждать, пока меня попросят представиться.

— Уж, прости, я был слишком занят всеми этими ступенями, чтобы справиться об этом, — сказал он, отводя взгляд от ночного города. — Будто бы так просто и сказала, как тебя зовут.

— Я же вроде сказала, что отвечу на любой твой вопрос, — хмыкнула Эффи, слишком стесняясь смотреть ему в глаза. — Кроме очевидного, конечно.

— И как же тебя зовут?

— Мия, — Эффи повернулась, наблюдая, как в серых глазах промелькнуло сомнение.

— Ну, что ж, — хмыкнул Хеймитч. — Пусть будет Мия.

— А ты не представишься?

— Чего-чего? — Поднял брови Хеймитч.

— Я представилась, — пожала плечами она. — Было бы довольно невежливо с твоей стороны не закончить знакомство.

— Ты знаешь, как меня зовут.

— Не уверена.

— О, солнышко, — улыбнулся он. — Будь ты здорова, но ты — отвратительная лгунья. В тебе правдоподобности столько, сколько свежести в дохлой двухнедельной рыбе.

Эффи конечно видела разные не слишком свежие продукты у дяди Фэдона, но даже он не ел настолько испорченную еду. Если он ее сравнивает с такой рыбой, значит, скорее всего, он ее видел. Быстрее, чем она успела спросить о рыбе или же почему ей постоянно желают здоровья, Хеймитч отвернулся от нее, убирая с лица улыбку, и мямля что-то себе под нос.

— Тем не менее, дохлая двухнедельная рыба знает хоть что-то о приличиях, — наигранно вздернув бровь вверх, сказала Эффи.

— Хах, ладно, — он неожиданно протянул ей руку для рукопожатия. — Ты можешь звать меня Митч, солнышко.

— Мия, — исправила она. — Хорошо, рада познакомиться, Митч.

Они пожали руки. Его ладонь была крепкой и сухой, даже грубой, и совершенно отличалась от нервных, укутанных в шелк ладоней кавалеров, встречавшихся ей ранее. Не было и положенного поцелуя на тыльной стороне ладони, но было что-то ободряющее в этом жесте.

— Чтобы ты знала, я не то чтобы писаюсь от счастья, Мия, — они разъединили руки. — Но сойдет.

— Ну, конечно, — фыркнула она, закатив глаза. — А кто-то не собирался ввязываться в новые авантюры.

— А что? Ты бы заплатила? Присоединилась бы к фанаткам более близкого контакта?

Времена ее слепого обожания прошли уже два года назад. Наверное. Но она прекрасно знала, кто он. Хеймитч выжил в Голодных Играх, он потрясающе выиграл, а потом почти сразу потерял свою семью в несчастном случае. Он не был идеальным и воспитанным по всем стандартам и канонам человеком, он был строгим ментором, гениальным Победителем. Но будь он всем тем, чем он не был, у Эффи бы не было ее победителя.

— Не уверена, что ты бы когда-нибудь появился на рынке.

— Твоя правда, — фыркнул он, сморщив нос. — Но ты не отрицаешь своей возможной причастности.

— Мне не позволено… иметь более близкие контакты, — воспользовалась она знакомым эвфемизмом. — С кем-либо вообще. Без персонального одобрения родственникам: этого человека и всей его родни. В двух коленах.

— О, бедняжка, это наверняка безумно тяжело, — съязвил он.

— Нет, совсем нет. В данном случае, мне кажется, даже хорошо. — Улыбнулась она, игнорируя выпад. — На самом деле, мне и не придется принимать в этом участие. Я лишь разменная монета в чужой борьбе за власть и деньги. Я ничего не решаю. Все что я могу — набить себе цену побольше.

Хеймитч замолчал, впервые рассматривая ее столь внимательно, а она отвернулась на город. Ей было немного легче. Встретить своего Победителя, стоять с ним на балконе, разговаривать на темы опасные и тяжелые — все это казалось ей долгим сном. Крепким таким, терпким и мирным.

Вдали послышалась музыка. Шума города почти слышно не было, а вот разливы музыки с последнего этажа казались совсем близкими. Эффи узнала знакомый вальс, она много раз танцевала под него с одобренными кавалерами. Она сама не заметила, как начала тихонько напевать мелодию. Легкий толчок заставил ее повернуться на Хеймитча — он протягивал ей руку.

— Ты умеешь танцевать вальс? — удивилась она.

— Мэгз научила когда-то. Будешь танцевать или нет?

Эффи протянула руку и сжала сухую грубую ладонь.

— Благодарю.

Хеймитч действительно умел танцевать. Он двигался легко, вел ее по длинному металлическому паркету, прижимая ее к себе на каждом повороте. Не было ничего выверенного в этом танце: ни повернутой на зал головы, ни кротких улыбок при нечаянном столкновении взглядами. Только тишина, зеркала с черненой окантовкой и отдаленные звуки музыки.

Поворот, второй, Эффи чуть не наступила ему на ногу. Он это заметил и смешливо приподнял брови. Даже слой несмываемого крема для ровного тона лица не мог удержать ее смущения.

Они кружились вдоль здания, пока леса не закончились, и им пришлось разворачиваться. Хеймитч буквально перебросил Эффи, чем вызвал ее боязливый хохот. Он улыбнулся и повел Эффи обратно.

— Скажи, разменная монета, — начал он. — Как ты не сходишь с ума?

— Не знаю, — пожала плечами Эффи. — Я имею все, о чем многие и мечтать не могли, я должна быть благодарна. Стараюсь меньше думать. И даже если мои чувства не совпадают с тем, что я должна испытывать я притворюсь, это мне не сложно.

— Не сложно, говоришь? — фыркнул Хеймитч. — Отсутствие этого умения может стоить жизни. Причем даже не твоей.

Эффи хмыкнула. Хеймитч был редким гостем на различных программах, его не видел почти никто, а когда его видели, он был крайне недоволен «тупыми вопросами» и «противными рожами». Но раз в год… Наверное, только ради трибутов… Он давал ежегодное интервью. В этом году он появлялся еще чаще обычного, дал целых три штуки.

— Ты хорошо справляешься. Особенно в этом году. Ты умеешь убеждать людей, — сказала она, отводя взгляд. Ей все-таки было стыдно знать так много о чужом ей человеке. — Но убедительнее всего, когда ты говоришь искренне.

— Уж прости, солнышко, этой привилегии я лишен.

Они уже не крутились, легонько перебирая ногами на месте, не смотря друг на друга.

— Как и я. Озвучивать свои мысли считается крайне грубым в Капитолии. К тому же, если твои мысли покинули пределы твоей головы, они уже являются заявлениями.

— И в этом мы отличаемся, — сказал Хеймитч, заставляя Эффи взглянуть на него.

Они застыли на месте, не убирая рук, продолжая смотреть друг на друга. С одной стороны — небоскреб из стекла и бетона с другой — огни сотни таких же небоскребов, скоростных шоссе, разъездов, темнота Городского Сада, отражение озера вдали. Внизу праздновал город, сверху все еще слышались отзвуки вальса.

— Чем же мы отличаемся?

— Для тебя озвученные мысли — просто заявление. Для меня — смертный приговор.

Воздух растаял. Ноги приросли к металлическому решету под ногами.

— Тебя не могут казнить, — зашептала Эффи.

— Могут, — спокойно кивнул он. — Они уже убили большую часть меня.

— А меньшая где?

— На дне бутылки, — хмыкнул тот. — Только это большой секрет, куколка.

— Почему же ты доверил его мне? Я ведь могу тебя сдать властям.

— Можешь.

— Почему же тогда мы вообще разговариваем? Зачем ты пошел за мной?

— Знал бы я, принцесса. Если бы только знал…

Порыв прохладного воздуха вырвал их из тишины, и Эффи опустила руку с плеча Хеймитча и отступила на шаг. Она ощущала себя до ужаса мерзко. Вторая рука последовала за первой лишь через пару секунд, когда Хеймитч разжал свою.

— Благодарю, — кивнула Эффи с легким реверансом.

— Избавь меня от ваших Капитолийских штучек, солнце.

Он отвернулся и снова щелкнул зажигалкой.

— Не будь таким снобом, — нахмурилась Эффи, устроившись рядом, обхватив себя руками, стараясь сбросить с себя ужасное наваждение.

— Снобом?! — каркающе расхохотался Хеймитч. — Это невероятно!

— Между прочим, тебе бы не помешало понять нас.

— Понять? — фыркнул Хеймитч, бросая на нее косой взгляд. — Еще чего?

— Да, ведь только так ты… Двенадцатый дистрикт может стать первым на Играх.

— И каким же таким образом понимание Капитолийских заскоков поможет мне в этом?

— Спонсоры, — кивнула Эффи. — Ты просто не умеешь, в чем я тебя не виню, — она начинала тараторить от волнения. — Вежливо и обходительно общаться с ними, ты работаешь сразу с трибутом. И ты действительно делаешь из них отличных бойцов, но иногда спонсоры включают победные фанфары.

Она увидела, как лицо его застыло, словно какая-то маска скрыла все его эмоции.

— Прости… — она уставилась на свои руки. — Прости, я не… мне очень жаль. Эш не заслужил этого, а Навет повел себя как трус. Прости мен…

Она ощутила легкий толчок. Хеймитч снова смотрел на город, но непроницаемой маски на его лице не было. В нем виднелась глубокое истощение.

— Прости меня, Митч…

Он снова пихнул ее локтем и повернулся с совсем мимолетной маленькой улыбкой.

— То бишь, научись я елозить перед спонсорами, у моих трибутов появится шанс?

— Непременно, — кивнула она, с благодарностью принимая его невысказанное прощение, благодарность и доверие.

— Я не умею быть всем из себя правильным, милым и приятным — это же гребаный кошмар. Особенно с вашим братом. Это противно и утомительно.

Эффи фыркнула. Это действительно было так.

— Ты умеешь быть харизматичным.

— Харизму воспринимают, как грубость, — заспорил он с ней.

— Грубость легко можно скрыть за улыбкой.

— Да, конечно сразу после того, как меня назовут нахалом. Что недалеко от правды, куколка.

— Нахальство затмевает смекалка, — постаралась не слишком влюбленно звучать Эффи.

— Она никогда не была моим приятелям, скорее уж вышибалой в баре, который еще и морду набьет.

— Она спасла тебе жизнь.

— И убила всех остальных, принцесса, — спокойно сказал он.

— В этом нет… — Эффи слегка задохнулась. Убила. Он о своих Играх? О своих трибутах? О своей семье? — Ты делал все, что было в твоих силах… И тебе больше не придется никого терять, я знаю. Ты ведь так стараешься.

Она положила руку ему на плечо, едва сжимая его. Хеймитч, конечно, был выше, но совсем ненамного, да и она была на каблуках, их разница в росте была почти невидима, почти неразличима, будто не только их глаза были на одном уровне.

— О, принцесса, не делай из меня оптимиста, — выкинул сгоревший до фильтра окурок Хеймитч, улыбаясь ей. — Ты разрушишь всю мою жизнь.

Внутри у Эффи все внутренности связало в тугой узел, кажется, даже начало трясти. Ей вдруг показалось, что она если она сейчас ничего не сделает, то просто-напросто умрет. Едва приподнимаясь на носочках, она прижала свои губы к его щетинистой щеке. Кажется, она перестала жить в этот момент, даже сердце перестало биться. Подул слабый ветер, и она отступила, почувствовав, как к лицу приливает жар.

Хеймитч ничего ей не говорил, кажется, даже не сдвинулся с места. Ей на секунду показалось, что она снова стоит одна на этих лесах.

— Прости, — прошептала она, смотря на свои руки, но голова сама поднялась вверх, потому что, когда извиняешься, нужно смотреть в глаза, ее так учили. — Я прошу про…

Сначала она ощутила прохладу на том месте, где чужая ладонь коснулась ее подбородка, вторая ладонь через доли секунды обожгла холодом шею. Горячие губы соприкоснулись с ее, и весь мир вдруг стал ярче. Это было так опасно, так обжигающе горячо, мокро и возбуждающе. Но вместе с этим нежно, так нежно, что голова закружилась. Будто словно вся Эффи была искусным фарфоровым кувшином с водой в его сильных руках.

— Боже… — выдохнула она, глотая воздух ртом, припав лбом на его грудь.

Она боялась двинуться, боялась открыть глаза.

— Даже так? — Ощутила Эффи легкий смех и подняла глаза на два серебряных зеркала с чернением по краям.

Она отодвинулась, увидев в зеркалах собственное отражение — такое влюбленное, что это было неприлично. Но она все еще не могла отдышаться.

— Теперь тебе придется жениться на мне, — сказала она, порывисто вдыхая через нос, глядя себе под ноги.

— Боюсь, твои родственники меня не одобрят, — фыркнул Хеймитч. — Но ты-то всегда можешь последовать за мной в Дистрикт, верно?

Что-то в его тоне жутко укололо Эффи, она повернулась на него, не видя больше ни своего Победителя, ни Хеймитча Эбернети, даже ни Митча, она вдруг увидела незнакомца, злого и неприятного.

— Я… — начала она и запнулась.

— Забудь, — незнакомец перед ней пропал. Да и Митч тоже. Ее Победитель слабо улыбался ей. — Пойдем отсюда, пока тебя не потеряли.

— Да, конечно, — выдохнула она, протягивая ему руку скорее из привычки, чем из необходимости.

Чувство узнавания слабо колыхалось под крепкой ладонью. Они шли в молчании, переплетая пальцы и это было для Эффи опаснее поцелуя. Если он еще раз проведет большим пальцем по тыльной стороне ладони, она не выдержит.

— Думаю, им пора вернуть одежду, принцесса, — прервал ее мысли Хеймитч.

— Прости? — Подняла на него глаза Эффи, спотыкаясь в своих мыслях.

— Что, солнышко, голову потеряла? — Засмеялся Хеймитч.

Эффи залилась краской и отвернулась на него, упираясь взглядом в Безгласых: Красные полоски, Белые и Синие. Она даже не поняла, как они оказались на нужном этаже. Что-то в их взгляде, осторожном, но колючем, неодобрительном, вернуло ее к жизни, она высвободила свою руку из чужой теплой ладони и показала:

— Спасибо. Я в долгу.

— Язык жестов? — Фыркнул Хеймитч. — А есть ли то, чего ты не умеешь, конфетка?

Хеймитч уже снял свой балахон и протянул его Безгласому с Синими полосками, тому самому, который приносил ему лед. Эффи ничего не ответила на его вопрос и бросилась развязывать свой бант, но ее остановили.

Хеймитч легонько развернул ее за талию и развязал бант, а потом, не убирая ладони с ее талии, повернул к себе лицом и расстегнул молнию. Он протянул пыльный балахон Эффи девушке с Красными полосками.

Та приняла, смотря на Хеймитча такими большими глазами, что Эффи стало неловко. Хеймитч потянул Эффи прочь, она только и успела, что показать быстрое извините.

Она резко затормозила, пытаясь высвободить свою руку, но Хеймитч уже нажал на кнопку и вместе со светом, они проникли в темный проход. Она бросила осторожный взгляд назад, увидев перед тем, как остаться в полной темноте троицу Безгласых, они смотрели на нее, так, как обычно они смотрят на неизлечимо больных — будто она вот-вот умрет.

— Послушай… — зашептала она. До нее вдруг донесся гул разговоров людей. — Давай остановимся.

— Попроси как следует, — Хеймитч развернул ее к себе за талию.

— Что? Я… — Эффи взяла себя в руки. — Пожалуйста, прекрати, нас ведь увидят.

— Так тебя это волнует, принцесса? Не только твоих родственников?

— Пожалуйста… Митч, пожалуйста, так ведь будет только хуж…

Никогда Эффи Тринкет не думала, что отдаст своему Победителю свой первый и второй поцелуй, и все в один день. Если от первого поцелуя, она перестала жить, пока все вокруг светилось так ярко и ослепительно, то сейчас она только и слышала, что собственное сердце. Она так не хотела умирать. А темнота вокруг нее сгущалась. С тихим стоном Хеймитч отступил, прижимаясь своим лбом к ее макушке.

— Рад был поболтать. — сказал он, отпуская ее. — Увидимся еще, Мия? То же место, то же время, м? Через год. Или ты еще где-нибудь захочешь со мной увидеться? Словом, найди меня, принцесса. Обещаешь на мизинцах?